Третий год. Защита диссертации
Третий год. Защита диссертации
5 ноября 1966 г. — точка отсчёта завершающего года аспирантуры и работы запредельной интенсивности, благо жена с детьми находилась в Талды-Кургане. Ноябрь, декабрь 1966 г., январь, февраль 1967 г. — экспериментальная часть диссертации выполнена, режим работы 7.00–01.00 без выходных. Первым приходил в химкорпус АПИ, последним уходил. Как-то ночью вахтёр заглянула в лабораторию, где я, не разгибаясь, производил серийные измерения растворов на ручном ультрафиолетовом спектрофотометре СФ-4А: «Миленький, да ты же спишь!» Не знаю, как смог выдержать. Никогда в последующей жизни не работал в таком плотном режиме. Две недели эксперимента, неделя оформление статьи в центральную академическую печать, две-три бутылки сухого вина с Аникеевым и снова вперёд.
Периодически организм давал сбои, возобновились желудочные боли, удачно в Барнауле прописали викалин. Препарат помог и лет 20 я сам, не утруждая поликлиники, при появлении болей начинал приём викалина (~ 200 таблеток на курс), в конце 80-х перешёл на Де-Нол. Как всегда, выручало и молоко. В декабре 1966 г. получил сильнейшее отравление метанолом (основной растворитель в эксперименте) от вдыхания паров. Нос синий, губы синие, хорошо, вовремя в зеркало посмотрел. Никуда не обращался, времени не было, начал пить ежедневно по полтора — два литра молока. Дней через 5–6 лицо порозовело. Не зря всё-таки молоко является спецпитанием для химиков.
Экспериментальная часть завершена, следующая не простая стадия — оформление диссертации. Борис Владимирович разрешил использовать свой кабинет (появлялся в институте на 1–2 часа). Работал с повышенной нагрузкой, но умудрялся после обеда подремать 20–30 минут на письменном столе профессора.
Фолиант получился весьма объёмным, прежде всего, за счёт таблиц приложения, где зафиксированы результаты обработки экспериментальных данных на простейших механических арифмометрах «Феликс» и ВК-2. В 21-м веке сложно представить, как много мозговой энергии и времени тратилось на элементарные расчёты. Задержусь на уровне вычислительной техники.
Ноябрь 1966 г. Барнаул. С 7 утра до 1 часа ночи.
В описываемый период много шума вокруг создания вычислительных центров. Каждый уважающий себя ВУЗ создавал собственный ВЦ. ТГУ и АПИ не были исключением. Химики с трепетом (как о чём-то запредельном) слушали рассказы физиков и математиков о работе на ЭВМ, гордых попаданием в ночное расписание (режим работы ЭВМ объявлялся круглосуточным, но много времени уделялось ремонту и профилактике). Первые ЭВМ были ламповые, требовали больших площадей и массу обслуживающего персонала (в т. ч. программистов для подготовки задания вычислительной машине), очень капризные, чувствительны к качеству электроэнергии, имели ещё много недостатков, но это прорыв в новое информационное пространство. Для меня ЭВМ казались чем-то абсолютно недоступным, да и не видел в них потребности, мне бы «Феликс». В аспирантуре объём расчётов несравненно вырос по сравнению с 5-м курсом университета. К счастью, АПИ, являясь институтом молодым, относительно больше средств выделял на обеспечение научных работников, чем ТГУ. Сразу по приезду я получил в личное пользование кнопочный арифмометр ВК-1, усовершенствованный «Феликс». В конце 1966 г. объём обработки экспериментальных данных вырос настолько, что работа на ВК-1 могла затянуться на многие месяцы. Пробойный начальник вычислительного центра АПИ Шукис достал механический арифмометр с электрическим приводом ВК-2. Через проректора по науке добился разрешения работать на ВК-2 непосредственно в вычислительном центре. Приходил в одно из огромных помещений ВЦ (работали человек 30 программистов) к 9.00, уходил в 18.00. Трудился, не разгибаясь. На третий день окружающие «одурели» от шума (ВК-2 работал громко, «как трактор»). Начальник программистов вежливо уточнил, много ли мне ещё считать, после чего милостиво разрешил забрать ВК-2 на кафедру. Это и нужно было. Радость мою трудно описать. Эксперимент быстро (так я в то время считал) обсчитан. Кстати, арифмометр ВК-2 имел конструктивные недостатки, часто требовал ремонта и буквально через несколько лет перестал пользоваться спросом.
Чем ближе завершение диссертации, тем больше подключал в качестве «толкачей» отдел аспирантуры и проректора по науке. Андрей Тронов явно отставал со своей диссертацией и постоянно ставил палки в колёса, причём в удивительно вежливой форме (со стороны и не разобраться).
Весной 1967 г. начал представлять диссертацию. В мае выступил на Всесоюзном симпозиуме в Яремче (турбаза в Прикарпатье). Конечно, главное — деловые разговоры, не рисуясь, скажу, произвёл приятное впечатление на многих известных учёных в области физико-химических методов анализа. Интересно было смотреть по сторонам. Крутые горы, покрытые растительностью почти как джунгли, быстрая речка с ледяной водой, стилизованные под сказочные мотивы корпуса турбазы, лежащие у входа в турбазу разукрашенные гуцулы, продающие деревянные поделки — очень красиво и необычно. Кстати, привёз оттуда папе в подарок пивную кружку из морёного дуба, мама приспособила её для хранения соли (у женщин своя логика!). Потрясающее впечатление произвела воскресная автомобильная экскурсия в Закарпатье (через Рахов до Хуста, ~ 250 км). Перевалили Карпаты и долго двигались в нескольких метрах от государственной границы, проходящей по широко известной по детективам реке Тиса, левому притоку Дуная. Населённые пункты отличаются, как по архитектуре строений, так и по внешнему виду жителей, чередуются украинские, румынские, венгерские деревни. В одежде много ярких красок, оказалось, жители сами изготавливают краски древними способами. Поразило разнообразие растительности Закарпатья. В районе Хуста мы пешком поднимались к развалинам древнего замка венгерского князя, я всё пытался посчитать, сколько разновидностей деревьев на небольшой территории встретил. Забыл, сколько, раз в 10 больше, чем можно одновременно встретить в Сибири и на Алтае. Разнообразные виды ели и сосны хорошо сочетаются с дубом, липой, дикой грушей, берёзой…. Очень красиво!
Возвращаясь из Яремче домой, не мог упустить возможность познакомиться с Львовом. Доложил диссертацию преподавателям и дипломникам химического факультета Львовского университета. Слушали с интересом, много вопросов, но письменный отзыв получить не удалось (зав. кафедрой органической химии оказался слишком осторожным). Удивился, что некоторые химические дисциплины в ЛГУ читаются на украинском языке (в СССР было принято естественные науки читать на русском языке). Походил по великолепному многовековому парку университета. Гигантские платаны и цветущие каштаны, обилие цветов и приятных запахов. Университетской роще Томска далеко до этого парка. Город мне понравился и, прежде всего, своим откровенно «заграничным» видом, резким отличием от насаждаемого «советского» стиля градостроительства. Львов расположен на холмах, древние улицы и кривые переулки мощены камнем, тёмные от старости дома имеют остроконечные черепичные крыши. Много костёлов.
Во второй половине июня повёз диссертацию в Томск с попыткой представить к защите в Совете по химии при ТГУ (в составе профессора ВУЗов Томска). Согласие получил, удалось раскрутиться, преодолевая бесчисленные препятствия. Работа срочная, в начале июля «вузовская наука» уходит в отпуск, Написал автореферат, как напечатать? В Барнауле «прикормил» машбюро крайисполкома и проблем не имел. А в Томске? Машинистки нарасхват, в официальной аспирантской очереди можно стоять месяцами, грамотные (тексты химиков, мягко сказать, специфичны) машинистки дефицитны. Наконец, в политехническом институте нашёл женщину, согласившуюся печатать после работы. Дальше надо подписать автореферат в учёном совете (не глядя, никто не подписывает) и получить письменное разрешение на размножение. Естественно, ротапринты ТГУ и ТПИ заняты заказами на год вперёд. Опять уговоры и деньги (конечно, не такие, как сейчас). Следующая стадия рассылка по 100 адресам.
Диссертационные дела в Томске закончил 3 июля 1967 г., защита назначена, чем не только озадачил Тронова (он и предположить не мог, что в 2 недели смогу представить диссертацию, подготовить и разослать автореферат), заставил ахнуть барнаульских друзей, но и приятно удивил ректорат АПИ.
1966 г. Барнаул. Слева лучший друг жизни Валентин Аникеев, в центре маленькая Эльвира.
Июль 1967 г. Горный Алтай. Валентин перебирается через быструю речку.
Появился в Барнауле, а Аникеев с Лидой Ситниковой (будущей женой) и супруги Корнейчуки собираются 2 недели путешествовать по Горному Алтаю. Нина с детьми уже в Талды-Кургане. Решил отдохнуть в горах после трудного года, резкое возмущение Нины прочувствовал позже, при личной встрече.
Цель — красивейшее озеро Шавло. Сначала 400 км преимущественно гравийной дороги от Бийска по отдельности на двигающихся в Монголию грузовиках (водители за деньги подсаживали в кабину) вверх по Чуйскому тракту с ночёвкой у «придорожной жены» водителя (помните блестящий фильм Шукшина «Живёт такой парень» с Куравлёвым в главной роли). В течение суток собрались у посёлка Курай, примерно в сотне км от государственной границы. Дикие горные туристы надели рюкзаки и вперёд согласно нарисованной с чьих-то слов схеме (карты секретны?!) по совершенно незнакомым и безлюдным местам, временами исчезающим человеческим и звериным тропам. Интенсивно двигались от рассвета до заката под практически непрерывным моросящим дождём (не повезло с погодой), короткий ночной привал и снова вперёд.
По пути заглянули в альпинистский лагерь Актру. Здесь неожиданно встретили профессора Михаила Владимировича Тронова (75 лет!), младшего брата шефа, руководителя практики студентов-гляциологов, изучающих ледники Алтая.
Днём делали кратковременный привал, перекусывая сухарями и куском сухой польской колбасы. В моём рюкзаке запас спирта. В небольших дозах выдавал на ужин, чтобы не заболеть. По дороге встретили группу альпинистов с ледорубами, в альпинистских ботинках «триконях», а мы в обычных кедах. Проходили камнепады, по которым альпинист-профессионал никогда не пойдёт. Видно судьба нас берегла.
На пятый день рано утром неожиданно встречаем на лошади алтайца. Разбираемся с маршрутом, алтаец показал короткий путь к озеру и тропу. Расстояние? Четыре километра! Надо ли объяснять, как мы, молодые умники, физики и химики, взбодрились. Вперёд! Без привалов, без обеда! Пришли на озеро без сил в полной темноте. «4 км» интенсивно, стиснув зубы, без шуток и прибауток двигались минимум 14 часов!
Озеро Шавло изумительное место. Всемирно известный математик академик Борис Николаевич Делоне, пришедший с группой московских альпинистов через 2 дня, уверял, что не видел подобной красоты в Швейцарии. Мне нравилось общаться с Делоне, часами слушал с разинутым ртом. Удивительны рассказы о нравах в академии наук (1967 год!): «Все боятся говорить, раньше не боялись высказываться только атомщики, а сейчас ещё и ракетчики…» Впервые услышал о Сахарове, о взрывных выступлениях академика Тамма на общем собрании АН СССР по поводу уровня сельскохозяйственной науки, учёности Мичурина, учения Павлова… Рассказал Делоне, как посадили его сына (позже известный диссидент и правозащитник): «Дурак, читал стихи у памятника Пушкину». Кстати, 14-летний внук Делоне (сын правозащитника) постоянно крутился у нашей палатки, обменивал сигареты или что-нибудь московское вкусненькое на возможность пострелять из наших малокалиберных винтовок.
Запомнилась ловля хариусов при впадении речки, вытекающей из-под красивейшего ледника, в озеро Шавло. Меня убеждали, на дождевого червя ничего не поймаешь, нужна только искусственная мушка из медвежьей шерсти. Но я человек консервативный, принёс 9 крупных хариусов (грамм по 400). Позже, правда, убедился, что на мушку удобней ловить, не надо без конца поправлять червяка. А вообще ловля хариуса непростое дело, он пуглив, хватает только движущуюся наживку, необходимо длинное удилище, причём забрасывать желательно из-за какого-нибудь укрытия. Так уж случилось, был основным поставщиков хариусов. Варили уху, поджаривали на костре. Вкусно!
Возвращались на Чуйский тракт другим маршрутом, в посёлок Чибит, ни у кого даже мысли не мелькало спрашивать местных жителей на лошадях о расстояниях. Урок на всю жизнь! Говорят же, конный пешему не товарищ.
Из Чибита снова поодиночке добирались в Бийск на грузовиках, возвращавшихся из Монголии. Автобусы в тех краях не ходили. Я ехал в кабине опорожненного бензовоза. По дороге водитель показывал обрывы, где разбился его отец, старший брат, тоже водители. На крутых поворотах на спуске, не снижал скорость, только командовал мне смотреть за встречным транспортом. Не похоже, чтобы такой лихач мог надолго пережить близких родственников. Возможно, тяга к риску стимулировалась большой по тем временам зарплатой водителей, допущенных к межгосударственным перевозкам.
Июль 1967 г. Горный Алтай. Жемчужина, не уступающая прелестям Швейцарии — озеро Шавло.
До Бийска «долетели» часов за 10 без остановки у «дорожной жены». Как удивилась тёща, когда поздно вечером появился зять, мокрый, грязный, заросший. Она и понятия не имела, что я в горах. Ванна, несколько рюмок тёщиного самогона, чистая постель и к утру был свеж, «как огурчик», чем весьма удивил на железнодорожном вокзале своих спутников. На следующий день поезд увозил меня из Барнаула в Талды-Курган.
Месяц в Талды-Кургане, затем подготовка непосредственно к защите: доклад, оформление демонстрационных материалов, сбор отзывов. За отзывом официальной оппонирующей организации (Киргизский университет) пришлось ехать самому, выступать с докладом, подготовленным для защиты. Всё прошло удачно, положительный отзыв в портфеле, но запомнилась поездка во Фрунзе (Бишкек) в сентябре 1967 г. и столкновением с аномальным человеческим поведением.
Валентин Аникеев часто употреблял любимую поговорку студентов-физиков МГУ «лес рубили дровосеки, оказались гомосеки». Поговорка казалась забавной, но бессмысленной. Однако физики МГУ вкладывали в поговорку, как минимум, два смысла, причём один из переносных считали важным (потенциал есть, разговоры есть, а серьёзных научных трудов нет). Что касается прямого смысла, у меня уже двое детей, о гомосексуализме что-то смутно слышал, не более того, лично не сталкивался. И вот Фрунзе — прекрасный южный город, утопающий в зелени. Особенно хорош бульвар, упирающийся в центральное здание железнодорожного вокзала. С гостиницами в городе проблема, я неделю жил в типичной для того времени вокзальной комнате отдыха с 10–15 кроватями с давно ослабленной панцирной сеткой, без стульев, телевизора, умывальник в «благоухающем» общем туалете. По вечерам единственное развлечение (на ресторан денег не было) — прогулки по бульвару. Жара спадает, сотни видов цветов на клумбах, деревья аккуратно подстрижены, порой казалось, ты в раю или во сне. Сядешь на скамеечку против красивой клумбы, любуешься, думаешь о чём-то своём, докладе, документах, будущей защите. В последний свободный вечер идиллия неожиданно улетучилась. На скамеечку подсел узбек 30–40 лет. Обычный разговор случайно встретившихся людей в районе железнодорожного вокзала. Откуда? Где остановился? Когда уезжаешь? Неожиданно понял, узбек оценивает меня в качестве потенциального партнёра, в характерной сластолюбивой манере зовёт «покушать» на недалеко расположенную квартиру. Встаю и начинаю двигаться в сторону вокзала. «Товарищ» не отстаёт, одной рукой пытается ухватить мой пенис, другой вложить в мою руку собственный орган (через штаны, разумеется). Под лопатками неприятное чувство страха, начинаю усиливать движение, фактически тащу узбека за собой в сторону света и людей (удивительно, но в 11 часов вечера на бульваре безлюдно). Продолжаю прикидываться дурачком и, ускоряя ход, объясняю гомосеку (термин «голубой» широко вошёл в обиход лет через 20–30), как много на вокзале желающих женщин, проституток. С трудом отвязался только перед входом в ярко освещённый вокзал. Не сразу оценил юмор ситуации, давило смешанное чувство омерзения и страха, в чужом городе я всегда опасался за карманы, но не ожидал подобных приключений. Зато в Барнауле друзья, представляя меня в роли дровосека, веселились от души. Любопытна реакция одной из умных женщин: «Теперь ты понимаешь, как бывает противно, когда незнакомый мужик начинает к женщине приставать!»
Защита диссертации состоялась в ТГУ 3 ноября 1967 г., за 2 дня до конца аспирантского срока. До того ни один аспирант АПИ не защищался в срок (по-видимому, основная причина активной поддержки меня ректоратом в конфликтных ситуациях с научным руководителем и его сыном). Да и из сокурсников, одновременно поступивших в аспирантуру, пока никто не защитился.
Члены Совета разошлись по делам, а я сижу со своими бумажками, ни радости, ни горести, просто моральная и физическая усталость. Вечером выпил с кем-то (не помню) стакан-два вина. Последующие два дня «вприпрыжку» носился по инстанциям с оформлением стенограммы защиты, протоколов, сбором подписей…. Вечером 5 ноября необходимый пакет документов отправлен в Москву на утверждение высшей аттестационной комиссии (ВАК), а я двинулся в сторону вокзала.
По завершении диссертации ощутил качественный (диалектика!) скачок во внутренней самооценке, появилась уверенность в собственных возможностях. Окружающая научная «публика» Барнаула и Томска убедилась в моей способности решать трудновыполнимые задачи в установленный срок. После доклада диссертации в сибирском физико-техническом институте при ТГУ получил приглашение на работу в группу профессоров Прилежаевой и Даниловой (спектроскопия межмолекулярных взаимодействий). Жильё не предоставлялось, вопрос отпал.
Особо впечатлил при личной встрече председатель Совета по защитам диссертаций профессор Армин Генрихович Стромберг, один из ведущих учёных-химиков Томска, научное светило мирового уровня. Он выразил мысль, которую я не мог озвучить много лет, чтобы никого не обидеть. Смысл сказанного: диссертация реабилитировала направления работ Бориса Владимировича Тронова, предыдущие диссертации Рыжовой (мой дипломный руководитель, затем многолетний завкафедрой органической химии ТГУ), Круликовской (доцент родной кафедры) были очень слабыми.
6 ноября появился в Барнауле, состоялся скромный банкет в ресторане «Алтай» (человек 25 близких друзей и сотрудников кафедры). Исторический репер — страна с большой помпой празднует 50-летний юбилей октябрьского переворота, на демонстрации много поздравлений. Приятно.
Сверхзадача (защита диссертации) выполнена. Ректор АПИ Радченко сдержал обещание: 21 ноября переехали из общежития в новую трёхкомнатную квартиру. Пусть верхний (пятый) этаж типовой хрущёвки, пусть крайний дом в Барнауле (начало строительства крупного микрорайона, 40 минут на автобусе до АПИ), но это своя квартира. Первая из пяти квартир, полученных мной (1967–1981 гг.) от государства при карьерном продвижении. Новоселье отмечали, сидя на стопках книг, чемоданы использовались в качестве столов. Детям раздолье. В зале детское корыто с игрушками, больше нет ничего.
Отдалённость от института, отсутствие домашнего телефона добавили сложностей с часто болеющими Эльвирой и Игорем (раньше жили в 5 минутах пешком от работы). Устроили Эльвиру в круглосуточный садик, забирали в среду и пятницу, но и это не спасало ситуации. Старались с Ниной так утрясать расписание занятий со студентами, чтобы один из родителей мог всегда быть дома.
Потихоньку обустраивались. Как-то в воскресенье звонок. Открываю, стоит заочник (или вечерник, точно не помню) и протягивает коробку с лентами войлока и гвоздями для обивки наружной двери. Пытаюсь отказаться, студент поставил коробку на пол и сбежал. Как он узнал о новой квартире, кто дал адрес, на какой стройке украл войлок с гвоздями (это сейчас всё можно купить в магазине)? Вопросы остались без ответа, но эта взятка (тащить войлок с гвоздями в институт и попытаться вернуть — смешить людей) надолго врезалась в память. Не помню, что я поставил ему на экзамене, скорей всего «удовлетворил», так как лишние двойки — головная боль преподавателей, начинаются институтские разборки по поводу качества обучения (плохо готовите, срываете план выпуска!).
На кафедре продолжалась возня, начатая год назад. После завершения учёбы в аспирантуре остро встал вопрос о должности. Ректор публично обещал каждому аспиранту АПИ сразу после защиты диссертации должность старшего преподавателя (при наличии учёной степени оклад гораздо выше, чем у «остепенённого» ассистента). Опять конфликт на родной кафедре: сын Тронова фактически руководит делами на кафедре, являясь «не остепененным» старшим преподавателем. Ректорат даёт дополнительную ставку под меня в штатное расписание, Б.В.Тронов отказывается визировать приказ. Наконец, 28 ноября ректор, вопреки мнению заведующего кафедрой подписал приказ о моём назначении старшим преподавателем с 06.11.1967 г. (задним числом!). Шум не утихал месяц, затем атмосфера на кафедре и факультете успокоилась, но я понял, надо уходить, творческой работы не будет.
Подвернулось объявление о конкурсе в тюменский индустриальный институт, позвонил, сел на поезд, через двое суток вернулся с бумагой, 28.06.1968 г. подписанной ректором ТИИ Косухиным. Выражена просьба к ректору АПИ отпустить Э.Г.Полле, как прошедшего по конкурсу на должность доцента кафедры технологии нефти и газа ТИИ, а Н.Н.Полле ассистента кафедры физической химии. Отправил с привезённым письмом-обращением к Радченко Бориса Владимировича, как лицо, заинтересованное в моём уходе. Существовала юридическая проблема, аспирант обязан отработать 3 года (как и молодые специалисты после окончания ВУЗа). Ректор АПИ, зная ситуацию на кафедре и условия, в которых прошла подготовка и защита диссертации, не хотел нас отпускать. Не один раз Б.В.Тронов ходил к ректору, убеждая подписать моё заявление. Наконец, ректор вызвал меня, уговаривал остаться, резко негативно прошёлся по адресу Андрея Тронова. Но заявления об увольнении подписал.
Закончу об Андрее Тронове. Защищался он через год после меня, возле университета в Томске дежурила скорая помощь: Борис Владимирович не переживёт, если Андрея «прокатят». Через несколько месяцев Борис Владимирович умер. Сколько же неприятностей Андрей доставил людям, что его моментально выставили из института. В ответ Андрей Тронов демонстративно пошёл работать грузчиком на железнодорожную станцию (в те времена кандидат наук грузчик! вызов обществу), потом уехал в Бийск (филиал АПИ), затем в Брянск… Мукарама давно его бросила.
Принципиально решив вопрос с переездом в Тюмень, отправился в компании с Ниной, Валентином, Лидой, Витей Левиным в Горный Алтай. Конечная цель маршрута озеро Тайменье. Перед непосредственным выходом с автомобильной трассы в горы к нам присоединился «тёмный» москвич, путешествовавший в одиночку с самодельной разборной малокалиберной винтовкой. Рюкзаки тяжеленные! Основную часть маршрута, особенно на затяжных подъёмах шёл впереди колонны. Что-то есть в характере, психологически затрудняющее движение вторым…
Запомнилась ночёвка у пастухов (с мая по сентябрь выгуливают торбаков двухлетних коров-нетелей) через несколько дневных переходов от тракта. Угостили пастухов спиртом, улеглись. Проснулись часа в 3 ночи от дикого крика. «Это Колька хайлает, медведь напал на его овец, а у него карабин неисправен». Мы схватили свои «мелкашки» и в полной темноте побежали в крутую гору сквозь траву в человеческий рост на голос. Прибежали, а Колька: «Да внизу медведь задрал торбака, я вам и кричал». Сработали «фокусы» акустики: с горы отчётливо слышен рёв задираемой коровы, а в избушке на берегу маленькой журчащей речушки в 100 метрах от стада ничего не слышно. Утром осмотрели погибшую корову, медведь присыпал её листьями и камнями, оставил подтухнуть. Пастухи настроили самострелы из карабинов (страшно даже подумать, что кто-то из туристов может зацепиться за натянутую леску). Оказалось, с весны из 200 торбаков, медведи задрали уже 18-го. Прождали сутки, на следующую ночь медведь не пришел, и мы продолжили маршрут.
На озере Тайменьем стоянка дней на 5. Ночёвки в период движения и на стоянке оказались малоприятным занятием (гораздо лучше чувствовал себя москвич в индивидуальном спальном мешке на свежем воздухе). Палатка двухместная, температура ночью не намного выше 0, 5 человек по команде переворачиваются с бока на бок, а если учесть, что в Вите килограмм 120… И, конечно, большая глупость ходить в физически трудный поход с женой: нервная разрядка идёт на мужа (вполне вероятно, это чисто индивидуальная черта Нины или что-то раздражало в поведении мужа).
Моя основная задача обеспечение рыбой. Ловля хариуса шла неплохо, однако он был мельче, чем годом раньше на Шавло. После интенсивной ловли хариуса несколько месяцев болела рука в области между кистью и локтем (длинное, тяжёлое удилище непрерывно забрасывается, неподвижную наживку хариус «презирает»). Лет через 15 Аникеев рассказывал, что в местах наших первых походов хариуса не стало.
Московский спутник убил медведя-двухлетку. Опасаясь матери-медведицы, переправляли тушу на самодельном плоту, разделывали в устье выходящей речки. Получилось 2 ведра отличного варёного мяса. Неожиданно Валентин и Витя не стали есть медвежатину (кстати, Левин до последнего перевала нёс бутылку уксусной кислоты специально для шашлыка из медвежатины, дальше стало тяжело!). Типичный пример поведения больших любителей поговорить.
Повторюсь, в путешествиях по Горному Алтаю являлся хранителем спирта (в аспирантской лаборатории всегда в наличии солидный запас хорошо очищенного мной, подготовленного для тонких экспериментов спирта). В таких трудных и дальних походах без аварийного запаса спирта нельзя. Другие алкогольные напитки в горы можно таскать при наличии лошадей, иначе на рюкзаки никакого здоровья не хватит. Использовали спирт как средство против простуды в условиях дождливой холодной погоды. Понемножку, грамм по 100 спирта выпивали у костра перед ночёвкой, а остаток, когда возвращались на автомобильную трассу. Кстати, о запасах спиртного нельзя было ни в коем случае сообщать пастухам, изредка попадавшимся на пути. В конце июля 1968 г., возвращались с озера Тайменье по новому маршруту, в другое место трассы. Остался дневной переход. Поставили палатку около аила (чума) одинокого пастуха-алтайца, чтобы расспросить о надёжной тропе через перевал в долину Катуни. Начали готовить ужин, вдруг алтаец унюхал спирт, я стал для него «самым хорошим» человеком. Притащил сушёное мясо. Конечно, мы его угостили. Утром он бросил отару, потащился нас провожать через перевал, от меня не отходил. Ни добрым словом, ни матом отвязаться невозможно. Когда спустились к Катуни, алтаец ходить не мог, лежал поперёк седла своей лошади. Уж не знаю, как он потом добрался до своей отары.
Долина Катуни — райское место со своим микроклиматом! На берегу деревня староверов. Мужики с бородами. Многие жители никогда не видели железной дороги. После сухарей, сухой колбасы и пищи из концентратов накинулись на сметану, самодельный хлеб и помидоры, вызревающие на корню, без теплиц. Хозяйке отдали всю колбасу, чему она была страшно рада. Деревня в 40 км от горного райцентра Усть-Кокса, почту привозят на вездеходе не чаще 1 раза в неделю. Другого транспорта нет. Только легли погреться на берегу Катуни (вода тёмная) и начали размышлять, где лучше половить тайменя, появилась машина. Упустить шанс нельзя. И вот мы в автобусе Усть-Кокса Горно-Алтайск. Автобус идёт с ночёвкой, причём каждый ночует, как хочет. Из автобуса всех выгоняют, шофёр идёт к подруге, местные жители кто куда. Одни туристы «болтаются как попало» с 18 часов до 9 утра.
При появлении в Барнаул радость: пришла долгожданная открытка из ВАК об утверждении 12.07.1968 г. результатов защиты диссертации. Вот уж теперь можно ощущать себя полноценным кандидатом химических наук.
Несколько дней потратили на отправку контейнеров в Тюмень. Проводы друзей, все помогают… Затем с детишками поехали на несколько недель в Талды-Курган. Закончился сложный, но очень интересный этап жизни в Барнауле, автору 27 лет. Что впереди?
Возможно, зря уехали. Наберись я терпения в 1968 г., то после того как выкинули Андрея Тронова из института, реальных претендентов на заведование кафедрой органической химии АПИ не осталось. Дальнейшая жизнь могла пойти совсем по другому сценарию.