VII. Любовь моя — тигры

 VII. Любовь моя — тигры

Непонятное существо человек! Ему только что дали леопардов — зверей коварных и опасных, а он уже мечтает тиграх.

Действительно, желание познакомиться с тиграми возникло у меня вскоре после начала работы с леопардами; при всем уважении к их «достоинствам» мне казалось, что у леопардов нет такого внушительного грозного вида, как у тигров.

В начале 30-х годов выступал у нас немецкий дрессировщик Тальман. На его бенгальских тигров я поглядывал с завистью.

Но, как сказал Бальзак, уж если мечтать, то не надо ни в чем себе отказывать. И я мечтал об уссурийских тиграх — вот уж звери, так звери! С леопардами я начал работать весной 1939 года, а осенью этого же года подал заявку на тигров.

Конечно, я не надеялся назавтра же получить зверей. Пока их найдут в тайге, пока отловят, да пока они доедут — пройдет не один год. Так что пусть моя заявка стоит на очереди, не один я мечтаю об этих полосатиках. Но «моих» тигров даже и ловить не стали. Сказали, что хватит с меня для начала и леопардов.

До поры до времени пришлось смириться с отказом, хотя мечтать о тиграх не переставал. Началась война, и тут уж было не до ловли зверей. Сохранить бы тех, что остались на моем попечении; как это было трудно в голодные годы войны, я уже рассказывал. Но…

Не было бы, как говорится, счастья, да несчастье помогло. Случился со мной в 1952 году инфаркт — и разъехались мои леопардики кто куда. Часть из них погибла, не которые остались в зверинцах, другие постарели и для работы не годились. Номер распался.

Заболел я внезапно, во время представления в Кишиневе. И болезнь моя показалась публике даже подозрительной. Дело в том, в первом отделении я выступал с номером борзых собак, которых обычно выводила на манеж Елизавета Павловна. Двенадцать густошерстных борзых участвовали в этом цирковом номере, который мы сделали с женой вместе.

Номера борзых очень красивы и очень редки. А сейчас в нашем цирке их и вовсе нет.

Экстерьер этих охотничьих собак необыкновенно красив, но мало пригоден для цирковых трюков. Их прыжки громадны и в длину и в высоту — в этом с ними никто не может сравниться. И мы решили использовать именно эти качества.

Борзые Елизаветы Павловны исполняли не только собачьи трюки, но и «свободу» из конного арсенала. Они очень элегантно выглядели на манеже, наши борзые. К то муже были быстры в своих эволюциях. Номер был единственный в своем роде. Вряд ли его возможно повторить в настоящее время — трудно подобрать такое количество собак этой породы.

По срочному делу Елизавете Павловне пришлось на несколько дней уехать в Одессу, и, чтобы в программе не было дыры, я выступал и за нее.

Отработал с борзыми, чуть отдохнул, надо начинать третье отделение — не могу. Вызвали «скорую». Публике объявили что в связи с болезнью артиста Александрова номер «Дрессированные леопарды» отменяется. Никто не верит. Ведь только что выступал человек на манеже. Пришлось врачу «скорой помощи» выйти и подтвердить слова администратора.

Лежу в больнице. Поправляюсь. Знаю уже, что номера с леопардами не существует, и это беспокоит меня больше всего. Что буду делать?

Как-то пришел навестить меня управляющий цирками Ф.Г. Бардиан  и спрашивает про настроение.

— Плохое настроение, говорю, выпишусь скоро, а делать нечего.

— А о чем же вы мечтаете?

— О тиграх.

Помолчал Бардиан, подумал.

— Ладно, поправляйтесь, будут вам тигры, — пообещал он мне, совсем как золотая рыбка.

Я тогда, грешным делом, не поверил начальнику Управления цирками. Утешает, думаю. Но по выходе из больницы получил из главка письмо, что формирующаяся группа тигров поручается мне. Обрадовался — значит, поверили в мои силы; сам понимаю, инфаркт все-таки не насморк.

Не скрою, многие близкие мне люди советовали выбрать работу полегче, поспокойнее. Но я уже не представлял себе жизни без животных.

К этому времени в Голландии были куплены два бенгальских тигра, а два уссурийских еще ходили в тайге. Но вскоре я получил из зверинца еще одного бенгальца по кличке Цезарь. Можно было начинать.

Местом подготовки номера назначен Рижский цирк.

Я собрался было в Ригу, но выезд неоднократно откладывался из-за… сердечных приступов, которые пока еще не оставляли меня. Ждал, терпел, вызывал «скорую помощь», но однажды взял да и сел с этим приступами в поезд и поехал к своим тиграм. Будь что будет!

Начал работать. Утром — укол, после репетиции укол, ночью — «скорая помощь». Но я решил не сдаваться. И постепенно стал чувствовать себя лучше. Крепче держусь на ногах. Гляжу, и приступы реже, и «скорую помощь» перестали вызывать. Вот поди ж ты, вылечили меня тигры от инфаркта.

Начал я работать с тремя зверями, а скоро бригада тигроловов И. Т. Трофимова поймала в уссурийской тайге еще двух — братьев Тарзана и Раджу. Группа составилась из пяти животных. По приказу-то она должна бы из состоять из семи-девяти. Но остальных я не дождался. И на том спасибо.

 Итак, к маю 1953 года группа была собрана, а 15 декабря номер выпущен. В Риге и состоялся мой «тигриный» дебют. Он мне запомнился своей праздничностью. Сколько было цветов и поздравлений от театральной общественности города!

Прошло всего семь месяцев знакомства с тиграми. Как же прожили мы это время?

Как и раньше, обратился к книгам ученых-естествоиспытателей, охотников и, разумеется, к Брему. И вот что я узнал о своих будущих партнерах.

Тигр — один из самых сильных хищников в мире. Достаточно посмотреть на его клыки и мускулистые лапы с круто загнутыми когтями, чтобы в этом убедиться. В тайге и джунглях он — самый страшный враг всего живого. Больше всего людей гибнет от змей. После змей тигры на втором месте.

Среди хищников тигр — один из самых красивых зверей. Красивее даже льва. Его экстерьер выдержан в едином строгом стиле.

Позже, когда я уже стал выезжать на гастроли за границу, в Индии, которая вообще произвела на меня неизгладимое впечатление, я увидел… белых тигров. Вот уж, действительно, страна чудес!

Что только не продается на зверином базаре в Калькутте! Еще издали из огромного здания доносятся слившиеся в общий гул звериное рычание, птичьи песни, писк, свист и крики торговцев, которые надсаживаются вовсю, чтобы перекричать свой товар. Совсем незачем ездить в джунгли — базар вам покажет всю фауну страны: от птички с коготок до слона, от маленького миролюбивого зверька до хищного тигра.

Белого тигра я увидел в зоопарках Дели и Калькутты.

Он — не альбинос, это такая порода, которая, к сожалению, исчезает.

В мае 1951 года в джунглях был пойман девятимесячный тигренок самец необыкновенной окраски — черные полосы по сливочно-белому фону. Его назвали Мохан.

У Мохана были голубые глаза. Подумать только — голубоглазый тигр!

Когда Мохан стад взрослым, его спарили с обычной тигрицей Радхой. В пятьдесят восьмом году появилось первое потомство — три белых тигренка! А в шестидесятом году — второе. Из трех — два оказались белыми. Третий приплод в шестьдесят втором году дал тоже двух белых тигрят. Родители были переселены в зоопарк Дели. Остальные же белые тигры живут в Калькутте — два, в Вашингтоне — два, в Бостоне — два.

От Мохана и его белой дочери в шестьдесят третьем году родились два белых тигренка, которым ко времени нашего посещения исполнилось по одиннадцати месяцев, и они находились на воспитании в одном из заповедников страны.

В зоопарках Калькутты и Дели тигры содержатся в больших вольерах, площадью около 300 квадратных метров, здесь растут деревья с развесистой кроной, защищающей от палящего солнца. К вольерам пристроены каменные помещения, где тигров кормят и где они прячутся от непогоды. Содержание зверей превосходное. Во время нашей экскурсии тигрица прохаживалась по вольеру, а самца не было видно. Я спросил, где же самец. Служитель пояснил, что он в своем домике.

— А нельзя ли его увидеть?

— Нет, нельзя. Он только поел и отдыхает. А нарушать его покой запрещено. Подождите, как проснется — выйдет сам.

Действительно, его королевское величество тигр!

Белый тигр красив и величествен. В его движениях и походке какое-то особое благородство, словно он понимает свою избранность. Как жаль, что эти тигры — только экспонаты зверинца, а не артисты. Их редкостная красота так и просится на показ в цирках мира.

Но вернемся к тем обыкновенным тиграм, что выступают на наших манежах.

Тигр порой превосходит в силе льва. Движения его быстры и, как это ни парадоксально для злодея и кровопийцы, грациозны. Крадется он неслышной поступью и отлично плавает: широкая река для него — не преграда. Это коварное и хитрое животное. Но некоторые не считают его храбрым. Однако клеймить трусом каждого тигра нельзя: разные попадаются «индивидуумы».

Он понятлив. Ум и хитрость позволяют ему оставаться победителем в Сложных ситуациях. Об этом рассказывают охотники Д. Корбет, Д. Хантер, К. Андерсон и другие. Да и дрессировщики тоже могут рассказать об этом не мало.

Случается, что старые, раненные и больные тигры становятся людоедами. В Индии некоторые местности делаются из-за этого почти необитаемыми, об этом можно прочесть в книгах охотника Джима Куберта «Кумаонские людоеды» и Джона Хантера «Охотник».

Для тех, кто не читал этих захватывающих книжек, я приведу некоторые данные из них. Кумаонская тигрица была убита только после того, как растерзала четыреста тридцать четыре человека, чоугарского тигра уничтожили после шестьдесят четвертой жертвы.

Но Корбет жил и охотился несколько десятков лет назад. А несколько лет назад «Правда» в номере от 10 мая 1964 года сообщала, что в Дханоре уничтожена тигрица, убившая двести шестьдесят семь человек.

Людоеды, конечно, в «артисты» не годятся, но бывает, что они встречаются и в цирке, и некоторые укротители стали их жертвами.

Да, о многом узнал я из книг. Но опыт с леопардами научил меня тому, что главные знания дает личное общение со зверями. Поэтому, едва прибыв в Ригу, я опять обосновался у клеток.

Бегло осмотрев будущих учеников, я самым подробным образом расспросил тех, кто их сопровождал в дороге. Как вели себя? Кто какой нрав проявлял? Справлялся о здоровье, об аппетите и об отношении к проводникам во время переезда. Конечно, информация эта субъективная, не профессиональная и не очень точная. Но когда не знаешь ничего — важно знать хоть что-нибудь.

И вот целые дни я провожу у клеток с тиграми — стараюсь разгадать сущность каждого, чтобы знать, чего от них можно требовать и к чему быть готовым. Продвигаясь постепенно по этому запутанному пути открытии, я испытываю настоящее наслаждение. Да, для меня самое интересное и волнующее — разгадать характер зверя, или, как говорим мы, дрессировщики, разгадать его маску, понять по движениям и реакциям, для неопытного глаза весьма однообразным, его особенности, склонности и способности. Разведать скрытые привычки, ухватки, нрав так, чтобы зверь мне был предельно ясен от усов до хвоста.

После леопардов и пантер работа с тиграми на первых порах показалась мне спокойнее и легче. Тигры понятливее, у них лучше память, они послушнее и как-то солиднее. Там, где леопарду надо было повторять десять раз, тигр шел со второго и третьего. Даже если тигр отказывается что-то сделать, со второго, с третьего захода его можно заставить повиноваться. Леопарда же просто с места не сдвинешь. Тогда это меня не обескураживало. Не зная, с кем сравнить леопарда, я думал, что в работе с хищниками так и должно быть. Но зато теперь послушание тигров вдохновляло меня.

Вероятно, чем крупнее звери, тем они развитее. Не случайно у леопардов из девяти один может оказаться способным «артистом». А у тигров, как правило, три из пяти. Все это облегчало работу, делало ее более спокойной. «Сообразительность» тигров и мой опыт с леопардами дали нам возможность подготовить трюки быстрей.

Но чем больше всего покорили меня тигры — это своей отзывчивостью на доброту и ласку. Я бывал на седьмом небе от счастья, если леопарды иногда отвечали на мои ласки. «Вот, — думал я, — какие отзывчивые звери, как они меня любят». Но, познакомившись и подружившись с тиграми, я понял, что настоящей звериной любви и преданности леопарды ко мне не проявляли никогда. Тигры на мою приветливость ответили неожиданно горячо. Как ни забавно это прозвучит, они оказались человечнее леопардов.

Но и у тигров есть свои трудности. Да еще какие!

С леопардом легче бороться, его легко поднять и вы браться из-под него, легко оторвать от себя. С тигром это не так просто, в нем триста килограммов весу. Он нападает редко, но если навалится — одним весом задавит.

Из-за леопардов я ни разу не лежал в больнице. Все царапины заживали на ходу. Ну, иногда рука не действует, хромаю иногда — из-за этого работы не прерывал. Двадцать пять минут я мог заставить себя не замечать боли. Тигры же познакомили меня с хирургами.

Правда, первые четыре года они на меня не нападали, были молоды. И я, что греха таить, успокоился. Долго не было никаких зловещих признаков, и я заблагодушествовал, уж и не думал, что будут такие трагические схватки. Но потом появились в моей биографии «больничные» города: Рига, Львов, Ярославль, Берлин… О них я в дальнейшем расскажу.

То, что причиняет мне тигр с одного удара, леопард может добиться только с пяти. Но пять раз я бить ему себя не разрешал. А у тигра «рука» оказалась тяжелая.

Но это все в будущем. А пока я сижу перед клетками, наблюдаю и только еще пытаюсь завязать приятное знакомство. Когда я узнал их поближе, то заметил, что тигр не так богат оттенками настроения, как леопард, и потому менее капризен. Вообще тигр и лев проще, простодушнее и скорее раскрывают свою суть.

У  тигра характер постояннее, он менее вспыльчив, не мстителен и скорее отходит. Чувство мести его кратковременно, хотя и встречаются особи, способные долго носить камень за пазухой. Но, как правило, если тигр недоволен чем-нибудь — это длится минуты. На следующее представление он приходит, уже забыв свое раздражение. Тигр добродушен, когда его не трогают. Об этом рассказывают и охотники. Мне же известен такой необыкновенный случай.

Это произошло в Приморском крае. Неподалеку от пограничной заставы появился тигр, который «пас» стадо кабанов. Такие сообразительные тигры попадаются время от времени в тайге. Людей он, видимо, не боялся и не сердился на них. А может быть, даже хотел жить с ними в дружбе. Однажды пограничники наткнулись на него под самой сторожевой вышкой — он преспокойно разлегся прямо около лестницы, по которой бойцы должны были подняться наверх.

Увидя такого «нарушителя», запросили начальника, не пристрелить ли тигра. Разрешение дано не было, и пришлось пограничникам ждать, пока хозяин тайги сам догадается пропустить бойцов на пост. Тигр действительно вскоре ушел. Но через несколько дней властелин тайги пришел снова и улегся прямо на крыльце дома. Видимо, был в таком хорошем настроении и так уверен, что ему здесь рады, что даже к заливистому лаю собак отнесся добродушно.

Наверно, тигру понравилось это место и вежливое обращение: его следы часто можно было видеть на снегу у самого жилья. Домашних животных он не трогал и на людей не нападал. В его посещениях не было никаких корыстных целей это были визиты вежливости. Может быть, он догадывался, что находится под охраной государства?

Хотя тигры и не так подвижны, как леопарды, хорошо бы научить их трюкам которые у меня выполняли легкие леопарды. Особенно прыжки. В дальнейшем мне удалось добиться того, что тигры не уступали леопардам в дальности и высоте прыжка. Некоторые научились лазить по столбам. Бемби, например, в три перехвата взбирался по телеграфному столбу на высоту четырех метров. Раньше я бы тоже сомневался, что этому его можно научить. Но когда попробовал — вышло. Так что еще много не выявленного в способностях зверей, и еще не раз они будут удивлять нас своими талантами.

В начале работы больше всего меня беспокоила душа этих хищников. Ведь теперь-то я уже знал, что техника трюка — вещь второстепенная. Если завладеть их душой, трюки пойдут как по маслу.

Пока ловили уссурийцев, я начал заниматься с бенгальцами. Они как-то сразу открылись мне, не задавая никаких сложных загадок. Очень скоро, дней через пять-восемь, уже встречали меня своим приветливым «фыр-фыр-фыр».

Должен признаться, что их взгляды смущали меня, такими они были непривычно добродушными, открытыми и даже какими-то молящими, словно звери ждали чего-то важного, что я должен был для них сделать. Но что? Потом, приглядевшись к другим животным, я и у них подметил этот молящий взгляд. Просто животное всегда смотрит на человека не то с удивлением, не то с просьбой, и от этого его всегда немного жалко.

С первой же встречи тигры не выразили никакой злобы, были спокойны, но не равнодушны, как когда-то леопарды. Видимо, за ними ухаживали добрые, приветливые люди. И тигры привыкли к человеку, доверяли ему. Дела у нас пошли очень бойко.

Совсем по-другому встретились мы с дикарями Раджой и Тарзаном. Раджа вначале так бросался на клетку и скалил клыки, что я вздрагивал, представляя встречу на манеже. Но сердиться на них было не за что. Ведь они в неволе только три недели и к человеку еще не привыкли.

Читатель скажет, а дорога? От Владивостока до Риги она человеку трудна, а уж зверю и вовсе показалась пыткой. Во время путешествия из тайги тигры много перенесли. Да и сама схватка с человеком тоже не прошла для них бесследно. Запертые в маленькой клетке, тряслись много дней в вагоне, претерпевая лишения, и прибыли ко мне изнуренными, в раздраженном состоянии. Никто им не мил. И единственное желание, чтобы их оставили в покое.

Чтобы звери пришли в себя, я решил применить к ним тот же метод, что когда-то к Угольку. Через месяц мы уже понимали друг друга, хотя еще и не подружились окончательно.

Укрощая Уголька, я вслепую нащупывал пути к его сердцу и порой допускал ошибки. При встречах с ним волновался от неуверенности, так ли понял зверя, правильно ли оценил его поведение, а вдруг в нем осталось еще что-то важное и не распознанное? Не слишком ли я самоуверен? А вдруг дерзость моя не оправдается! Вот что мучило меня, когда я приходил к Угольку.

Теперь такие сомнения не возникали.

Бывало Уголек бросался на решетку, и дрожь пробегала у меня по телу, весь покрывался «гусиной кожей». Сейчас же ко всем тигриным броскам относился с юмором (конечно, после того как привык к виду их клыков) бросайся, бросайся, я подожду.

Время и здоровье — вот что мне было сейчас нужнее всего. «Все равно, ты будешь мой, я тебя завоюю», — говорил я то Тарзану, то Радже. Угольку я тоже говорил эти слова, но скорее, чтобы подбодрить самого себя. Где-то в, тайниках души особенной уверенности у меня не было. Стоя перед тиграми, я испытывал примерно то же, что и родители, когда у них появляется второй ребенок.

Первое время уход за зверем очень труден. Тоска по свободе, перемена условий жизни, непонятность, непривычность положения, воспоминание о жестокой встрече с человеком мало располагают к дружбе. Но именно с преодоления этих раздражающих факторов и начинается моя работа со зверем. Нужно помочь ему понять, что для него начинается новая жизнь и она резко отличается от того, что было до сих пор. И порядок дня совсем не тот, что был на природе. Попробуйте сами, уважаемые читатели, сменить день на ночь. Да и не так-то легко посвятить тигра в его новые обязанности. Слово-то какое для него неестественное! Но на что же создано мясо и придуманы всякие премии!

На природе в погоне за добычей зверь немало помучается. А тут — пожалуйста, все чуть ли не на блюдечке с каемочкой подают, да еще под самый нос. Это первое, что очень скоро изменит его «мировоззрение».

Из всех движений зверя, которые он делает на свободе — а он прыгает, бегает, валяется, крадется, становится на задние лапы и т. п.; издает разные звуки: рычит и мурлычет, пугает врагов и призывает самку или самца, — мне надо отобрать только те, что заслуживают внимания, что получаются у него красивее всего и что необходимо для будущих трюков.

Конечно, зверю развивать свои «таланты» не хочется. Он еще не понимает, что, живя в неволе, надо мясо насущное зарабатывать в поте морды своей, поэтому он огрызается, рычит, угрожает. Но я прихожу к нему с мясом и длинной вилкой. Насадив мясо на репетиционную вилку, начинаю урок.

Просунув кусочек сквозь прутья решетки, предлагаю зверю отведать его. Сначала он сбивает мясо лапой. Посторонний предмет, да еще около самой морды, ему не нравится. Но надо постараться уловить момент и подсунуть мясо к самому носу, чтобы зверь учуял его, схватил и проглотил.

Как только он это сделает — он в моей власти. Начинаю осторожно, не раздражая, водить вилкой в разных направлениях около морды зверя. Заставляю снимать кусочки справа, слева и вверху, у потолка клетки. А для этого уже надо подняться на задние лапы и, упираясь в решетку передними, тянуться вверх. Такое движение обычно не вызывает особых затруднений и быстро усваивается. Мне же оно крайне необходимо. Во-первых, я приучаю зверя к вилке, и она перестает внушать ему страх, а во-вторых, он привыкает, беря мясо, тянуться за ним. А это уже первый шаг дрессуры.

Совершая манипуляции с мясом и вилкой, я произношу слова, которые тиграм придется слышать на манеже во время дрессировки и представления, например: «Бемби, ко мне!», «Раджа, на место!», «Акбар, брауши!»

Когда мы все это освоим, можно переходить ко второму элементу урока. Чтобы закрепить наше сближение со зверем, я ввожу в клетку палку, а чаще щетку на длинной ручке и пытаюсь гладить те места, которые не чувствительны к щекотке. Сначала зверь отвергает такое обращение, но быстро убеждается, что этот массаж очень приятен, и уже не сопротивляется. Как только он к этому привыкает, я, улучив момент, когда он лежит спиной к решетке, глажу его рукой, что еще более приятно, хотя он может из притворства капризно поворчать.

Через некоторое время зверь уже сам будет ждать, чтобы его погладили. Так постепенно исчезает его подозрительность, и он превращается в послушного ученика.

Как только животное привыкнет к моей личности, голосу и встречает меня уже радостно, начинается следующий этап обучения. Зверь освоился с небольшой клеткой на конюшне. Теперь необходимо познакомить его с пространством циркового амфитеатра и предметами, которые будут его окружать на манеже. Для начала выпускаю его в туннель. Зверь сначала пугается и нервничает, все незнакомо: и место, и проходящие мимо и смотрящие на него люди, и различные шумы. Но и тут я опять с ним. Ободряю словами, поглаживаю сквозь решетку, и он постепенно успокаивается и от этого, может быть, еще больше привязывается ко мне.

Теперь урок с вилкой и куском мяса можно проводить в туннеле. Здесь я испытываю зверя на все лады. Иногда нарочно раздражаю обманными движениями и наблюдаю, как изменяется настроение его, как он выражает свое раздражение, долго ли злится или быстро отходит, как реагирует на резкие жесты, проверяю цепкость лап и силу зубов.

Приучая к приказывающей интонации, к командам, делаю это без крика: шумливое поведение раздражает животных, а в нервном состоянии они вряд ли будут лучше соображать и понимать мои приказания. Спокойная настойчивость лучше способствует взаимопониманию. Замечу кстати, что ни меняющийся грозный взгляд, ни выражение лица, ни любые самые устрашающие гримасы на зверя не производят никакого впечатления. Он, видимо, их просто не понимает, а скорее всего, и не замечает.

И вот уже мои подопечные привыкли и к туннелю, им даже начинает нравиться это просторное помещение оно очень удобно для прогулок, есть где поразмять косточки. Но, прежде чем выпустить своих учеников в «централку», подвожу итоги впечатления, анализирую поведение зверей, их отношение ко мне, стараюсь предугадать еще не выявленные отрицательные, то есть опасные для меня черты. Это нужно для того, чтобы быть готовым ко всему при первой встрече в клетке.

Практика, моя кормилица, неоднократно подтверждала, что варианты непосредственного знакомства без решетки бывают различными. Зверь может встретить меня спокойно, не прервет своего занятия и будет продолжать рассматривать реквизит, почти не обращая на меня внимания; или же насторожится, может подойти и с любопытством рассмотреть и обнюхать, даже потереться бочком без злых помыслов, словно приглашая поиграть.

Бывает, что зверь при моем появлении моментально отходит в дальний угол и прижимается к решетке. Если я начинаю приближаться к нему, он может приготовиться к прыжку или, наоборот, к защите. Если подхожу еще ближе и зверь уходит в противоположную сторону, явно боясь меня, это плохо. Значит, он труслив. Иногда от трусости он переворачивается на спину вверх лапами и ни за что не хочет встать. В этом случае приходится познакомить его с холодным душем. Но чаще привязываю к концу бича что-нибудь блестящее и болтаю перед его глазами. Заинтересованный, он старается поймать приманку и быстро вскакивает.

Если боязливость не проходит, зверю дается самая легкая роль. Применять болевое ощущение бесполезно. Да и вообще, бич в руках я держу не для наказания. Он у меня, скорее, как вожжи у извозчика — для управления «парой гнедых».

Самый неприятный вариант — впрочем, очень редкое исключение, — если зверь нападает на меня или выказывает свирепую враждебность. Прижатые к голове уши, напряженные мышцы лап, хвост, вытянутый, как стальной прут, — сигналы грозящей опасности. Тут уж только моментальная ориентировка, быстрота и уверенность действий могут спасти от его удара. Иначе он «укротит» меня.

Для защиты я держу в клетке обыкновенный стул. В самый опасный момент между нами появится этот стул, ощетинившийся ножками. И тогда одного-двух ударов палкой по носу бывает достаточно, чтобы дать хищнику понять, что поступок его безрассуден и что бросаться на меня не так уж безопасно. После такого внушения зверь «успокаивается», но отвращение к стулу и палке сохраняется у него надолго.

Но попадаются такие «типы», которых это простое оружие не пугает. Тогда приходится изощряться. На Тарзана, например, стул никак не действовал. При входе в клетку тигр настойчиво заходил в левую сторону, куда допускать его нельзя. Там сидел Бемби, а звери недолюбливали друг друга, и драка была бы неизбежной. Тарзан обязан был двигаться на свое место нейтральным маршрутом, минуя неприятельскую территорию.

Сколько я ни манипулировал перед его мордой стулом, послушания добиться не удавалось. Однажды во время репетиции в цирке стали приходить люди с зонтами — на улице шел дождь. Мелькнуло в голове: попробую зонт. Попросил одолжить мне зонтик, взял его как палку, и снова вызвал Тарзана на трюк. Он опять идет влево… И вдруг перед его мордой молниеносно раскрывается зонт. Озадаченный тигр после секундного колебания опрометью бросается на свою тумбу и с удивлением смотрит то на зонт, то на меня.

На следующий день Тарзан снова хотел было пойти налево, но, увидев зонт, не посмел. Так он раз и навсегда отучился от работы «налево». Произошло торможение не нужного мне рефлекса, если применять Павловскую терминологию.

Хорошее средство защиты — железное ведро, привязанное за ручку к палке, которая в случае необходимости выставляется вперед. Зверь пугается болтающегося и громыхающего предмета. Иногда неплохо помогает и тривиальная метла.

Вот, кажется, простая вещь — определить место зверю на манеже. Но, чтобы найти это постоянное место, сколько приходится решить психологических задач, сколько сделать выкладок и подсчетов. Например, забияку Акбара нельзя посадить рядом с мрачным и строгим Тарзаном, Акбар вздумает поиграть, а Тарзан этого не любит — вот и конфликт. Акбара нельзя посадить и рядом с Раджой. Раджа очень сильный зверь и при удобном случае отомстит за баловство своему соседу с лихвой. Надо найти ему такое место, чтобы после трюка он по дороге на свою тумбу не встретился и с Цезарем — они тоже не ладят. Чем не игра в «третий-лишний». Приходится «раскладывать» тигров, как пасьянс.

Очень важная и тонкая задача приручить зверей друг к другу, подружить их, чтобы задиры и проказники не вносили разлада в работу. Они должны быть корректными друзьями.

За кулисами животные постепенно привыкают друг к другу, когда я ставлю их клетки рядом. Отгороженные от соседей решетчатыми шибрами, они могут подойти вплотную к решетке, познакомиться, привыкают мирно поедать свое мясо, не обращая внимания на соседа, жующего рядом. Главное, добиться того, чтобы никто не боялся, что его порцию отнимут.

Только после того, как звери привыкнут друг к другу, начнется постепенное соединение их в одной клетке. Сначала свожу двух, потом трех и т. д. Одновременно отрабатываем групповые трюки.

Но бывает, что, несмотря на тщательность подготовки, соединить зверей не удается. С тиграми, правда, у меня: такого не было. А с леопардами я однажды оказался побежденным.

Родилась в моей группе черная пантера. Даже когда ей исполнился год и пора было начинать учиться, она все еще была маленькой и похожа скорее на домашнюю черную кошку, чем на хищного зверя. Невзрачная была у нее внешность. Дрессировать ее не имело смысла. А в Киевском зоопарке жили в это время три пумы (кугуары) и ни одной черной пантеры. Наша «сделка», к общему удовлетворению, свершилась очень быстро. Так я приобрел пуму.

Пумы — ближайшие родственники львов, но не имеют гривы. Живут они только в Америке. У них красивая расцветка шерсти, это ловкие, сильные, но несколько трусливые животные. Охотятся на мелких животных или молодняк: ягнят, телят, жеребят, оленят.

Моей пуме было уже шесть-семь лет. Это был самец по кличке Киска с удивительно мягким характером.

Киску можно было даже выпускать из клетки. Ласковая, кроткая, миролюбивая пума через два месяца дрессировки стала ручной. Я подпускал ее к себе, и она языком, шершавым, как рашпиль, лизала лицо. На манеже я играл с ней, как играют с котятами и щенками. Она подружилась с ассистентами, постоянно ласкалась ко всем и из-за этого становилась иногда докучлива. Дрессировка ее не заняла много времени и прошла гладко. Через пять месяцев она делала стойку на «оф» в пирамиде и изумительные прыжки. Своей кокетливой игривостью Киска вносила в работу номера веселую ноту, и зрителям нравились ее шалости и грациозное исполнение тюков.

Но сердце мое было неспокойно. Первое знакомство Киски с партнерами прошло со скрипом. Леопарды, видимо, Киску не полюбили и в свою компанию не приняли. Это было очень досадно. Ведь она — первая пума в нашем цирке. Да еще такая пригожая. Бедняжке явно не повезло — она попала в «волчью стаю».

Дебют ее прошел успешно, и неделю отработали без особых конфликтов, хотя попытки их завязать были. Но эту робкую разведку я легко пресекал. И все-таки однажды леопард Мерси, вечная забияка, положила начало бедствиям Киски. Звери учуяли, что она не способна к сопротивлению и на ней можно отыграться.

Сначала мои «квалифицированные артисты» набрасывались на Киску, когда пума сидела на тумбе. Бедняжка не защищалась, думая, что с ней играют. Соскочив с тумбы, она перевертывалась на спину и отдавала себя в полную власть драчунов. Но вскоре они «разъяснили» ей свои намерения. По мимолетному взгляду на морды можно было безошибочно предсказать, чего ждать от них в следующее мгновение. Вытянутые головы, прижатые уши, слегка наклоненные вперед тела, лукаво прищуренные, настороженные глаза — они только и ждали, чтобы я перестал их удерживать на месте взглядом.

И действительно, стоило мне отвести взгляд, как они с быстротой молнии оказывались около пумы. Киска же спасалась от разбойников за моей спиной, считая ее самым надежным убежищем. Это стало повторяться на каждом представлении.

Леопарды, разгадав умные уловки пумы, избрали новую тактику нападения. Они стали ловить ее на трюке, в тот момент, когда я поворачиваюсь к зрителям на комплимент. Чтобы пресечь их и здесь, пришлось изменить мизансцену трюка.

Если на нее нападал один, то это служило сигналом для остальных. Иногда бывали дни, когда в погоню за пумой срывалось с мест шесть-семь зверей. Киска была увертлива, и это спасало ей жизнь. Она делала колоссальные прыжки, хитроумные каскады и уходила из-под ударов преследователей.

В клетке воцарялась полная неразбериха, как говорят в цирке, «маленький содомчик». Ничего нельзя было понять: кто, где, зачем? В воздухе мелькали пестрые и черные тела, а среди этого вихря человек успевал только уклоняться от прыгающих безумцев. Такой сумбур продолжался обычно долго. Успокоение наступало постепенно: от усталости, от холодного душа, и все-таки от моих грозных окриков.

Однажды, когда мы работали в Московском цирке, ассистент прозевал роковой момент, не дал вовремя струю воды, и Парис вцепился в горло Киски. Он долго не выпускал пуму, несмотря на все наши усилия. Наконец мы все-таки ее отбили.

После этого у Киски началось воспаление горловины, и она пять дней ничего не ела. Я уже думал — конец. Но, к счастью, на шестые сутки опухоль начала спадать, она стала понемногу есть и выжила. Так жаль было расставаться с нею! Но оставлять ее в номере было жестоко. Я отдал ее в зверинец.

Некоторые объясняли неудачу с пумой тем, что она была в номере… тринадцатой. Это, конечно, шутка. Причина в том, что леопарды и пантеры совместно работали несколько лет и по возрасту были уже такими, когда новые знакомства заводятся туго. Между собой они тоже ссорились, но эта были мелкие семейные перебранки. И вдруг появился чужестранец, да ещё почти не сопротивляющийся. Это ли не благодать!

Киску не поняли и не приняли в свою компанию, а наперекор я идти не решался. Тут можно было и зверя потерять и разрушить номер. Так что полугодовая работа и хорошие результаты были сведены моими пятнистыми партнерами насмарку.

* * *

Постепенно в трудностях повседневной работы я узнавал индивидуальные особенности тигров и, как когда-то на леопардов, составил на них характеристики, которые со временем уточнялись и дополнялись различными нюансами. Вот каковы были мои звери в начале работы.

Раджа. Тигроловы дали ему лирическую кличку подснежник. Но, к сожалению, она не подходит для цирка. Здесь требуется короткое, отрывистое, звучное слово.

Раджа — величественный зверь, энергичный, быстрый, злой, вспыльчивый, агрессивный. Его капризы порой не объяснимы. Не любит, чтобы надоедали ему нежностями, не любит, когда его тревожат даже для  уборки клетки.

Только перед одним человеком смиряет он свой гнев и становится до неприличия покорен — перед Елизаветой Павловной. Стоит ей только подойти к клетке и позвать его, как он моментально подскакивает к ней, ложится у самой решетки с выражением полного блаженства и счастья. Смотрите-ка, как умеет кокетничать этакий верзила в триста пятьдесят килограммов весом. Так сморщит морду, такие сделает нежные глаза, еще немножко — и заулыбается. И откуда у него вдруг мягкие, переливчатые стоны берутся!

Елизавета Павловна не может устоять перед такой преданностью; гладит его по загривку, за ухом и, что ему особенно приятно, под шеей. И кажется, не отделяй Раджу решетка, он сам повиснет у нее на шее. Всеми способами Раджа старается подольше удержать около себя свою хозяйку — нежно ворчит, мяукает, даже выпустит когти и поскребет ими пол. Но стоит только Елизавете Павловне отойти от него к другому зверю, как сразу же исчезает все его добродушие. Он злится, принимает воинственный вид и требует немедленного возобновления беседы только с нам и ни с кем больше. Он считает, что, у него особые права на Елизавету Павловну. А я уж вообще не в счет. Если жена обойдет сначала всех зверей, а к Радже подойдет в последнюю очередь, он хотя и позволяет ласкать себя, но сам не проявляет ответной нежности — это его ревнивая месть. Привязанность Раджи к Елизавете Павловне глубокая, настоящая. Бывает, что он так разойдется, что на него уже ничего не действует, а Елизавета Павловна успокоит своего любимца одним словом, даже просто своим появлением.

Впрочем, любовь Раджи к Елизавете Павловне — не исключение. Ее любят все животные, так же как и она их. Они очень скоро находят между собой «общий язык».

Сколько ею выкормлено, вылечено бездомных собак, кошек, птиц, даже орлов. Если нет возможности держать дома или в цирке какую-нибудь облезшую, жалкую, хромую собачонку, то жена подыщет ей где-то укромный уголок или пристроит в каком-то доме и своими ежедневными посещениями с кормом и лекарствами выходит несчастную, а перед отъездом в другой город обязательно найдет людей, которым и передаст на попечение этого пса.

Но, однако, вернемся к Радже. Мои ассистенты зовут его «папой». И не случайно, он — полновластный хозяин в клетке. Его гнева боятся все тигры. Законы тайги по-прежнему для него священны. По праву сильного он своего не упускает.

В ходе дрессировки стало видно, что для Раджи репетиции — нудная повинность. На трюк он не торопится, демонстрируя всем видом, что мой приказ для него не закон, что, работая, он просто делает мне одолжение.

Когда в номере появилась тигрица Уля, дело еще больше осложнилось. Раджа стал ревнивцем. И ревновал ее не только к тиграм, но и ко мне. Из ревности этот полосатый Отелло дважды нападал на меня и заставил пережить страшные минуты.

Тарзан. Брат Раджи. Это зверь с тупым выражением морды, медлительный, флегматичный и всегда мрачно настроенный. Он постоянно недоволен и зол. Даже на мои нежности едва-едва реагирует. Находясь в одной клетке с Раджой, не проявляет родственных чувств и на заигрывания брата отвечает раздражительностью. В дрессировке долго и упорно отстаивал свою самостоятельность. Ко всему, что происходило от меня, даже к предметам на манеже, относился с отвращением. Всегда подозрительный, неприветливый, он по-прежнему ненавидел человека. Не любил, когда к нему приближались, тут же собирал лоб в свирепые морщины, а глаза его словно говорили: «Не подходи, ненавижу». Презирал всех служителей. Лапы всегда держал наготове у переплета решетки, чтобы отомстить за свой плен.

Акбар. Энергичный, злобный, но без свирепости, игривый но довольно взбалмошный. Впрочем, последнее присуще всем молодым животным. Очень любит, чтобы его приласкали, сам любит ластиться и в то же время очень ревнив. К своему брату Бемби необычайно заботлив. Всегда помогает ему наводить туалет. А если кто-нибудь из тигров исцарапает Бемби или укусит, Акбар зализывает раны брата.

Мы с ним быстро поняли друг друга. Исключительно хорошие «драматические» качества определились в нем сразу. Еще не приступая к дрессировке, я уже знал, что из него выйдет прекрасный «артист».

Бемби. Брат Акбара. Добродушный, игривый, живой, незлобивый, умный, приветливый и покорный. Но боязлив и слегка нервен. В спокойном состоянии любвеобилен и обидчив. Необыкновенно доверчив и любопытен.

Зверь с хорошими «артистическими» задатками. С первого же дня он стал моим любимцем, ему больше всех уделял я внимания. Было видно, что ему не нужна грубая дрессировка, что лаской от него скорее можно добиться нужных действий.

Как только услышит свою кличку — сейчас же поворачивает ко мне радостную морду. Всегда расположен к беседам. Подойдет близко к решетке, выставит свою мордочку вперед, чтобы я его погладил, и мурлычет от удовольствия.

Мы не только любили, но и уважали друг друга.

Цезарь. Тигр злобный, своенравный, нервный. Человека ненавидит. Энергичный, но раздражительный — таково было впечатление от первого знакомства. Но в работе он оказался намного лучше. Перед началом репетиции или представления Цезарь ходит взад и вперед по клетке, чем-то озабоченный, словно что-то пытается вспомнить. Время от времени останавливается, ворчит, а на приближающихся людей рычит так грозно, что цирковые лошади рвутся в своих станках, дрожат и покрываются потом. Чем не актер перед выходом!

Впоследствии Тарзан из-за болезни, а Цезарь из-за старости были выведены из номера, а вместо них поступили три уссурийских тигра — Алмаз, Карат и Уля, в возрасте примерно восьми-девяти месяцев.

Три месяца изучал я их характеры и потом начал дрессировать. Но времени нашего знакомства характеры их еще полностью не сложились, в них было много детского, наивного, забавного. Во время игр в клетке они не проявляли злобы. Ко мне относились корректно.

После четырехмесячного обучения новички были включены в общую группу и заработали как заправские артисты.

«Амплуа» в аттракционе распределились в соответствии с «наклонностями»: Раджа — «герой», Тарзан — «злодей», Бемби — «простак», Цезарь — «трагик», Акбар «любовник». И, как положено «любовнику», у него больше всего было поклонников.

Неустанное наблюдение над странными и неожиданными переменами настроения тигров позволяет установить причины изменения их характера и своевременно находить «противоядие» — способы, позволяющие удерживать зверей в доступной степени повиновения.

Если при работе с леопардами я еще сомневался, то теперь уверен, что не только я изучаю характеры тигров, но и они — мой. Действительно, должны же они знать, с кем имеют дело, чтобы успешнее хитрить, чтобы нападать на меня наилучшим способом.

Есть любопытная старая книжка «Анекдоты из жизни домашних животных». Она составлена из рассказов любителей животных о кошках, собаках, лошадях. В ней есть любопытные наблюдения о сообразительности четвероногих в трудных и запутанных ситуациях, когда животные решали сложные задачи самостоятельно. Например, одна кошка долгое время отвлекала повара звонком в дверь, дергая за веревочку, и, пока он разглядывал пустоту, — успевала влезть в форточку и убежать с добычей. И проделывала она это до тех пор, пока повар не устроил засаду и не подкараулил ее.

Я вовсе не уверен, что превосходство человеческого разума над разумом животных неоспоримо. Очевидно, мы еще не умеем до конца понять зверей, «ограниченные» своим, человеческим способом мышления.

Для постижения звериной тайны нужно знать язык каждого животного, уметь до тончайших нюансов подражать их голосу, чтобы еще больше войти к ним в доверие. Не подумайте, что я преувеличиваю, говоря о языке. Условный, без слов, но он существует. Опять сошлюсь на свидетельства охотников, да и мои собственные наблюдения  подтверждают это.

Вот, например, Раджа и Акбар очень отличаются друг от друга своим «языком» (поставим на всякий случай это слово в кавычки). Когда я подхожу к Радже, он мурлыкает приглушенно, на грубых, низких нотах. Акбар в таких случаях мурлыкает нежно, переливчато и даже как-то грустно, как бы высказывая какую-то обиду или просьбу, вроде жалуется. А спросишь его: «Как твои дела, Акбар?» — он заведет свою песню, а я вторю ему, поддерживая «разговор» стонущим, пискливым голосом. И мне кажется, что в моих «стонах» он понимает больше, чем я в его: для него в них есть что-то конкретное. Как жаль, что я никогда не узнаю — что.

Как бы то ни было, ласковость и щедрость дают для познания зверя больше, чем грубость и жестокость. Криком и кулаками ведь и людям трудно договориться между собой. А в пылу гнева наделаешь больше ошибок.

Как нет в мире двух людей с одинаковыми характера ми и способностями, так и звери отличаются по своим индивидуальностям друг от друга. Поэтому при обучении нельзя быть ко всем одинаково взыскательным, так как понятливость каждого зверя имеет границы. И то, что можно потребовать от одного, нельзя требовать от другого. Чуткая душа и отзывчивое сердце в обращении с хищниками нужны не меньше, чем с людьми.

Даже если вашу доброту животные и не оценят, все равно надо оставаться добрым, излишняя строгость породит только непримиримую враждебность, которая, если не обращать на нее внимания, как зараза, передастся другим зверям.

Бывает что зверь ранит меня без злобных намерении. Иногда это происходит и по моей неосторожности. Сделаю резкое движение, неожиданное для тигра, а он напугается и невольно выбросит вперед лапу с выпущенными когтями, для самозащиты, и случайно заденет меня. Мы ведь тоже выставляем руку вперед для обороны, как бы прикрываясь ею, когда сосед делает непроизвольное движение в нашу сторону. И за это я зверей не наказываю, не за что.

Своим добрым и мягким отношением я не только «извлекаю» из своих учеников их таланты, но и устанавливаю внутреннюю, душевную связь между нами и очень забочусь, чтобы она по какой-либо причине не прервалась, так как это может разладить всю дрессировку.

Чтобы избежать срывов, я стараюсь учитывать настроение зверя и вести себя в соответствии с ним. Нельзя не принимать во внимание то, что хищник, хотя и мгновенно повинуется инстинкту, соображает намного медленнее человека. Поэтому надо давать ему время на осмысление нового задания. Если хочешь жить со зверем в мире, иногда приходится и потакать его капризам.

Не всегда спокойный зверь является безобидным существом. Часто его поведение бывает обманчиво и маскирует характер скрытный и хитрый. Я почти никогда не беспокоюсь, если за моей спиной находятся самые шумливые звери, выражающие свое недовольство рычанием, вроде Акбара или Бемби. Много шуму — мало толку. А в тихом болоте черти водятся. Это также и у зверей.

Взять хотя бы Раджу. Он никогда не огрызается, сидит спокойно на тумбе и молча выжидает удобный момент, чтобы напасть на меня или же на рядом сидящего сородича. Заранее обнаружить его злонамеренность никак нельзя.

Против таких субъектов всегда надо применять самые радикальные меры предосторожности. Когда я бываю вынужден встать к Радже спиной, ассистент сейчас же поворачивает его мордой к себе и отвлекает от злых мыслей кусочками мяса. Если этого не сделать, тяжелые последствия неизбежны.