Молчание — Золушка

Молчание — Золушка

В кино актриса начала сниматься в 1925 году, когда кинематограф еще молчал. Странно, что идея озвучивать немое кино до сих пор не нашла воплощения, можно запросто продать заново этот бабушкин волшебный сундучок. На полках пылятся километры беззвучной пленки, на которой молчат Вера Холодная, Владимир Максимов, Иван Мозжухин, помалкивает и Янина Жеймо. Она пришла в кино на самом рубеже перемен, когда львиную долю еще снимали молча и робко осваивали звук. Тогда еще горячо спорили, стоит ли вообще озвучивать кино или это искусство должно оставаться бессловесным. И вот порог, который ей удалось переступить, причем без видимых усилий. Актеры и актрисы немого кинематографа не так уж легко переживали наступление звуковой эры. Многие вылетели из кадра, не сумев разговориться. Их инструментом выражения осталось тело — поза, жест, а вовсе не голос. Между прочим, современные актеры, кто посообразительнее, частенько черпают технику именно из немого кино — закромов мимического искусства. Жеймо обладала всеми достоинствами драматической актрисы. У нее было тело акробатки, и она обладала голосом многогранным, вплоть до певческого. Много позже, оставив съемочную площадку, она будет успешно работать на озвучивании. Кто помнит мультфильм «Снежная королева», голос Герды, или любимицу Феллини Джульетту Мазину, так вот в русском прокате это и есть голос Янины Жеймо. Память сохранила забавную подробность. В студии звукозаписи Яничка не дотягивалась до стойки микрофона. Скамеечку, которую специально для нее приносили, прозвали «жеймовочкой».

Актеры знают, что удачная роль бывает, как мышеловка. Захлопнулась, хвост откусила. Можно потом тысячу раз открещиваться, мол, «Я не Анжелика!» или «Золушка — не я», не поможет. Лучший образ — несводимая татуировка, которую зритель принимает за истинную сущность актера. Золушка была скромницей, тихоней. Жеймо, как впоследствии рассказывала ее дочь по имени тоже Янина, никогда не болтала. Нет, она не была скрытной, просто всю жизнь пользовалась формулой «молчание — золото». Никогда не болтала о чужих делах, считая сплетни ниже своего достоинства. Дочь отмечала это ее качество, уверенная, что оно свойственно цирковой среде. И она никогда не рассказывала о себе личного и лишнего, даже подруги могли не знать, что у нее на душе. Помните, в самой первой сцене Золушки? «Я так хочу, чтобы люди узнали, что я за существо. Только я хочу, чтобы люди сделали это непременно сами, сами, без всяких просьб с моей стороны…» Множество интерпретаций событий ее жизни потому и получилось, всяк трактовал, как заблагорассудится. Начать с роста Янички. Тот факт, что она перестала расти примерно после 14 лет, вовсе не делает из девочки феномен, поскольку многие женщины основного роста достигают именно к возрасту 14–15 лет. Она и правда была маленькая, но ведь невелика ростом была и ее ближайшая по возрасту младшая сестра. И никакой тяжелый цирковой инвентарь, который зачем-то обвинили в ее малом росте сочувствующие, тут был не виноват. Пишут, что в одном из номеров, в котором она принимала участие, ей приходилось носить на голове тяжелые ксилофоны. Все это ерунда. Зато цирк дал ей превосходное физическое развитие, благодаря которому она потом снималась без дублеров в акробатических сценах. Например, в «Леночке» она самостоятельно лазает по водосточной трубе, как кошка, честное слово.

Цирк был первым местом, которое Яничка запомнила.

А появилась она на свет в 1909 году. «Когда я думаю о детстве, всегда вспоминаю не дом, не уютную кроватку, а цирк и его арену». Она была из тех, о ком говорят «родилась прямо на арене». Хотя с фактом рождения в цирке ведь тоже доходит до смешного. Современное издание, например, пишет: «Не было никаких больниц, тяжелых родов и долгих мучений. Мама Янины, как обычно, пришла в цирк на представление. Как обычно, крутила там сальто-мортале. Вернулась домой и… родила четвертую дочь. Спустя три года Жеймо на арене цирка стало шестеро». Трудно сказать, была ли мама девочки столь гуттаперчева, чтобы в самый последний день беременности крутить сальто — что-то неприятно воображать себе сильно пузатую даму под куполом цирка в роли акробатки. Так-таки и крутила? Так и родила? Бедная тогда мама! А почему не в воздухе? Впрочем, изучая биографию Жеймо, натыкаешься на первоисточник данной ретроспективы. Оказывается, это дедушка малышки рассказывал девочке о чуде ее рождения именно в таких живых картинках. Как-то она спросила старичка, когда же началась ее цирковая карьера. «Твоя мама, — ответил этот старый клоун, — пришла в цирк на представление, как обычно. Крутила сальто-мортале, как обычно. Вернулась домой и родила тебя. Может быть, тогда и началась твоя цирковая карьера?»

С дедушкой Янички связан и еще один казус. Известно, что в детстве малышка переболела дифтеритом, причем столь мучительно, что чуть не погибла, выжив лишь благодаря деду. Смышленый старик, как сообщают самые различные источники, «догадался вдуть в горло девочке бертолетову соль». Видимо, в результате этого медицинского прецедента девочка приобрела характер, типизируемый как «зажигалка». Ну да, специалист догадается, что не саму соль, а ее слабенький растворчик — в те годы ходило медицинское заблуждение, что воспаленное горло можно таким образом полоскать. Но дедушка явно пропорций не учел. Или забыл, что бертолетова соль взрывается. Ребеночка чудом не разорвало. Впрочем, после кульбитов матери с пузом девочке вряд ли уже что-то могло повредить.

Со старшей сестрой Еленой

И все-таки цирковое детство, которому позавидовали, наверно, все детишки на свете, давало основу для жизни, определяемую как твердость, иначе — несгибаемость. Яничка в противовес своей видимой хрупкости и рафинированной женственности была очень твердым человеком. Люди цирка хорошо понимают, как хрупка и ненадежна сама человеческая жизнь. Дрогнула рука, и ты уже на небесах. Дядя Янички именно так сорвался из-под купола, и шалтай-болтай. Конечно, отличается от сверстников ребенок, рано повидавший жизнь и смерть. И все-таки детство было у нее веселым, даже праздничным. Цирк все-таки. Но и бедным тоже. Цирковые артисты капиталов не сколачивают, может быть, потому, что ведут жизнь близкую к цыганской — переезды, багажи-чемоданы, дрессированные собачки вперемежку с детишками. Малыши в цирке впрягаются в общее дело, даже не успев заметить, что уже не играют, а работают и зарабатывают. Она начала выступать в роли юной танцовщицы, как куколка Суок у Олеши, лет с трех. Она пела и танцевала, потом уже начала и крутить сальто, и играть на музыкальных инструментах. Их семейные выступления назывались для цирка типично «6-Жеймо-6». Потому что их было шестеро. Мама с папой и четверо детишек. Они вовсе не были «бродячими циркачами», как о них потом напишут. С кибиткой по Европе, да? Просто гастролировали, как положено цирковым артистам. Это означало для детей вечную смену школы, а для родителей смену квартир. Но цирковые дети не очень-то учатся. Они редко покидают профессиональные стены и не нуждаются в кругозоре шире циркового. Если не ставят себе цель покинуть заколдованный круг. Твердая характером девочка Янина Жеймо решила тверже алмаза уйти из цирка. И для начала они с матерью и сестрами ушли в эстраду.

В эстраду они ушли все вместе после того, как умер их отец Юзеф-Болеслав Жеймо — милый был, веселый человек. Кстати, по его прихоти две из его дочерей носили отчество Болеславовны, а оставшиеся Юзефовны. Внезапно, от сердечного приступа он умер, оставив семейный цирковой номер без главного действующего лица. Наверно, они могли там что-то поменять, ввести кого-то из знакомых артистов, но тут сыграла чисто семейная черта. Они очень любили своего отца, так что не могли представить себе номера без него. И хотя цирк был их жизнью, все свободное от школы и домашних заданий время сестры проводили на арене, но цирк они покинули. Четыре сестры и мать составили музыкальный коллектив, в котором мама пела, а девочки аккомпанировали ей на музыкальных инструментах.

Янина, ее сестра Елена, дядя Павел, мама Анна, дед Вацлав и отец Юзеф-Болеслав. 1912 год.

Эстрада! Это слово сегодня имеет совсем другое значение, нежели в начале прошлого века. Выступления по ресторанчикам, вот что такое была в те годы эстрада. И перетаскивание реквизита на извозчике. Жизнь, краски которой следует искать у Александра Вертинского.

«В вечерних ресторанах, в парижских балаганах, в дешевом электрическом раю всю ночь ломаю руки от ярости и муки и людям что-то жалобно пою. Гудят, звенят джаз-банды и злые обезьяны мне скалят искалеченные рты…» И так далее, и ежедневно, если хочешь прокормиться. Когда папа умер, ей было всего 13 лет. Именно тогда она и начала таскать этот чертов тяжеленный ксилофон на своей золотой голове. И хотя не ксилофон лишил ее роста, но осточертел жестоко. Не зря этот музыкальный инструмент упоминается в каждой статье о ней — ксилофон, ксилофон, ксилофон. Вот просто об ксилофон споткнулась — кто выдержит? Она поняла, что эстрада ей не место. Размечталась о кинематографе, который в те годы был светом в окошке у всех без исключения барышень. Белым по черному экрану титр: «Прощай, моя любовь, я умираю!!!!», и фортепиано так «дзынь, трень-брень» — какая красота. Хорошо играть в кино. Все на тебя смотрят, тобой восхищаются и еще, небось, платят неплохо. Пятнадцатилетняя Яничка Жеймо, в жизни не знавшая ничего вкуснее пирожка с печенкой, которым ее всякий раз угощала билетерша в одесском цирке, и то лишь потому, что та напоминала ей дочь, мечтала купить себе самую красивую шляпку на свете. Шляпка нужна была ей больше, чем любой другой девушке, потому что шляпки носят только взрослые дамы. В шляпке Яничку наверняка перестали бы принимать за ребенка и — о, унижение! — совать ей в трамвае карамельки.

Да, ее всегда и везде принимали за малышку, эту пигалицу с золотыми волосами. Даже когда она потом делала себе прическу в парикмахерской, и, что всего удивительнее, ее принимали за ровесницу и сами детишки. Однажды игравшие в чижа мальчишки поколотили ее на бульваре. Перед тем как браться за очередную роль кино-девчушки, Яничка проверяла силу своего образа на самых чутких ценителях — детях. Примут ли за свою? Принимали. А кинокритики о ней писали, что она единственная, кто выдерживает в кадре конкуренцию с настоящими детьми. Это было правдой. В ранней молодости у нее было аутентично кукольное личико. Кукла Мэри. В сорок лет — просто кукольное личико, абрис которого и сделал ее навеки знаменитой и столь же несчастной и непризнанной, потому что кроме Золушки, что было еще? Писали, что в роли Золушки ее возраст не умели определить самые тонкие ценители женской красоты. И что даже дети ошибались, не определяя в 38-летней Жеймо мать двоих детей в роли 16-летней «крошки». Пусть так. Хотя не совсем. «Золушка» шедевр бесспорный. Но сегодня внимательному зрителю, который еще и пересматривает с кнопкой «стоп», конечно, понятно, как раскладывается на проходы любой кадр. Например, как можно уравновесить далеко не хрупкую, а вовсе даже пухленькую фигурку, снимая ее на фоне артистов в костюмах пышных, как наряд фазана. Золушка ведь по современным меркам маленькая толстушка, и до образа принцессы ей не менее далеко, чем той же Фаине Раневской. Но дело там с самых первых сцен, конечно, не во внешности. Русская «Золушка» тем и отличается от всех прочих, даже очень-очень красивых картин вроде «Три орешка для Золушки» — чудо, прелесть, но не о том. Золушка, как все непревзойденные шедевры советского кино, тайным шепотом рассказывает зрителю о его душе. О том нравственном чувстве, голос которого различим, если выключить прочие звуки: о том, что красота внутри, а не снаружи, вот оно что. И внимательный зритель, конечно, это заметил.

Вообще рассказывать о Жеймо и не впадать все время в описания «Золушки» невозможно просто потому, что эта картина, как ни грустно, останется единственной, по которой ее будут всегда помнить и знать. Тогдашнее кинематографическое чудо — 38-летняя далеко-недевочка, сыгравшая юную прелесть, свершилось потому, что было хорошо подготовлено. И, конечно, если бы не хорошо поставленный свет, чудо было бы невозможно. Вспоминали потом, что и руки выдавали ее возраст, и «пришлось сшить для Жеймо высокие белые перчатки», заложил ее Игорь Клименков, тот самый мальчик-паж, которому помогала дружба. «Но в остальном Янина Болеславовна вела себя как обычная девчонка: в перерыве между съемками мы залезали с ней в карету-тыкву и болтали. Я лузгал семечки, Золушка курила „Беломор“. С ней было легко и просто, я был очарован, по-детски влюблен…» Перчатки скрывали ее руки, грим — возраст. Да и прочие чудеса случались тогда на съемочной площадке. Например, никогда не поверишь, что в павильоне стоит лютый холод, но: «В павильонах не топили, и поверх платьев для королевского бала каждый обматывался платками и шалями. Но как только раздавалась команда „Мотор!“, „гости бала“ сбрасывали платки и валенки и вальяжно обмахивались веерами, как будто им жарко», — писала Яничка сестре.

Кадр из фильма «Разбудите Леночку»

Картину снимала Надежда Кошеверова, молодой режиссер, после «Золушки» ушедшая в поточное производство сказок («Старая, старая сказка», «Тень», «Ослиная шкура», «Соловей», «Каин XVIII» и другие), оно и понятно, после того как предыдущий ее фильм «Галя» запретили к показу, ей, очевидно, расхотелось реализма как жанра. А что за люди на площадке? Второй режиссер Михаил Шапиро оказывается супругом родственницы Троцкого Жанны Гаузнер. Художник Николай Акимов — ученик белоэмигранта Юрия Анненкова. Композитор Антонио Спадавеккиа — итальянец. Янина Жеймо — полька, родилась в польском тогда городе Волковыск (ныне Гродненская область, Беларусь). «Король» Эраст Гарин — ученик расстрелянного Мейерхольда. Кстати, когда снимался фильм, Гарин еще этого факта не знал, и в его семье держали к возвращению режиссера из заключения специальную шкатулочку с деньгами. Фаина Раневская — подруга Анны Ахматовой, на днях отстраненная от роли в фильме «Иван Грозный», позже тоже запрещенном. «Принц» Алексей Консовский из семьи врагов народа, его отец и брат расстреляны. «Лесничий» Меркурьев в родстве с вышеупомянутым Мейерхольдом. Даже и сам автор сценария Евгений Шварц числится в друзьях репрессированных Заболоцкого и Олейникова. Все они были люди дореволюционного производства. Они еще помнили «те времена» и запах свободы.

С Николаем Черкасовым в «Горячих денечках»

Это отмечали все, кто знал Жеймо. Чем-то исключительно несоветским веет от Янины Болеславовны. Чем-то вроде дореволюционных духов «Любимый букет императрицы». В чем же тут дело? Может, произношение слов? Сейчас-то так уже и не разговаривают. Разве что телеведущий Виталий Вульф где-то набрался той самой дореволюционной интонации, которая диктовала ему произносить слово «дядя» через букву «з». «Ее дзя-дзя, — рассказывал Вульф, — был знаменитый артист цирка…», и звучит это исключительно аристократично и очень дореволюционно. Про Жеймо, которую фильм «Золушка» поставил в один ряд с самыми яркими звездами экрана, Вульф рассказывал много и любовно, читая ее судьбу, как по открытой ладони. Прочий же актерский состав фильма был из людей, которых с успехом можно было отнести к недобитой интеллигенции самого неблагонадежного происхождения. Все они произносили дядю через «з» — акцент, за который в 37-м без разговоров провожали на небеса. Раневская, Гарин, Шварц… Это были люди, лишенные лакейства, присущего добропорядочным советским гражданам. Редкие птицы, волей случая собравшиеся вместе. Раневская, помнится, потеряла там на площадке свое кольцо, объявив, что сия драгоценность стоит дороже, чем весь съемочный балаган вместе с городской площадью (дело было в Риге). «Хераст, ты — хам!» — кричала она Эрасту Гарину, по ее мнению, явившемуся не в том виде, в котором прилично стоять перед женщиной взрослому мужчине. Кажется, она даже наградила Эраста пощечиной, впрочем, лишенной натуральности. Рассказывают, что обидевшийся Гарин направился в ближайшую пивную как был, в костюме Короля волшебного королевства, где не замедлил напиться в хлам, выкрикивая «Господа, кто желает чокнуться с королем?!» Рассказывали, что глава волшебного государства в исполнении Эраста Гарина пришелся не по душе киночиновникам. Артист вспоминал, как его вызвал к себе директор киностудии «Ленфильм» и недовольно заявил: «Вы играете не настоящего короля! В жизни таких не бывает!» «Но так как „Золушка“ к тому времени была снята на восемьдесят процентов, усилия руководства, направленные на превращение ее в шишкинское „Утро в сосновом лесу“, не дали результатов. Картина вышла на экран и даже доставила некоторую радость не только детям», — пишет в воспоминаниях Гарин. Понятное дело, разлагали, как могли, советский строй контрреволюционные недобитки.

Слава упала на Янину Жеймо с такой силой, какой не ожидали и сами постановщики. «В тот же год, в июне, я увидел Янину на улице в Ленинграде, — вспоминал сценарист картины Евгений Шварц. — Пыльно, около шести вечера, Невский проспект полон прохожими. Яничка, маленькая, в большой соломенной шляпе, просвечивающей на солнце, в белом платье с кружевцами. Посреди нашего разговора начинает оглядываться растерянно. И я замечаю в священном ужасе, что окружила нас толпа. И какая — тихая, добрая. Даже благоговейная. Существо из иного, праздничного мира — Золушка вдруг оказалась тут, на улице. „Ножки, ножки какие!“ — простонала десятиклассница с учебниками, а подруга ее кивнула головой как зачарованная… Фильм и героиню надолго и крепко полюбил зритель».

Лишь один зритель не полюбил Янину Болеславовну, но такой это был важный зритель, понравившись которому многие сумели поймать удачу. Многие, но не она. Сталин ее как женский типаж не воспринимал. «Разве могут такие быть героини?» — вопрошал тиран и каждый раз вычеркивал Жеймо из списков деятелей культуры, на которых распространялись награды и блага. Так и получилось, как будто всю жизнь она прожила дебютанткой. Девочкой-припевочкой, все еще слишком юной, чтоб заматереть до народной или заслуженной. «Ну и что? У нас много народных артистов, о которых этот самый народ спрашивает: „А кто это?“ Если же тебя знают без всякого звания, это гораздо дороже стоит», — говаривала эта ходячая скромность. Но даже у скромниц, чье лицо не безобразят страсти, молодость может закончиться. Юность осталась там же, где и ее первые картины, где она снималась и вправду девочкой, юность все больше отдалялась от нее, оставаясь сперва в 20-х, в 30-х годах, когда она закончила ФЭКС и только начала принимать участие в съемках. Юность Жеймо была прекрасна, как утро пионерки.