Глава 7 «Завтра — оно завтра будет»
Глава 7
«Завтра — оно завтра будет»
У меня растут года…
В. Маяковский. «Кем быть»
Когда Пантелеев был еще молодым человеком, у его двоюродной сестры Иры появился ребенок. Девочка. И он сразу без памяти полюбил свою маленькую двоюродную племянницу. Казалось, она восполнила то, чего ему так не хватало: детского крика, детского смеха, даже детского плача, — потому что он всегда очень любил детей.
Для новорожденной племянницы Алексей Иванович снимал дачу, вощился, играл с нею. Единственное, что ему не нравилось, — это то, что девочку назвали так же, как маму, Ириной. Как раз в это время М. Зощенко прочел ему свой новый рассказ. Там молодая мать, укачивая новорожденного ребенка, говорила: «Ах ты, мой ангел! Ах ты, мой маленький людоед!..» Пантелееву это так понравилось, что он стал называть свою племянницу Людоедом и, хотя не все отнеслись к этому имени одобрительно, постепенно настолько привыкли, что в доме стали говорить:
«— Людоед сегодня жалуется на животик. <…>
— Людоеду купили куклу. <…>
— Людоед, пора спать!
И людоед, нисколько не удивляясь и не обижаясь, шел спать».
В очерке «Маршак и Людоед» Л. Пантелеев приводит веселые экспромты Маршака на подаренных девочке книжках. Вот один из них:
На Грибоедовском канале
Жила особа юных лет,
Ее родные называли
Ужасной кличкой «Людоед»
Хотел я к ней поехать в гости,
Боюсь я только одного —
Что от меня оставят кости,
Очки и — больше ничего.
Алексей Иванович уделял девочке много внимания, учил ее читать. О том, как шла учеба, есть у него интересная запись:
«Иринке пять лет. Учимся с нею читать. Никак не может запомнить букву «я».
— Какая это буква?
— Буква «ты».
Нарисовал яблоко. И написал: «яблоко».
Читает:
— Тыблоко».
Эти несколько строк выросли потом в рассказ «Буква «ты». Читая его, мы можем увидеть, как преобразуется жизненный материал в руках художника, как из факта, случая, эпизода вырастает художественное произведение, в котором появляются характеры, звучат диалоги, завязывается сюжетная интрига. Вот, к примеру, умучившийся взрослый предлагает Иринушке эту букву, которую она никак не может верно прочитать, сказать «как будто про себя: я. Понимаешь? Про себя. Как ты про себя говоришь». Кажется, что еще может быть понятней? Но у Иринушки своя логика, и происходит невероятная вещь — она шепотом, про себя говорит: «ты». Но разве не могла она понять просьбу учителя по-своему: про себя — значит тихо-тихо? И она тихо-тихо про себя, говорит: «ты».
Рассказ «Буква «ты» заставляет задуматься о многом: и о том, как сложен и многогранен язык, сколько в нем скрыто возможностей; и о том, каким неожиданным для взрослого образом, с какой непосредственностью воспринимается он ребенком; и еще о том, как непросто быть учителем.
В конце 20-х годов Пантелеев вел в журнале «Еж» отдел «Цирк — театр — кино». В небольших заметках он увлеченно рассказывал детям о знаменитом укротителе, о виртуозной цирковой артистке, выдающемся жонглере, создавал для юных читателей портреты знаменитых артистов кино: Чарли Чаплина, Бестера Китона, Дугласа Фербенкса, Мэри Пикфорд, придумывал киноребусы, кинозагадки.
С середины 30-х годов Пантелеев особенно потянулся к литературе для самых маленьких. В журналах «Чиж» и «Костер» стали все чаще появляться самые разные его произведения: и сказка, и веселый раешник, и назидательная новелла, и небольшая притча, и рассказ. Пантелеев убежден: взрослого не может не интересовать то, что волнует и интересует ребенка. Отсюда его утверждение: «Каждый писатель должен писать для детей, обращаясь ко всему непосредственному, неиспорченному в человеке…»
В его творчестве складывается своеобразный идеал человека, близкого по душевному складу к детям. В свое время этот идеал выразил Белинский. «Есть люди, которые любят детское общество и умеют занять его и рассказом, и разговором, и даже игрою, приняв в ней участие: дети, с своей стороны, встречают этих людей с шумной радостью, слушают их со вниманием и смотрят на них с откровенной доверчивостью, как на своих друзей. Про всякого из таких у нас, на Руси, говорят: «Это детский праздник».
В 1941 году, перед войной, Пантелеев работал над сценарием «Детский праздник» (в середине 60-х годов по этому сценарию был снят фильм «Они встретились в пути»), Сценарий посвящен студентам педагогического института, будущим воспитателям. Один из них, Макар Семенов, обладает удивительной способностью привлекать к себе ребят. Для Макара общение с детьми — это не просто выполнение служебных обязанностей, а потребность, необходимость, жизнь. И потому именно к Макару тянется трудный мальчишка, найдя у него то, что ему сейчас нужнее всего: человеческое тепло и мужскую дружбу.
Насколько пристально, пристрастно, увлеченно следил писатель за жизнью детей, можно судить по страницам книги «Из старых записных книжек»: они буквально пестрят детскими речениями, подслушанными разговорами, в них запечатлены занимательные или поучительные эпизоды и происшествия из детской жизни; в записях можно найти и законченные сценки, и зарисовки к будущим произведениям. Невозможно не привести некоторые примеры:
«Дядя, правда, что у вас в Ленинграде только два раза в пятидневку бывает солнце?»
«Лисий Нос. Подслушанные «экикики».
Из трубы шел густой дым. Какой-то мальчик сказал:
— Дом горит, никто не видит.
И вот — человек шесть пятилетних ребятишек добрых полчаса с наслаждением орут у меня под окном:
Дом горит — никто не видит!
Дом горит — никто не видит!
Там же. Из двух противоположных окон, через улицу, дуэт двух мальчишек:
Голуби пугаются,
Дворники ругаются…
Тоже минут на десять. И тоже с наслаждением, с каким поет зяблик или кричит по утрам петух».
«Шестилетняя девочка, дочь соседки:
— Куда же это папа ушел? Ах чтоб он помер!..»
«Таня Белых (три-четыре года):
— Мама, задуши электричество».
Автор не просто сторонний наблюдатель, записывающий ради удовольствия смешные, наивные или очень меткие детские высказывания, — он активный участник разговоров, он задает вопросы, вовлекает детей и сам по-настоящему охотно играет в затеянные им же игры; он размышляет о детских поступках и характерах. Все это ему бесконечно интересно и важно. Все это помогает еще глубже постичь разнообразную жизнь детства.
Сколько открытий, сколько нового! Какой большой, многокрасочный мир зовет двух очень «непослушных девочек», о которых писатель написал целую книжку — «Рассказы о Белочке и Тамарочке». Их непослушание, их жажда жить активно и озорно оборачиваются подчас и неприятностями пока девочки, нарушив запрет мамы, купались в море, пришел вор и украл всю их одежду: «И платьица украл, и штанишки украл, и рубашки и сандалики, и даже испанские шапочки с кисточками украл». И шалость в лесу кончилась чуть ли не бедой: пока они прятались от мамы, она в самом деле ушла от них далеко и девочки натерпелись страху.
Но как в этих рассказах все по-детски сказочно! Таинственный вор вызывает не только огорчение. Подходя к дому голышом, Белочка в упоении кричит: «Мамочка, знаешь, — нас обокрали!!!» И блюститель порядка, милиционер, который задает грозные вопросы: «Эт-то что такое? А? Кто вам позволил, гражданки, голышом по улицам бегать?» — на самом деле симпатичный и добродушный; и страшный волк на поверку оказался теленочком, указавшим им путь из леса; и насмешливый старик направил их домой, на зелененькую дачу. Особенными кажутся здесь и встреча с морем, и солнце, и гроза, и веселый шум дождя.
«Рассказы о Белочке и Тамарочке» написаны так, словно рассчитаны не столько на читателя, сколько на слушателя.
Возьмем, к примеру, начало:
«У одной мамы было две девочки.
Одна девочка была маленькая, а другая побольше. Маленькая была беленькая, а побольше — черненькая. Беленькую звали Белочка, а черненькую — Тамарочка».
Каждая фраза здесь наполнена дыханием, писатель как будто специально подбирал слова с открытыми слогами, чтобы слово пелось, легко произносилось, хорошо звучало на слух.
Рассказы эти безупречно ритмически выстроены. Вот мама, отправляя девочек гулять на море, дает им напутствие: «По воде босичком походить — это можете. || В песочек поиграть — это пожалуйста. || А купаться — ни-ни. || Девочки ей обещали, что купаться не будут».
В «Рассказах о Белочке и Тамарочке» Пантелеев создал два совершенно разных характера девочек. Для писателя несомненно: ребенок с самых малых лет — личность, характер. Писатель не скрывает некоторого недовольства властным, даже эгоистическим характером старшей, Тамарочки, явную его симпатию вызывает более робкая, более зависимая, но зато и более честная и прямая Белочка.
Пантелеев никогда не изолировал детский мир от взрослого, он предъявлял серьезные требования к детям. У девочек молодая умелая мама, с такой мамой весело и хорошо. Но мама отнюдь не безразлична к тому, как живут и как ведут себя ее девочки. Мама осудит не шалость, а трусость, она учит их отделять хорошее от плохого. «Вещественные» последствия их шалостей волнуют ее мало. Не очень убиваясь об испорченной дочками скатерти, мама далеко не безразлична к нравственной стороне дела. «сумел набедокурить, — говорит она, — сумей и ответить за свои грехи. Сделала ошибку — не убегая, пождав хвост, а исправь ее».
Белочка и Тамарочка на протяжении рассказов взрослеют, растут. Рассказ «Большая стирка» начинается с шалости, с невсамделишной работы, а кончается тем, что обе девочки идут с мамой работать — и пол мыть, и стирать, и полоскать, и сушить белье — и все по-настоящему. И потому таким вкусным покажется им обед.
Почти как афоризм звучат последние фразы в рассказе «На море», когда, вернув девочкам всю их одежду, милиционер обещает отдать испанские шапочки лишь завтра, если сестры этого заслужат. «А что завтра было — еще неизвестно. Ведь завтра-то — его еще не было. Завтра — оно завтра будет». Слова эти воспринимаются как шутка, но одновременно они говорят о невозможности заглянуть в завтрашний день, но и обещают этот день, к которому надо быть всегда готовым.
Пантелеев очень тонко понимает, как наивен ребенок, насколько мал его опыт, как нуждается он в старшем друге, добром учителе. Учительская миссия в самом высоком смысле слова тала присуща всем его произведениям, обращенным к растущему человеку. В каких-то даже случаях, как писал К. Чуковский, Пантелеев «не отказывается… от самых откровенных поучений и проповедей».
Обычно к таким словам, как «поучения», «дидактика», существует отношение достаточно настороженное: кому охота слушать наставления и поучения? «Но Пантелеев, — продолжает К. Чуковский, — такой сильный художник, что дидактика ему не помеха. Напротив». К. Чуковский поясняет свою мысль. Поучающие фразы, которые у другого писателя звучали бы непростительной фальшью, благодаря яркой словесной живописи и увлекательному сюжетному построению у Пантелеева воспринимаются «как законные явления стиля». Его моральная проповедь проникает в детское сердце, потому что она исходит от настоящего художника.
…Две лягушки угодили в горшок со сметаной. Одна — трусиха и лентяйка решила, что все равно ей оттуда не выбраться, перестала барахтаться и утонула. Вторая — храбрая и упорная — подумала иначе: «Нет, братцы, утонуть я всегда успею. Это от меня не уйдет. А лучше я еще побарахтаюсь, еще поплаваю. Кто его знает, может быть у меня что-нибудь и выйдет». И она в конце концов спаслась. Это — сказка Пантелеева «две лягушки». Содержание ее наипростейшее, но она заключает в себе очень важную мысль, даже некую мораль. По существу, здесь идет разговор о различных формах поведения в трудную минуту, о мере ответственности за свой поступок и его последствия. И шире — это серьезные размышления и жизненной позиции человека.
Такое размышление содержит в себе рассказ «Камилл и учитель».
Римский полководец Фурий Камилл не мог овладеть городом Фалерия. Фалесский учитель, рассчитывая на богатую награду, привел к римлянину в качестве заложников, обманув их, детей именитых фалесских граждан. Прогнав с позором учителя, Камилл обратился к детям своих противников: «Молодые фалески, когда вы будете большими и вам придется воевать с сильным и мужественным врагом, вспомните, что нужно всегда и во всех случаях полагаться на собственные силы, а не на злодейство других».
Наипростейшим кажется и содержание рассказа «Трус» — о мальчике, который должен был спуститься к берегу моря, но струсил: спуск показался ему слишком высоким, крутым и скользким. И даже упавшая удочка не могла заставить его ползти дальше. Но когда он увидел, что удочку взяла девочка, он кубарем скатился вниз. На поверку трус оказался и жадиной.
В начале 1941 года редакция журнала «Костер» обратилась к Пантелееву с просьбой написать рассказ, из которого читатель получил бы представления о таких понятиях, как долг, честь, верность. Пантелеев откликнулся на эту просьбу рассказом «Честное слово».
Два различных, полярных отношения к долгу и к слову выявляются в этом рассказе с особенной остротой. Мы не видим тех больших ребят, которые позвали маленького играть в войну, приказали ему под честное слово охранять в качестве сержанта «пороховой склад», пока его не сменят, а сами бросили его, забыли о нем и ушли из сада. Им сейчас гораздо лучше, чем одинокому «сержанту»: они уже давно дома, в тепле, поужинали, конечно, а может, и десятые сны видят. «А человек на часах стоит. В темноте. И голодный небось…»
Какое доброе чувство вызывает у автора веснушчатый мальчик лет семи-восьми, умеющий крепко держать свое слово и покинувший свой пост лишь после приказания настоящего офицера.
Автор настолько покорен этим мальчишкой, что расстается с ролью рассказчика и говорит как бы прямо от себя. В полный голос высказывает уверенность в этом человеке, в том, что в любой ситуации он не струсит, не испугается, проявит такую же сильную волю, такую же твердость.
Знаменательно, что рассказ этот был напечатан в июне 1941 года и оказался как будто пророческим. Пантелеев словно предугадал здесь близкую реальность военных дней, когда такие же дети, как герой «Честного слова», в грозные годы фашистского нашествия уже всерьез, не в игре, а на самом деле самоотверженно служили Родине и помогали ей побеждать врага.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.