Глава девятая

Глава девятая

Не помню, чтобы в 1913 году в воздухе витало предчувствие войны. Морские офицеры время от времени покачивали головой и бормотали «Der Fag», но мы слышали это уже годами и не обращали на их брюзжание никакого внимания. Намеки на грядущую войну служили хорошей закваской для шпионских историй — и только. Ничего общего с реальностью. Ни одна нация не могла настолько обезуметь, чтобы вступить в военный конфликт, разве что на северо-западной границе или еще где-нибудь в очень отдаленной точке на карте.

В то же время, в 1913 и в начале 1914 года, повсюду расплодились курсы обучения медицинских сестер и «скорой помощи». Все девушки поголовно занимались на этих курсах, учились бинтовать руки, ноги и даже голову, что было значительно труднее. Мы сдали экзамены и получили маленькие карточки, удостоверяющие наши достижения. Женский энтузиазм на этом поприще достиг таких пределов, что если с каким-нибудь мужчиной происходил несчастный случай, его охватывал панический страх оказаться в руках заботливых дам.

— Не приближайтесь ко мне! Не нужно «скорой помощи»! — раздавались мольбы. — Не трогайте меня, девушки, не трогайте!

Среди экзаменаторов был один на редкость отталкивающего вида старый джентльмен. С дьявольской усмешкой он расставлял для нас ловушки.

— Вот ваш пациент, — говорил он, указывая на бой-скаута, распростертого на земле. — Перелом руки, трещина в лодыжке, быстро займитесь им.

В страстном порыве помочь бедолаге мы с подругой склонились над юношей, чтобы наложить бинты. В искусстве перевязок, сначала вдоль поднятой ноги, а потом красивыми восьмерками поверх, мы преуспели, любо-дорого посмотреть, как выучились. Однако нас тут же поставили на место, речь шла вовсе не о красоте (нам не пришлось продемонстрировать свою отличную сноровку): толстая повязка уже была наложена на рану.

— Срочное оказание помощи, — сказал пожилой джентльмен. — Наложите повязку поверх; и помните, ни в коем случае нельзя сдвинуть с места первую повязку.

Мы наложили бинты как было сказано: это было гораздо труднее, и восьмерки не получались такими совершенными по форме.

— Нельзя ли поскорее, — сказал экзаменатор, — попробуйте восьмерками — вы должны в конце концов прийти к этому способу. Самое главное — уметь накладывать бинты в любых обстоятельствах, — в книге этого не вычитаешь. А теперь — в госпиталь, кровать прямо за дверью.

Мы подняли нашего пациента, укрепив лубки, и осторожно понесли его к кровати.

И застыли в полном оцепенении. Ни одной из нас и в голову не пришло, что нужно расстелить постель, прежде чем класть на нее пострадавшего.

— Ха-ха-ха! Вы не обо всем подумали, не правда ли, юные леди? Ха-ха-ха, всегда проверьте, готова ли постель, прежде чем нести больного.

Должна сказать, что старый джентльмен, несмотря на все унижения, которым мы подверглись, научил нас большему, чем вмещали шесть лекций.

Кроме учебников, у нас была еще и практика. Два раза в неделю разрешалось посещать местную больницу. Мы, конечно, робели, потому что сестры, всегда в состоянии полной запарки, загруженные работой сверх всяких возможностей, относились к нам с некоторым презрением. Мое первое задание заключалось в том, чтобы снять с пальца больного повязку, отмочив ее прежде в теплой ванночке с борной кислотой. Это было легко. Потом предстояло промывание уха, но это мне тут же запретили. Сестра спешила и не разрешила мне трогать шприц.

— Спринцевание уха требует очень серьезных навыков, — сказала она. — Неопытных людей даже подпускать нельзя к этой процедуре. Запомните хорошенько. Никогда не думайте, что вы в состоянии оказать помощь без прочных навыков. Вы можете принести большой вред.

После этого меня попросили снять повязку у малышки, которая опрокинула себе на ногу чайник с кипятком. Тут-то мне захотелось навсегда забыть о своих курсах.

Насколько я знала, нужно было с крайней осторожностью отмочить наложенные бинты в теплой ванночке и затем потихоньку снимать их; каждый раз, когда я дотрагивалась до повязки, ребенок чувствовал невыносимую боль. Бедная малышка, ей было всего три года. Она все время стонала: это было страшно. В отчаянии я испугалась, что не выдержу. Единственным, что спасло меня, был сардонический взгляд сестры, устремленный на меня. «Эти молодые зазнайки, юные глупышки, — говорили ее глаза, — думают, что могут вот так, запросто прийти и делать все что положено, а на самом деле не умеют даже самого элементарного». И немедленно я решила, что сделаю все как надо. В конце концов, нужно было лишь хорошенько отмочить повязку. И я не только должна была добиться этого, но должна была сама ощущать ту же боль, что и ребенок. Я продолжала свое дело, по-прежнему чуть ли не в обмороке, сжав зубы, но добиваясь результата и действуя так нежно и осторожно, как только могла. Повязка почти уже отлипла, когда сестра вдруг сказала мне:

— Неплохо получилось. Сначала немного сердце ёкает, не правда ли? Со мной так тоже было.

Другая часть образования состояла в том, чтобы проработать день с патронажной сестрой. Тоже два раза в неделю. Мы обходили домишки с наглухо закрытыми окнами, из которых несло мылом и еще чем-то ужасным — заставить обитателей открыть окно было практически невозможно. Работа оказалась довольно однообразной. Все жалобы, как правило, сводились к одному и тому же — «больным ногам». Честно говоря, я была несколько озадачена. Районная сестра объяснила мне:

— Чаще всего это следствие заражения крови, иногда в результате венерических заболеваний, — конечно, может быть и гангрена, но в основном дело в плохой крови.

Так называли свою болезнь сами люди — некий народный диагноз, и я поняла это многие годы спустя, когда моя служанка сказала мне:

— Моя мама опять заболела.

— О, а что с ней?

— Ноги, как обычно, у нее всегда были больные ноги.

Однажды во время обхода мы обнаружили, что одна из наших больных умерла. Вместе с сестрой мы обрядили покойницу. Опять новый опыт. Не такой душераздирающий, как с обварившимся ребенком, но вполне, скажем, необычный, если не сталкивался со смертью раньше.

Когда в далекой Сербии убили эрцгерцога, событие это показалось всем таким далеким, совершенно не касавшимся нас. В конце концов, на Балканах люди постоянно убивали друг друга. То, что на этот раз убийство эрцгерцога может хоть в какой-то степени коснуться Англии, казалось совершенно невероятным — не только я, все кругом думали точно так же. И вдруг после этого убийства штормовые тучи начали застилать горизонт. Поползли немыслимые слухи, было произнесено слово — ВОЙНА! Конечно же очередная газетная стряпня. Ни один цивилизованный народ не мог вступить в войну. Уже давным-давно не было никаких войн; не может быть — с войнами покончено навсегда.

Нет, чистая правда, абсолютно никто, кроме нескольких старых министров и самых секретных служб, близких к Министерству иностранных дел, не мог представить себе, что может разразиться война. Пустые слухи. Всего лишь провокационные речи политиков: угроза-де вполне серьезна.

Но этот день пришел: страшное случилось. Англия вступила в войну.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.