Мы остаемся одни

Мы остаемся одни

Хотя изменения в нашей жизни были — и еще какие. Но они не зависели от решения партии и правительства.

Женечка вышла замуж! Мне было тринадцать лет, когда это произошло. Я очень радовалась! Женечка и ее муж пока еще учились в МИИТе, но тогда принято было рано создавать семьи. Они стали жить у нас. Опять же: никому и в голову не приходило снимать жилье и жить отдельно от родителей. Вопрос обычно заключался только в том, у каких родителей будут жить новобрачные. Да и он решался легко: конечно, у тех, у кого квартира больше. Так мы и зажили.

В августе 1964-го родилась Сонечка, моя дорогая племянница. Женечка писала диплом, мы все, кто когда мог, сидели с нашим дорогим ребенком-радостью дома.

Анечка наша металась и помогала больше всех. Она стала нервозная, дерганая.

У меня с ней складывались странные отношения, именно когда я стала подростком. Она была человеком удивительным: заботливым до самоотречения. Но самоотречение, видимо, даром никому не проходит…

В какой-то момент нервозность ее и усталость стали выплескиваться наружу. Она говорила резкости, ссорилась с тем, кто попадал под ее настроение. Причем настроение могло проявиться внезапно, среди ясной, солнечной погоды вдруг набегала грозовая туча, громыхала, сверкала молния… А потом опять все тихо и мирно, только если эта молния попала в тебя, ты как-то долго приходишь в себя, спрашивая у неба: «А что это было-то?»

Приведу примеры из тех, что помню.

Женечкину свадьбу праздновали в ресторане «Прага». Гостей позвали человек сто! Свадьбу устроили красивую и веселую. Женечка выглядела изумительно, сияла своей яркой красотой. Много было хлопот, праздничной суеты, гора подарков громоздилась в зале… Танцы, поздравления. По такому случаю приехал и мой папочка. Мы сидели рядом и радовались друг другу. Что может омрачить настроение в такой замечательный вечер?

И вот мы вернулись домой. Гостей — видимо-невидимо! Уложили всех, куда могли — и на полу даже. В гостиницы тогда никто и не пытался попасть — невозможно. Папа перед сном зашел на кухню, попить воды. Я, конечно, потащилась за ним. А там Аня цветы расставляет в вазы. Папа ушел, а я осталась ей помогать. И вот она мечтательно и довольно произносит:

— Ах, какая была свадьба! Прекрасно все устроили!

Я, радуясь, киваю, соглашаюсь.

— А у тебя такой никогда не будет, — продолжает вдруг Аня ожесточенно.

Я в ступоре. За что? Почему вдруг?

— Ну и не надо, — говорю я.

— Тебе лишь бы сгрубить. Тебе слово — ты десять, — словно предлагая раскрутить ссору, начинает Аня.

Я молча ухожу. Говорю Танюсе об Анином пророчестве.

— Не обращай внимания, она устала, плохо себя чувствует, — успокаивает меня Танечка.

Я на Аню не обижалась. Просто не могла — и все. Я помнила всю ее заботу — искреннюю, неустанную — и не могла поэтому обижаться. Но — в ступор впадала. Как-то страшно вдруг звучало: «У тебя… никогда…»

Кстати, она оказалась права. Не было у меня такой прекрасной свадьбы, такого количества гостей… Мне некому было все это устраивать. Так уж сложилось. Ну да ладно…

Или вот еще: Женечка получила диплом о высшем образовании. Все в ее жизни складывается вовремя и правильно: муж, дочка, диплом. Мы отмечаем это знаменательное событие. И вот я слышу от Ани:

— А тебе института не видать как своих ушей.

У меня опять ступор. Ничего себе — путевка в жизнь! И почему «не видать»? Я учусь хорошо, по русскому и литературе побеждаю даже на олимпиадах. Мои сочинения по школьному радио читают, как образцовые. Что во мне не так?

— В лучшем случае — техникум! — определяет Аня злорадно.

— И пусть. И что? На завод пойду работать, — отвечаю я. — На завод-то возьмут меня?

— Выше техникума не прыгнешь! — подтверждает Аня свою догадку о моем будущем.

И опять же — никакой обиды у меня не возникло. Просто — ах! Удивление! Чего это она? Что я не так сделала?

Она, кстати, никогда не была придирчивой, вредной… А тут вдруг накатывало на нее…

К счастью, в этом вопросе Аня промахнулась: и институт я закончила, и аспирантуру, и диссертацию защитила. Не все пророчества сбываются! Бывает, везет человеку, и все происходит не как напророчили, а как он сам своей жизнью распорядится…

Потом произошло вот что. У Стеллы на работе появилась возможность вступить в кооператив. То есть — заплатив вступительный взнос, купить квартиру в рассрочку. С позиций сегодняшнего дня — цены мизерные. Никаких процентов. Вступительный взнос вполне можно одолеть, а потом платишь в течение пятнадцати лет рублей по пятнадцать в месяц. И все — квартира полностью твоя. Проблема же заключалась в том, что просто так в кооператив не вступишь, нужно, чтоб метров в твоей нынешней жилплощади оказалось не слишком много. Но с этим у нас все было в порядке. К тому же тетя Стелла имела ученую степень (в этом случае метров полагалось больше).

В кооператив решено было вступать. Следующий вопрос: кто же поедет в новую квартиру? Казалось бы, просто. Тетя Стелла с дочкой, мужем дочки и внучкой. Мы же втроем — Аня, Таня и я — остаемся там, где живем.

Но такое простое и логичное решение стало для Ани настоящим ударом. Дело в том, что для Анечки самым любимым и дорогим человеком на свете была Женечка. Она растила ее до возвращения Стеллы из армии, она самозабвенно занималась ею. Женечка была ей больше чем дочь.

Дома возникали ссоры (впервые в нашей жизни) и выяснения отношений.

— Пойми, ведь она моя дочь! — убеждала Стелла.

— А я ей кто? Я мало для нее сделала? — плакала Аня.

Слишком тесно мы жили прежде, слишком большая привязанность… Она бывает слишком большой? И любви — бывает слишком много?

Увы — да.

Это беда (для всех), когда человек живет только жизнь любимого другого человека, полностью забыв о себе. Это всегда (по моим многолетним наблюдениям) приводит к крушению — вплоть до ухода из жизни.

Да еще наши нечеловеческие условия — жизнь в коммуналках, жизнь нескольких поколений под одной крышей… У людей нет возможности расправиться, наполнить жизнь собой.

Аня оказалась целиком зависимой от Женечкиной жизни. Роковым образом зависимой. Она любила Женю истово, фанатично. Пока жили бок о бок — проблем не возникало. Когда решили разъехаться, просто ради жизненного пространства, — случилась трагедия.

И все было правильно. И никто не виноват… И всем (в жилищном отношении) стало лучше. Но вот сейчас знаю точно: Аню бросать было нельзя. Надо было Женечке ее взять с собой. Но кто мог подумать, что Аня окажется несчастным брошенным ребенком, потерявшим смысл жизни?

После переезда она каждый день ездила к Женечке: помочь с дочкой, привезти сумки с продуктами. Она ездила, потому что иначе не могла. Домой возвращалась только ночевать. Злилась на нас с Танюсей…

Грустно стало в нашем доме. Пусто. Не стало праздников… Хотя — мы все праздники все равно отмечали вместе, но теперь уже в новом доме у Стеллочки и Женечки. Там шла главная жизнь.

Так в шестнадцать лет я впервые почувствовала тоску и пустоту одиночества.