Глава пятая ЛЕНИНСКАЯ СКРОМНОСТЬ
Глава пятая
ЛЕНИНСКАЯ СКРОМНОСТЬ
Несколько стеллажей в квартире Льва Суханова, бывшего ельцинского помощника, сплошьзабиты папками с бесценным архивом. До самых последних дней Суханов мечтал разобрать их, рассортировать, но так и не успел: в 1998 году его не стало.
Как и положено истинному помощнику, Суханов любовно собирал все бесчисленные интервью своего патрона, черновики его речей и выступлений, программы визитов и вояжей.
Часть сухановского архива мне любезно передала его вдова – Светлана Михайловна.
Читать эти исторические документы сегодня, с высоты прожитых лет, смешно и грустно одновременно.
Вообще, занятие это – перелистывать старую агитацию – пре-дельно увлекательное. Уже и сам кандидат, верно, забыл все, что наболтал в период предвыборной горячки (про доверчивых избирателей – и говорить не приходится). А бумага – точно скучный бухгалтерский отчет: дебет-кредит, сдал-принял – помнит все, до последней запятой.
По степени щедрости раздаваемых обещаний Борис Ельцин – на всех своих выборах – равных себе не имел.
Первым, пожалуй, из советских политиков понял он ключевое слагаемое публичного успеха: в борьбе за любовь избирателей хороши все средства. Агитация – это та же лесть: переборщить невозможно, кашу маслом не испортишь. Главное – победить, а там уже видно будет. В конце концов, обещать – вовсе не значит жениться…
Какие только золотые горы не сулил россиянам Ельцин; какую только манну небесную не предрекал.
Вот, к примеру, главный тезис его программы 1989 года, когда избирался он народным депутатом СССР.
«Ужесточить борьбу за социальную справедливость. Добиться равных возможностей для всех граждан – от рабочего до главы государства – в приобретении продовольственных, промышленных товаров и услуг, в получении образования, медицинском обслуживании. Ликвидировать различные спецпайки и спецраспределители».
Каково!
А это уже – его обещания года 1990: первые выборы народных депутатов РСФСР:
– К 1993 году увеличить строительство жилья в 1,5 раза.
– Укрепить курс рубля, снизить уровень инфляции.
– Обеспечить право на достойное существование каждому трудящемуся и его семье путем установления соответствующей доли отчисления от результатов труда (увеличение ее за пятилетку в 2 раза) и учреждение системы социальных гарантий в период перехода к рыночной экономике.
– Вернуть народу награбленное у него, защитить от преступников новые формы экономики.
– Союзу ССР – профессиональную армию, России – территориальное ополчение (срок службы – 10 месяцев с местом службы в республике, где он призван).
– Отменить все привилегии, включая использование государственного транспорта. Передать все государственные дачи, особняки и другие социальные объекты спецназначения детям и наименее социально защищенным слоям населения.
– Вопросы выделения государственного легкового транспорта руководителям, а также охраны, должен решать персонально по каждой кандидатуре только Верховный Совет РСФСР.
– Разработать четкую программу, позволяющую оздоровить экономику через 2–3 года и ликвидировать внешнюю и внутреннюю задолженность нашей страны.
– Отдать наибольший приоритет сильной социальной политике и сделать заботу о человеке своей главной целью.
– Всячески бороться против зарождающегося в стране бюрокра-тического элитного слоя представителей коррумпированных кругов.
Не вижу нужды комментировать эти совершенно демагогические, популистские обеты. Как выполнял их Ельцин – каждый самолично имел возможность ощутить на собственной шкуре…
Борьба с привилегиями была излюбленным коньком будущего президента; его беспроигрышным козырем; жупелом, которым постоянно размахивал он перед лицом восторженных масс. И чем хуже становилось положение дел в стране, тем лучше тезис этот работал .
В отличие от заумных экономистов-горбачевцев, всяких там Абалкиных, Шаталиных и Аганбегянов, Ельцин не вдавался в тягостные рассуждения на макроэкономические темы. В экономике понимал он слабо, неплохо разбираясь зато в психологии толпы. От него ждали простых ответов на сложные вопросы, и Ельцин с легкостью давал их.
Собственно, за последние пару веков вопросы эти несильно изменились: «кто виноват?» и «что делать?».
Кто виноват в том, что из магазинов – даже столичных – исчезли продукты, а водку и сигареты вот-вот начнут продавать по талонам?
Кто виноват, что в некогда братских республиках рекой льется кровь, в Карабахе идет уже настоящая война, а в Фергане громят турок-месхетинцев?
В конце концов, кто виноват в нашей паршивой жизни, в нищенских зарплатах и всеобщем убожестве, тогда как Запад «загнивает» нам на зависть, и вчерашняя поверженная Германия живет в тысячи раз лучше своих победителей?
У Ельцина на все имеется ответ. Главный виновник – это советско-партийная номенклатура: зажравшаяся элита, которая разваливает и разворовывает отчизну. И, конечно же, Горбачев.
Редкое его публичное выступление обходится теперь без того, чтобы не уличал он номенклатуру во всех смертных грехах.
Еще на ХIХ партконференции Ельцин – первым – во всеуслышанье потребовал «ликвидировать продовольственные “пайки” для, так сказать, “голодающей номенклатуры”, исключить элитарность в обществе».
Если уж зал Кремлевского дворца съездов, где голодных сирот не имелось по определению, встретил эти слова бурей оваций, то что говорить о простых смертных.
В той, конца 80-х нищей стране, трудно было найти ход удачнее: Ельцин понял это давно, еще со времен секретарства в МГК, когда устраивал показные хождения в народ и катания на автобусах в стиле Гарун-Аль-Рашида. Если ему требовалось уволить кого-то из партийных чиновников, в ход обязательно пускались обвинения в барстве и непозволительной роскоши; излюбленный ельцинский дуплет – одним махом он уничтожал неугодных и повышал собственную популярность.
Сняв, например, с работы второго секретаря Октябрьского райкома Данилова, он тут же сообщает притихшему пропагандистскому активу:
«Квартиру в многоквартирном доме он отгрохал себе барскую, с персональным камином и персональной дымовой трубой, пронизавшей весь дом. Таким князьям не место в партии! На партработе должны работать кристально чистые люди».
И растроганные активисты хлопают альтруисту-бессребренику, не жалея ладоней. Откуда ж им знать, что лет через десять секретарь Данилов с жалким персональным камином будет смотреться на общем чиновничьем фоне нищей церковной мышью…
«Он был “неукротим”, – рассказывал позднее Егор Лигачев. – Начал с того, что пытался прикрыть поликлинику, обслуживающую писателей, школы с углубленным изучением иностранных языков. Пришлось поставить эти прожекты на Секретариат ЦК, и они были отвергнуты, как вредные, демагогические. Ельцин, как человек амбициозный, властолюбивый, не смог признать ошибочность своих действий и продолжал в том же духе…»
В предыдущих главах я уже упоминал, что до переезда в Москву ни о какой борьбе с привилегиями Ельцин и не заикался. Да и работа его в должности секретаря МГК не располагала к аскетичному образу жизни: элитная квартира, роскошная дача, пайки. Ни от одного из этих благ, пока был он у власти, Ельцин, кстати, не отказался, хоть и уверял позднее, будто многократно на Политбюро предлагал ликвидировать ненужные привилегии.
(«Он и на даче жил, даже когда ушел после ноябрьского пленума Московского горкома. За ним осталась черная “Чайка”, и мы с его мамой и Наиной Иосифовной садились в ту “Чайку” и ехали в кремлевскую больницу, где он лечился, – свидетельствовал позднее Михаил Полторанин. – Он никогда против этого по-настоящему и не боролся, только в политических целях. И для себя оставлял все привилегии, считая, что ему это положено».)
Но время диктует новые условия. Теперь он вынужден то и дело устраивать показательные выступления, дабы подчеркнуть ленинскую свою скромность.
«Моя супруга ходит по магазинам и ничего! – восклицает он на встрече со слушателями Высшей комсомольской школы в ноябре 1988 года. – Едим колбасу, правда, предварительно надо глаза зажмурить. Считаю, что нехватку чего-то у нас в равной степени должен ощущать каждый».
«Состою на учете в районной поликлинике, – гордо сообщает он годом позже, в интервью журналу “Родина”. – Как-то простудился, температура 39. Участковый врач выписала рецепт, но попробуй купить лекарство. Жена обошла с десяток аптек, нет антибиотиков, и все тут! Врач посоветовала: “Борис Николаевич! Да обратитесь вы в 4-е управление, вам всегда помогут…” Нет! Категорически нет! Лечился домашними средствами».
А вот другой образчик его тогдашнего творчества. В так и не опубликованном интервью, данном в сентябре 1988 года, опальный трибун заявляет:
«Слишком много людей, которые привыкли, понимаешь, быть в этой элите, что ли, и пользоваться этими благами и так далее. И надо, чтобы как-то пришел на смену им народ совершенно чистый, нравственно чистый, абсолютно преданный партии, и люди, которые были бы перед людьми абсолютно чисты и могли бы смотреть глаза в глаза».
Под «нравственно чистым народом» Борис Николаевич, несомненно, имеет в виду себя. А как иначе, если жена ходит по магазинам и самолично штопает ему прохудившуюся одежду.
(Наина Иосифовна, в одном из первых своих публичных выступлений, на голубом глазу рассказывала, что супруг, подобно Ленину, носит один и тот же костюм, и ей все время приходится латать подкладку, а также… штопать носки.
Вообще, аналогии с Ильичем в те годы Ельцину очень нравились. Свои хождения в народ он любил – ненавязчиво – сравнивать с ленинской доступностью. В первом же интервью Борис Николаевич говорил даже, что «в Ленина были выпущены пули именно в тот момент, когда он после выступления перед рабочими возвращался с завода Михельсона».)
Апофеозом этого демонстрационно-показательного аскетизма стал документальный фильм, снятый в 1989 году по сценарию придворного баснописца Юмашева (о нем разговор еще впереди). Дружная, советская семья, скромно и непритязательно одетая (ни о каких бриллиантах и заграничных особняках она еще и не помышляет), и столь же скромный ее глава в затрапезном костюме-тройке, поправляющий щетки на лобовом стекле «Москвича». (В действительности Ельцин водить машину не умел, но слишком хороша была эта картинка .) Они – такие же, как и каждый из нас, только еще чище и лучше, потому что болеют за всю страну, не жалея себя.
О том, что скрывалось за парадным фасадом ельцинской скромности, избирателям узнать было не суждено. Кроме тех немногих, кто жил с Борисом Николаевичем по соседству, и собственными глазами имел возможность эту самую скромность наблюдать: например, в обличье инспектора ГАИ, который специально был поставлен посреди улицы Горького, дабы перекрывать движение, когда Ельцину приспичит пересечь две сплошных, выезжая из дому.
В этой связи крайне занимателен рассказ бывшего пресс-секретаря президента Павла Вощанова, описывающий эпизод раннего ельцинизма (1989 год).
«Однажды мы вылетали в Японию. В аэропорту “Шереметьево-2” он спрашивает: “как пойдем – через депутатский зал или как рядовые пассажиры?” И сам же решил: пойдем как рядовые. А то журналисты увидят в депутатском зале и подумают, что Ельцин только на словах борется с привилегиями. Прошли через обычную стойку, вошли в салон самолета, и тут я получил серьезную взбучку от Бориса Николаевича. Оказывается, билеты у нас были куплены не в первый класс, а в экономический. То есть мы должны были лететь как рядовые пассажиры. Я ему говорю, так мы вроде как живем теперь без привилегий. Он мне отвечает, дескать, соображать надо: в самолете журналистов-то нет, можно слегка и расслабиться».
No comments.
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ
Импульсивность – ситуативность, непоследовательность, способность выйти за рамки стандартных схем действий, в крайней степени – гибкость моральных суждений, хаотичность.
Между прочим, в запале борьбы за социальную справедливость, никто так и не задался очевидным, казалось бы, вопросом: а какие, собственно, привилегии полагались ненавистным членам Политбюро? Скажем, тому же треклятому Лигачеву?
Преинтереснейшие, скажу вам, сведения.
Егор Кузьмич Лигачев, по собственному его признанию, получал зарплату в 1200 рублей, спецпаек, имел персональную автомашину, охрану из трех человек, квартиру улучшенной планировки. Персонально закрепленных самолетов членам Политбюро не полагалось. Личной дачи – тоже: исключительно казенная, причем, после ухода в отставку или в случае смерти, ее необходимо было сдавать. (О выкупе госдач за три копейки никто тогда и не помышлял.)
Нетрудно сравнить этот «райский набор» с благами, которыми пользуются сановники нынешние. Что называется, найдите десять отличий.
Бедные мы, наивные люди! Мы ведь искренне верили, что как только придет Ельцин к власти, разом наступит эра великого равенства и социальной справедливости. Министры станут лечиться в одних поликлиниках с простыми работягами, а их жены – стоять в общих очередях. Персональные автомашины – членовозы – исчезнут как страшный сон. 4-е управление Минздрава – демократы ненавидели его не меньше, чем 5-е управление КГБ – мгновенно будет упразднено. Элитные правительственные дачи – отойдут детдомам и туберкулезным санаториям.
Заповедные дачи – это был особо излюбленный конек Бориса Николаевича. Почти на всех встречах с населением в обязательном порядке он рассказывал, в какой непозволительной роскоши прозябают наши вожди; о четырех горбачевских дачах, которые обошлись бюджету в десятки миллионов рублей, тогда как у страны не хватает денег на одноразовые шприцы, и детей колют «ржавыми гвоздями».
Этот обличительный почин был радостно подхвачен депутатами. В Верховном Совете СССР появилась даже специальная комиссия по вопросам привилегий и льгот, которая с настойчивостью святой инквизиции доводила чиновников до сердечных приступов своими допросами и разносами.
Когда в июле 1990 года премьер Рыжков решил под шумок выкупить служебную дачу в поселке Ильинское, вопрос этот вынесли аж на всеобщее голосование. Устроенная обструкция так напугала Рыжкова, что он, по привычке заплакав, мгновенно расторг договор купли-продажи.
Но прошли каких-то пара лет, и Бориса Николаевича точно поразил приступ склероза: он мгновенно забыл обо всех своих обещаниях.
«Та борьба с привилегиями очень быстро закончилась, – свидетельствует Михаил Полторанин. – В 92-м году мы уже ездили к Ельцину на дачу. Они у него появлялись, как грибы: первая, вторая, третья. И горбачевские забрал. И на дачах – роскошь. Потом пошли спецсамолеты…
Однажды, это было при Чубайсе, Гайдаре и Шахрае, я при всех стал об этом говорить – был уже 93-й год… Зачем эти излишества, которые нас окружают? И тогда Ельцин покраснел и сказал, что я вообще много себе позволяю, пользуясь старой дружбой».
Без малейшего зазрения совести Борис Николаевич занял все бывшие дачи Горбачева – те самые, тысячи раз раскритикованные им за роскошь и мотовство – в том числе и объект «Барвиха-4», за возведение которого архитектор и руководитель строительства получили от генсека по ордену Ленина.
А в остальные дачи преспокойно вселились его соратники: вчерашние демократы-громовержцы. И принялись – с позволения президента – скупать их за бесценок.
Первым пробил эту брешь премьер Силаев. Еще в декабре 1991 года он выкупил дачу в Петрово-Дальнем (379,9 кв. м.) за смешную сумму: менее чем в тысячу долларов. И – понеслось.
Ельцинские помощники Пихоя и Рюриков, пресс-секретарь Костиков, шеф президентского протокола Шевченко, министры Козырев и Сидоров, спикер Госдумы Рыбкин, руководитель администрации Егоров и прочая, прочая. Все эти, без сомнения, достойные люди стали обладателями дач с огромными земельными участками в престижнейших уголках Подмосковья: Барвиха, Жуковка, Успенское. Сегодня стоимость одной сотки земли зашкаливает там за сто тысяч долларов. Они же приобретали дома и гектары по цене ржавых «Жигулей», ниже даже и без того низкой балансовой стоимости (больше десяти тысяч «зеленых» не платил никто). Все выкупы неизменно оформлялись распоряжениями президента.
Рублево-Успенское шоссе – это не только самое дорогое место в России. Это еще и живое свидетельство того, во что трансформировалась ельцинская борьба с привилегиями.
Тем, кто еще не бывал здесь, рекомендую съездить на экскурсию: для наглядности. Желательно это сделать с утра, когда трассу перекрывают для проезда высоких чинов. Стоя в многокилометровой пробке, у вас будет достаточно времени, чтобы по достоинству оценить разбросанные вокруг чиновничьи особняки и роскошные иномарки, проносящиеся с воем мигалок по встречной полосе.
А еще попробуйте проникнуть в какой-нибудь из санаториев управделами президента – в «Лесные дали», «Сосны», «Бор» – и поговорите с местной челядью: как было и как стало . Уверен, они расскажут вам много интересного, ибо по степени размаха кремлевское Управление делами давным-давно затмило управделами ЦК, Совмина и Верховного Совета вместе взятые. Это настоящая империя, со своими поселками, жилыми кварталами, комбинатами питания и сельхозпредприятиями.
Бедные Горбачев с Лигачевым! За что же, спрашивается, гнобили и травили их? Они не имели и сотой доли той роскоши, которая окружает нынешних власть предержащих.
На фоне сегодняшнем привилегии их выглядят, как старая, побитая жучком обшарпанная мебель против резного гарнитура карельской березы с золотой инкрустацией.
Примерно такой же, что стоит на даче «Барвиха-4», с территорией в 60 гектаров и специально отведенным руслом Москва-реки. Там по-прежнему обитает Борис Николаевич с семьей. Роскошный ремонт «Барвихи» был выполнен по эскизам, утвержденным младшей дочкой экс-президента Татьяной Дьяченко (ныне – Юмашевой). В какую сумму обошелся он, а также специально привезенная по заказу мебель, не знает никто.
Зато объем государственных расходов на содержание Бориса Николаевича секретом отнюдь не является. Ежегодно налогоплательщики тратят на обеспечение достойной старости бывшего борца с привилегиями 60 миллионов рублей: больше 2 миллионов долларов.
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ
В Кремле в первые годы после революции царили аристократы эмиграции – Троцкие, Зиновьевы, Каменевы. Они насмотрелись за свою эмигрантскую жизнь на быт правящей верхушки западного общества. Для них первым завоеванием революции была возможность устроить с максимальным удобством и максимально возможной роскошью свою жизнь. И они не отказывали себе ни в чем. Выбирали наилучшие дворцовые квартиры, обставляли их самыми дорогими и блестящими вещами. Все это было грубовато, порой смешно, как расшитый золотом кафтан аристократа на неуклюжем теле вчерашнего плебея.
Приемы, устраиваемые Наркоминделом, отличались большой пышностью. Кормили всегда тяжело по-русски. Работали полтора-два десятка поваров – лучших из оставшихся от старой России. Были вначале трудности с фарфором и хрусталем: все это было сбродное, преимущественно из частных особняков, с частными гербами и инициалами.
Бюробин – бюро по обслуживанию иностранцев – ухитрялся иногда подсунуть сервизы, ранее принадлежавшие иностранным посольствам. Так, в распоряжении Бюробина был серебряный сервиз английского посольства. Его запрещено было подавать иностранным дипломатам во избежание недоразумений. Но его все-таки подсунули, и иностранцы заговорили о том, что на приемах подается посуда, краденая у частных лиц…
(Из книги С. В. Дмитриевского «Советские портреты»)
К началу 1990 года Ельцин был уже одним из ведущих политиков в России. Со смертью академика Сахарова, он оказался ключевой фигурой демократической оппозиции в Верховном Совете – в так называемой Межрегиональной депутатской группе, а посему о прежних коммунистических воззрениях старался не вспоминать.
Но статус оппозиционера, пусть даже и сверхпопулярного, тяготил Ельцина. Он жаждал реванша. Горбачев по-прежнему оставался для него главным соперником, вот только конкурировать с ним впрямую Борис Николаевич возможности не имел.
Неважно, что его популярность росла день ото дня. Для того чтобы вступить с Горбачевым в окончательный, решающий поединок, одной популярности явно недоставало. Ельцину нужен был хоть какой-то статус: плацдарм, позволяющий не покусывать генсека из подворотни, а разговаривать на равных, с позиции силы.
Ближайший ельцинский сподвижник Михаил Полторанин так описывал этот синдром застоявшегося броска :
«В нем ревность разгоралась как костер. Почему он, такой умный, такой сильный, могучий, в этом не участвует, а замухрышки тут, понимаешь, политику государственную определяют».
Окружение предлагало Ельцину на выбор несколько вариантов реванша. Пойти на выборы либо в Моссовет, либо сразу в российский парламент. В первом случае, как писал его помощник Суханов, «планировался “захват” Москвы через избрание главой Моссовета». Но столичный план Борис Николаевич, поразмыслив недолго, отверг: возврат в Москву означал для него откат в прошлое.
Вариант второй казался, несомненно, куда более заманчивым: пройти в Верховный Совет РСФСР, дабы претендовать на место спикера, а потом…
Лев Демидов, один из десяти ельцинских доверенных лиц на выборах в союзный парламент, рассказал мне, что окончательную точку в метаниях поставил один весьма откровенный разговор.
Видя колебания Бориса Николаевича, его тогдашнее окружение объявило: надо баллотироваться в Верховный Совет. Рано или поздно в России будет введено президентство. Кто как не вы, дорогой шеф, достойны занять этот пост.
Эти музыкой звучащие слова легли на благодатную почву. Ельцин давно уже размышлял о чем-то подобном.
Конечно, определенный риск был. Нет, в том, что он получит мандат, сомнений как раз не возникало: Ельцина с ходу избрал бы любой регион. А вот за председательское кресло следовало еще побороться, слишком рано было сбрасывать Горбачева со счетов.
К тому времени взаимная нелюбовь их приближалась уже к апогею. Горбачевский помощник Шахназаров вспоминает, как на одном из заседаний Политбюро генсек принялся вдруг размышлять вслух:
«Странные вещи в народе происходят! Что творит Ельцин – уму непостижимо. За границей, да и дома, не просыхает, говорит косноязычно, несет порой вздор, как заигранная пластинка. А народ все твердит: “Наш человек!”»
По-моему, даже по прошествии десятилетий Михаил Сергеевич так и не понял, за что же народ полюбил Ельцина.
Все, о чем говорил генсек, было истинной правдой: и косноязычие, и вздор, и непрекращающееся пьянство. Но Ельцин был хорош уже тем, что разительно отличался от Горбачева. Он был искренен – так, по крайней мере, казалось. Эмоционален. Он был живым, черт возьми!
Ельцин – это своего рода черный человек Горбачева; его антипод; мистер Хайд при докторе Джекилле. У него отродясь не водилось никаких программ и глобальных планов. Он не предлагал ничего нового, кроме общих, избитых лозунгов. Все, что делал он, ограничивалось размазыванием Горбачева и партийной элиты по стенке.
Просто раздражение горбачевской четой было в народе уже столь велико, что одно это возносило любых недругов генсека на щит: кстати, по такому же точно принципу немало политиков в конце 90-х сделали карьеру на оголтелой критике президента.
Перефразируя слова Чаадаева, можно смело сказать: «Ельцин победил не потому, что он прав, а потому что неправы его враги».
Последней решающей ошибкой, допущенной Горбачевым (а сколько их было всего? и не сосчитаешь!), стало избрание его в марте 1990 года президентом СССР. Если бы генсек отважился на прямые, демократические выборы, власть его только укрепилась бы. Но он панически, смертельно боялся провала и неожиданностей. Поэтому СССР стал единственной страной, где президента выбирал не народ, а подконтрольный ему парламент. Да и то: почти треть депутатов проголосовала «против» – результат очень показательный.
Оттого, что Горбачев гордо звался теперь «президентом», ничего существенного не поменялось. Ему бы отрешиться от КПСС, приноровиться к новым веяниям – страна уже бурлила вовсю, только за первые 2 месяца 1990 года в Союзе прошло 6,5 тысяч забастовок, самыми мощными из которых были, конечно, шахтерские стачки, но Михаил Сергеевич монотонно продолжал бубнить про обновление и плюрализм.
Можно подумать, Ельцин приплачивал ему за конферанс , ибо лучшего контраста, чем горбачевские благоглупости, трудно было сыскать даже при всем желании…
Ельцин колебался недолго. Он решает идти в депутаты от своего родного Свердловска. Почему же не от Москвы, где всего год назад, на выборах в союзный парламент, он получил рекордное число голосов: почти девяносто процентов?
На встречах с избирателями кандидат объяснял это тем, что пришло, дескать, время порадеть за малую родину.
Вряд ли. Мне думается, истинная причина была куда прозаичней. Ельцин рассуждал прагматично и здраво: повторить прошлогодний московский успех было для него задачей архисложной. Получи он теперь хоть на тысячу голосов меньше – со стороны это выглядело бы как падение его популярности.
В Свердловске же он ничем не рисковал. Земляки все еще продолжали обожествлять бывшего своего вожака.
Расчет оказался верным. За Ельцина проголосовали 95 процентов избирателей – больше даже, чем в Москве.
Вообще, к выборам этим Ельцин и его команда готовились куда более основательно. Созданное на базе Межрегиональной депутатской группы движение «Демократическая Россия» выставила своих кандидатов практически по всем округам.
У «ДемРоссии» не было ни особых денег, ни административного ресурса. И тем не менее она одержала сокрушительную победу: демократы выиграли в каждом третьем округе. Крупные города – Москва, Ленинград, Свердловск – поголовно отдали свое предпочтение выдвиженцам Ельцина: именно выдвиженцам, ибо все обращения в поддержку кандидатов были подписаны им лично, и это во многом определило исход битвы.
Если в союзный парламент Ельцин пришел один-одинешенек, то теперь за ним стояла уже целая команда. В основном, это были те, с кем сошелся он в Верховном Совете СССР: люди яркие, неординарные, а потому очень быстро выкинутые за борт.[14]Впрочем, о командных принципах Бориса Николаевича мы поговорим отдельно, пока же скажу лишь о том, что к концу первого президентского срока никого из той, самой первой его гвардии, рядом с Ельциным не осталось…
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ
Осенью 2005 года после достижения «оранжевыми» революционерами своих политических целей президент Ющенко разогнал практически всю свою команду за исключением генпрокурора. Наиболее яркие фигуры «оранжевой» команды во главе с Тимошенко, экс-госсекретарем Зинченко, экс-шефом спецслужб Турчиновым, экс-вице-премьером Томенко в итоге из числа соратников президента перешли в жесткую оппозицию к нему.
В одном из интервью у крестного отца Ельцина, бывшего секретаря ЦК Якова Рябова спросили: какая основная черта характера превознесла вашего ученика на вершину. Рябов, не раздумывая, ответил:
«Власть. Болезненная, ностальгическая ее жажда. Как говорится, до затмения разума и потери пульса».
Ельцин, действительно, был невероятно, чудовищно властолюбив. (Недаром, когда в 1996 году, после тяжелейшей операции, только-только стал выходить из комы, первое, что он сделал, лежа еще в постели, – забрал обратно у Черномырдина ядерный чемоданчик.) Но это было заметно лишь тем, кто хорошо его знал.
Всеми остальными ельцинское властолюбие принималось за внутреннюю, недюжинную силу; могучий стержень, который, точно магнит, притягивал к себе людей.
В подтверждение рябовским словам имеет смысл напомнить одну медицинскую историю, случившуюся с нашим героем накануне выборов российского парламента.
Весной 1990 года Ельцин вместе с верными своими оруженосцами – Львом Сухановым и Виктором Ярошенко – отправился по Европе: представлять только что вышедшую «Исповедь на заданную тему».
Он побывал в Стокгольме, Амстердаме, Осло, Милане, Париже, Гамбурге, и везде встречали его с уважением и почетом. (Так, по крайней мере, утверждают его помощники, и это похоже на правду, ибо, случись по-другому, Ельцин – в один миг – наверняка прервал бы свое турне.)
В Лондоне его даже принимала Маргарет Тэтчер, чем он долго похвалялся потом перед коллегами и журналистами, подавая встречу эту, как личный триумф и «прорубание окна в Европу», хотя у «железной леди» мнение сложилось совсем иное.
(В своих мемуарах она подробно описывала, что сразу же поставила Ельцина на место, сказав, что всецело поддерживает Горбачева, поэтому о смене приоритетов и речи идти не может. Когда же Ельцин предложил ей завязывать торговые и экономические контакты напрямую с Россией – он незримо видел уже над собой шапку Мономаха – Тэтчер лишь дипломатично улыбнулась:
«Господин Ельцин, давайте подождем. Пусть Россия станет новой и свободной. И тогда… Все возможно».)
Впрочем, мы, кажется, отвлеклись…
Итак, совершая европейское турне, Ельцин отправляется в Испанию. Путь его лежал из старинной Кордовы в Барселону. Но случилось непредвиденное. В воздухе у самолета – «двухмоторной консервной банки», по оценке Суханова, – вышла из строя электрика, а следовательно, отказали и шасси. Не сумев опустить машину на воду, пилоты принимают решение: садиться на ближайший горный аэродром. Но тут, как на грех, поднялся сильнейший ветер, самолет потерял скорость и буквально упал на брюхо.
По свидетельствам Суханова и Ярошенко, высокий пассажир все это время вел себя подчеркнуто храбро; он, к примеру, отказался пристегиваться, нарочито весело крикнув пилотам: «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет». У него нашлись даже силы шутить: больше нет, мол, никаких привилегий, падаем все вместе; может, речку какую найдем – успеем выпрыгнуть…
(Да, уж кому-кому, а Ельцину прыгать в воду с высоты – дело привычное.)
Но шутки-шутками, а тряхануло самолет при падении прилично. Если б послушался он пилотов и пристегнулся, может, и последствия были бы иными – но в этом весь Ельцин: бесшабашный, лихой, самоуверенный. Хоть и резанула его острая боль в спине, он лишь покровительственно машет рукой: ерунда, поболит и перестанет.
Только потом выяснится, что много лет назад, когда Ельцин играл еще в волейбол, у него произошло смещение позвонков. Их как будто вправили на место, но теперь, после удара, они снова дали о себе знать.
Однако Борис Николаевич от врачебной помощи упрямо отказывается. Добравшись с грехом пополам до Барселоны – какой-то злой рок преследовал его в этот день; в полете новый уже самолет попал в грозу, тряска поднялась жуткая – Ельцин еле-еле дотянул до вечера.
«Засыпал он беспокойно, со стоном, – пишет Суханов. – Я просидел рядом с ним на диване всю ночь, ибо когда ему надо было перевернуться на другой бок, он не мог это сделать без посторонней помощи… Он засыпал, но ненадолго».
К утру муки только усилились. Приехавший врач срочно сделал обезболивающий укол и поставил диагноз: защемление нерва позвонка.
МЕДИЦИНСКАЯ СПРАВКА
Наиболее распространенная причина защемления нервного корешка – это разрыв диска, расположенного между позвонками. Нарушается целостность диска, появляются трещины, в результате чего возникает грыжа. Грыжа – это выступающее за естественные анатомические пределы образование. В данном случае таким образованием является часть разрушенного межпозвонкового диска.
Доктора настаивали на немедленной госпитализации, однако Ельцин продолжал упрямиться. Он даже умудрился поехать на радио, давать интервью, но по дороге потерял от боли сознание.
Обезумевшие помощники вернули полуживого шефа в отель, снова вызвали врача. А Борис Николаевич, как ни в чем не бывало, едва пришел в себя, вновь принялся ломаться и капризничать. «На “скорой помощи” не поеду», – прохрипел он еле слышно, когда убедили его – всем миром – что без госпитализации не обойтись.
Даже в такие минуты самым важным для него было сохранить статус-кво: неровен час, какой-нибудь папарацци запечатлит, как выносят на носилках недвижимого Ельцина. Подобно большинству невежественных людей, Борис Николаевич не терпел над собой никаких насмешек. Ему было проще корчиться от боли, нежели показаться нелепым и жалким. Хотя чего здесь, собственно, унизительного? Можно подумать, лежать на носилках постыднее, чем принародно мочиться на шасси самолета…
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ
Скопофобия – боязнь выглядеть смешным, привлечь к себе внимание.
Врачебный диагноз был скор и неутешителен: сильный удар раздробил на мелкие кусочки один из межпозвоночных дисков. При малейшем движении острые, как лезвие, осколки защемляли нерв, причиняя невыносимые страдания.
Уже в больнице Ельцина парализовало почти на восемьдесят процентов. «Если срочно не приступить к операции, – предупредили специалисты, – наступит полный паралич».
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ
Паралич – отсутствие произвольных движений, обусловленное поражением двигательных центров спинного и головного моз-га, проводящих путей центральной или периферической нервной системы. Их причины: нарушения кровообращения, воспалительные процессы, травмы, опухоли нервной системы. Перифе-рический паралич характеризуется полным отсутствием дви-жений, падением тонуса мышц, угасанием рефлексов, атрофией мышц.
Но Ельцин продолжал оставаться верен себе. Он потребовал… отправить его домой, в Москву, сделав предварительно новокаиновую блокаду.
Что происходило дальше – доподлинно неизвестно, ибо с этого момента свидетельские показания кардинально расходятся. Ельцин утверждает, что на операцию он в конце концов согласился. Ярошенко уверяет, что, напротив: от госпитализации шеф отказался, но он (в смысле Ярошенко) заявил врачам, что является доверенным лицом капризного больного и всю ответственность берет на себя.
Операция длилась несколько часов. Ее делал нейрохирург Жозеф Льевет. Закончилась она успешно.
Уже через два дня Ельцин сумел встать с постели и сделать несколько первых шагов, отбросив костыли. А еще тремя сутками позже, 5 мая, несмотря на увещевания врачей, сановный пациент улетел-таки в Москву. Он не успел до конца окрепнуть, но куда больше тревожило его не собственное здоровье, а предстоящие выборы.
До дня голосования в Верховный Совет оставалось всего-ничего: 11 дней. Ельцин просто не имел права проиграть их; лежа на больничной койке, упустить свою птицу удачи.
Как и все властолюбцы, он готов был платить даже жизнью, лишь бы дорваться до предмета своего вожделения…
Весть о постигшей Ельцина беде мгновенно разлетелась по Союзу. Сотни людей, прознав каким-то неведомым образом о времени его возвращения, пришли с цветами в «Шереметьево» встречать своего кумира.
Боль, правда, стала одолевать его вновь, но, заприметив восторженную толпу, Ельцин вернулся в прежнее свое амплуа. Он наотрез отказался садиться в карету «скорой помощи», вызванную заботливыми наперсниками, и, стиснув от боли зубы, ринулся в толпу. Это народное признание и восторженные взоры действовали на него в сто крат сильнее, чем любое лекарство.
МЕДИЦИНСКАЯ СПРАВКА
Тщеславие – поиски суетной или тщетной, вздорной, ложной славы, внешнего почета, блеска, почестей или хвалы; величаться, кичиться, возноситься, ревнуя вообще к наружным знакам почета; хвалиться заслугами, достоинствами.
Самое интересное, что в стране моментально распространился слух, будто авиакатастрофу в Испании подстроил КГБ. Люди обсуждали это на полном серьезе, а в одной крупной газете черным по белому так и написали: агенты Лубянки вывели из строя бортовую энергосистему…
(Помнится, по такой же логике нас убеждали когда-то, что крушение лайнера с юной американкой Самантой Cмит на борту – дело рук ЦРУ.)
Но таков уж удел российских кумиров: что бы ни происходило с Ельциным, в какой бы только переплет он не попадал – все это тут же обрастало комом сплетен и самых фантастических мифов.
Забегая вперед, скажу, что когда в том же году Ельцин угодил в ДТП – прямо у дома, на улице Горького, в его «Волгу» врезался старый «жигуленок» – эта пустяковая, в общем, ситуация стала предметом многомесячного народного обсуждения. И хотя виноват был ельцинский шофер, слухи – один кошмарнее другого – будоражили общество. Журналисты пронюхали, что фамилия водителя «Жигулей» Ерин, тут же вспомнилось, что в руководстве МВД работает какой-то Ерин, и пошло-поехало…
«Из десяти москвичей, – констатирует Суханов, – девять верили, что это настоящее покушение. Даже через полгода многие люди всерьез думали, что это КГБ хотел расправиться с неугодным лидером демократов».
Не знаю, как насчет расправы, но последствия этого ДТП скажутся потом на всей стране. От удара Ельцин получил сотрясение мозга, и ему пришлось даже ненадолго залечь в больницу. У него и так-то психика была надорванной[15], а вкупе с сотрясением…
Россию ждало веселенькое будущее…
МЕДИЦИНСКАЯ СПРАВКА
Сотрясение мозга наблюдается после ударов, падений и выражается головной болью, головокружением, иногда беспамятством, чаще потерей энергии. Причина – функциональное расстройство мозга без анатомических повреждений. При весьма сильном сотрясении мозга разрыв мозговых сосудов может привести к быстрой смерти. При легком течении отмечается кратковременная потеря сознания с последующим удовлетворительным состоянием.
Выборы в российский парламент состоялись 16 мая 1990 года. Со времен февральской революции это было первое голосование в новейшей истории, когда депутатов избирали исключительно на альтернативной основе.
Несмотря на внушительную победу демократов, за свое владычество Ельцину предстояло еще побороться. Контрольного пакета голосов не было ни у одной из политических сил. Для того чтобы провести любое решение, требовался 531 голос. «ДемРоссия» же располагала примерно 465 мандатами, а коммунисты, сиречь Горбачев – 417; еще 176 депутатов ни к одной из сторон не примыкали, голосуя попеременно то за белых, то за красных.
Но Борис Николаевич не думает сдаваться. В отличие от Горбачева, еще до окончания выборов он успел создать штаб по подготовке съезда. Штаб размещается на базе Комитета по строительству и архитектуре Верховного Совета СССР, которым пока руководит Ельцин, а во главу его поставлен верный соратник, союзный депутат-строитель Михаил Бочаров.
Никакой внятной программы у Ельцина нет. Все его помыслы сведены к одному: получить кресло спикера.
Избранный тогда же депутатом Сергей Филатов – в новой России он возглавит президентскую администрацию – подробно описывает, как выдвигали Ельцина на престол.
В небольшом зале на Новом Арбате собралась группа демократически настроенных депутатов. Посокрушались, что у будущего лидера отсутствует «позиция по вопросу демократического развития страны, как, впрочем, неясны и его взгляды на будущее нашей экономики».
И тем не менее дружно поддержали кандидатуру Ельцина, хотя в ответ он и выступил с «ломаной речью и крайне расплывчатой программой действий». А что еще демократам оставалось делать? Никого лучше под рукой все равно не было.
«В основном, конечно, все у нас строилось на противоречиях с Советским Союзом», – признается Филатов. Иными словами, ничего нового Ельцин не предлагал, а все его тезисы сводились к критике действующей власти. Как там, в «Интернационале»? До основанья, а затем…
Нельзя сказать, что Горбачев и ЦК совсем уж не противились грядущему воцарению Бориса Николаевича. Коммунисты тоже вели свою подготовительную работу, но, как и прежде, демонстрировали чудеса благоглупости и беззубости. Они упорно продолжали считать, что нет по-прежнему в политической борьбе способа эффективнее, чем команда, спущенная сверху.
Но их ждало жестокое разочарование. Еще до начала работы съезда Горбачев собрал членов подготовительной комиссии в конференц-зале на Старой площади. Случайных людей туда не звали: исключительно преданных коммунистов. Но когда стали обсуждаться будущие кандидатуры председателя, неожиданно прозвучала вдруг фамилия Ельцина. По иронии судьбы, ее назвал свердловский депутат Владимир Исаков, который вскоре станет одним из самых оголтелых противников российского президента, и в 1993 году поведет этот же самый Верховный Совет на борьбу с кремлевским супостатом.
От такой наглости генсек оторопел. Под возмущенный гул зала он скомкал мероприятие, и быстренько подвел его к завершению. Смутьяна Исакова в приличное общество больше не приглашали, а всю дальнейшую работу Горбачев начал вести в подчеркнуто конспиративных условиях, не стесняясь уже в выражениях.
«Говоря о Ельцине, Михаил Сергеевич все время ставил акценты на его непредсказуемости, капризности и невразумительности позиции, – свидетельствует Филатов. – Обычно заканчивал словами: “Ельцин – это война!”».
Честно говоря, я не перестаю удивляться наивности Горбачева. Неужели он, умелый, опытный аппаратчик, не мог, наконец, уразуметь, что старыми, дедовскими приемами Ельцина повалить невозможно. Если бы генсек выставил ему в противовес какую-то мощную, авторитетную фигуру, часть колеблющихся депутатов вполне могла бы пойти за ней. Но вместо этого на ринг был делегирован первый секретарь Краснодарского крайкома Иван Полозков: заскорузлый догматик с внешностью, достойной Ломброзо, да еще и с отчеством «Кузьмич» (привет Лигачеву!). Такое чувство, что из 1059 избранников ни одного достойного человека не нашлось.
Итог не замедлил себя ждать: голоса раскололись. В первом туре Ельцину отдали предпочтение 497 депутатов, Полозкову – 473.
Для победы этого недостаточно, и пару дней спустя вопрос выносится повторно.
И вновь нет ясного исхода. За Ельцина подано 503 голоса, за Полозкова – уже 458. Тенденция, как видно, налицо.
Обескураженный Горбачев вынужден резко менять на переправе коней. Вместо Полозкова был выставлен другой партократ – Александр Власов, бывший министр внутренних дел.
Самое поразительное, что у Горбачева хватило ума в день решающего голосования отправиться с официальным визитом в Канаду. «Летите со спокойной душой, – накануне уверили его заботливые соратники, – Ельцин не пройдет».
И пока Михаил Сергеевич расточал в Оттаве улыбки и собирал аплодисменты, в Москве полыхали жаркие схватки.
Существуй в природе термометр для измерения политической температуры, этот столбик зашкалил бы до предела. Нервное напряжение достигло апогея. Для того чтобы наговориться, депутатам не хватало целого дня. Голосования проходили ночью, причем большинство ельцинских сторонников по домам не расходились, дожидаясь итогового подсчета: спали на лестницах, лавках, столах.
За Кремлевской стеной, прямо на Красной площади, бушевали стихийные митинги. Тысячи москвичей пришли выразить поддержку своему любимцу.
Сам Ельцин старался демонстрировать стоическое спокойствие, хотя внутри него бушевали невиданные страсти. Окружение даже боялось, как бы не надломился он, не лишился разума. «Все ждали, – вспоминал его помощник Суханов, – кто первым не выдержит: Ельцин или съезд».
Вечером после одного из голосований, описывает тот же Суханов, вместе с патроном он отправился домой.
«Когда мы немного отъехали, он как жахнет кулаком по передней панели… Я уж думал – машина развалится… Смотрю, слезинка по щеке шефа покатилась…»
Но в итоге, после горячих дебатов, чуть не закончившихся рукопашной, эта порядком затянувшаяся история подошла к концу. 29 мая, с третьей попытки, новым председателем Верховного Совета РСФСР был избран Борис Николаевич Ельцин. Он набрал семь голосов сверху положенной отметки, а его соперник – Власов – не получил и того, что имелось прежде у Полозкова: 535 голосов против 467.
Хотя формат нашей книги и не предусматривает установку диагнозов для других персонажей, этот клинический горбачевский идиотизм все-таки тоже нуждается в медицинском освидетельствовании.
Чтобы там ни говорилось, но все политические победы Ельцина были одержаны им не вопреки , а благодаря . Ельцина вылепил именно Горбачев – своей близорукостью, нежеланием принимать резких решений, боязнью ответственности. Он и страну так же проспал – в бесчисленных вояжах и дефиле .
Слово – доктору (правда, не медицины, но какое это имеет значение), горбачевскому помощнику Георгию Шахназарову:
«Здесь проявилась одна из уязвимых черт Горбачева – беспечность. Оптимист по натуре, которому в жизни всегда везло, он неизменно был уверен в благополучном для себя исходе всякого дела и, соответственно, не готовился к худшему. Я почти не видел его в состоянии страха перед будущим или опасений, побуждающих принять дополнительные меры предосторожности».
Неправы те, кто считают, будто умные учатся на чужих ошибках, а дураки – на своих. Михаил Сергеевич Горбачев не то что на чужих – даже на собственных огрехах не думал учиться.
В открытую конфронтацию с Ельциным вступать он опасался. Но и шагов к сближению тоже не делал; точно по ленинской формуле: ни мира, ни войны. Как будто, если в упор, демонстративно не замечать проблемы, она станет от этого меньше.
Накануне выборов в Верховный Совет РСФСР советский посол в Англии Загладин откровенно спросил у Горбачева (дело происходило на встрече с послами – членами ЦК): «А не лучше ли вам поговорить с Ельциным и принародно помириться?»
«Посмотрел бы я на тебя, как ты повел бы разговор с Ельциным, когда он и его сторонники митингуют на площадях», – был ответ.
Кстати, с избранием Ельцина спикером генсек его так и не поздравил…
Свою очередную победу Борис Николаевич отмечал в традиционном ключе. Тем же вечером он собрал у себя дома, на Белорусской, самых близких соратников и помощников.
Вдова Льва Суханова рассказала мне, что когда она приехала на торжество – это было около 23 часов – Борису Николаевичу было уже плохо . Гости продолжали веселиться , а новоиспеченный спикер лежал в спальне, на кровати ничком.
«Но он все равно потребовал, чтобы мы с Наиной к нему зашли. Картина отвратительная. Встала я в дверях, а Наина сует ему таблетки, и он их пьет вперемешку с алкоголем. Пожалуй, в тот день я впервые посмотрела на Ельцина с другой стороны».
Это уже потом, после бурно проведенного вечера, Борис Николаевич будет мучаться по утрам, не в силах подняться с постели.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.