Наш общий друг

Наш общий друг

Иван Васильевич Грузинов. Добрый, чуткий человек. Роста он среднего, коренастый, плечистый. Тяжелое, прямоугольное лицо, вырубленные топором черты – и к этому тонкое понимание поэзии. Стихи свои с эстрады сам никогда не читает. Меня он с первых дней моего появления в СОПО дружественно опекает. Он не только одобряет – и очень – мои стихи, но ценит и манеру чтения – ритмическую подачу стиха, но без столь частого в те годы у авторов «подвывания». Когда только есть возможность, Грузинов включает меня в группу выступающих от Союза поэтов по всевозможным клубам, военным училищам – особенно если платят хлебом. Нередко поручает мне прочесть и за него – благо память у меня безотказная, прочту «без шпаргалки». Заботу свою он объясняет тем, что знает: живу одна, без родных, в голодной Москве – долго ли пропасть девчонке, тает на глазах, в чем только душа держится. Знаю, один из «кузнецов», прозаик Михаил Сивачев, увидев меня впервые на исходе девятнадцатого года, сказал Василию Казину: «Ну, эта до весны не дотянет». Друзья, однако, убедили меня взять работу «с подкормом».

Забота, привычная дружеская забота Грузинова всегда конкретна. Но ни о ком он не заботился так сердечно, с такою самоотдачей, как о Есенине. «Наш общий друг», – мысленно окрестила я Ивана Васильевича.

В тот парной летний вечер друг изловил меня в СОПО.

– Посидим, есть разговор. – И начал:

– Надя, я вижу: вы полюбили Есенина!

Молча жду, что скажет дальше.

– Забудьте, вырвите из души. Ведь ничего не выйдет.

Я усмехнулась.

– Но ведь уже все вышло.

Друг в ужасе выкатил на меня глаза.

– А Сергей уверяет, что…

– …что я не сдаюсь? Да, верно. Я не хочу «полного сближения». Но понимаете… Я себя безлюбым уродом считала. А тут полюбила, да как! На жизнь и смерть! Немецкому учились?

– Ну, учился…

– Все гимназистки знали когда-то эти строки Гёте:

Und doch, welch Gl?ck, geliebt zu werden!

Und lieben, G?tter, welch ein Gl?ck! —

и сама перевожу: – Однако, какое счастье – быть любимым! А любить, о боги! – какое счастье! – Гёте… Уж на что он знал толк в любви, а ведь значит это, что любить большее счастье, чем быть любимым. Ну, а Есенин… Он вроде завидует силе моего чувства… Не верите?

Тут я напомнила Грузинову строки Тютчева о «жалком чародее»…

И самого себя, краснея, сознаю

Живой души твоей безжизненным кумиром.

И правда: я не так воюю за встречную любовь, как берегу в себе неугасимый огонь. «Не требуя награды». Или мне только кажется, что не требую?