Проблеск надежды

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Проблеск надежды

В это воскресенье я с нетерпением ожидала прихода Кирилла. Я была рада ему и деткам, которых я видела снова украдкой, через окно. Они улыбались мне, а мне так хотелось побежать к ним, обнять, прижать их к себе и крепко-крепко расцеловать.

Кирилл рассказал мне, что в субботу он с детьми был приглашен к Николсам. Когда Николс спросил Кирилла, почему мы не выехали в Сан-Франциско, так как там нас ждали, и спрашивали, почему мы не приехали. Кирилл рассказал, что выехать мы не могли, так как в тот момент, как мы вернулись и не успели еще войти в дом, появился сам Ричмонд с полицейским и вручил нам повестку в суд. И с нас взяли подписку о невыезде.

Кирилл сказал:

— Я показал им все документы и стенографический отчет — «экзаменейшен» — с Ричмондом и Гартфильдом. Познакомившись с этим материалом, Николс даже вскрикнул: «Это очень интересно!» Мария, жена Николса, была очень взволнована: «Ты слышишь, что произошло? Ведь об этом немедленно, немедленно надо рассказать Эчисону и Гуверу». Николс внимательно просмотрел все документы: «Да, да, я обязательно, обязательно расскажу им все».

А я чувствовала — чем дальше, тем больше путаницы в нашем деле.

Дикая тоска, на кой черт кому нужен этот вынужденный отдых! Кирилл выглядит таким измученным, что ему самому потребуется капитальный отдых. Если бы были нормальные условия жизни, разве я попала бы в эту клоаку? Как бы я хотела очутиться где-нибудь в теплом солнечном месте. Заныло сердце о Мариуполе, Бердянске, Геническе на берегу моего ласкового, теплого Азовского моря. Или просто побродить в родных просторах и степях.

Это все во сне, а наяву туберкулезный санаторий, из окна которого вижу кусок серого, хмурого осеннего неба. А рядом ноет полускелет-получеловек, почти живой труп. Предел моих желаний — освободиться от всех неприятностей, исчезнуть, уйти хоть в дебри и там залечивать свои раны. Самая большая и неизлечимая — это отрыв от родины, от матери и от всего прошлого.

Боже мой, трудно даже представить, как дети будут одни хозяйничать. Лялечку учительница рекомендовала в Мюзик-анд-Арт-хай-скул. Она рада.

На следующей неделе Кирилл приехал один, Хайда взяла детей к себе.

— Хайда очень хороший человек, — сообщил он, — но глупая… Страшно возмущена Полом (это один из ее бывших мужей), она часто говорит:

— Я сегодня обедала со второй женой моего третьего мужа. — Злится на него, не звонит, не заходит, не хочет быть даже другом.

— Нехороший он, лучше бы он умер, чем думать, что он с другой, — заявила она.

— А я, несмотря на то что очень люблю Нину, если бы она ушла с другим и была бы счастлива и здорова, был бы рад за нее. Я так люблю ее, что ее счастье для меня дороже всего.

— Это «рашен романтизм», — заявила она.

— А у тебя «джерман эгоизм», — ответил я.

Получила письмо от деток. Володюшка пишет: все у нас хорошо, но я все больше и больше скучаю по тебе. Так мне хотелось в воскресенье, мама, побежать к тебе, обнять и расцеловать.

Лялечка, писала о своих «траблс» (треволнениях). Мои милые, дорогие детки, сколько же еще продлится эта пытка?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.