Учитель лётчиков
Учитель лётчиков
Увлечение авиацией у Виктора Васильева началось ещё в кружке авиамоделистов саратовского Общества друзей воздушного флота.
Первая модель, построенная им, была не летающая, а модель-копия. Деятельное участие в постройке модели принял и дед Тимофей, у которого воспитывался Витя. По фотографиям и рисункам красивого самолёта из авиационного журнала они составили чертежи, вычислили размеры, собрали необходимые материалы.
Часть работы Витя выполнял в мастерской кружка, куда приносил инструменты деда, а многие детали изготовлял дома. Особенно пригодилась помощь Тимофея Тимофеевича, когда стали строгать воздушный винт из четырёхслойного деревянного бруска. И хотя дед никогда доселе не был авиатором, винт получился всем винтам на славу!
Вдвоём собирали, окрашивали зелёной краской маленький двукрылый самолёт, а когда вся работа была закончена, долго любовались делом своих рук и с гордостью показывали соседям своё творение.
Потом Витя принёс модель в кружок, и восторгам товарищей не было конца. Маленький самолёт установили на почетном месте, и первая модель Вити долго была гордостью саратовских авиамоделистов.
Несколько лет спустя комсомолец Виктор Васильев по рекомендации райкома ВЛКСМ подал заявление в лётную школу.
Дед Тимофей горячо поддержал внука.
— Поступай, — сказал он, провожая его на комиссию. Теперь, чай, власть наша и мы с тобой сами хозяева. Авиация — дело строгое и уважительное! Иди. Хотя ростом ты и не удался, да здоровье дедовское…
Мандатную комиссию Витя прошёл быстро и направился к врачам. Его заставили раздеться и стали простукивать, выслушивать, измерять. К холодной рейке с сантиметровыми отметинами Виктор подошел с нескрываемым страхом.
На его голову мягко опустилась деревянная перекладина, и Виктор невольно зажмурил глаза. Против ожидания, по росту он вполне подходил. Еле сдерживая радость, Виктор шагнул к весам и уверенно встал на колеблющуюся металлическую площадку.
— Веса не хватает, — бесстрастно произнесла медицинская сестра — и лицо Виктора стало серым.
К ним подошёл врач, внимательно посмотрел на шкалу весов, слегка постучал по никелированному балансиру, с явным желанием выручить юношу, и сочувственно сказал:
— Ничем не могу помочь. Дальнейший осмотр бесполезен: по весу вы не подходите к лётной службе…
Дед Тимофей очень переживал горе внука и сердился:
— Вот тебе и техника. До чего дошли: фунтами человека укорять стали. Иной, может быть, от ума и лёгок- то! Мысля, она ведь тоже, чай, силы требовает… И зачем лётчику вес? Выдумщики!
Но ничего не могли поделать: не спорить же с врачами.
— Ешь больше, — успокаивал внука Тимофей Тимофеевич. — От питания вреда не будет. Да меньше бегай. Лучше поспи, чтобы еду не растерять, — и зло добавил: — Живи, как кабан!..
В лётную школу Виктор всё же поступил в следующем году. Совет деда, видимо, пошёл впрок…
* * *
В лётной школе Виктор учился хорошо и был в числе первых. Особенно его интересовала методика обучения. И в годы учения и потом, в Аэрофлоте, Васильев всегда собирал по крохам всё, что относилось к обучению и воспитанию молодых лётчиков, а наиболее интересное записывал в свои памятные тетради.
Почему он так поступал? Кто его знает. Просто его влекло к этому — и всё. Такой уж у него инструкторский характер. И сейчас, если он вспомнит о ком-либо из своих инструкторов и командиров, либо старших товарищей-лётчиков, то непременно расскажет в связи с этим эпизод, раскрывающий, как надо или как не надо учить…
… Преподаватель по мотору и самолёту Мульков, начиная урок, задумчиво извлекал из полевой сумки какие-то детали (несомненно, мотора!) и сваливал в кучу на стол.
Курсанты притихли и с любопытством наблюдали. В школе на днях возник конфликт: юноши построили карточный домик, казавшийся им незыблемым сооружением из железобетона. В фундамент они заложили своё нетерпеливое желание летать, стены воздвигли из древнего материала «Мы всё знаем», а крышу покрыли звонким лозунгом «Довольно теории!» и хотели поселить в этом воздушном шалаше всех преподавателей, штаб и самого начальника школы…
Из этой затеи пока ничего не получилось. Начальник школы лично ознакомился с «хибарой» (все эти сравнения принадлежат ему), смешливо прищурил глаза, укоризненно покачал головой и ушёл.
Но когда начальство так поступает, то можно ожидать с его стороны самого ловкого подвоха, курсанты насторожились.
— Перед вами различные детали, — негромко сказал преподаватель. — Вчера вы клялись мне, что на память знаете каждую гайку и любой мотор вам «не страшен». Прошу желающих взять наугад что-либо из этой груды.
Первым подошёл к столу Васильев. За ним потянулся весь класс: «вызов» был принят.
— Что досталось вам? — спросил Мульков.
— Игла карбюратора от М-11, — быстро ответил Васильев.
— Гм… Ладно.
Виктор торжествующе оглядел товарищей и снисходительно — преподавателя.
— А что у вас?
— Трубка бензопровода от мотора РОН.
— Так… У вас?
— Размыкатель магнето от М-17.
Опросив всех, Мульков жестом приказал курсантам занять свои места и так же негромко пояснил:
— Все, что вы ещё так бережно держите в своих руках, связано с мотоциклами разных марок и от авиации так же далеко, как и вы от точного знания предмета!
В классе наступила абсолютная тишина…
… Молодого лётчика Ростовского авиаотряда Васильева нужно было провезти по маршруту для личного ознакомления с трассой. Это поручили пилоту Андрею Ивановичу Л.
Сели в многоместный одномоторный самолёт К-5. Андрей Иванович, тогда ещё сам молодой лётчик, решил блеснуть перед новичком.
— Садись рядом, — сказал он, — бери карту в руки и изучай…
— Хорошо.
Запустили мотор, взлетели и понеслись бреющим до Москвы на высоте 40–60 метров, вместо 800—1000 метров. Погода — ясно! Видимость — лучше и желать не надо, но приходилось всё время напряженно смотреть вперёд, чтобы не зацепиться за холмы, деревья, колокольни и заводские трубы.
Так же стремительно примчались обратно. Получилась «вкусная» спортивная прогулка.
— Всё понял? — строго спросил Андрей Иванович.
Васильев вспомнил бесчисленные дома, какие-то речушки, косогоры, дороги, столбы, мелькавшие под самыми крыльями самолёта до ряби в глазах, и, вздохнув, ответил:
— Понял.
— А теперь сам будешь летать: трасса знакомая!..
…Лет двадцать назад полёты в облаках по приборам ещё не были системой, но молодые лётчики стремились овладеть этим искусством.
В Москве Васильев подружился с опытным пилотом Ситниковым.
— Сперва привыкни летать сверх облаков, не видя земли, а уже потом лезь в хмару, — советовал Ситников. — Самое главное — выдерживать курс по компасу и рассчитывать полёт по времени и скорости.
Как-то они одновременно вылетели в Харьков почтовыми рейсами. Вышли за облака и легли на курс. Минут пятнадцать спустя Васильев оглянулся по сторонам: нет Ситникова, должно быть, отстал. В сердце закралась тревога: как бы не заблудиться?
Всё же выдерживал курс. Постепенно привык к компасу. Вдруг в разрыве облачности увидел под собой клочок земли. Попытался сличить его с картой, да не успел — под крыльями снова белая скатерть, и самолёт будто катится по ней на колесах. Но почему-то показалось, что летит правее маршрута.
С этим чувством, таким же неудобным, как и неотвязчивым, летел до следующего «окна». Глянул вниз (даже забыл сличить землю с картой) и вновь «показалось», что не так летит, как надо.
На этот раз проклятое сомнение приобрело такую силу, что не утерпел, подвернул влево и даже хотел вернуться к «окну», чтобы сделать кружок и присмотреться к земле.
Но тут вспомнил совет Ситникова и большим усилием воли заставил себя снова взять курс, по компасу. Пересилил себя — и на душе стало легко.
Километров за 10 до Харькова облачность как ножом обрезало. Осмотрелся и чуть не запел от радости: снесло, правда, и не вправо, а влево, но на самую малость — в километре от самолёта лежал аэродром.
Развернулся, убрал газ, рассчитал и сел. Сруливая с посадочной полосы, увидел, как чей-то самолёт приземлялся следом. Это был Ситников!
Вскоре встретились и закурили в стороне от самолётов.
— Где же ты был? — удивился Васильев.
— Под хвостом у тебя прятался, — признался Ситников. — Хотел узнать, хватит у тебя выдержки или нет.
— А если бы я с пути сбился?
— Я бы не допустил этого, — засмеялся Ситников…
… Перед учебными полётами курсантов тренировали в «кабине Линка» — пилотской кабине, укреплённой на штыре и наклонявшейся во все стороны сообразно движениям ручки и педалей.
Пилот-инструктор Васильев обучал свою первую группу. Поочерёдно курсанты садились в эту кабину и «крутились» в ней.
— А как она устроена, товарищ инструктор? — спросил один из курсантов.
Васильев растерянно посмотрел на него, на кабину, смутился и… заглянув в пропасть, которая вот-вот могла лечь между ним и его курсантами, ужаснулся и твёрдо ответил:
— Этого я не знаю, не интересовался раньше, но завтра объясню.
На следующем занятии курсанты получили исчерпывающие сведения о конструкции «кабины Линка» и окончательно уверовали в своего инструктора. А вера в инструктора — это первый лётный день в жизни пилота, хотя и проведённый им на земле.
… Из Москвы прилетел в Ростов-на-Дону инспектор Главного управления ГВФ. Проверив технику пилотирования рейсовых пилотов, он взялся за инструкторов тренировочного отряда.
В кабине У-2 инспектор и инструктор К.
— Знаешь что, — сказал вдруг инспектор, — дай-ка я сам разок слетаю. А то недавно из отпуска, хочется поразмяться.
— Понял, — кивнул К.
Дал газ инспектор, взлетел «с подскоком», кое-как набрал высоту, сделал первый разворот, сразу — второй и с кренчиком понёсся к третьему. С расчётом ещё хуже: «промазал» метров на тридцать. А на посадке взмыл и плюхнулся на траву вороной.
Зарулили на старт.
— Ну, как? — бодро спрашивает инспектор. — Нормально?
В пот ударило К. От переживаний надулся он, как сыч, и глазами ворочает, да пыхтит, будто мешок с горчицей тащит на седьмой этаж. «Сказать? думает. — Боязно. Всё же начальство! С такими надо поласковее…»
А начальство пристаёт:
— Ну, телись, что ли, зачем тянешь?
— Так оно… как вам сказать… — голос у К. задрожал, точно хрустальная ваза, по которой щёлкнули пальнем. — Не так, чтобы очень, но и не так, чтобы не очень… В пределах нормы, одним словом!
— Вылазь, — разочарованно сказал инспектор. — Лопух ты, а не инструктор! Или ошибок в полёте не замечаешь или меня по голенищу похлопываешь, подхалимничаешь. И то, и другое противопоказано в авиации.
Когда вызвали Васильева, он не знал ничего об этой истории — был в штабе. Пользуясь его неосведомлённостью, инспектор и с ним повторил примерно такой же полёт, но с меньшими, более «скрытыми» ошибками.
Васильев поразился.
— Ну, что? — спросил инспектор.
— Не нравится, — признался Васильев. — Вы, наверное, больше приказы подписываете, чем летаете…
— Ну, да? — порозовел инспектор.
— Взлетели почти без выдерживания, — перечислил его ошибки Васильев, — на разворотах крен непостоянный, сели с недобраным хвостом. Для инспектора, вероятно, слабовато.
— Молодец!.. Это я всё нарочно. А чтобы ты убедился, имею я моральное право проверять тебя или нет, дай-ка я ещё тебе полётик сотворю.
После блестящего полёта по кругу Васильев улыбнулся и сказал:
— Вот это нормально! Разрешите получить задание?..
* * *
Слушатель Б. вылез из самолёта бледный и растерянный. Командир отряда, проверив его в воздухе, сказал:
— Не видя земли, не стоит и летать!..
Видеть землю, на языке лётчиков, прежде всего, означает умение оценивать расстояние до неё на посадке, затем — определять, приблизительно, скорость полёта по «бегу» земли и, наконец, сразу замечать смещение ее относительно самолёта вправо или влево при боковых ветрах.
Но как раз всё это и не давалось почему-то Б. Его заставляли смотреть на посадке больше влево или меньше, дальше или ближе, меняли наклон и поворот головы, что очень важно для лётчика; показывали образцовые посадки, доверяли ему управление, объясняли спокойно и раздражались, — но цели по-настоящему не достигли.
Возле столика руководителя полётов завязался спор.
— Довольно возиться с этим Б., — решительно сказал командир тренировочного отряда.
— Я же говорил вам, — охотно согласился инструктор, обучавший Б. — Из него не получится пилота…
— Крепкий «орешек» подкинул нам отдел кадров! — вздохнул командир отряда. — Уйму бензина израсходуем, а всё зря.
— Позвольте не согласиться с вами, товарищ командир, — мягко и осторожно вступил в разговор пилот-инструктор Виктор Андреевич Васильев.
— В чём?
— Нет такого человека, которого безнадёжно было бы учить…
— Но только не в авиации!
— И в авиации тоже, — возразил Васильев.
— Я не знаю, право, Виктор Андреевич, какие же надо иметь зубы, чтобы раскусить этого Б.?
— Обычные, наши… Показ и рассказ. По-моему, Б. не видит земли не потому, что он «пенёк», а оттого, что первые неудачи лишили его веры в себя. Здесь дело не только в физиологии, но и в психологии…
— Что вы хотите предложить, конкретнее?
— Я бы не прочь дополнительно поработать с ним… — спокойно ответил Васильев и, заметив высокомерную улыбку на лице инструктора, обучающего Б., поспешил «укрепить» и этот фланг. — А вы не обижайтесь: судьба человека дороже нашего с вами самолюбия. Да и дело здесь не в вас, а скорее всего в том, что ему может пойти на пользу замена инструктора.
— А ведь верно, — согласился командир отряда. — Это недурной и испытанный методический приём. Действуйте, Виктор Андреевич…
Васильев не стал откладывать дела в долгий ящик и подошёл к удручённому Б.
— Значит, дела идут плохо! — весело воскликнул Виктор Андреевич, подсаживаясь рядом.
Б. вздрогнул от неожиданности и недоумённо посмотрел на него.
— Чему же тут радоваться?
— Есть чему… — загадочно произнёс Виктор Андреевич. — На Востоке говорят: если очень плохо, то это не вся беда, потому что за плохим где-то обязательно последует хорошее! Что-то в таком духе… Здорово сказано, а?..
— Не плохо, — улыбнувшись, ответил Б. «Хорошо, хоть не жалеет меня, да не издевается!» — подумал он.
— Значит так, — серьезно сказал Виктор Андреевич. — Командир отряда приказал мне подзаняться с вами и выпустить вас самостоятельно.
— Неужели! Это правда? А как же… — замялся Б.
— Ваш инструктор? Он будет заниматься с остальными, — пояснил Васильев и доверительно добавил: — Меня назначили к вам, знаете, почему?
— Нет.
— Потому что в своё время у меня долго не ладилось с посадками, как и у вас! «Вы и Б. — одного поля ягоды, — сказал мне командир, — вам и карты в руки…» И давайте начнём наши полёты сегодня же. Сейчас. Итак, что вам мешает? Отвечу. Первое: боязнь, что вас отчислят. Так?
— Верно.
— Именно это и неверно! Вас обязательно сделают лётчиком. Ясно?
— Ясно! — бледное лицо Б. стало розоветь.
— Второе: ошибки, — продолжал Виктор Андреевич. — Вы боитесь их, как чёрт ладана. Зря! Ворона — и та ошибается. Ведь научиться летать — это значит — научиться исправлять свои ошибки в полёте. Поняли?
— Начинаю понимать, Виктор Андреевич.
— Сперва будем с вами учиться видеть ошибки, потом — исправлять их. А сейчас слетаем, и я посмотрю, что мы имеем в нашем хозяйстве…
После двух полётов по кругу они зарулили на заправочную линию и, пользуясь свободным временем, пока бензобаки заправляли горючим, проанализировали свои полёты.
— Дела обстоят лучше, чем я предполагал, — слегка покривил душой Виктор Андреевич.
Б. приободрился.
— Но не все неправильные положения самолёта относительно земли вы ещё видите. Авось со временем изобретут «разговаривающий» самолёт. Образовался правый крен, а в наушниках курсанта голос: «Приятель, у меня правый крен!»
Б. засмеялся. Мысль о таком самолёте понравилась ему.
— Между прочим, и наш самолёт «разговаривает»… Да, да! Ведь если в полёте возник крен, то уже самим этим положением самолёт «докладывает» вам, в чём дело! Условимся, когда вы сами не заметите ошибки, я коротко буду вам подсказывать… А вы уж работайте как надо.
Снова взлетели. Сделали круг и зашли на посадку. Виктор Андреевич быстро подыскивал выразительные слова, подсказывая Б. о неправильных положениях самолёта:
— Левый крен… Лечу юзом вправо! Клюнул носом… Взмыл…
Так было в третьем, четвёртом полёте. В пятом Виктор Андреевич говорил меньше: Б. многое стал видеть сам. Но в шестом полёте, на посадке Б. излишне взял ручку управления на себя, отчего самолёт стал терять скорость быстрее, чем это необходимо, но потом, спохватившись, резко отжал её, легкий У-2 стукнулся колёсами о землю и отскочил от неё метра на полтора.
— Вот это козлище «отодрали» мы с вами! — восхищённо воскликнул Виктор Андреевич, исправляя «козла» и мягко досаживая самолёт. — Молодец!..
Б. вновь упал духом.
— Чего повесил нос? — весело спросил Васильев, когда они зарулили и Б. вылез из кабины.
— Так ведь «козёл» получился, Виктор Андреевич…
— Верно. Абсолютный «козёл». Давненько я таких не видел, давненько! А почему он произошёл?
— Не вижу земли… — уныло ответил Б.
— Клевета! — возмутился Виктор Андреевич. — Вы видите землю, поняли свою ошибку и только, исправляя её, резко и много отдали ручку от себя. Но ведь я от вас требовал научиться видеть ошибки, а учиться исправлять их будем завтра… И вы отлично справились с моим заданием. Чудо-человек, этот «козёл» вас приблизил к авиации, а вы отбой бьёте…
На следующий день взялись за исправление ошибок. Сразу же Виктор Андреевич, что называется, «насел» на своего ученика и не давал ему спуску.
— Левый крен! — весело кричал он. — Убрать… Молодец! А скорость?.. Так. Молодец! Начинай выравнивать… Куда полез? Сажай, сажай… Да не торопись! Вот машина «проваливается», а вы ещё легонько ручку подберите! Вот так… Сели! Проси разрешения и сразу взлетай… Да, да, взлетай, нам работать надо!
Говорил Виктор Андреевич быстро, но отчётливо и вовремя умел замолчать, наблюдая за инициативой Б.
Ловко и расчётливо пользовался обращением на «вы» и на «ты». Ни разу не оскорбил своего ученика, не применял брани, а главное, внёс в учебные полёты атмосферу озорного веселья и удовольствия от самих полётов.
Он знал, что даже старые лётчики лучше летают, когда бывают веселы, а не удручены, и любил в шутку говорить, что «удовольствие — это шпага в руках успеха»…
Он не признавал сухого «академизма», не напоминал, что посадка — это самая трудная часть полёта, а наоборот, старался внушить Б. доступность для него освоения любого элемента полёта.
— Отлично сажаешь, молодец! — сказал он, наконец, когда у Б. и в самом деле наладились посадки. — Что тебе ещё непонятно и пугает? Отвечай быстро. Ну?..
— Посадки при боковом ветре, — невольно и потому особенно искренне вырвалось у Б.
— Отлично, — как бы радуясь этому, воскликнул Виктор Андреевич. — А я уже хотел вылезать из машины, потому что ветерок переменился и стал боковым… Подумать только, чуть такую глупость не сделал!.. Не устал?
— Нет, товарищ инструктор, — бодро ответил Б., действительно не уставший от сегодняшних полётов.
— Тогда покончим и с боковичками. Эти посадки будут потруднее, а значит, и «повкуснее»! Ведь если бы самолёты действительно сами летали, то это была бы для нас скука смертная.
— Верно! — откликнулся Б., подумав о том, что интерес полёта заключается также и в беспрерывном преодолении малых и больших трудностей.
— Ветер что! — живо продолжал Виктор Андреевич. — Дует без толку туда, сюда… Но мы с тобой лётчики и ему с нами не справиться, а мы с ним справимся. Первую посадку сделаю я и напомню вам, что к чему. А потом — всё сами. Ясно?
— Ясно, товарищ инструктор.
— Полетели! — махнул Виктор Андреевич рукой.
… Прошел ещё один день, и Васильев попросил командира отряда проверить слушателя Б. Командир молча, не выражая ни недоверия, ни одобрения, кивнул в знак согласия. Сделав с Б. два зачетных полёта, командир отряда вылез из самолёта и сказал подбежавшему к нему Васильеву только одно слово:
— Выпускайте!
Виктор Андреевич весь просиял и звонко крикнул: — Балласт в мою кабину…
Это происходило много лет назад, а сейчас Б. — известный лётчик Гражданского воздушного флота; «орешек» был крепкий, но не гнилой…