ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Совершенно с другим настроением вышел из комендатуры Якшин. Домой он вернулся крайне разочарованным. Было ясно, что список и биография Якшина не очень заинтересовали немцев. Во всяком случае, то, что ему предложили, никак не оправдало его надежд. А мечтал Якшин быть в Лихвине бургомистром.

Дома Якшин снял праздничный пиджак и жилетку. В подавленном состоянии он сидел за столом и пил чай. Разговаривал со щеглами в клетках:

— Живете за хозяином, как в раю… Ни забот, ни тревог мирских…

Только с птицами дома и разговаривал Якшин, даже кошку не держал — терпеть не мог животных. Не успел Якшин закончить чаепитие, как вдруг раскрылась незапертая по его оплошности дверь и на пороге, покашливая, показался неряшливо одетый усатый человек в измятой солдатской шинели, с вещевым мешком за плечами и с толстой суковатой палкой в руках.

— Вам кого? — испуганно вскочил Якшин.

— Не узнал? — скривил губы вошедший.

— Кирька… Кирилл? — широко раскрыл глаза Якшин, узнав своего давнишнего знакомого Кирьку Барина.

— Вернулся с окопных работ… Теперь я полноправный гражданин, — пояснил Кирька, бесцеремонно усаживаясь за стол.

Так же бесцеремонно предложил:

— Угощай, друг… Может, чего и покрепче найдется. Редкий я у тебя гость. Связаны мы теперь с тобой одной веревочкой… Одному хозяину служим.

Неохотно достал Якшин бутылку. Поставил на стол закуску, жалея, что в свое время неосторожно связался с Кирькой по одному темному делу и тот не позабыл своего компаньона.

Некоторое время спустя у гостя с хозяином уже шел деловой разговор.

— Получил назначение в комендатуре… старостой в село Батюшково, — хвастался Кирька.

— А в Песковатское почему не назначили?

— Опоздал немного. Там уже есть староста. — Глядя на Якшина, спросил: — Не ты меня тогда выдал? Обещал прийти в лес, документами помочь…

От строгого, пытливого взгляда гостя Якшин трусливо съежился.

— Шутник ты… — насильно улыбнулся он. — Мог такое подумать.

Оба долго молчали.

Прислушавшись к птичьему щебетанию, Кирька поинтересовался:

— Это для какой надобности?.. Любитель?.. Неохотно Якшин пояснил:

— Я тоже как в клетке при Советской власти существовал: взгляну — легче… Не один я в неволе…

Кирька с удивлением поглядел на Якшина. Похвалил:

— Мозговатый ты человек… Не бойся… Ночевать не останусь. — И, уже уходя, пояснил: — Знаешь, зачем я пришел к тебе? Послали из комендатуры. Связь со мной будешь держать. Рекомендацию я тебе выдал отличную…

— Понятно… — пробурчал Якшин, тяжело вздохнув и вспомнив неудачу с получением должности бургомистра. Даже и при новом порядке приходилось с боем пробиваться к лучшей жизни.

С этого дня, к удивлению соседей, с Якшиным стали происходить разные неожиданности. Едва успел уйти Кирька Барин, как к Яншину нагрянул немецкий патруль.

— Кто у тебя был? Партизан? — допытывался немецкий ефрейтор, водя Якшина вокруг дома и заглядывая во все закоулки. При этом солдаты так основательно потрудились, что об обыске у Якшина стало известно всей улице.

На другой день Якшин, теперь уже в обычной будничной одежде, снова побывал в комендатуре. Похищенное при обыске ему вернули. Домой он пришел с узлом в руках, жалуясь по пути всем встречным на фашистов. Наутро его арестовали и несколько дней продержали в подвале комендатуры.

— Какой Якшин-то твердый человек оказался! — удивлялись соседи, глядя на бывшего заведующего банями. А некоторые добавляли: — Только в беде люди и познаются… — Примечали, что к нему заходят какие-то неизвестные. Прошел слух, что Якшин держит связь с партизанами.

Встречаясь на улице с Гришей Штыковым, Якшин приветливо отвечал на поклон, считая того своим единомышленником. Тяжелый взгляд Якшина смягчался. Очевидно, он был не прочь остановиться и поговорить, но Штыков быстро проходил мимо. Как разведчик, он старался вести себя неприметнее, никому не мозолить глаза. Слух его необычайно обострился, глаза моментально, на лету схватывали все новое, и все это откладывалось в памяти для передачи партизанам. Но самое главное, для чего он был оставлен в городе, — это служить передаточным звеном между партизанами и их тайным агентом. Кто-то был еще оставлен на подпольной работе. Но кто, Гриша не знал. Между неизвестным и Гришей должен был состояться следующий разговор.

«Ваша мать дома?» — должен был спросить неизвестный.

«Эвакуировалась», — следовал ответ Гриши.

«А сестра?»

«Тоже эвакуировалась».

«Вот незадача-то…» — А потом самое главное: — «Старик шлет тебе привет».

Только после этого следовало выслушать, что хотел сообщить тот партизанам и, в свою очередь, передать ему задание партизан.

Но пока от партизан никто не приходил, и неизвестный тоже не появлялся.

Прохаживаясь часто по улицам, Гриша заприметил трех бывших тимуровцев: Генку, Славку и Костю.

Из тимуровцев и вообще из ребят мало кто остался в городе. Одни эвакуировались с родными, другие разъехались по деревням, Бесследно исчез, даже не простившись с ребятами, Витюшка. Никто из ребят в городе не знал, что он вместе с матерью ушел в соседний район. Из тимуровской команды осталось всего человек восемь.

И самыми боевыми из них оказались Генка, Славка и Костя. Гриша видел, как они безбоязненно шныряли среди вражеских солдат, выходили на шоссе, наблюдая, как мимо идут фашистские машины, громыхая гусеницами, ползут серые, заляпанные грязью танки и тяжелые самоходные орудия с длинными хоботами.

В зданиях, где раньше находились военкомат, райком партии, райисполком, теперь разместились штабы немецких воинских частей.

— Раз часовой стоит, значит, штаб… — толковали ребята. — Здесь танкисты… А здесь пехота.

От зоркого глаза ребят ничто не ускользало.

Первыми они заметили полицаев. Люди с белой повязкой на рукаве появились в городе почти одновременно с оккупантами. Вначале это были пришлые люди, и жители города их не знали. Но когда среди полицаев появились свои, лихвинские, — отец Егора Астахова — Чугрей, дядя Наташи Ковалевой — сапожник Ковалев, и другие, — это насторожило всех. Насторожило и Гришу Штыкова.

Вскоре на улице с одним из полицаев у Гриши произошел такой разговор.

— Прогуливаешься, молодой человек? — спросил полицай, дружелюбно улыбаясь.

— По делу иду, — проговорил Гриша, останавливаясь.

— Мать дома?

— Эвакуировалась, — ответил Гриша, несколько растерявшись.

— А сестра?

— Тоже… — ответил Гриша, заметно побледнев.

И когда полицай произнес остальную часть пароля, Гриша понял, что его ловят на слове, испытывают.

— Никакого старика я не знаю… — резко ответил Гриша на следующий вопрос и, повернувшись, пошел своей дорогой, ожидая, что его тут же арестуют. «Попался, Гришка…» — думал он, чувствуя холодный пот на спине.

«Попался…»

Полицай внимательно посмотрел ему вслед и пошел в комендатуру.

Лишь вернувшись домой, Гриша понял, что поступил опрометчиво. Следовало, не раскрывая себя, спокойно выслушать полицая, узнать, про какого старика он говорит, и потом уже принимать решение. А он поспешил, показал, что боится разговора. «Плохой я подпольщик», — думал Гриша.

И тут новая мысль осенила его: «А что, если полицай тоже шел на встречу, как подпольщик?.. Не может быть. Тимофеев предупредил бы меня».

Нужно было как можно быстрее узнать, с какой целью полицейский назвал ему пароль. «Надо проверить, — решил Гриша, — если только меня не заберут в гестапо».

А что, если, встретившись с полицаем, самому заговорить с ним? Дерзкая мысль, но, пожалуй, надо подождать. Ко всему он теперь относился с подозрением.

Прошло несколько тревожных дней. Гестапо молчало. Очевидно, арестовывать его не спешили. Молчал и Тимофеев. Как-то снова выйдя на улицу, Гриша увидел Митю Клевцова и Сашу Чекалина. По тому, как ребята шли и настороженно поглядывали по сторонам, Гриша понял, что пришли они в город не случайно и, наверно, издалека.

И тут же Гриша заметил, что за ребятами из закоулка следили. Это были Егор Астахов и Наташа Ковалева. С какими целями? «Наверно, с недобрыми», — подумал Гриша.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.