Театральный дневник Ляли Массен
Театральный дневник Ляли Массен
3 мая 1920 года.
…Большевики в городе уже более двух недель. Масса митингов, союзов, собраний. Я увлеклась Союзом сочинской молодёжи. Хожу на обязательные работы: резка веников из иглицы, чистка Верещагинского парка. Много нового и красного.
Наши отношения с Андрюшей не изменились. Он умнее и рассудительнее меня, но огня и энергии больше во мне. Я чувствую, что способна на страстное увлечение. Правда, при моей физиономии оно будет безответным. Но такая уж я родилась. Сегодня на репетиции в клубе мы поссорились.
Понедельник, 11 мая.
Недавно в парке около большой пушки я стала встречать одну или с сёстрами молоденькую девушку моих лет, которая своей внешностью произвела на меня сильное впечатление. Большие печально-суровые голубые глаза, светлые волосы и небольшой рот. Зовут её Леночкой.
Однажды она села на соседнюю скамейку и показалась мне такой прелестной, женственной и так похожей на героиню романа, который я тогда читала. Я стала встречать её на вечерах, в церкви. Она становилась мне всё милей и дороже, хотя никогда не улыбалась и казалась даже суровой. Будучи юношей, я стала бы за ней ухаживать и влюбилась бы, но, на несчастье, я только её сверстница.
Штаб «зелёных» распустил свои отряды, вернулся из леса и расположился в «Гранд-Отеле».
16 мая.
Вчера исполнилось ровно 4 месяца, как умер Лёня Поветкин. Бедный мальчик. Может это и к лучшему, так как с его характером он был бы несчастлив в жизни.
Пришла из церкви. Видела там Леночку. Какая она хорошенькая и привлекательная. Смотрит на меня и переговаривается с сёстрами. Ужасно хочется с ней познакомиться, но как?
На будущей неделе будет представлена «Жизнь гимназиста», ни я, ни Андрей в ней не участвуем. Спектакль исключительно для красноармейцев. У меня же вышло недоразумение с партнёром — исполнителем главной роли. Андрей, наблюдая за моей игрой на репетициях, нашёл, что я слишком с ним развязная. Мы долго спорили на этот счёт, и я действительно согласилась, что вела себя на сцене гораздо свободней, чем в жизни, мечтая окунуться в мир искусства. И вышло не совсем то, что требовалось. Пьеса верно сойдёт хорошо, но не будет в ней того вкуса, как со мной.
В городе волнения. Арестован чекистами из Ростова весь штаб «зелёных». В селениях по всему округу забирают крестьян, заложников. Сто человек отправлены в тюрьмы Екатеринодара и Майкопа.
19 мая.
Я поступила на службу в концертный хор под управлением И. А. Шмелёва и буду получать не менее 20 000 рублей. К зиме поеду в Тифлис завершать своё образование. Мама сама мне это предложила, а М. Кутковская с удовольствием берёт меня с собой. Поступлю в женскую гимназию с правами и через два года получу аттестат зрелости. Но думаю, его у меня не будет, так как мы уедем за границу.
С одной стороны — независимость от большевиков, с другой — так жаль своё насиженное гнёздышко, Сочи, море и мои милые дорогие горы. В следующее воскресенье думаем идти на Агуру. Я в восторге, лишь бы мама разрешила.
23 мая.
Только что, по совету Андрея, закончила читать «Проступок аббата Мурэ» Э. Золя. Странное впечатление от книги — какая-то грусть, какая-то тоска. Прав или не прав был Серж по отношению к Альбине? Но, во всяком случае, он был святой, а не сумасшедший, как утверждает Андрей.
3 июня.
Вечер. Около шести часов. Сижу на балконе моей комнаты и пишу. Помню, как дрожали Колины руки, когда он однажды взял мои пальцы и положил горячую голову на мои открытые ладони. Было совсем темно. И счастье, возможно, было так близко. На меня же нашёл столбняк. Я не могла шелохнуться и не нашлась, что сказать. И он ушёл. Как я его любила тогда…
8 июня.
Страшно душный день. Верно, будет дождь. Из города уходят войска большевиков на Польский и Крымские фронты, но концерты и митинги ещё в полном разгаре. Служу, но на жалованье надежд мало. Два раза в неделю концерты, но я не ропщу, так как развиваю и голос, и слух.
9 июня.
Сегодня ни репетиции, ни концерта. В 4 часа идём с Т. на Опытную станцию узнать о здоровье Фани Сысоевой, её переехала линейка. Там много лошадей. Быть может, будем их купать.
Пятница, 12 июня.
Сегодня в ночь буду дежурить у Женички Гаевской, она сломала ногу и лежит в лечебнице Гордона.
Вторник, 16 июня.
В воскресенье был концерт Рубинштейна. Мы с Колей забрались в самый дальний ряд. Хохотали и аплодировали. Когда я слушала Мордвинова, Коля взял мою руку. Перебирая и гладя пальцы, он неожиданно поцеловал их. Не отнимая руки, я почувствовала в неумелом поцелуе столько любви и нежности, столько затаённой стеснительности. Вряд ли я встречу в жизни человека, который бы так понимал меня. Конечно, мы бы уехали в Гималаи или на Таити, как и мечтали, и жили бы на лоне природы, вдали от цивилизации, как брат и сестра…
Четверг, 25 июня.
В субботу, кажется, удастся пойти на Кудепсту. Сегодня И. А. отпустил меня из хора, сказав, что для Словинской я могу «заболеть». Очень ему благодарна — страшно хочется на водопады. Идёт наша пятёрка. Перспектива лазания по пещерам, ночёвка у Овчара, перевалы — всё это мне мило и дорого. Но надо ещё достать в Чека пропуска, а это целая канитель. Моя мечта пройти на Красную Поляну через Ачишхо.
В городе появились крестьянские листовки:
Мы, уполномоченные сельских сходов Сочинского округа Черноморской губернии, собравшись сего 17 июня 1920 года, имели суждение об арестах Советскими властями избранных нами на крестьянско-рабочем съезде 25 февраля с. г. членов Комитета Освобождения и других крестьян. Узнав о том, что наши избранники и товарищи посажены в тюрьму, мы послали к властям ходоков с просьбой отпустить их на поруки крестьянского общества. Однако в сочинском Особом отделе нашим ходокам в этом отказали.
Прибывшая к нам Рабоче-Крестьянская Советская власть обратилась против крестьян. Никаких советов нам не позволяют выбирать, а те, что были у нас при Комитете Освобождения, разогнаны. Из приказов новой власти мы усмотрели, что нас ставят в такое же положение, в каком мы находились при Деникине. Вместо обещанного хлеба хотят отобрать последнее добро, которое ещё уцелело. Крестьянское Ополчение называют бандой, обезоруживают и заставляют уходить в горы.
Всё вышеуказанное мы называем насилием большевиков и постановили обо всех их притеснениях довести до всеобщего сведения, чтобы все, кто им доверяют, знали, что власть большевиков для нас совершенно не подходит, и мы желаем избавиться от неё так же, как и от кадетов.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.