Глава 24 Свобода любить

Глава 24

Свобода любить

Пятница, 16 марта 2001 года, 15.41.

Ярко-голубые глаза вдумчиво, с легким намеком на насмешку, смотрели на меня, потом распустился бутон крохотных розовых губок. Заглянув в эти потрясающие глаза, я наконец поняла, что теперь все будет в порядке. Мир стал правильным, и ничто в нем больше не казалось пугающим или страшным. И у нас с этой крохой все будет прекрасно.

Моя дочь, Верити Изабель, родилась с золотистыми вьющимися волосами и пальцами пианистки. Спустя месяцы хлопот и волнений я была счастлива узнать, что девочка была неприлично здорова и весила 3 килограмма 710 граммов и была 55 сантиметров ростом. Она обещала вырасти высокой. Ее ресницы очаровали меня. Длинные и роскошные, они касались ее щек и вздрагивали в такт ее снам.

Она повернулась к моей груди спустя мгновение, бросив лишь первый взгляд на меня, и принялась уверенно и с аппетитом сосать.

– Ну вот, – сказал профессор Майкл Беннет. – Я же говорил, что у тебя все получится. А знаешь, я еще никогда не принимал роды прямо на полу, так что тебе оказана особая честь.

Я заверила его, что его репутация грозного главы Королевского женского госпиталя не пострадала ни в малейшей степени. Удивительно, но Майкл оказался мужчиной, который помог мне пережить довольно непростое время.

Беременность была тяжелой. Несколько раз меня клали в больницу с осложнениями и подозрениями на преждевременные роды. Я провела по меньшей мере три месяца беременности лежа в кровати и принимая лекарства от болезни сердца, которую получила в Восточном Тиморе.

В начале беременности мне снова стала звонить Пола. Иногда она с трудом выговаривала слова, но они всегда были полны боли. Вскоре наши беседы стали случайными и очень короткими. Она всегда была грустной и постоянно говорила о любви к дочерям. Пола самым трагическим образом неслась навстречу смерти в сентябре 2000 года, когда ее нашли мертвой после передозировки. Ее бывший муж, Боб Гелдоф, оказался человеком, обладающим по-настоящему глубокой способностью любить и сострадать. Он стал опекуном Тайгерлили и вырастил ее вместе с тремя ее сестрами в доброй и спокойной семье.

Через неделю после смерти Полы я получила посылку, внутри которой лежал крохотный детский костюм леопардовой раскраски и подходящие под него пинетки. Все это было завернуто в подарочную упаковку. Пола сделала подарок ребенку, которого я носила.

Сейчас по щекам Сары Хикс, моей драгоценной подруги и помощницы в родах, текли слезы. Мы подружились с того момента, как нас познакомила Джудит, и со временем наша дружба лишь крепла. Сара – самая добрая душа среди всех моих подруг. Это она поддерживала мне спину, когда я рожала свою дочь. Две другие мои подруги, Валери и Фиона, тоже присутствовали при рождении Верити, и их глаза тоже блестели от слез.

Все страхи о том, что я не смогу быть прежней, безгранично любящей матерью, испарились, как туман в солнечный день. Сомнения в себе из-за эмоциональной травмы, пережитой во время беременности, тоже исчезли. В глубине души я чувствовала, что похищение моих детей не причинило мне того ущерба, которого я боялась, и я все еще способна на глубокую любовь к своему ребенку, составляющую сущность каждой матери. Это знание стало для меня откровением и облегчением. Умом я понимала, что механика материнства не составит для меня никакого труда, но боялась за способность привязаться к ребенку эмоционально.

Но Верити родилась, чтобы исцелить мое истерзанное сердце. Я никогда не считала ее заменой старшим детям. Дети не взаимозаменяемы, они уникальны и индивидуальны и не являются продолжением эго своих родителей.

Неумные люди часто высказывались о том, что Верити появилась в качестве восполнения утраты потерянных детей. Как мало же они понимали и как мало знали о крохотном, но решительном человечке по имени Верити.

«Да уж, истина[2] во плоти», – часто бурчала я, смягчая свои слова улыбкой. Ни один ребенок не может заменить другого, и, несмотря на то что я радовалась рождению этой малышки, ее брат и сестра никогда не покидали моих мыслей и моего сердца.

Я любила свой Орешек, так я называла Верити до последних месяцев беременности, с того самого момента, как увидела ее ровно бьющееся сердце на мониторе ультразвукового аппарата. Это произошло всего через несколько недель после зачатия, и мой партнер держал меня за руку. Невзирая на то что я определенно являюсь сторонником абортов, сама я никогда о нем не думала. Эта беременность стала для меня сюрпризом, учитывая мою историю болезни и все сопутствующие риски. Сначала врачи сомневались, что я смогу выносить ребенка до положенного срока, потому что до нее у меня был выкидыш на сроке в десять недель и замерший плод в двадцать шесть.

Даже сейчас я говорю Верити о том, что она – чудо, посланное Богом, один из величайших даров жизни. С самых первых дней я шептала ей на ушко, укрывая одеялом на ночь:

– Мама решила вырастить тебя в своем животике. Я люблю тебя так сильно, как дует ветер, который колышет листья деревьев во всем мире. Люблю всем сердцем и душой, и всегда буду любить, что бы ни случилось.

А позже, когда она познакомилась с мужчиной, который стал ей настоящим отцом, мы добавили и его к нашим ежевечерним благословениям:

– И папа сам решил стать твоим папой, что делает тебя еще более драгоценной. А он любит тебя до Луны и обратно десять миллионов раз!

Дело в том, что Верити не родная дочь моего мужа, Билла, но он для нее настоящий отец, как она – его дочь в полном смысле этого слова. Он менял ей подгузники с тех пор, как ей было всего несколько месяцев от роду, баюкал ее, когда она температурила и капризничала после прививок. Он носил ее всюду в детском рюкзачке и гордо расправлял плечи, когда люди делали комплименты ее красоте. Я даже подозреваю, что он влюбился в Верити задолго до того, как его дружба со мной переросла в любовь.

Когда Верити исполнилось одиннадцать месяцев и пару недель от роду, всего за восемь дней до нашей свадьбы, нам сказали, что девочка, возможно, больна лейкемией, и Билл держал на руках ее вырывающееся тельце, пока доктора искали вену, чтобы взять кровь на анализ. По его лицу струились слезы. Он был рядом и в плохие, и в хорошие времена, и когда ее рвало по ночам, и когда она с гордостью делала первые шаги и успехи. Поэтому во всех отношениях, по всем критериям, которыми ребенок измеряет свою безопасность и строит самооценку, Билл – отец Верити.

Мне трудно об этом писать, потому что я понимаю, какую обильную пищу даю для сплетен и досужих домыслов. Но делаю я это по одной-единственной причине: я знаю о том, что некоторые средства массовой информации находят эту часть моей личной жизни интересной. Наша Верити все еще очень мала, и я надеюсь, что вы, читающие эти строки, позволите нам самим найти время и способ поговорить с дочерью на эту важную и глубоко личную тему и не станете превращать мои слова в сплетни или материал для таблоидов, что, конечно же, осложнит всю ее оставшуюся жизнь.

Во время зачатия Верити я состояла в отношениях, которые считала серьезными и длительными. Мы с биологическим отцом Верити планировали после ее рождения поселиться в Вашингтоне. Я перекроила всю свою жизнь, чтобы быть рядом с ним. Я сделала это потому, что он меня об этом попросил, но потом, на восьми с половиной месяцах беременности, он решил пересмотреть суть наших отношений.

Он объявил, что заново оценил наше будущее и теперь выбор был за мной: я должна была либо отдать ребенка на усыновление сразу после родов, либо согласиться на разрыв.

Мне было сложно, но я выбрала последнее и никогда не жалела о своем решении. Я глубоко и искренне любила отца Верити, без тени сомнений и с верой в то, что у него доброе сердце и грубое понимание моего прошлого. Я любила его, и мои самые осторожные друзья поддерживали во мне это чувство. И все они до сих пор пребывают в недоумении и шоке из-за того, как закончились эти отношения.

Когда я спросила его, зачем он вообще их начал, он перед друзьями сказал, что воспринимал меня как вызов себе и считал меня интригующей. А потом он навсегда ушел из моей жизни. С тех пор я его не видела, он ни разу не просил о возможности встретиться с Верити.

Это один из самых болезненных и унизительных эпизодов моей жизни, и я приложила огромные усилия для того, чтобы снова подняться на ноги и продолжить свой путь.

Но в тот теплый мартовский вечер я погрузилась в сон рядом с новорожденной Верити, устроившейся на сгибе моей руки. Тогда мне хотелось лишь одного: чтобы у нее была чудесная, полная жизнь и чтобы в один прекрасный день она познакомилась со своими старшими братом и сестрой.