ГЛАВА ТРЕТЬЯ В ПЕРВЫХ БОЯХ
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В ПЕРВЫХ БОЯХ
Юго-Западный фронт. Ночью над Киевом зарево пожаров. Луна. Темно-синее южное небо. Яркие звезды. На переднем крае редкий минометный и пулеметный огонь. Вверх часто поднимаются вражеские ракеты. Вместе с бригадный разведчиком старшим лейтенантом В. Ф. Бакаем и молоденьким командиром взвода, выделенным для связи от второго батальона, мы идем на передовую.
— Как воевалось, лейтенант?
— Познакомились, товарищ майор! Дали им как следует, — хотя и нам, конечно, досталось!..
Мы обгоняем подносчиков боеприпасов и термосов с пищей. Сняв пилотки, проходим мимо отрытой братской могилы — возле нее длинный ряд погибших. В зыбком свете луны видны воронки, убитые гитлеровцы в оставленных траншеях, а перед ними кое-где и наши десантники…
— Батальонный медпункт, — поясняет лейтенант, — когда мы поравнялись с замаскированной ветками палаткой. Невдалеке от нее просматриваются силуэты раненых.
— Осторожней, Веревкин! — слышен знакомый голос врача санитарной роты Галевской.
Наверное, идет эвакуация. Мы останавливаемся.
— Здравствуйте, Нина Николаевна!
— Здравствуйте! — как-то очень устало говорит она.
В памяти возникло яркое, сияющее утро 15 июня. Вместе с комбригом В. Г. Жолудевым мы идем к самолету. По дороге заходим на контрольный медпункт.
— Познакомьтесь, Нина Николаевна! Это наш начальник штаба, — представляет меня Виктор Григорьевич. — Осмотрите его повнимательней. У него — первый прыжок…
Подходит Галевская.
— Сумеете эвакуировать раненых своим транспортом, или нужна помощь?
— Сумеем!
И после небольшой паузы продолжает:
— Совсем немного времени прошло, а как все изменилось. С начала войны я была как в тяжелом сне — что будет с нами? Но сегодня, в первом бою насмотревшись на убитых и умирающих, послушав, что говорят раненые, я поняла, что прежняя жизнь вернется, наверное, не скоро, но обязательно вернется…
Мы идем дальше. У небольшой, заросшей кустарником высотки лейтенант останавливается:
— Наблюдательный пункт батальона!..
— Поговори с десантниками! — напутствую я В. Ф. Бакая, идущего в роты, — они расскажут тебе многое из того, что надо знать нам в боях с фашистами…
— Командир второго батальона! — представляется подошедший капитан А. С. Галанов.
— Хотя и не очень хорошо видно, давайте, Александр Семенович, уточним ваше решение на завтра…
По узкому, наспех отрытому ходу сообщения мы выходим на наблюдательный пункт. Галанов ориентирует по местности, показывает основной ориентир, наш передний край и противника, границы батальона, боевой порядок, исходное положение для наступления и заданный рубеж.
— Когда же вы уточните задачи подразделениям на местности? Разведаете цели для подавления? Приказ ведь получили затемно…
— Наблюдение будем вести всю ночь. На рассвете уточним задачи и цели…
— Ну что ж, — другого здесь не придумаешь…
Из темноты появляется комиссар батальона старший политрук Г. С. Спивак.
— Как настроение у десантников?
— Настроение бодрое — первый бой и первый успех. Но потери большие. Сколько товарищей и друзей мы потеряли. Мне кажется, что за сегодняшний день я стал старше на много лет… Не знаю, может быть, позднее мы будем воспринимать это несколько иначе?..
— И я думаю о погибших, — говорит Галанов, — ценой своей крови и жизни остановивших врага…
Стало тихо. Не сговариваясь, мы почтили память погибших минутой молчания. Через четыре дня А. С. Галанов был тяжело ранен, а Г. С. Спивак убит.
…На наблюдательном пункте комбриг В. Г. Жолудев, комиссар П. Я. Назаренко и я. Над полем боя висит жаркое солнце. От дыма и пыли в сухом нагретом воздухе стоит багровое марево.
Наступило короткое затишье. Гитлеровцы ведут методический артиллерийский огонь, перемежая его огневыми налетами. Подошел начальник разведки В. Ф. Бакай и доложил, что командир 147-й стрелковой дивизии полковник С. К. Потехин, которому тогда оперативно подчинялась бригада, вызывает комбрига и начальника штаба на свой наблюдательный пункт.
— Павленко! — сказал Жолудев стоящему невдалеке начальнику артиллерии. — Останешься за меня! — И мы тронулись.
По пути к комдиву надо было пройти через большой открытый участок, пересекаемый гравийной дорогой. Укрытий здесь не было. На всем пространстве рос только мощный дуб с широкой кроной.
— Видимо, дуб, — сказал я, — служит немцам ориентиром. Этот участок они держат все время под огнем.
В этот момент начался минометный налет. Мины с каким-то чавкающим треском рвались со всех сторон. Воздух наполнился гарью и свистом осколков. Мы бросились к дереву, надеясь за его стволом найти укрытие. Казалось, что и страха нет, только до предела обострился слух. По шороху мин в воздухе мы старались определить место их падения и сразу бросались на другую сторону дуба. Так продолжалось минут пять. Со стороны это могло казаться игрой в прятки с кем-то невидимым. То была «игра» со смертью…
Наконец налет кончился. С облегчением вздохнув, мы посмотрели друг на друга. Пилотки нахлобучены, пот ручьями катится по лицам. Обмундирование сбилось набок, кобуры с пистолетами где-то сзади, воротники расстегнуты… Это было и смешно и грустно…
— Заправимся! — сказал Жолудев, а потом добродушно добавил. — Ну и бегаешь ты, начальник штаба, здорово!
— Так ведь отставших бьют, — ответил я в тон ему. — Мы оба засмеялись. Потом, подойдя ближе к дубу, осмотрели его ствол. Со всех сторон он был свежеизрешечен осколками.
В этот момент мы услышали автоматную очередь. Просвистели пули.
— Ложись! — крикнул комбриг, падая на землю.
Маскируясь в траве, мы быстро отползли от дерева и перебежками добрались до нашей цели.
На дивизионном НП — порядок. Траншея полного профиля с ходами сообщения. Несколько участков перекрыто. Рядом блиндаж командира дивизии. В траншее несколько стереотруб с закрытыми травой стеклами. Сзади — в аппарелях, машины связи и легковые машины командования. Все тщательно замаскировано. У входа — парный комендантский пост.
— По вашему приказанию прибыли, — доложил Жолудев.
Полковник Потехин внимательно посмотрел на нас, потом, обращаясь к комбригу, спросил:
— Вы что, на диверсантов наткнулись?
— Каких диверсантов? — изумленно спрашивает Жолудев.
И тогда Потехин рассказал:
— Невдалеке от штаба дивизии, на опушке небольшой рощи завершало обед отделение разведчиков. Неожиданно они увидели, как из кустарника с редкими деревьями в направлении командного пункта одна за другой летят две вражеские ракеты.
— К бою! Вперед! — скомандовал командир отделения. Бросив еду и схватив винтовки, разведчики, на ходу развертываясь в цепь, устремились за командиром. Он уже увидел, кто пускал ракеты, и руками показывает — окружить!
Из-за дерева вышел старшина с черными петлицами. На шее трофейный автомат. Ракетница лежит на земле.
— Руки вверх! — скомандовал ему командир отделения.
— Да что вы, ребята! Я же свой, иду из окружения, ищу свою часть…
— Стученко! Обыскать! — приказал отделенный.
Тот подошел к «старшине» и вытащил из карманов его брюк немецкий пистолет и два запасных магазина с патронами, из карманов гимнастерки — документы и пачку денег. Из вещмешка, кроме туалетных принадлежностей, — шоколад, галеты, магазины с патронами к автомату, ракеты…
— Потом признался, — закончил рассказ Потехин, — их тут заброшена целая группа. Задача — уничтожать старших командиров, выявлять и показывать командные и наблюдательные пункты, сосредоточения войск, складов, взрывать мосты…
— А вы ходите без охраны, с одними пистолетами!
— Так вот кто вел по нас у дуба огонь из автомата, — заметил Жолудев, когда мы возвращались к себе. — А я и не подумал…
…Отразив наши атаки, немцы подтянули свежие силы и перешли в наступление. С неба бомбят и поливают огнем из пушек и пулеметов фашистские асы. А на земле вражеские цепи с бронемашинами. Их поддерживают артиллерия и минометы. Впереди ползут танки. Наши одиночные орудия ведут по ним огонь прямой наводкой.
— Вот уже второй месяц, — услышал я голос Жолудева, — как наша армия делает самую тяжелую и грязную работу — уничтожает отборные дивизии фашистов…
— Да, но какой ценой! — воскликнул Назаренко, — ведь мы отходим! Поймут ли нас наши люди…
…Уже шесть часов идет бой. Гитлеровцы заняли село Красный Трактир. Редкие группки десантников медленно отходят. Немцы ведут по ним сильный пулеметный огонь, прижимая к земле. А в это время их автоматчики, парами, прикрывая друг друга, просачиваются в разрывах между бойцами в наш тыл. Вот они уже за передовыми подразделениями. Маскируясь в еще зеленой бахче, гитлеровцы короткими очередями ведут беспорядочный огонь, пытаясь вызвать панику. Падают идущие с передовой раненые. В бинокль видна суматоха, возникшая на батальонном пункте медпомощи. В воздух из нашего тыла поднимаются вражеские ракеты, создавая видимость окружения и обозначая достигнутый немцами рубеж. Этот прием был для нас еще новинкой.
— Так вот откуда рождаются постоянные разговоры об окружении! — заметил Назаренко. — Об этом надо будет обстоятельно рассказать десантникам.
— И не забудь о диверсантах, — напоминает комбриг.
…К концу августа непосредственно от Киева враг был отогнан. На какое-то время наступила передышка. Вместе с комиссаром и комбригом мы обедаем в его землянке. На самодельном столе в алюминиевой тарелке нарезанный тонкими миниатюрными ломтиками хлеб. В двух котелках — борщ и каша. Штабной повар, в белом колпаке и куртке, разливает борщ по тарелкам.
— Хорошо готовишь, Иван Данилович! — говорит Жолудев, попробовав борщ. — Спасибо тебе!
— Стараемся! Я ведь и на фронт пошел добровольно. До войны работал в Ленинграде шеф-поваром. Конечно, профессия моя, прямо скажем, не героическая. Не то что снайпер или разведчик… Супруга моя, Марья Ивановна, как услышала, что собираюсь на фронт, говорит мне:
— Куда тебе, Ваня, на войну, ведь уже 49-й пошел, ты только мешать там будешь.
— Не говори так, Маша! И я там нужен буду. Ведь когда человек хорошо поест, у него и сила и настроение появляется. А без настроения как будешь бить фашиста?
— Правильно, Иван Данилович! — поддерживает его комиссар Назаренко. — На войне настроение — великое дело.
— Вот только хлеб ты режешь, Иван Данилович, не по-фронтовому, — говорю я, — это сколько ломтиков надо мне съесть, чтобы от них сила проявилась, да сколько времени затратить…
Все засмеялись.
— Учтем, товарищ майор, — улыбаясь говорит повар, — будете довольны…
Закончился обед.
— Сегодня ночью, — говорит Жолудев, — нас сменят. Дадут пару дней на приведение в порядок и отправят на тыловой рубеж, где мы сможем и пополниться. Продумай, начальник штаба, как сделать, чтобы гитлеровцы не заметили смены. Потом доложишь.
Киев! Как былинный богатырь, вместе с армией разишь ты неприятеля у ворот своих… Как покидать тебя? Здесь мы учились бить врага и стали солдатами. А сколько десантников навсегда осталось у стен города.
И будто продолжая мои мысли, Виктор Григорьевич говорит:
— Сколько киевлян погибло от обстрела и бомбежек. Но какая выдержка. Многие тысячи их уже воюют в боевых частях, в ополчении, истребительных батальонах, в медицинских подразделениях. Они готовы пожертвовать всем для победы над врагом.
В 1967 году в Киеве собрались участники его обороны — ветераны 3-го воздушно-десантного корпуса, его 5-й, 6-й и 212-й бригад. Мы посетили места боев и не узнали их. Появились новые районы, бывшие деревни Мышеловка, Красный Трактир, хутор Теремки, Голосеевский лес оказались в черте города. Все застроено, во всем виден героический труд киевлян. Мы вспомнили товарищей и жителей города, отдавших в те дни свою жизнь за наше мирное завтра.