Прощай, «Лимония»…
Прощай, «Лимония»…
Приказ о моем переводе был подписан.
Сердобов подшучивал:
— Везет тебе… А я после отпуска опять возвращусь в нашу радиоактивную квартиру и буду выть зимой от скуки, как вьюга на Опытном поле.
Тоскливое чувство расставания навсегда с полигоном вызывало щемящую боль в груди. Что-то тревожило и заставляло самокритично оглянуться на прожитые здесь три года. Не совершил ли какие-нибудь ошибки, которые будут лежать камнем на сердце всю жизнь? Во всяком случае, совесть моя чиста. Я не убегаю с «поля боя», не покидаю товарищей в беде. Многих вполне устраивала служба в закрытой войсковой части, они стали хорошими специалистами, видели перспективу в научной работе и служебном росте. А некоторые из руководящего состава уже достигли такого уровня, который для них был недосягаем вне полигона, они даже побаивались перевода в другое место. У меня же не было другого пути, как расстаться с полигоном.
На Опытное поле, как и некоторых других офицеров, меня уже не пускали набрал норму радиации, нужна передышка. Мучила разлука с семьей, которую пришлось вынужденно отправить домой. Не буду кривить душой — сказывалась, конечно, и обида на беспричинное понижение в должности.
Мы уже забрались в самолет, как подъехала «Победа» и по трапу взбежал кадровик майор В.П.Жучков.
— Только что пришла бумага: вас назначили старшим научным сотрудником научного отдела Главного штаба войск ПВО страны…
Много позже, помогая маршалу И.С.Коневу в работе над мемуарами, я поинтересовался, бывал ли он на ядерном полигоне?
— Мне там делать нечего, — ответил Иван Степанович, — это дело Курчатова и Сахарова. Но запомните: когда-нибудь люди проклянут всех, кто изобретал и испытывал атомное оружие на целине. Там же хлеб! Но им-то что? Берия с Малышевым, ответственные за взрывы, на чистеньких перинах с бабами спали в Москве. А каждый взрыв бомбы — это не только распространение заразы на целине, но и вред всей планете. Вы думаете, почему участились землетрясения, ураганы, наводнения, не говоря уже о том, что люди мрут как мухи? Я предлагал в свое время: практикуйтесь на макетах, испытывайте конструкцию бомбы при обычном взрывчатом веществе. А когда потребуется, в чем я сомневаюсь, можно и атомный заряд заложить… А вы там спектакли на весь мир устраиваете. Страх нагоняете. Кто придумал учение войск с применением атомной бомбы? Без ЧП не обошлось. Вы знаете, что там некоторые генералы и офицеры подзаразились, гражданские люди пострадали? А толк? Уже нет в армии тех солдат, которые принимали участие в учении, и генералов нет. Одни уволены, другие поумирали. Кому же этот опыт нужен? Тогда давайте каждый год проводить такие учения.
Кто-то сказал: «Живым остаться на фронте — случайность, а умереть закономерность». Но мне повезло. Находясь три года в действующем артиллерийском полку, который простреливался насквозь даже пулеметным огнем противника, я возвратился невредимым в числе одного десятка из каждой сотни фронтовиков.
Вторым тяжелым и опасным испытанием в моей судьбе были три года службы, на ядерном полигоне. Во многом первопроходцам противоатомной защиты приходилось действовать ощупью, рискуя собой. Ранний период жизни полигона несравним с его последними годами. У нас не было не только опыта, но и технического оборудования для проведения испытаний, надежных средств контроля и защиты. Все взрывы с 1949 по 1963 годы производились на земле и в воздухе с вытекающими отсюда последствиями. От мощных потрясений выскакивали стекла и трескались стены не только в нашем городке, но и в Семипалатинске, Усть-Каменогорске, других населенных пунктах. Далеко распространялась сейсмическая волна, а радиоактивные облака гуляли по всему Казахстану.
Это повториться не должно. Нужно сказать правду, что взрывы ядерного оружия, как бы они ни производились, не приносят людям здоровья, не улучшают экологическую обстановку. Тем более наземные и воздушные взрывы, которые вредны всей планете. Здесь есть над чем подумать ученым, чтобы экспериментальные ядерные взрывы были совершенно безопасны для земли и ее обитателей.
А что касается болезней и смертей, постигших многих из тех, кто служил на полигоне, то это вопрос непростой и спорный. В наш век глобального ухудшения экологической обстановки, в век стрессов и всеобщей перенасыщенности химикатами люди болеют чаще и умирают, не дожив до старости, хотя никогда не были на ядерном полигоне, не находились под облаком атомного взрыва. А среди тех, кто много лет жил и работал на ядерном полигоне, есть, слава Богу, долгожители, которые не жалуются на здоровье.
Это доказательство того, что не все, кто соприкасался с ядерным полигоном, обязательно заболевают и раньше других умирают.
Можно только сожалеть, что в свое время не был создан центр по наблюдению или медицинскому контролю за всеми людьми, кто трудился на ядерном полигоне. Он мог бы дать научные сведения мирового значения, не было бы тех, порой необоснованных, споров и страстей вокруг этого вопроса, все было бы ясно и для ученых, и для самих полигонщиков. Но момент упущен. Сколько у нас было таких упущений!
В своих воспоминаниях я высказал только личные наблюдения и мнения. Можно соглашаться с ними, а можно и опровергать, но я старался писать правду. Не убежден, что в научном плане все у меня бесспорно, поскольку я не специалист во всех областях, к тому же ряд работ на полигоне проводился в полной тайне и я мог только догадываться о сути дела.
К сожалению, мне не удалось рассказать о многих своих сослуживцах-офицерах. И не только потому, что время вымыло из памяти их имена, а больше по той причине, что не удалось разыскать их, поговорить с ними.
Не мог я назвать побольше солдат — великих тружеников полигона, но я от имени моих коллег хочу сказать им всем огромное спасибо за их подвиг, за их терпение.
Искренне благодарю всех, кто рассказал мне о себе, дал фотографии, напомнил имена сослуживцев.
За тридцать шесть календарных лет службы в Вооруженных Силах, начиная с учебных классов Тамбовского артиллерийско-технического училища и до отставки, я трудился в рамках строгой секретности. У военных людей вся жизнь — сплошные секреты и неожиданности.
Семипалатинского полигона сегодня уже нет. Но есть подобный на Новой Земле. Пока там затишье, но все в мире переменчиво, и необходимость в его оживлении вполне может возникнуть. Тешу себя надеждой, что мои скромные заметки и воспоминания хоть в чем-то будут полезны полигонщикам нового поколения.
Но, конечно, лучше, если таких полигонов не будет вовсе.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
Письмо двадцать седьмое Год 1914. «Прощай, Танюша, прощай, любимая…»
Письмо двадцать седьмое Год 1914. «Прощай, Танюша, прощай, любимая…» Графический объект27 В 4 часа утра я нашла Диму в конюшне, он уже сам заседлал Гнедка и Червонца. Обогнув дом, миновав мостик через Северку, мы пустили лошадей мелкой рысцой по лесной дорожке. Предрассветный
Прощай
Прощай Итак, мы произносим: «Доброй ночи» — И, как любовники, идем опять, На самое последнее свиданье, Успев лишь вещи наскоро собрать. Последний шиллинг опустив за газ, Смотрю, как платье сбросила бесшумно, Потом боюсь спугнуть я шелест гребня, Листве осенней вторящий
Прощай
Прощай Этот жалкий кабак много лет Осень долгим дождем убивает. Я пришел, но тебя уже нет, От страданья любовь убывает. Я страдаю, когда ты ушла, Я смеяться учился искусно. Плачу я без любви, без тепла И живу с той поры только грустно. Ты хотя бы на память храни Мое сердце,
Ante Venezia («Прощай, прощай, Гельвеция…»)[174]
Ante Venezia («Прощай, прощай, Гельвеция…»)[174] Прощай, прощай, Гельвеция, Долой туман и холод! Да здравствует Венеция, Где каждый будет молод! Привет тебе, жемчужина, Восьмое чудо в мире, Стихов, примерно, дюжина Уже звучит на лире! О, tanto di piacere Di far, di far la sua, La sua conoscenza, Venezia! (ma doue) O,
«Прощай!»
«Прощай!» Со дня прихода отца в детскую во время моей болезни я его не видел; он несколько раз хотел зайти, но я под разными предлогами от этого уклонялся. Потом, когда я поправился, он по делам уехал в Казань.Накануне моего отъезда в Швейцарию он вернулся, и мы нечаянно
«Прощай, дом! Прощай, стара я жизнь!»
«Прощай, дом! Прощай, стара я жизнь!» Внутренние процессы большого, решающего для всей жизни значения происходили в душе Антоши. Он очень много читал, много думал. Он был приветливым, веселым товарищем, но глубоко самостоятельным человеком, ревниво оберегавшим от всех свою
Ну что ж, прощай…
Ну что ж, прощай… В воскресенье 22 мая гроб с телом Джеки, накрытый старинным покрывалом, стоял в ее гостиной перед камином. Утром подле него сидел Морис, читал воскресные газеты, как они оба привыкли. Он и дети пригласили друзей и родных на неофициальные поминки перед
ПРОЩАЙ, ДНЕПР, ПРОЩАЙ, УКРАИНА!
ПРОЩАЙ, ДНЕПР, ПРОЩАЙ, УКРАИНА! В тот солнечный майский день, когда поезд должен был увезти Лесю на Кавказ, она незаметно вышла из дому, наняла извозчика до Владимирской горки. Был десятый час утра. От Трехсвятительской улицы широкая аллея вела к круглому деревянному
Прощай, Юра!
Прощай, Юра! ..Всех интересует только один вопрос: «Почему?..»-Что ж... «Официальная» причина смерти до сих пор неизвестна. Во всех медицинских документах так и записано: «Скоропостижная смерть». И все.Что же касается неофициальной версии, то их множество. Но все сходятся на
Прощай!
Прощай! На съемочной площадке Эльдара Рязанова Гурченко побывала три раза. Первый раз — в самом начале пути и после — последовавший оглушительный успех. Второй раз — на «Вокзале для двоих». Это уже была пора зрелости, середина всего. И на третий раз — «Старые клячи». Ну
III. «ПРОЩАЙ, ДОМ! ПРОЩАЙ, СТАРА Я ЖИЗНЬ!»
III. «ПРОЩАЙ, ДОМ! ПРОЩАЙ, СТАРА Я ЖИЗНЬ!» Внутренние процессы большого, решающего для всей жизни значения происходили в душе Антоши. Он очень много читал, много думал. Он был приветливым, веселым товарищем, но глубоко самостоятельным человеком, ревниво оберегавшим от всех
«Лимония» — какой она была
«Лимония» — какой она была Глубокой осенью в «Лимонии» без семьи особенно скверно: неуютно и тоскливо. Снега нет, а морозы трескучие. В комнатах офицерского общежития холодно. Спим, укрываясь полушубками. Единственное окошко с намороженным толстым слоем инея и
89. Прощай, Эдит, прощай!
89. Прощай, Эдит, прощай! При жизни Эдит Пиаф никогда не превращала свои концерты в эстрадное шоу. Она просто пела. То есть говорила со зрителями на доступном всем языке. Общалась напрямую, делясь своими мыслями и чувствами.Не превратились в шоу и ее похороны. Именно этого