С ночевкой в лесу

С ночевкой в лесу

С тех пор как мы стали на лыжи, прошло пять недель. Мы более или менее обкатались, подравнялись. Охотники и старатели привыкли к палкам и необычным для них лыжам. Отстающие настолько подтянулись, что вместе со всеми могут совершать походы на пятнадцать, двадцать и более километров.

Правда, без мелких ЧП не обходится. Один солдат палку сломает, другой — лыжу, у третьего — растяжение связок или вывих. Но в целом 1-й батальон лыжами овладевает успешно, на инспекторской проверке получил по лыжам оценку «хорошо».

В середине декабря состоялось трехдневное учение с ночевкой в лесу. Получили мы сухой паек и в полном снаряжении взяли курс на северо-запад.

Условно считается, что идем к линии фронта и что в пути нас поджидают всевозможные сюрпризы: налеты вражеской авиации, засады и неожиданные налеты подвижных групп противника. Походная колонна построена так, как и положено в подобных ситуациях по уставу. Последовательность такая: разведотряд, головная походная застава (один из взводов первой роты), первая и вторая роты, штаб батальона, третья рота в роли тыловой походной заставы, по взводу — на левое и правое боковые походные охранения.

Все, за исключением обоза, состоящего из нескольких санных упряжек, идут по снежной целине. Обоз движется по слабо накатанному проселку. Командует нашими тылами Висимский Шайтан — старшина Комаров.

При выезде из части с хозвзодовцами случилось такое забавное приключение. Увязался за обозом Тишка. Попробовали хозвзводовцы прогнать его, заставить вернуться назад — ничего не получилось. Тишка никак не отстает от обоза и жалобно мекает. Дескать, почему лыжника-добровольца на учение не берете? Чем я провинился?

Сжалился над ним старшина Комаров, посадил в свои розвальни. Через встречных знакомцев передал Глафире Марковне, чтобы она не искала своего Тишку и не беспокоилась о нем. Вернется, мол, с военных учений цел и невредим.

Наш взвод движется по правую сторону от дороги, примерно в километре от основного стержня колонны. Выполняя правила маскировки, прижимаемся к рощам, перелескам и кустарниковым зарослям, идем ложбинами и напрямик по редколесью.

Федоров, Фунин и я идем рядом, по соседним лыжням. На ходу переговариваемся о том, о сем: о снеге, о погоде, о красотах зимних уральских пейзажей. А виды здесь действительно великолепные! Деревья празднично убраны инеем. Снегири и синицы стряхивают с ветвей облачка тончайшей снежной пыли, в которой радугами преломляются солнечные лучи. Бесконечной чередой уходят вдаль пологие снежные увалы. Над селениями, которые мы обходим стороной, отвесно вверх вздымаются белые дымы.

И погода отменная. Солнечная, умеренно морозная, безветренная. Предъявить претензии можно только к снегу: слишком он сверкает на солнце, до рези в глазах. Надо бы темные светозащитные очки. Но в оснащении лыжников они не предусмотрены.

Однако сверкание девственно-белого снега — это мелочь, с которой можно мириться. Куда больше хлопот доставляет нам его консистенция. Снег еще не успел уплотниться, лежит рыхлой воздушной пеленой и слишком глубоко оседает под лыжами.

Основная трудность приходится на долю переднего солдата, который торит лыжню. Его у нас называют «ведущим гусем». Потому что в клину летящих гусей передний рассекает воздушную целину и ему приходится труднее всех. Наиболее сильные гусаки сменяют друг друга.

Используя опыт гусей, лейтенант Науменко через пятнадцать — двадцать минут тоже меняет ведущих лыжников. Чтобы колонна не очень растягивалась, движемся по трем параллельным лыжням. И следовательно, сменяются сразу три «ведущих гуся».

— Глянь-ка, братва, заяц! — вдруг восторженно-истошным голосом завопил Пьянков. И тут же, вспомнив, что в походе нельзя громко разговаривать, а тем более кричать, перешел на свистящий фальцет: — Вунь, вунь, направо! К роще шпарит. Во дает! Во дает!

Кто успел увидеть зайца, а кто и нет. Но каждому хотелось отреагировать на эту встречу. Посыпались реплики:

— Моя тозовка без дела дома висит, а тут — заяц. Экая досада!

— Глядите-ка, хоть Итальянец, а первый косого заметил!

— Скоро нам не такие звери станут попадаться! С гусеницами и пушками.

— Эх, кабы и те, фашистские звери, от нас так быстро улепетывали!

— Ишь, чего захотел! Нет уж, фашистский зверь от одного нашего вида не побежит. На него хорошая рогатина надобна.

— Прекратить рраз-го-во-ры! — прикрикнул лейтенант Науменко. Это большой шаг вперед. Поначалу его командам явно не хватало уверенности, приказного тона. И вот он понемногу овладевает командными интонациями, явно подражая Кокоулину. Но в старшинские «разговорчики» внес некоторые коррективы: добавил «прекратить» и укоротил второе слово.

И еще команда:

— Федорову, Фунину, Героднику — вперед на лыжню!

Это означает, что пришел наш черед идти «ведущими гусями». Я сменяю Авенира. Здорово упарился стодвадцатикилограммовый великан! Его лыжня самая глубокая.

Мы у цели нашего похода. Втягиваемся в лес, в котором батальону предстоит расположиться лагерем. Устанавливаем связь со штабом батальона и с ходу приступаем к работе.

А работы уйма. Первым делом проложили магистральную дорогу, по которой могут проехать сани. От нее расчистили боковые пешеходные дорожки — к ротам и взводам. Орудуем малыми саперными лопатами. И сразу обнаруживаем, что для работы со снегом «малые саперки» слишком малопроизводительны. Вспомнили о фанерных дворницких лопатах. Их оказалось всего три штуки на батальон, и те хозвзводовцы не хотят выпускать из рук. Быть может, и хорошо, что так получилось? Ведь это учение задумано с наиболее возможным приближением к фронтовым условиям. А на фронте вряд ли будет фанера на дворницкие лопаты.

На расчищенных от снега пятачках построили шалаши из еловых лапок. Для практики соорудили несколько землянок. Одну штабную — в три наката, по одной на каждую роту и для хозвзвода — в один накат.

После того как управились с самыми неотложными работами, нам дали время на приготовление ужина. Перед солдатами вроде меня, не попадавшими в такую обстановку, задачи возникают на каждом шагу. Где искать сухие дрова и как они выглядят? Где найти «быстрик» — и под снегом не замерзающий источник? Как подвесить над огнем котелки? Как закрепить в мерзлой земле стояки с развилками, на которые кладут поперечину?

Но опытных наставников хватает, их в нашем батальоне намного больше, чем учеников.

К ночи бывалые следопыты соорудили специальные костры для обогрева. В одном месте навалили конусом пней и корчей, обставили вокруг сухими плахами; в другом — положили кряж на кряж. Такой костер, называемый у сибиряков и уральцев нодья, может гореть по нескольку часов без подбрасывания поленьев и хвороста.

Над кострами устроили маскировочные навесы: на более чем двухметровые стояки с развилками положили жерди, на жерди — еловые ветви.

Вечерняя поверка проходит на главной лагерной линейке. Затем — отбой и расходимся по своим шалашам. В них стоит густой смолисто-хвойный запах. Вполне понятно: стены и крыша, пол и постель — всё из еловых лапок. Примечаю для себя на будущее важную деталь: еловые лапки следует расстилать «выпуклинками» вверх.

С вечера в шалаше не холодно. Греемся друг о друга, до нас достает тепло соседней нодьи. А кто под утро озяб, тот выбрался наружу и присоседился к огню.

Так мы провели в лесу трое суток. Когда вернулись в свой полк, то и улицы поселка, домишки и наши казармы показались нам какими-то иными: более приветливыми, уютными, источающими спокойствие глубокого тыла. Будто мы и в самом деле побывали на фронте.

— Как хорошо после дальних походов вернуться под родную крышу и залезть в теплую постель! — сказал Философ, забираясь после отбоя на нары.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.