Еще одни одержимый

Еще одни одержимый

Во время странствий по памятным местам, где сражалась 2-я ударная армия, я познакомился с московским историком Борисом Ивановичем Гавриловым. Узнал от него много интересного. Оказывается, Институт истории АН СССР предпринял огромную работу по составлению общесоюзного свода, памятников истории и культуры, которые государство берет под охрану. К тому времени историк Гаврилов закончил составление такого свода по Ярославской области и приступил к аналогичной работе на Новгородчине.

В одних случаях объект для паспортизации ни у кого не вызывал сомнений. Скажем, Софийский собор, Детинец, церковь Спаса-Нередицы, Юрьев монастырь, памятник «Тысячелетие России»… Но бывало и так, что мнения на этот счет расходились. Обычно это случалось тогда, когда речь заходила о памятниках истории и культуры, оставленных нам событиями недавними.

В частности, представителю АН СССР подчас приходилось убеждать некоторых новгородских руководящих работников, историков и краеведов в том, что места, где происходили важнейшие боевые операции Волховского фронта и 2-й ударной армии в сорок втором году, — это свидетели славы советского оружия, а не его позора, свидетели массового героизма и стойкости советских воинов, а поэтому в обязательном порядке должны быть увековечены и внесены в свод.

Я ни в коей мере не хочу умалять заслуги новгородцев в охране памятников истории и культуры. Наоборот, считаю, что в этом отношении Новгород и вся область могут послужить образцом для подражания и заимствования. Однако несомненно и то, что до недавнего времени здесь были довольно сильны тенденции, тормозящие самоотверженную работу наиболее дальновидных историков, краеведов, следопытов. Эти тенденции выражались, прежде всего, в однобоком подходе: по сравнению со стариной недооценивалась современность, в частности период Великой Отечественной войны.

И эти тенденции, к сожалению, не оставались только частными мнениями — от них в какой-то мере зависела деятельность новгородских историков, краеведов, следопытов. Об этом говорит хотя бы тот факт, что три десятилетия спустя после окончания войны приехавший из Москвы ученый-историк лазил в резиновых сапогах по волховским топям, летал над ними на вертолете и устанавливал самую далекую точку Любанского прорыва, самый дальний рубеж, достигнутый конниками генерала Гусева, определял контуры «долины смерти», искал остатки штабных землянок 2-й ударной, намечал места, где следовало бы установить памятные знаки и обелиски. А ведь всю эту огромную работу уже много лет назад должны были проделать сами новгородцы. Представителю Академии наук осталось бы только то, что входит в его прямые обязанности, — паспортизировать и заносить в свод.

Правда, колоссальную и поистине подвижническую работу по собственной инициативе проделал краевед и следопыт Н. И. Орлов. Но ему — в силу тех же, упомянутых выше тенденций — не оказали должной поддержки. Николай Иванович был настоящей ходячей энциклопедией по истории Любанской операции. Но многое из того, что он знал, что сам «прочитал» на местности, в письменном виде не фиксировалось, на карты и схемы не заносилось.

И вот недавно — уже после того, как о «коменданте «долины смерти» были написаны главки для этой книги, — Николай Иванович умер. И навсегда унес с собой в могилу немало фактов, которые уже никогда не попадут на страницы летописи боевых дел 2-й ударной армии.

Итак, Борис Иванович на ходу доделывал всяческие недоделки местных историков и краеведов, различных учреждений и организаций. И часто с горечью обнаруживал: упущенное наверстать затем бывает очень трудно, а подчас и совсем невозможно. Одно пошло под бульдозер, другое — на переплавку, третье — для хозяйственных нужд, четвертое — так поросло травой забвения, что и следов не найти…