25. Сталин и ленинская национальная политика
25. Сталин и ленинская национальная политика
Во всех документах и официальных историях партии, изданных после смерти Ленина, утверждается, что Сталин и партия последовательно проводили ленинскую национальную политику.
Отношение Сталина к национальному вопросу коренилось в его низкой культуре, узости его кругозора, отсутствии широкой марксистской подготовки, в характерном для его натуры примитивизме, а главное — в отсутствии у него твердых убеждений, основанных на марксистском фундаменте и нравственных принципах. Его взгляды по национальному вопросу, как, впрочем, и по другим теоретическим вопросам, были нахватаны из мелких брошюр и из бесед с выдающимися марксистами. Зато всякие конфликты и противоречия, возникающие в партии, Сталин умел использовать для своего личного возвышения и продвижения к власти. Так он поступил и в отношении конфликта, возникшего в Грузии в 1922 году по вопросу о так называемой «национальной автономизации» Закавказской федерации, чтобы отстранить от руководства оппозиционно настроенный против него ЦК КП Грузии.
Десятого августа 1922 года оргбюро ЦК РКП(б) образовало комиссию «о взаимоотношениях РСФСР и независимых национальных республик». Комиссию возглавил Сталин. Комиссия разработала проект организационного строительства советских республик, предусматривающий вхождение Украины, Белоруссии, Азербайджана, Армении, Грузии в Российскую Федерацию на правах автономных республик.
ЦК КП Грузии и ЦК КП Азербайджана высказались против этого проекта. На заседании ЦК КП Грузии 15 сентября 1922 года было принято такое решение: «Предлагаемое на основании тезисов тов. Сталина объединение в форме автономизации независимых республик считать преждевременным».
ЦК КП Грузии не возражал против объединения с РСФСР в Союзе Советских республик, но возражал против вступления в РСФСР на правах автономии. Такую же линию занял Владимир Ильич. 26 сентября 1922 года он послал на имя Каменева письмо в ЦК РКП(б), в котором писал:
«По-моему, вопрос архиважный… Одну уступку Сталин уже согласился сделать. В параграфе первом сказать: вместо вступления — формальное объединение вместе с РСФСР в Союз Советских республик Европы и Азии. Дух этой уступки, надеюсь, понятен: мы признаем себя равноправными с Украинской ССР и вместе и наравне с ними входим в новый Союз». (Ленин, том 45, стр. 211).
В предложениях комиссии Сталина п.1 был сначала сформулирован так:
«1. Признать целесообразным заключение договора между Советскими республиками Украины, Белоруссии, Азербайджана, Армении, Грузии и РСФСР о формальном вступлении в состав РСФСР…»
После критических замечаний Ленина этот пункт был сформулирован Сталиным в следующей редакции:
«1. Признать необходимым заключение договора между Украиной, Белоруссией, Федерацией Закавказских республик и РСФСР об объединении их в Союз Советских Социалистических республик с оставлением каждой из них права свободного выхода из состава «Союза».
Однако в представленном Сталиным новом проекте, наряду с приемлемым изменением формулировки о порядке объединения республик, Сталин внес другую, неприемлемую для закавказских республик поправку. Вместо Азербайджана, Армении и Грузии, как это было записано в первой редакции, во второй редакции в пункт первый Сталин внес «Федерацию Закавказских республик». Такое изменение редакции было принято Сталиным единолично, без предварительного обсуждения ее в республиках по партийной и советской линии и без согласования этого вопроса с трудящимися закавказских республик.
ЦК КП Грузии и Азербайджана высказались против вступления республик в «Союз» через Закавказскую федерацию, а настаивали на прямом вступлении в «Союз» каждой республики отдельно.
Вопрос об образовании Закавказской федерации был поставлен Сталиным еще в 1921 году. Соглашаясь со Сталиным по существу, Ленин возражал против всякой поспешности с федерированием. Он писал Сталину, что нужно:
«Поставить вопрос о федерации пошире на обсуждение партии и рабочих и крестьянских масс, энергично вести пропаганду за федерацию и провести ее через съезды Советов в каждой республике: в случае большой оппозиции точно и своевременно донести в Политбюро ЦК РКП(б)». (Ленин, том 44, стр. 255).
Сталин расценил такую позицию Ленина как «национальный либерализм».
Несмотря на предупреждение Ленина против поспешности с федерированием, Сталин 6-го октября 1922 года поставил этот вопрос на пленуме ЦК, на котором он провел постановление о включении в СССР не отдельных республик, а Закавказской федерации.
Владимир Ильич не присутствовал на этом пленуме по болезни и не знал о том, что ЦК принял такое поспешное решение.
Почему Сталин торопился с осуществлением Закавказской федерации? Потому, что назревала борьба Сталина против Троцкого. Большинство грузинского ЦК было на стороне последнего. Сталин хотел отстранить их от руководства и передать бразды правления в руки Кавказского бюро ЦК, которым руководил С. Орджоникидзе, бывший тогда сторонником и другом Сталина.
Между тем на Кавказе проект об образовании СССР вызвал большие споры. В ходе дискуссии между членами ЦК Грузии и Серго Орджоникидзе, последний в пылу спора позволил себе ударить одного из своих оппонентов. Об этом инциденте Ленин ничего не знал.
Члены ЦК КП Грузии К. М. Цинцандзе и С. К. Кавтарадзе послали, через Н. И. Бухарина, телеграмму Ленину, в которой жаловались на поведение Орджоникидзе и просили его вмешаться в этот вопрос. В своем ответе упомянутым членам ЦК Ленин упрекнул их за неприличный тон.
«Я был убежден, — писал он там, — что все разногласия исчерпаны резолюциями ЦК, при моем косвенном участии и при прямом участии Мдивани. Поэтому я решительно осуждаю брань против Орджоникидзе…» (том 54, стр. 229).
Эта телеграмма Ленина, которая в ПСС Ленина значится под номером 476, была использована Сталиным и сталинскими историками для доказательства того, что Ленин был против грузинских «уклонистов». Других доказательств того, что Ленин был против «уклонистов», официальные историки привести не смогли.
В действительности дело было не так. Когда В. И. Ленин узнал, что Орджоникидзе ударил своего идейного оппонента Кобахидзе, и что Сталин, вопреки протестам ЦК КП Грузии и Азербайджана, включил в проект закона об образовании СССР не отдельные республики, а Закавказскую федерацию, он весь огонь критики перенес на Сталина и Орджоникидзе, а не на «уклонистов». 25 ноября 1922 года Политбюро по жалобе Цинцадзе и Кавтарадзе создало комиссию во главе с Ф. Э. Дзержинским.
12 декабря 1922 года, после возвращения Дзержинского из Грузии, он был у Ленина и доложил ему о работе своей комиссии. После того, как Владимир Ильич узнал от Дзержинского историю вопроса, он обрушился не на грузинский национализм, а на великодержавный шовинизм Сталина, Орджоникидзе и Дзержинского.
Несмотря на это редакция ИМЛ продолжает выгораживать Сталина от критики Ленина.
«В. И. Ленин, — пишет редакция ИМЛ, — не только не поддерживал, но и критиковал ошибочную позицию Мдивани и его сторонников по вопросам о Закавказской федерации и образовании СССР (см. настоящий документ № 476), но, видя в то время главную опасность в великодержавном шовинизме и считая, что задача борьбы с последним ложится, прежде всего, на коммунистов ранее господствовавшей нации, Ленин сосредоточил внимание на ошибках Сталина, Дзержинского, Орджоникидзе в грузинском вопросе». (Ленин, том 54, стр. 674 и 299–300).
В приведенной выше выдержке редакция ИМЛ допустила три искажения, противоречащих друг другу и общей концепции ИМЛ по этому вопросу.
1. Если, как правильно пишет редакция ИМЛ, в споре по грузинскому вопросу Ленин видел тогда главную опасность в великодержавном шовинизме Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе, то тогда непонятно, почему на ХII-ом съезде партии были обойдены ошибки Сталина, а огонь был сосредоточен только против так называемых грузинских уклонистов? Непонятно также, почему во всех документах и материалах, исходящих от ИМЛ и изданных после смерти Сталина, говорится только об ошибках грузинских уклонистов, а линия Сталина на ХII-м съезде партии изображается как ленинская?
2. Если по вопросу о Закавказской федерации Ленин «требовал проявить в деле создания закавказских республик больше мягкости, осторожности и проведения основательной подготовительной работы» (см. примечание № 116 ИМЛ в 44 томе ПСС Ленина), то как это согласуется с другой формулой ИМЛ, что «В. И. Ленин не поддерживал ошибочную позицию Мдивани и его сторонников по вопросам Закавказской федерации», которая как раз и была направлена против торопливости с ее проведением. (см. примечание № 539 ИМЛ к 54 тому ПСС Ленина).
3. Если Ленин «в то время… сосредоточил внимание на ошибках Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе», то как это утверждение согласуется у редакторов ИМЛ с признанием правоты Сталина в спорах с Троцким, Бухариным, Раковским и Радеком по национальному вопросу до ХII-го и на самом ХII-м съезде партии? После беседы с Дзержинским Владимир Ильич 30 и 31 декабря 1922 года продиктовал письмо ЦК РКП(б) «К вопросу о национальностях и об автономизации». Мысли, высказанные в этом письме, являлись продолжением его мысли, высказанной им ранее, еще на III-м съезде партии и в статьях, опубликованных до и после Октябрьской революции. Эти его взгляды и предложения являлись развитием взглядов основоположников марксизма, примененные к конкретной политической обстановке. Сопоставляя письмо Ленина к Цинцадзе (документ ИМЛ № 476) с письмом «об автономизации», мы видим, что в первом случае он писал о своем «косвенном участии» в принятии резолюции ЦК на октябрьском пленуме в 1922 году. Во втором случае Владимир Ильич уже прямо писал, что: «ни на октябрьском, ни на декабрьском пленумах мне не удалось быть, и, таким образом, вопрос миновал меня почти совершенно», и что о том, что происходило в Грузии, он узнал только от Дзержинского после его возвращения в Москву.
Таким образом, своим письмом «об автономизации» В. И. Ленин отклонил утверждение о его участии в решении, направленном против Грузинского ЦК и за вхождение Грузии в состав СССР через Закавказскую федерацию.
Самое главное свидетельство Владимира Ильича, сделанное им в письме по вопросу об автономизации, против приписываемой ему враждебности к «уклонистам», — это его обвинение в адрес Сталина, что он не принял с достаточной заботливостью меры, чтобы защитить инородцев от истинно русского держиморды.
В письме «об автономизации» Владимир Ильич разобрал до мельчайших деталей вопрос о том, как должен относиться партийный руководитель к людям малой нации, чувствовать и понимать, как на них отражаются малейшие несправедливости.
«Необходимо, — писал Ленин, — отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетенной, национализм большой нации и нации маленькой.
По отношению ко второму национализму почти всегда в исторической практике мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилия и даже больше того — незаметно для себя совершаем бесконечное количество насилий и оскорблений». (том 45).
Мысль Ленина о возмещении неравенства со стороны нации большой к нации маленькой свидетельствует о его линии, проникнутой только одной заботой: как сохранить пролетарское единство.
Как реагировал Сталин на это принципиальное предложение Ленина?
Если Ленин думал о пролетарском единстве, то Сталин думал о том, каким способом наиболее удобно и безболезненно отстранить от руководства членов президиума ЦК КП Грузии.
Поэтому письмо Ленина «об автономизации» он сделал секретным и не довел его до сведения делегатов ХII-го съезда партии. 25 января 1923 года Политбюро утвердило выводы комиссии Дзержинского, которые Ленин требовал решительно отвергнуть и провести дополнительное расследование «на предмет исправления той громадной массы несправедливостей и пристрастных суждений, которые там, несомненно, имеются». Таким образом, Сталин, Дзержинский и Орджоникидзе не только не стали ответственными за политически-ошибочную линию: наоборот, виновными и «уклонистами» они сделали Грузинский ЦК. Сам же Сталин в речи на пленуме ЦК КП назвал их грузинскими «полунационалистами, полукоммунистами», тогда как по политической характеристике Ленина, он сам не только «социал-национал», но и великорусский держиморда.
Февральский пленум ЦК 1923 года утвердил Сталина докладчиком по национальному вопросу на ХII-м съезде партии вместо больного Ленина, чем проявил пренебрежительное отношение к политическим рекомендациям последнего по одному из важнейших вопросов революции. С тех пор национальный вопрос на съездах не ставился и не обсуждался, а концепция Ленина была отброшена раз и навсегда Сталиным.
Владимир Ильич не знал об этих решениях Политбюро и февральского пленума ЦК и продолжал изучать грузинское дело. В дневниках дежурных секретарей Ленина, помещенных в 45-м томе его сочинений, подробно, день за днем освещался вопрос о том, как тщательно Владимир Ильич готовился к докладу на ХII-м съезде партии по национальному вопросу, как детально он изучал взгляды обеих сторон конфликта. Накануне второго инсульта, опасаясь, что из-за болезни он не сможет сделать доклад на ХII-м съезде партии по национальному вопросу, он 5 марта 1923 года обратился к Л. Д. Троцкому со следующим письмом:
«Уважаемый тов. Троцкий! Я просил бы вас очень взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии. Дело это сейчас находится под преследованием Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив. Если бы вы согласились взять на себя его защиту, то я бы мог быть спокойным. Если вы почему-нибудь не согласитесь, то верните мне дело. Я буду считать это признаком вашего несогласия. С наилучшим товарищеским приветом Ленин». (ПСС, том 54, стр. 329).
Из приведенного письма Ленина видно, что только Троцкого он считал своим единомышленником по национальному вопросу. Из этого же письма следует, что Ленин был на стороне Грузинского ЦК и против Сталина. Всякие иные толкования находятся в противоречии с документами и с основами ленинской национальной политики.
Владимир Ильич всегда был сторонником демократического решения национального вопроса и противником навязывания угнетенным нациям любых форм соглашений, в том числе и о государственном присоединении или отделении. А Сталин навязывал закавказским республикам форму их присоединения к СССР через Закавказскую федерацию. В дневниках секретарей Ленина за 6-е марта 1923 года сказано, что «Ленин спросил Володичеву об ответе Троцкого на его письмо». Ответа на этот вопрос нет. В скобках сказано: «ответ по телефону застенографирован».
В примечании № 294 к 54 тому ПСС написано:
«Это письмо было в тот же день прочитано Л. Д. Троцкому по телефону помощником секретаря СТО и СНК М. А. Володичевой. Троцкий, ссылаясь на болезнь, ответил, что не может взять на себя никакого обязательства».
В своих воспоминаниях «Моя жизнь», относящихся к этому вопросу, Л. Д. Троцкий писал:
«Стояли первые дни марта 1923 года, Ленин лежал в своей комнате, в большом здании судебных установлений. Надвигался второй удар, предшествуемый рядом мелких толчков. Меня на несколько недель приковал к постели прострел.
…Два секретаря Ленина Фотиева и Гляссер служат связью… «Владимир Ильич готовит против Сталина на съезде бомбу». Это дословная фраза Фотиевой.
«Владимир Ильич просит вас взять грузинское дело в свои руки, тогда он будет спокоен».
«Почему вопрос так обострился?» — спрашиваю я. Оказывается, Сталин снова обманул доверие Ленина: чтоб обеспечить себе опору в Грузии, он за спиной Ленина и всего ЦК совершил там при помощи Орджоникидзе и не без поддержки Дзержинского организационный переворот против лучшей части партии, ложно прикрываясь авторитетом ЦК… Что его при этом потрясло больше: личная нелояльность Сталина или его грубо-бюрократическая политика в национальном вопросе, трудно сказать… Ленин готовился к борьбе, но опасался, что не сможет на съезде выступить сам, и это волновало его.
Не переговорить ли с Зиновьевым и Каменевым? — подсказывают ему секретари. Но Ленин досадливо отмахивается рукой. Он отчетливо предвидит, что, в случае его отхода от работы, Зиновьев и Каменев составят со Сталиным «тройку» против меня и, следовательно, изменят ему.
— А вы не знаете, как относится к грузинскому вопросу Троцкий? — спрашивает Ленин.
— Троцкий на пленуме выступил совершенно в вашем духе, — отвечает Гляссер, которая секретарствовала на пленуме.
— Вы не ошибаетесь?
— Нет, Троцкий обвинял Орджоникидзе, Ворошилова и Калинина в непонимании национального вопроса.
— Проверьте еще раз, — требует Ленин. На второй день Гляссер подает мне на заседании ЦК, у меня на квартире, записку с кратким изложением моей вчерашней речи и заключает ее вопросом: «Правильно ли я вас поняла?»
— Зачем вам это? — спрашиваю я.
— Для Владимира Ильича, — ответила Гляссер.
— Правильно, — отвечаю я.
— Прочитав нашу с вами переписку, — рассказывает мне Гляссер, Владимир Ильич просиял: «Ну, теперь другое дело!» И поручил передать Вам все те рукописные материалы, которые должны были войти в состав его бомбы к XII съезду. Намерения Ленина стали мне теперь совершенно ясны: на примере политики Сталина он хотел вскрыть перед партией, и притом беспощадно, опасность бюрократического перерождения диктатуры.
— Каменев едет завтра в Грузию на партконференцию, — говорю я Фотиевой. Я могу познакомить его с ленинскими рукописями, чтобы побудить его действовать в Грузии в надлежащем духе. Спросите об этом Ильича. Через четверть часа Фотиева возвратилась запыхавшись:
— Ни в коем случае!
— Почему?
— Владимир Ильич говорит: «Каменев сейчас же все покажет Сталину, а Сталин заключит гнилой компромисс и обманет».
— Значит, дело зашло так далеко, что Ильич уже не считает возможным компромисс со Сталиным даже на правильной линии?
— Да, Ильич не верит Сталину, он хочет открыто выступить против него перед всей партией. Он готовит бомбу». (Л. Д. Троцкий «Моя жизнь», стр. 205 227).
Из приведенных фактов и документов Ленина видно, что ошибка Сталина была не организационного, а политического порядка, и речь шла не «об одном незначительном инциденте», как сказал Сталин на VIII расширенном пленуме ИККИ, а об его интернационализме.
В докладе на ХII-м съезде партии он, зная, что Ленин уже к руководству не возвратится, резко отошел от основных принципов ленинской национальной политики.
У Ленина выпячивался вопрос о великорусском шовинизме Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе и совершенно игнорировался вопрос о местном национализме, как не представляющийся актуальным и опасным для интересов пролетариата.
Сталин в одинаковой степени выпячивал обе опасности, чем отвлекал внимание партии от главной опасности.
«Но есть еще фактор, — говорил он, — тормозящий объединение республик в один союз: это национализм в отдельных республиках… НЭП и связанный с ним частный капитал питают, взращивают национализм Грузинский, Азербайджанский, Узбекский и прочие. Антирусский национализм есть оборонительная форма, некоторая уродливая форма против национализма русского… Но беда в том, что в некоторых республиках этот национализм оборонительный превратился в наступательный». (XII съезд, стр. 488–492).
Аргументация Сталина порочна, так как не может национализм маленькой нации превратиться в наступательный, и это бесчисленное количество раз подчеркивали большевики. Вторым расхождением между Сталиным и Грузинским ЦК КП(б) был вопрос о Закавказской федерации.
В то время как Ленин предлагал не торопиться с образованием Закавказской федерации (см. примечание № 116 к 44 тому ПСС Ленина), Сталин в своем докладе ХII-му съезду подчеркивал, что «Ленин торопился и напирал на то, чтобы федерация была введена немедленно». Такая манера обмана и дезинформации была обычной для Сталина.
Также была притянута за уши аргументация Сталина о важности федерации для сохранения в Закавказье национального мира. Отвечая Сталину, один из руководителей Грузинского ЦК Б. Мдивани говорил: «Сама Советская власть как таковая есть условие предупреждения национальных трений и изживания пережитков национальных трений».
В своем докладе съезду Сталин обвинил бывший ЦК КП Грузии в том, что он сам, добиваясь для Грузии уступок в национальном вопросе, проводил в отношении малых наций Грузинской республики — аджарцев и абхазцев — политику притеснения. Эта версия Сталина была решительно опровергнута делегатами съезда от Грузии. Из выступления на съезде Б. Мдивани видно, что инициатором и вдохновителем таких притеснений против малых наций был сам Сталин, под личным давлением и в соответствии с указаниями которого были осуществлены некоторые несправедливые ограничения прав абхазцев и аджарцев.
Прения по докладу о национальном вопросе на ХII-м съезде партии выявили глубоко ошибочную линию Сталина в национальном вопросе. Они подтвердили, что он так и не захотел уяснить себе суть интернациональной линии Ленина в этом вопросе. К моменту открытия съезда уже начали проявляться великодержавные настроения среди русской части членов ЦК и делегатов съезда.
Б. Мдивани привел слова одного члена ЦК, называвшего национальный вопрос не программным, а тактическим, и другого члена ЦК, обещавшего «уступить кое-что» националам. В этих словах отражались пренебрежительное и снисходительное отношение «коммунистов» большой нации к коммунистам малой нации.
Представитель украинских коммунистов, старейший большевик Скрыпник, выступая в прениях по национальному вопросу, подчеркивал, что в национальном вопросе не должно быть средней линии. По его мнению, национализм угнетенных наций естественен, как оборонительное средство против великодержавников. Ослабление наступательного великодержавного национализма, — говорил Скрыпник, — всегда, как правило, приводило к ослаблению шовинистических чувств у малых угнетенных наций. Такая позиция Скрыпника полностью соответствовала взглядам Ленина.
Особо следует подчеркнуть в речи Скрыпника то место, где он говорил об опасности балансирования между двумя национализмами, местным и державным. Такой метод, по мнению Скрыпника, ведет к оправданию бездеятельности русских коммунистов.
Это предвидение Скрыпника подтверждено жизнью. Постепенно все более и более стала выпячиваться опасность так называемого «буржуазного национализма» (жертвой которого стал также и Скрыпник) и все меньше и меньше стали вспоминать об опасности великодержавного шовинизма, пока это не вылилось в официальную формулу: что «в результате правильной политики партии национальный вопрос решен в СССР окончательно в ленинском духе». В итоге сам Сталин и его наследники превратились в принципиальных великодержавников.
В защиту ленинских взглядов и против сталинского толкования национальной политики на съезде выступил Н. И. Бухарин:
«Товарищи! Позвольте мне, прежде всего, сделать одно маленькое замечание. Я… расскажу вам про один конкретный случай, который случился со мною вчера… Встречаю одного товарища… «Ну, что у нас нового?» «Да что, ничего нового, вот националов душим». (Смех.) Такая черточка и такая психология существует в известной части нашей партии. И я должен сказать, что если мы эту психологию не уничтожим решительно, со всей энергией, тогда мы получим такую неприятность, чтобы не сказать хуже, которая может подвергнуть риску само существование Советской республики». (ХII-ый съезд, стр. 186).
Так оно и получилось. Только потому, что партия не прислушалась к призывам Ленина, а пошла по сталинскому пути, страна и партия оказались в противоречии с теми принципами, на которых строилась Советская Республика.
Что же предлагал Н. И. Бухарин? Он предлагал вынести решение по национальному вопросу в строгом соответствии с ленинской национальной политикой.
«Сущность ленинизма по национальному вопросу, — говорил Бухарин, — у нас заключается в первую очередь в борьбе с основным шовинизмом, который у нас есть, с великорусским шовинизмом. Если мы ударим по первому звену национализма, по самому главному и по самому основному, тем самым мы ударим по этим промежуточным звеньям, вплоть «до самых низших» местных шовинизмов…» (XII съезд, стр. 611–615).
Правильная установка, предложенная Бухариным, которая полностью соответствовала духу письма Ленина к съезду, принята не была, а была принята установка Сталина, которая открывала огонь одновременно против великорусского и местного национализмов. На практике это означало вести огонь только против грузинского национализма, так как это направление огня имело конкретных носителей, конкретно связанных с грузинским «уклоном», в то время как против великорусского шовинизма обвинение носило абстрактный характер. Особенную тревогу за судьбу интернационализма в нашей партии высказал на ХII-м съезде партии Х. Г. Раковский.
Раковский поставил вопрос об опасности для пролетарской революции национальных пережитков. Он отметил, что в массе населения России подавляющее большинство трудящихся настроено националистически и лишь ничтожная часть настроена интернационалистически. Такая почва была подготовлена вековым воспитанием масс, в первую голову — масс русского народа — в националистическом, патриотическом духе.
В течение нескольких лет, прошедших с начала Октябрьской революции, говорил Х. Г. Раковский, было невозможно перевоспитать, особенно массы крестьян, в интернациональном духе. Таким образом, почва для национализма, особенно почва для воинствующего великорусского национализма, была широчайшая. Естественно, что в этом море шовинистических чувств направлять корабль революции было очень сложно. Наоборот, попасть небольшой прослойке интернационалистов под влияние массы националистического народа было значительно проще.
Раковский и Бухарин видели опасность для партии в малейшем колебании в сторону великорусского национализма и поэтому предупреждали от одинакового отношения к великодержавному шовинизму и местному национализму. Именно в этом был смысл замечания Раковского, что русские «с нетерпением выдерживают спор по национальному вопросу». Как же отнесся Сталин к критике делегатами XII-го съезда его национальной политики? Понял он свое отклонение от ленинской национальной политики, на которое указывали ему Мдивани, Скрыпник, Бухарин, Раковский и другие?
Ответ на этот вопрос мы получили в его заключительном слове на ХII-м съезде партии, ввиду важности которого мы приведем из него большую выдержку:
«Говорят нам, что нельзя обижать националов. Это совершенно правильно, я согласен с этим — не надо их обижать. Но создавать из этого новую теорию (?) о том, что надо поставить великорусский пролетариат в положение неравноправное в отношении бывших угнетенных наций, это значит сказать несообразность. То, что у тов. Ленина является оборотом речи в его статье, Бухарин превратил в целый лозунг… Ежели мы перегнем палку в сторону крестьянских окраин, в ущерб пролетарским районам, то может получиться трещина в системе диктатуры пролетариата. Второй вопрос — это о шовинизме великодержавном и о шовинизме местном. Тут выступили тов. Раковский и особенно тов. Бухарин, который предложил выкинуть пункт, говорящий о вреде местного шовинизма. Дескать, нечего возиться с таким червяком, как местный шовинизм, когда мы имеем такого «Голиафа», как великорусский шовинизм. Вообще у тов. Бухарина было покаянное настроение. Дело в том, что Бухарин не понял сути национального вопроса. Когда говорят, что нужно поставить во главу угла по национальному вопросу борьбу с великорусским шовинизмом, этим хотят отметить, что обязанность русского коммуниста самому вести борьбу с русским шовинизмом». (XII съезд, стр. 649–651).
Я привел большое количество выдержек из выступлений делегатов ХII-го съезда партии, чтобы показать, какие наслоения образовались в исторических работах по национальному вопросу.
В 1-ой части трехтомника «КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК», редакция ИМЛ сделала запись о ХII-м съезде в полном соответствии с «Кратким курсом» Сталина. В историю партии вписана еще одна лживая страница о том, что по национальному вопросу ошибался не Сталин, как мы это только что установили на основании ленинских документов, а грузинские «уклонисты» и поддерживающие их вожди оппозиции: Троцкий, Бухарин, Радек, Раковский и др.
Между тем из статей Троцкого по национальному вопросу, помещенных в то время в газете «Правда», а также из письма Ленина к Троцкому, предложившего последнему взять на себя защиту его взглядов на пленуме ЦК и на съезде партии, видно, что оба они — и Ленин, и Троцкий — занимали одинаковую позицию по национальному вопросу. Поддерживали «уклонистов» не только Троцкий, Бухарин, Раковский и др., как об этом записано во всех официальных историях партии, но самое главное — их поддерживал Ленин. Говоря по поводу обвинений Сталина против так называемых «уклонистов», Ленин писал:
«Тот грузин, который пренебрежительно… швыряется обвинением в «социал-национализме» (тогда как он сам является настоящим и истинным не только «социал-националом», но и грубым великорусским держимордой), тот грузин… нарушает интересы классовой солидарности». (том 45, статья «Об автономизации»).
Ленин неоднократно подчеркивал, что он на стороне так называемых «уклонистов». В письме к «Б. Г. Мдивани, Ф. Е. Махарадзе и другим, копия Л. Д. Троцкому и Каменеву», он писал:
«Уважаемые товарищи! Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для вас записки и речь. С уважением, Ленин. 6 марта 1923 года».
Это письмо Лениным было написано в день второго инсульта, и, таким образом, было одним из последних написанных им.
Сталин обманывал партию, когда говорил делегатам ХII-го съезда, не знакомым с последними письмами Ленина: «То, что у тов. Ленина является оборотом речи, то Бухарин превратил в целый лозунг». На самом деле в этой ленинской формулировке дана основная принципиальная его линия, а не «оборот речи», как это хитро наименовал Сталин.
«Интернационализм, — писал Ленин в связи с затронутым вопросом, — со стороны угнетающей, или так называемой «великой» нации должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое бы возмещало со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически. Кто не понял этого, тот не понял действительно пролетарского отношения к национальному вопросу, тот остался, в сущности, на точке зрения мелкобуржуазной, и поэтому не может не скатываться ежеминутно к буржуазной точке зрения». (Подчеркнуто Лениным. ПСС, том 45, стр. 359).
Тот, кто вслед за Сталиным повторяет сегодня обвинение против грузинских уклонистов в национализме, тот на самом деле повторяет ошибку Сталина и стоит на «точке зрения мелкобуржуазной».
Мысль Ленина «о возмещении неравенства» не оборот речи — она увязана со всем строем ленинских взглядов по национальному вопросу. Сталин совершенно без всякого основания и логики и только для затемнения проблемы приплел к вопросу о равноправии наций вопрос «об опоре на пролетарские районы».
Когда Владимир Ильич говорил о равенстве больших и малых наций, он имел в виду вопрос об отношениях между нациями, которые складываются в жизни фактически, и о пролетарском отношении, которое должно компенсировать со стороны большой нации неравенство малой нации, а не о том, на что должна опираться власть — на пролетарские районы центра России или на крестьянские районы национальных республик. Это отношение может и должно было проявиться в предоставлении малым нациям свободы отделения, в большой свободе национального развития, в более чутком отношении к инородцам в таких, например, вопросах, как налоговая политика, соблюдение закона о семье и браке, в религиозной терпимости и т. д. и т. п. О такой компенсации неравенства в пользу малых наций говорил Ленин, а за ним Бухарин, а не о том, чтобы своей опорой сделать крестьянские районы национальных республик. Применительно к спору, который тогда шел по поводу формы вхождения Грузии в Союз, было неправильно, не интернационалистски, принуждать Грузию войти в состав СССР не самостоятельно, как этого добивался ЦК Грузии, а только через Закавказскую федерацию, как на этом настаивал Сталин.
Уступка в этом вопросе не затронула бы основ диктатуры пролетариата, и в то же время свидетельствовала бы о чутком, внимательном отношении пролетариев нации большой к пролетариям нации маленькой.
В первом томе настоящей книги, в главе «Почему Сталин победил оппозицию» я рассмотрел вопрос об ошибочной тактике Л. Д. Троцкого в его политической борьбе со Сталиным.
Здесь мне хочется выделить не только вопрос об ошибочной тактике Л. Д. Троцкого в его борьбе со Сталиным по национальному вопросу, но и сказать о недооценке им глубины опасности для социализма национальной политики Сталина.
Сопоставляя позиции Ленина, выраженные им в письмах к ХII-му съезду, и Троцкого, изложенные им в его воспоминаниях «Моя жизнь», по национальному вопросу, мы видим, что оба они понимали опасность для диктатуры пролетариата в отступлениях от интернационализма.
Но в то же время, Ленин понимал и чувствовал, что дело бюрократического перерождения руководства партии за время его болезни особенно проявилось в национальной политике Центрального Комитета партии, что здесь дело зашло уже слишком далеко. Что если не осуществить на предстоящем ХII-м съезде коренной поворот, не дать решительный отпор термидорианской политике Сталина и не убрать его с поста генсека, то через некоторое время, когда Сталин полностью овладеет партийным и государственным аппаратом, сделать это будет уже поздно.
Троцкий этого не понимал. Он считал, что Ленин главную опасность видел в расколе партии из-за борьбы между ним и Сталиным и делал ударение на личной борьбе «тройки» против него.
После получения письма от Ленина с просьбой взять на себя защиту грузинского дела на пленуме ЦК, Троцкий вызвал к себе Л. Б. Каменева.
«Каменев явился через час, — пишет Л. Д. Троцкий. — Он был совершенно дезориентирован. Идея «тройки» — Сталин, Зиновьев, Каменев — была уже давно готова. Острием своим «тройка» была направлена против меня. Вся задача заговорщиков состояла в том, чтобы, подготовив достаточную организационную опору, короновать тройку в качестве законной преемницы Ленина. Маленькая записочка врезалась в этот план острым клином. Каменев не знал, как быть, и довольно откровенно мне в этом признался. Я дал ему прочитать рукописи Ленина. Каменев был достаточно опытным политиком, чтобы сразу понять, что для Ленина дело шло не о Грузии только, но обо всей вообще роли Сталина в партии.
…Каменев был взволнован и бледен… Возможно, что он просто боялся недоброжелательных действий с моей стороны против него лично. Я изложил ему свой взгляд на обстановку.
«Иногда из страха перед мнимой опасностью, — говорил я, — люди способны накликать на себя опасность действительную. Имейте в виду и передайте другим, что я меньше всего намерен поднимать на съезде борьбу ради каких-либо организационных перестроек. Я стою за сохранение status quo. Если Ленин до съезда встанет на ноги, что, к несчастью, маловероятно, то мы с ним вместе обсудим вопрос заново. Я против ликвидации Сталина, против исключения Орджоникидзе, против снятия Дзержинского с путей сообщения. Но я согласен с Лениным по существу. Я хочу радикального изменения национальной политики, прекращения репрессий против грузинских противников Сталина, прекращения административного зажима партии, более твердого курса на индустриализацию и честного сотрудничества наверху.
Сталинская резолюция по национальному вопросу никуда не годится. Грубый и наглый великодержавный зажим ставится в ней на один уровень с протестом и отпором малых, слабых и отсталых народностей. Я придал своей резолюции форму поправок к резолюции Сталина, чтобы облегчить ему перемену курса. Но нужен крутой поворот… Пусть не зарывается, не нужно интриг. Нужно честное сотрудничество. Вы же, — обратился я к Каменеву, — должны на конференции в Тифлисе добиться полной перемены курса по отношению к грузинским сторонникам ленинской национальной политики».
Каменев вздохнул с облегчением. Он принял все мои предложения. Он опасался только, что Сталин заупрямится: «Груб и капризен». Не думаю, ответил я, — вряд ли у Сталина есть сейчас другой выход.
Глубокой ночью Каменев сообщил мне, что был у Сталина в деревне, и что тот принял все условия… Мне показалось, однако, что тон Каменева звучит иначе, чем при расставании со мною несколько часов тому назад. Только позже мне стало ясно, что эту перемену внесло ухудшение в состоянии Ленина.
По дороге или сейчас же по прибытии в Тифлис Каменев получил шифрованную телеграмму Сталина о том, что Ленин снова в параличе: не говорит и не пишет. На грузинской конференции Каменев проводил политику Сталина против Ленина. Скрепленная личным вероломством тройка стала фактом».
Как видно из приведенной большой выдержки из воспоминаний Л. Д. Троцкого, относящихся к национальному вопросу, Троцкий в борьбе против «тройки» накануне открытия ХII-го съезда партии, совершил ряд крупных политических и тактических ошибок.
Во-первых, он слишком односторонне понял Ленина и те задачи, которые он перед собою ставил, открывая кампанию против Сталина по грузинскому вопросу.
Он считал, что Ленин главную опасность для партии видел во внутрипартийной борьбе, которая неминуемо развернется после его смерти между Сталиным и Троцким и которая «ненароком может привести к расколу партии».
Троцкий писал:
«Помимо общеполитических задач, открытая Лениным кампания имела непосредственно своею целью создать наиболее благоприятные условия для моей руководящей работы, либо рядом с Лениным, если б ему удалось оправиться, либо на его месте, если б болезнь одолела его. Но не доведенная до конца, ни даже до середины, борьба дала прямо противоположные результаты. Ленин успел, в сущности, объявить войну Сталину и его союзникам, причем и об этом узнали лишь непосредственно заинтересованные, но не партия. Фракция Сталина — тогда это была еще фракция «тройки» — сплотилась после первого предостережения теснее… Сталин стоял у рукоятки аппарата. Искусственный отбор в аппарате пошел бешеным темпом. Чем слабее чувствовала себя тройка идейно, чем больше она меня боялась, — а боялась она меня именно потому, что хотела меня свалить, — тем туже пришлось ей подвинчивать все гайки партийного и государственного режима». (стр. 205–227).
Так думал Троцкий. Он думал, что на место Ленина хочет короноваться «тройка». Он считал, что Сталин, Зиновьев и Каменев боялись, что Троцкий хочет захватить власть, и намеревались помешать этому.
Троцкий говорил Каменеву: «Я стою за статус-кво, я против ликвидации Сталина». Он считал, что со Сталиным можно еще договориться, что Сталин согласится пойти на компромисс. Он говорил Каменеву: «Вряд ли у Сталина есть сейчас другой выход». Ленин понимал, что решающую роль в «тройке» будет играть Сталин, и что при нем бюрократия завладеет партией и государством. Ленин считал и говорил Н. К. Крупской, Фотиевой и др., что любая попытка договориться со Сталиным обречена на провал. Сталин согласится на компромисс и обязательно обманет.
Поэтому Ленин считал, что Сталина нужно убрать немедленно с поста генерального секретаря и из ЦК, иначе он быстро овладеет всем аппаратом партии и государства, и тогда уже удалить его будет невозможно. Ленин чувствовал свою вину в том, что он для равновесия в руководящем органе партии так далеко допустил Сталина к аппарату Центрального Комитета и не убрал его раньше с поста генсека.
Во-вторых, и это главное, Ленин отчетливо сознавал, что Центральный Комитет без него и Троцкого, если последний потеряет влияние в партии, может быстро скатиться с интернациональной на националистическую политику, острым предупреждением чего являлось грузинское дело.
Поэтому в целях профилактики Ленин хотел открыть кампанию против Сталина по такому кардинальному вопросу Октябрьской революции, как национальный вопрос, с тем, чтобы оставить в сознании партии и ее руководителей глубокий след, предупреждающий ее от возможной опасности сползания на путь национального строительства социализма.
Этого опасения Ленина Троцкий тогда не разделял, ибо до конца не понял Владимира Ильича. Личной беседы с Лениным в это время он уже иметь не мог, а через переписку установить контакт по такому серьезному вопросу было затруднительно. Поэтому, получив от Ленина записку по грузинскому вопросу и все материалы, подготовленные им для доклада XII съезду партии, Троцкий просьбу Ленина взять на себя защиту этого дела на пленуме ЦК и на съезде не выполнил. И это была его вторая глубочайшая политическая и тактическая ошибка.
В чем состояли его политическая и тактическая ошибки?
Политическая ошибка его состояла в том, что он публично не выступил со своими и Ленина тезисами по национальному вопросу ни на пленуме ЦК, ни на ХII-м съезде партии, хотя Ленин просил его об этом и дал ему для этого все подготовленные им материалы. Именно этого хода Троцкого больше всего боялись Сталин, Каменев и Зиновьев, что видно из приведенной нами выше беседы Каменева с Троцким. Поправки к тезисам Сталина по национальному вопросу, которые сделал Троцкий, были Политбюро отклонены. На пленуме Троцкий со своей и Ленина платформой не выступил и тем самым оставил поле боя по такому кардинальному политическому вопросу за оппортунистической редакцией Сталина.
На ХII-м съезде партии Троцкий не только не выступил со своей и Ленина платформой, но даже не выступил просто в прениях по национальному вопросу. Больше того, как это следует из его заключительного слова по промышленности, Троцкий даже не присутствовал на пленарном заседании, когда обсуждался национальный вопрос.
Таким своим поведением Л. Д. Троцкий предал надежды Ленина, несмотря на полное с ним согласие по существу вопроса.
Но самое главное, благодаря такой позиции Троцкого на ХII-м съезде партии была принята антиинтернациональная, антиленинская, шовинистическая резолюция, которая предопределила всю дальнейшую политику партии в национальном вопросе и стала основой для теории строительства социализма в одной стране.
Не менее, если не более крупной, была тактическая ошибка Троцкого в этом вопросе. Вместо того чтобы использовать данную ему Лениным письменную доверенность на совместную защиту против «тройки» общей позиции по национальному вопросу, что не только на съезде, но уже на пленуме ЦК могло получить и получило бы, как показала история с монополией внешней торговли, полную поддержку большинства ЦК и съезда; вместо того чтобы сколоченным им на этой основе большинством ЦК и съезда нанести своим противникам подрывающим его и Ленина авторитет грязными методами и мелкими интригами решающий удар и сформировать новый состав ЦК без Сталина, Троцкий без боя передал победу в руки своих противников, а те не заставили себя долго ждать: без всяких колебаний отбросили Троцкого и его союзников на положение вечной оппозиции.