Нежелание служить

Нежелание служить

В «Я сам» о новом повороте судьбы сказано следующее:

«Забрили. Идти на фронт не хочу».

Пришлось (явно не без подсказки Бриков) срочно изыскивать способы, которые помогли бы уклониться от отправки на передовую, в окопы.

Есть свидетельство, что помощь Маяковскому оказал А.М.Горький, по рекомендации которого его направили в армейскую школу, обучавшую новобранцев водить автомобили – там требовался чертежник.

Писатель Борис Лазаревский, живший в той же гостинице, что и Маяковский (в «Пале-Рояле»), записал в дневнике:

«6 сентября. Заходил ко мне Маяковский. Завтра его берут в солдаты как ополченца 2-го разряда».

Да, армии требовался солдат, ополченец, а не поэт. Пришлось срочно учиться чертёжному делу, о чём в автобиографии сообщено так:

«Притворился чертёжником. Ночью учусь у какого-то инженера чертить авто».

7 сентября состоялось знакомство Маяковского с писателем Александром Ивановичем Куприным. Встретились они в гостиничном номере Бориса Лазаревского:

«Точно Рейнеке-лис вошёл Маяковский и поздоровался с Куприным.

– А я думал, вы маленький и толстенький, – сказал Куприн.

Сразу друг-другу и очень понравились… Куприн сказал, что первым футуристом был Пушкин. Маяковскому это не понравилось. Тогда Куприн продекламировал «На почтовой станции» Пушкина. Маяковскому понравилось. Я попросил Маяковского прочесть «Музыкантов», тоже понравилось, и ещё больше… Куприну. Куприн почуял в Маяковском силу, а это главное. С каждым новым стихотворением Куприн радовался…

Маяковский тоже влюбился в Куприна… Вероятно, Маяковский совсем другой, он даже начал подавать пальто Куприну, чем меня удивил…».

Борис Лазаревский, скорее всего, не совсем точен – стихотворения «Почтовая станция» у Пушкина нет, «Станция» есть у Вяземского. А упомянутые «Музыканты» – это, надо полагать, стихотворение «Кое-что по поводу дирижёра».

Через две с небольшим недели в дневнике Лазаревского появилась новая запись:

«Маяковский ещё до сих пор в штатском, но мрачный, мрачный, между футуризмом и автомобильной ротой – дистанция огромного размера».

В октябре «ратник 2 разряда» отправил в Москву письмо:

«Дорогие мамочка, Людочка и Оличка!

Только сейчас окончательно окончились мои мытарства по призыву, спешу вам написать и успокоить.

Я призван и взят в Петроградскую автомобильную школу, где меня определили в чертёжную как умелого и опытного чертёжника.

Беспокоиться обо мне совершенно не следует. После работы в школе я могу вести все те занятия, какие вёл и раньше…

Целую вас всех крепко.

Володя.

Пришлю свою «военную» карточку».

И на этот раз Маяковский тоже явно лукавил, когда писал, что никаких мытарств у него нет. Проблемы с воинской службой, конечно же, возникали, о чём вскользь сказано в автобиографических заметках:

«С печатанием ещё хуже. Солдатам запрещают».

Да, солдатам категорически не разрешалось издавать что бы то ни было и выступать с публичными заявлениями. Но Маяковский с запретами не считался. Он и печатался, и выступал с чтением стихов, и жил не в казарме, а в той же гостинице, где жил до призыва. Поэт Сергей Спасский оставил описание его тогдашнего жилья:

«Он жил в довольно просторной комнате, обставленной безразлично и просто. Комната имела вид временного пристанища, как и большинство жилищ Маяковского. Необходимая аккуратная мебель, безотносительная к хозяину. Ни книг, ни разложенных рукописей – этих признаков оседлого писательства».

Письмо сестре от 20-го октября:

«Дорогая Людочка!

Большое тебе спасибо за доброе и нежное письмо.

Я обмундировываюсь и устраиваюсь. На это уходит много времени и нервов. Устал порядочно.

Милая Люда, ты в письме спрашивала меня, не нужны ли мне деньги. К сожалению, сейчас нужны и очень. Мне сейчас себе приходится покупать форменную одежду, делаю я это на свои деньги. Так нужно. Поэтому пока что запутался изрядно…

Адрес мой прежний: Пале-Рояль.

Деньги прошу, если можно, прислать поскорее.

Новостей пока нет никаких.

Я послал вам мою новую книгу.

Целую всех вас крепко.

Ваш Володя.

Не забывайте».

«Новая книга», которую Маяковский послал родным – это «Облако в штанах».

Что касается усталости, то она у него возникла не случайно – ведь Военная автомобильная школа стала первым местом, где ему пришлось по-настоящему работать. До сих пор он нигде не служил, был вольным художником.

Сергей Спасский описал рабочий момент ратника-поэта:

«Он стоял перед наколотым на стену листом плотной бумаги. Он раскрашивал на ней какой-то ветвистый чертёж. Это входило в его военные обязанности: поставлять для отряда графики и диаграммы. Примеряясь и прикасаясь кистью к листу, Маяковский вёл разговор.

Он выглядел возмужавшим и суровым. Пропала мальчишеская разбросанность движений. Он двигался на ограниченном пространстве, отступая и приближаясь к стене.

Одет он был на штатский лад – в серую рубашку без пиджака. Чтоб избегнуть назойливого козыряния, он разрешал себе такую вольность и на улицах. Но волосы сняты под машинку, и выступала крепкая лепка лица. Он разжёвывал папиросу за папиросой, перекатывая их в углу рта».

А Константин Бальмонт в конце сентября 1915 года отправился в двухмесячную поездку по России. Только что вышла его литературоведческая книга «Поэзия как волшебство», в которой слову приписывалась «заклинательно-магическая сила» и даже «физическое могущество».