Н. П. БЕГИЧЕВОЙ

Н. П. БЕГИЧЕВОЙ

<Без даты>

Iсh grоllе niсht…[246]

(есть ли тут ирония?)

Я все простил. Простить достало сил

Ты больше не моя, но я простил:

Он для других, алмазный этот свет,

В твоей душе ни точки светлой нет.

Не возражай! Я был с тобой во сне:

Там ночь росла в сердечной глубине,

А жадный змей все к сердцу припадал…

Ты мучишься: я знаю… я видал.[247]

Это не Гейне, милая Нина, это — только я. Но это также и Гейне. Обратите внимание на размер, а также на то, что «Ich grolle nicht» начинает первую и заканчивает вторую строку, отчего в первой получилась двойная рифма, причем на тот же гласный звук.

К пению, я думаю, подойдет. «Лопающегося сердца» и «грызущего змея» я избежал,[248] и счастлив. Да и у Гейне это не символы, а эмблемы. Я посвящаю эти 8 строк той, чьи люблю четыре первых серебряных ноты… Они нитью пробираются по черному бархату. Бархат их нежит, но он душит их… А они хотят на волю… Бедные, они хотят на волю… Зачем? Зачем?

И. А.

<На отдельном листке>

Я все простил. Простить достало сил;

Ты не пойдешь со мной, — но я простил…

С твоей груди алмазный льется свет,

Но ни луча в унылом сердце нет.

Не возражай. Я был с тобой во сне:

Там ночь росла в сердечной глубине,

А жадный змей все к сердцу припадал…

Ты мучишься: я знаю… я видал.[249]