ЭПИЛОГ
ЭПИЛОГ
Из письма С. Балыкина — А. Жарскому: «…Костя погиб в пятницу, 29 октября 1976 года. Я был в тот день в командировке в Пулковской обсерватории, а Гена в Набережных Челнах. В понедельник, 1 ноября, я прилетел в Казань и появился к обеду в обсерватории. Мне позвонил Гена, очень встревоженный: «Правда, что Костю сбило поездом?» Пораженный, я ответил, что ничего не знаю, и, договорившись созвониться вечером, помчался в Васильево. Клавдия Парменовна встретила меня спокойно: Костя с Аркадием Поповым (наш знакомый) в пятницу утром уехали в Зеленодольск на открытие выставки. Наверное, оттуда они поехали в Казань, к Пронину… Я не показал виду и вернулся в обсерваторию, чтобы созвониться с Геной. К этому времени он узнал телефон Поповых в Казани, но позвонить не успел. Позвонил я. Мне ответили, что Аркадий — на столе, а Костя в морге. Была уже глубокая ночь…
Да, каково же нам было тогда! Я уж про свои чувства не говорю, но как сказать Парменовне, как привезти ей сына — в гробу? А ведь пришлось везти… Мы с Валентиной, Костиной сестрой, и ее мужем нашли этот морг где-то на окраине Казани, пригнали туда грузовик, с памятником и гробом, и положили в него Костю, одев во все новое, — окостеневшего, с большим проломом в голове. Поздно вечером во вторник мы привезли Костю домой, в Васильево. Здесь уже все было подготовлено Геной и другими нашими друзьями.
Представь, я не помню, когда были похороны: в среду или четверг. Все как-то смешалось для меня в эти дни, я одеревенел и действовал наполовину выключенный. И похороны были какие-то странные. Приехало много людей из Зеленодольска, Казани, Москвы, знакомые, а больше — незнакомые, в основном нашего возраста. Мы все неопытны в похоронном деле, пришиблены событием, бестолковы. Не было обычных на похоронах распорядительных старух, и мы как-то не так все делали… Мне кажется, не было и торжественного похоронного шествия, просто брела за гробом огромная толпа плачущих людей… А музыка эта духовая!
Возле могилы все мешал-суетился какой-то полупьяный мужичонка, все торопил, первым уцепился за гроб, потащил его к могиле, оступился и полетел туда вниз башкой, чуть не выронив покойника, — едва удержали… И вот тут, признаюсь тебе, Саша, вот тут, когда изо всех сил я удерживал фоб, чтобы предотвратить это дикое падение, тут напал на меня смех — и колотит меня изнутри, и корчит… Слава богу, гроб держал не я один…
Во время поминального ужина как-то сама собой возникла идея устроить большую выставку Константина сначала в Зеле-нодольске, потом в Казани. Тут же образовалось что-то вроде оргкомитета. Пришибленные, мы с Геной в первые дни мало принимали во всем этом участие, но потом пришлось взять себя в руки: Клавдия Парменовна, хотя и держалась стойко и мужественно, но очень нуждалась в нашей помощи, и мы не оставляли ее одну, стараясь, однако, не мешать переживать горе.
Какой-то скорбный энтузиазм охватил людей, и скоро, на одном дыхании, была открыта большая выставка в Зеленодольске. У меня заболело сердце — невроз, и около месяца я провалялся в больнице, а когда вышел — уже готовилась выставка в Казани, в только что открытом Молодежном центре. Но об этом в следующий раз, Саша…»
Посмертная выставка Константина Васильева в Казани прошла шумно, с большим успехом. Художник на прощанье как бы еще раз громко напомнил о себе общественности города. А потом наступило глухое, затянувшееся молчание.
И только через два года в московской газете «Социалистическая индустрия» появилась статья А. Валентинова, в которой автор, побывавший в командировке в Казани, рассказывал о творческом наследии погибшего художника. Сообщалось о том, что несколько картин К. Васильева выставлены в редакции этой газеты.
Сейчас представляется просто невероятной случайностью, как могла попасть в мои руки эта газета. Помню только, что, едва взглянув на ее четвертую полосу и увидев емкие графические портреты известных композиторов, я уже не сомневался: это тот самый Васильев, картины которого так потрясли меня когда-то в московской квартире одной нашей общей знакомой. Но почему он погиб? Что могло случиться?! А ведь мы договаривались с ним о встрече в его мастерской… Вот так всегда: откладываешь все лучшее на потом и вдруг безвозвратно это теряешь…
Начались долгие метания по комнате; к горлу спазмами подкатывал ком, а по спине пробегали электрические разряды. Ничего подобного прежде со мной не случалось. Да что это в самом деле? Ну погиб художник, что ж теперь делать, мало ли талантливых людей погибает прежде времени? Однако никакие уговоры не действовали на встрепенувшуюся, словно ошпаренную душу. Наконец, едва пришло твердое внутреннее решение непременно ехать в семью художника, наступило успокоение… Значит, тому и быть!
На следующий день, вместе с моим другом Юрием Михайловичем Гусевым, мы посетили редакцию газеты «Социалистическая индустрия», где красовалась картина «Ожидание». Восторг объединил наши чувства. И в ближайшую субботу мы катили с ним на его старенькой «Волге» в сторону Казани. В надежде на удачу Юрий Михайлович прикрепил на крышу своей машины багажник, на котором он и привез потом в Москву основные произведения Константина Васильева.
Так начался выставочный марафон картин замечательного живописца протяженностью в 20 лет!
Труднее всего оказалось открыть первую выставку. В 1978 году идеологический аппарат страны еще очень строго контролировал любые подобные мероприятия в столице. А практики аренды помещений за деньги тогда не существовало. Да и денег таких взять было негде.
На помощь пришло Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры. Искусствовед Надежда Дмитриева на свой страх и риск предложила под выставку неизвестного в то время художника Знаменский собор, что на Варварке, служивший выставочным помещением. Это был царский подарок!
Успех первой выставки был ошеломляющим! Москва заговорила о Константине Васильеве. Не могло быть и речи о возвращении картин назад в Казань. Посыпались предложения из различных выставочных залов Москвы и Подмосковья.
На памяти москвичей выставка картин К. Васильева в подвальчике на Малой Грузинской улице. Это был холодный декабрь 1979 года, когда из-за сорокаградусных морозов лопались форсунки на теплоэлектростанциях и в нескольких районах Москвы в квартиры не подавалось тепло. Чтобы не мерзнуть, люди выходили на улицы и грелись у костров. Вот в эти-то морозы, чтобы увидеть полотна Васильева, зрители стояли по 3–4 часа в очереди, а вдоль вереницы людей тянулись костры. Возникало некое мистическое представление…
Вообще, сама эта знаменитая выставка послужила детонатором в деятельности Союза художников-графиков, предоставившего выставочное помещение. Союз резко поляризовался во мнениях на творчество К. Васильева, а затем и вовсе взорвался и прекратил свое существование. Во всяком случае, в те годы.
Постепенно география выставок расширялась: Тула, Воронеж, Сочи, Краснодар, Рига, Челябинск, Свердловск, Красноярск, Иркутск и десятки других городов… Вся Россия узнала Константина Васильева! Люди пробудились и потянулись как к откровению к своей исконной духовности, ощутив ее в произведениях удивительного мастера. Побывали полотна живописца и за рубежом — в Испании, Болгарии, Югославии… Везде неизменный успех картин, восхищение зрителей и повсюду просьба — сохранить картины, открыть музей Константина Васильева.
Во имя этого и трудились почитатели таланта живописца, ободренные энергией его полотен. Средства, собранные ими на выставках, легли в основу строительства музея.
Невозможно перечислить всех добрых людей, оказавших словом и делом поддержку этому движению. Но одного из них назвать необходимо — Демин Михаил Тимофеевич — ныне префект Северного административного округа Москвы. Именно его усилиями в 1988 году на баланс «Клуба любителей живописи Константина Васильева» был передан остов полуразрушенного особняка.
Здание это относится к началу века — характерная дачная застройка в стиле модерн. Хозяин — бывший владелец Северной железной дороги Лианозов — окружил особняк каскадом искусственных озер, обсадил дубравой и сибирскими кедрами, а затем преподнес это имение в дар возлюбленной… Романтическая история. Но время жестко откорректировало ее. После революции в доме разместилась уездная ВЧК, позже здание переходило к другим учреждениям, сдавалось и под жилье. К 1988 году от некогда шикарной усадьбы остались руины.
Клуб подарил особняку второе рождение — через десять лет, 6 октября 1998 года, в восстановленные залы гармонично вписались полотна живописца! Музей творчества Константина Васильева по праву считают народным. Ибо по копеечке, по слезиночке желание тысяч людей сберечь картины преобразилось в прекрасную картинную галерею.
Музей стал своеобразным духовным центром любителей русского искусства. Ежедневно здесь проходят яркие музыкальные и поэтические вечера, выступают известные писатели и актеры. Полотна мастера обрели не только свой родной дом, но и добрую, близкую по духу среду обитания.
Наконец, видимо, пришла пора неспешно, вдумчиво осмыслить всю сакральную глубину творческого наследия художника. На рубеже тысячелетий откровения Константина Васильева могут послужить спасительным маяком в грядущем тревожном и грозном плавании, в которое устремляется русский народ в поисках высокой и светлой правды.