В Сталинграде

В Сталинграде

Мы прибыли в Сталинград в конце декабря. Когда я вышла из поезда, то увидела состав, где на открытых платформах, запорошенные снегом, все еще стояли станки с нашего завода. До сих пор помню, как грустно мне было смотреть на них, как на застывших покойников. Появилось желание подойти, притронуться даже, приласкать их холодную поверхность. Удалось ли им переправиться через Волгу, не знаю.

Мы долго бродили по Сталинграду в жгучий декабрьский мороз 1941 года. Одеты мы были далеко не по сезону, и с облегчением вздохнули тогда, когда сели в поезд. С нами в вагоне ехал пожилой человек, который только что похоронил своего сына. Его сыну было 24 года, с первого дня он был на передовой и отличился в боях настолько, что ему дали отпуск на неделю, он вернулся домой, заболел гриппом и через неделю скончался. Старик был потрясен и никак не мог прийти в себя.

С нами также ехала прямо с передовой беременная женщина-врач. Ехала в Москву рожать.

— Там на фронте был сплошной кошмар, — рассказывала она. — Два раза попадали в окружение, как я выбралась оттуда — это просто чудо, до сих пор не могу опомниться. Прятали нас крестьяне под стогами сена или в корытах, завалив сверху кормом для скотины. Я почти сутки пролежала в таком глубоком деревянном корыте, засыпанная сверху соломой и половой. В нашей группе медиков был один еврей, за него мы боялись больше всех. Как раз он и попал к немцам в руки, и они у него требовали указать, где спрятаны все остальные. Их тут же всех расстреляли, в том числе и того, кто выдал своих товарищей. Ночью нас, кто остался жив, крестьяне вывезли в безопасную зону. И еще ехал с нами работник из Днепропетровска, который рассказывал, как тяжело было им, когда они получили приказ взорвать Днепрогэс, и плакал. «Мы все, кому поручено было сделать это, рыдали. Мне до сих пор кажется, что мне легче было бы застрелиться, чем взорвать с таким трудом построенное наше детище».

И я вспомнила, как Костя рассказывал Надежде Сергеевне Аллилуевой, как радовались рабочие, когда им во время торжественного открытия выдали по буханке белого хлеба.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.