ВЫСОЦКИЙ в гостях у РАЙКИНА
ВЫСОЦКИЙ в гостях у РАЙКИНА
О том, как Владимир Высоцкий оказался в гостях у Аркадия Райкина известно точно. А вот обстоятельства этого визита и даже кто, кроме них двоих присутствовал при встрече, в разных воспоминаниях звучат по-разному…
Александр Кусков, писавший репризы для А. Райкина, рассказал, что однажды в ленинградском Театре миниатюр готовилась к постановке пьеса "Мамонты", которую написали совместно А. Кусков и Е. Бащинский. В спектакль потребовалась песня, и Райкин предложил Кускову связаться с Высоцким.
В конце концов, Кускову это удалось, — он пришёл к Высоцкому за кулисы в Театр на Таганке и рассказал содержание пьесы: "Там в лесу, в заповеднике, звери поймали браконьера, привязали к дереву и судят за все его зверские поступки. Причём, браконьер обросший, грязный, матерщинник, а звери культурные, аккуратные, в смокингах, фраках, с "бабочками"… И вот когда браконьеру грозит суровый приговор, раздаётся стук дятла, который сообщает, что браконьер-то не простой, а родственник директора заповедника. И тут же ход суда меняется на 180 градусов. Все претензии зверей оборачиваются против них же. Браконьера оправдывают, ему возвращают ружьё, и он спокойно расстреливает всех "интеллигентных" зверей".[150]
Вот теперь всё становится понятным! Песня "Заповедник" действительно идеально подходит для спектакля "Мамонты", но спектакль так и не был поставлен, в том числе, как пишет Кусков, и по идеологическим причинам.
К сожалению, в интервью, которое А. Кусков дал в конце того же, 2001-го, года "Литературной газете"[151] есть разночтения по сравнению с первоначальной информацией. Во-первых, название спектакля меняется на "Суд зверей", во-вторых, выясняется, что Кусков встретил Высоцкого на репетиции, когда "Таганка" гастролировала в Ленинграде, в-третьих, он говорит, что песен было несколько, в-четвёртых, о знакомстве Высоцкого с Райкиным Кусков рассказывает иначе, чем Галина Левина, рассказ которой я привожу ниже. При этом она о А. Кускове не упоминает вообще.
Зато другой автор, писавший для А. Райкина, Евель Бащинский, не упоминает Г. Левину!
Е.Б. — У нас была большая миниатюра, называлась она "Суд зверей". Райкин говорит: "Тут бы надо какую-нибудь песню." Это было в Ленинграде, в квартире у Райкина. Мы сидели, разговаривали, а Костя (сын А. Райкина — М.Ц.) просто проходя мимо, это услышал. Он тогда работал в "Современнике", и у них шёл спектакль "Свой остров" с песнями Высоцкого. Костя сказал: "Папа, это потрясающий автор!" Райкин говорит: "Да? Ну тогда хорошо бы его позвать."
Ну Райкину как-то было не с руки самому звонить, он попросил привести к нему Высоцкого. "Таганка" тогда как раз гастролировала в Ленинграде. Наш соавтор Саша Кусков приходил в театр и пытался позвать Высоцого. Саша был человек странный, сильно выпивал. Ну, Высоцкий его обматерил и сказал: "Пошёл вон".
А потом я его позвал. Высоцкий говорит: "Что, серьёзно?" Я ему отвечаю: "Абсолютно серьёзно." Потом через несколько дней уже Высоцкий ко мне подошёл и попросил разрешения прийти с Золотухиным. Я позвонил Аркадию Исааковичу, тот говорит: "Да ради Бога, пусть приходят вместе."
М.Ц. — Кто присутствовал на этой встрече?
Е.Б. — Высоцкий, Золотухин, Райкин, его жена Рома и я.
М.Ц. — А Галина Левина там была?
Е.Б. — Не было. Абсолютно точно.
М.Ц. — Как происходила встреча дома у Райкина?
Е.Б. — Очень хорошо всё запомнилось. Высоцкий пришёл с гитарой. Он сразу сказал Райкину: "Аркадий Исаакович, я просто мечтал с Вами познакомится." С ним был Золотухин, и Рома начала очень хвалить его за Бумбараша. Говорила: "Валера, это просто замечательно!"
Помню, Высоцкий сказал Райкину: "Вы меня извините, подходил ко мне Ваш парень, но я его отматерил. Понимаете, ко мне каждый день какие-то личности подходят. То он помощник Гречко, то он референт Косыгина."
Потом Высоцкий рассказал Райкину, как он однажды пришёл в кабинет Фурцевой, театрально упал на колени и закричал: "Кормилица, выручай!" А она засмеялась и сказала: "Помочь только Шауро может."
Высоцкий начал петь где-то с одиннадцати часов и разошлись мы уже перед тем, как развели мосты. Нам же в гостинницу надо было, они жили в "Октябрьской" и я тоже. Володя был на машине (какая-то иностранная машина у него была), он нас отвёз.
Мы изложили ему суть дела, какую песню надо было написать. Эта миниатюра, "Суд зверей", она была очень большая, на всё отделение. Высоцкий эту песню действительно написал, я помню, что она была страницах на четырёх.
М.Ц. — Почему песня не вошла в спектакль?
Е.Б. — Потому что и вся миниатюра была снята, только поэтому.[152]
Но ведь и Г. Левина была автором Райкина! Её рассказ я привожу ниже и предоставляю читателю самому судить, как всё было на самом деле…
"Моим первым заметным выходом на эстрадно-драматическую стезю стала миниатюра "Нянька", которую я написала для Аркадия Исааковича. Эта миниатюра была в своё время очень популярна. Выражения "Это я сказала, это я предупредила…" и другие "пошли в народ". Их можно было услышать в троллейбусах, метро, в очередях и просто в разговорах самых разных людей. Я не отношу успех "Няньки" на свой счёт, так как всё, что попадало в руки этого замечательного артиста блестело, как хорошо огранённый бриллиант.
Мне очень повезло: творческие встречи с Аркадием Исааковичем перешли в многолетнюю личную дружбу и с ним, и с Ромой, его женой… Наша дружба продолжалась около тридцати лет. Она подарила мне не только радость общения с бесконечно талантливыми, неординарными людьми, но и встречи в их доме со многими интересными личностями.
Встреча, о которой пойдёт речь, произошла приблизительно в 1971–1972 годах в райкинской ленинградской квартире. Вероятно, это была осень, поскольку в моей памяти осталась прохлада того дня. (Дату этой встречи установил московский высоцковед П. Евдокимов, проанализировавший опубликованные дневники В. Золотухина. 20 июня 1972 года тот записал: "Не успел я вчера войти в театр, как мне сообщили, что я ночью в гостинице шумел, пел песни и т. д. "Новый загулявший Дон Жуан", — заклеймил меня шеф. Это передал мне Володя. Его словам не поверили, о том, что в это время мы были у гениального артиста — Райкина". Таким образом, становится ясным, что описываемая встреча состоялась 18 июня 1972 одаг. — М.Ц.). Ленинградский Театр миниатюр работал тогда одну половину сезона в Ленинграде, а вторую — в Москве. Обычно день накануне отъезда Райкиных из Ленинграда я проводила с ними.
Аркадий Исаакович ушёл куда-то по делам, а я помогала Роме заканчивать сборы. Вдруг позвонил Аркадий:
— Ромочка, я понимаю, что сегодняшний день совершенно не подходящий для приёма гостей, но я встретил сейчас Володю Высоцкого. Володя сказал, что ужасно хочет со мной повидаться, а другой возможности в ближайшее время не будет. Ты уж не сердись, но я пригласил его к нам.
"Таганка" в то время гастролировала в Ленинграде. Вечером раздался звонок. Мы вышли в переднюю. В дверях стоял Высоцкий, рядом с ним — смущённый Валерий Золотухин.
Прямо с порога Высоцкий начал с извинений:
— Ради Бога, простите, что я без предупреждения приехал не один, но Валерий, когда узнал, что я еду к Вам, сказал, что он умрёт, если я не возьму его с собой. Он Вас обожает, и давно мечтал о встрече с Вами.
Так начался этот запомнившийся мне вечер. Точнее, ночь. Они ведь приехали после спектакля, было часов одиннадцать, а сидели мы до глубокой ночи.
Говорил, в основном, Высоцкий. То, о чём он поведал, теперь, по прошествии многих лет, нам во многом известно. А тогда его монолог был откровением для нас и горькой исповедью для него. Особенно мне запомнился его рассказ о встрече с Фурцевой.
В ту пору Фурцева была министром культуры, фигурой весьма колоритной. По-житейски женщина неглупая, не чуравшаяся возможности использовать в общении свои женские чары, чуть поднаторевшая в искусстве… Однажды, уж не помню при каких обстоятельствах, они встретились с Высоцким в Театре на Таганке.
Фурцева, рассказывал Высоцкий, была необычайно любезна:
— Володя, почему Вы никогда ко мне не заходите? Как Вы живёте?
Высоцкий отвечал коротко: живётся трудно.
— Что так? — удивилась Фурцева. — Помочь не могу?
— Можете, наверное. Я прошу об одном — откройте шлагбаум между мной и теми, для кого я пою. Я пробовал говорить в разных инстанциях, просить, доказывать, но… Эту ватную стену пробить невозможно.
— Зачем же о таком серьёзном деле Вы разговариваете с разной мелкой сошкой? — улыбнулась Фурцева. — Приходите прямо ко мне. Разбёремся. Вот Вам мой телефон. Я, конечно, помогу.
Окрылённый этим разговором, Володя позвонил буквально на следующий день. Трубку снял референт. Высоцкий представился и попросил соединить его с Фурцевой.
— Подождите минутку, — любезно прозвучало в ответ.
Через некоторое время референт ответил:
— Вы знаете, буквально минуту назад Екатерина Алексеевна вышла. Позвоните, пожалуйста, попозже.
Позвонил попозже. Референт огорчённо:
— Владимир Семёнович, какая досада! Её только что вызвали в ЦК. Попробуйте позвонить завтра.
Звонил. Звонил по несколько раз в день. Звонил утром, днём, вечером, но каждый раз получал подобные ответы. Фурцева явно избегала разговора с помощью такого нехитрого и проверенного способа.
Ощущение клетки было для Высоцкого нестерпимо, и вспоминал он об этом с горечью и болью. Так можно говорить только с уверенностью, что тебя понимают и слышат.
Надо сказать, что Райкин умел слушать. Если ему было неинтересно то, что говорил собеседник, он мог вежливо слушать, не слыша, но хорошо знающим его это всегда было заметно. Зато, если уж ему был интересен собеседник, он не просто слушал, а внимал, вникая в детали, переспрашивая, вбирая в себя слова и эмоциональное состояние собеседника.
Аркадий Исаакович понимал Высоцкого, как никто, он сам пережил подобное. При выпуске многих его программ мелкие чиновники, облечённые властью, во время "приёмки" (была такая чудовищная процедура) зверски калечили спектакль, требуя убрать целые монологи, самые злободневные сцены и самые острые фразы, выхолащивая тем самым смысл постановки. Борьба с ними иссушала душу и губила здоровье. Устав от этих изнурительных схваток, Райкин решил апеллировать в самую высокую инстанцию. Он договорился о встрече с верховным вершителем судеб советского искусства, заведующим отделом культуры ЦК КПСС. В то время этот пост занимал некий Шауро.
После первых приветственных слов Шауро вступил в разговор фразой:
— Аркадий Исаакович! Ну разве может человек Вашего уровня произносить такую антисоветчину!
Райкин был смелым человеком и закалённым в борьбе с глупостью бойцом. (Другое дело, какой ценой далась эта закалка). К тому времени ему уже "выдубили кожу", он никого и ничего не боялся. Он ответил Шауро:
— Вот тексты этой программы. Может быть, Вы скажете, что именно можно назвать здесь антисоветчиной? Правду и моё желание обнажить эту правду?!
Шауро отодвинул тексты в сторону:
— Смотреть не буду. Тексты — не моя епархия.
У Райкина сложилось впечатление, что Шауро вообще не знал толком, о чём идёт речь. Похоже, он руководствовался наветами какого-то чиновника.
Аргументами противник не владел, но беседа продолжалась на таком нерве, что прямо из кабинета Шауро Аркадия Исааковича увезли в больницу с инфарктом.
Любопытная и грустная деталь. Больше огорчения и сочувствия выразил дежуривший в вестибюле швейцар, а не Шауро со своим секретарём.
Естественно, настал момент, когда мы попросили Высоцкого спеть. Кассеты с его песнями, которые теперь есть в каждом доме, в те времена были редкостью. Официально их не выпускали, а "подпольные" была неизвестно где приобретать. Многие песни, которые пел Высоцкий, мы слышали впервые. Они буквально потрясли нас своей взволнованностью, остротой, точностью ощущений и обнажённостью чувств. Мы совершенно не замечали времени и опомнились только в четыре часа утра.
Вспомнилась ещё одна интересная деталь. Райкины жили в доме на углу Кировского проспекта и улицы Скороходова, занимая четырёхкомнатную квартиру. Мы сидели в столовой, которая имела общую стену с соседней квартирой. Уже через много лет Катюша Райкина рассказала мне, что, оказывается, соседи записали на магнитофон весь этот импровизированный концерт.
А заключительный аккорд вечера был забавным. Рома позвонила в диспетчерскую такси, и ей сказали, что машину придётся ждать не менее двух часов. Надо сказать, что Аркадий Исаакович редко использовал такой козырь, как своё имя, но в данном случае без этого было не обойтись. Он сам позвонил, представился и своим неповторимым, всем знакомым голосом попросил прислать такси побыстрее. Уже через пятнадцать минут диспетчер сообщил, что такси ждёт у подъезда.
Мы с Высоцким и Золотухиным спустились к машине. На нас удивлённо воззрился водитель:
— А где же Райкин?!
Мы объяснили, что Райкин дома, а мы были у него в гостях. Водитель был страшно разочарован:
— Ой, а я-то думал, — самого Райкина повезу!
На Высоцкого он даже не взглянул".[153]