После освобождения

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

После освобождения

Казалось бы, всё обошлось. Тюремное заключение оказалось довольно непродолжительным. Особых неприятностей оно не доставило. Если не считать, конечно, мытья рук – их в заключении не удавалось мыть столько раз, сколько хотелось. Потом ещё предстоял суд, но когда он состоится, было неизвестно.

11 апреля 1908 года в Москве началась бурная весна. Владимир Джунковский о ней написал:

«На одну треть Москва была покрыта водой… всюду сновали лодки; протянуты были кое-где канаты, попадались наскоро сколоченные плоты с обывателями, вывозившими вещи… Насколько хватало глаза, весь противоположный берег реки Москвы, все улицы обратились в море сверкающей воды… На Павелецком вокзале вся площадь была залита водой. Последний поезд отошёл в 6 часов вечера с большим трудом, колёса не брали рельсов, наконец, подав поезд назад, с разбега удалось поезду двинуться, и он, рассекая воду, подобно пароходу, вышел на сухое место. Вода на станции достигала второй ступеньки вагонов…

Такого наводнения Москва никогда не видела, последнее было в 1856 году, но и тогда вода была на целую сажень ниже, чем в 1908 году».

Это наводнение Маяковский в своей автобиографии не упоминает. Ничего не говорит он и о том, что, несмотря на данное полиции обещание не менять место жительства, он 3 мая оставил квартиру в доме Безобразова и (вместе с матерью и сёстрами) переехал в Подмосковье – в Петровско-Разумовское, в Соломенную Сторожку. Там в доме № 14 по Новому шоссе располагалась дача, принадлежавшая семейству Битрих.

16 мая пристав Петровско-Разумовского участка доносил:

«Имею честь уведомить, что за дворянином Владимиром Владимировичем Маяковским особый контроль полиции, вследствие отношения Охранного отделения от 8 мая за № 5829, присланного при подписи г<осподина> пристава 1-го уч<астка> Сущёвской части от 14 мая за № 142, с сего числа, учреждён, о чём и донесено г<осподину> судебному следователю Вольтановскому».

Закреплять за контролируемым сыщиков-филёров «особый контроль полиции» не предусматривал.

27 мая Маяковского вызвали в Охранное отделение, где следователь Тихон Руднев вновь допросил его. В протоколе допроса говорится:

«На вопрос – не желает ли дополнить предварительное следствие или же сказать в своё оправдание, Маяковский ответил, что дополнить следствие он ничем не имеет, но что свидетели показали, что он бывал несколько раз в той квартире, где был задержан, неправильно, и свидетели эти ошибаются.

Равно неправильно показание околоточного надзирателя, что он, Маяковский, будто бы шептался с Жигитовым и отказался давать объяснения надзирателю. В действительности же обвиняемый после настойчивых вопросов сказал надзирателю: «Всё, что я знал, показал вам, больше же я ничего не знаю». С Жигитовым обвиняемый не шептался, а просто по вводе в камеру, спросил у него, зачем он попал в полицию».

Вместе с сыном была вызвана и Александра Алексеевна Маяковская. Следователь Руднев с ней тоже побеседовал, и она оставила письменные ответы, касавшиеся сына:

«Учился он хорошо, наклонностей к шалостям не проявляет и принуждён был уйти из гимназии исключительно благодаря болезни. В настоящее время он самостоятельно, без помощи репетиторов, подготовляется вновь для поступления в гимназию в 5-й класс».

Следователь Тихон Руднев решил ещё раз перепроверить возраст подследственного дворянина, о чём свидетельствует сохранившийся документ:

«1908 года, мая 27 дня, судебный следователь Московского окружного суда по особо важным делам Руднев производил через врача Городской части г. Москвы Степана Степановича Хорошевского освидетельствование несовершеннолетних обвиняемых Владимира Владимирова Маяковского и Сергея Иванова в целях выяснения, нормально ли идёт рост физических и умственных сил обвиняемых, при чём оказалось:

Владимир Владимиров Маяковский крепкого сложения и питания, старше на вид своего возраста, ни на что особенно не жалуется, объяснив, что год тому назад был болен каким-то лёгочным заболеванием. При объективном исследовании лёгкие оказались нормальными, сердце несколько увеличено в поперечном размере, что можно объяснить усиленным ростом Маяковского. Пульс 108 ударов в минуту правильного и хорошего наполнения…».

Что касается «умственных сил обвиняемых», то, по мнению доктора Хорошевского, каждый из обследованных был «в психическом отношении вполне нормальным».

О том, чем занимался в ту пору её брат, рассказала Людмила Маяковская:

«После тяжело перенесённой зимы мы наслаждались природой, отдыхом: катались на лодке, совершали дальние прогулки. Познакомились со студентами сельскохозяйственной академии. Володя проводил время с ними, но ему часто приходилось уезжать или, вернее, уходить пешком в Москву. Он работал в это время пропагандистом в большевистском подполье. Володя не считался ни с чем – ни с расстоянием, ни с временем, ни с погодой. Возвращался поздно, в квартиру приходилось подниматься по скрипучей деревянной лестницей.

Отметив в очередной раз, что «большевистским» подполье в ту пору не называлось, обратимся к главке «АРЕСТ» в автобиографических заметках. В ней свою жизнь на свободе Маяковский описал так:

«Вышел. С год – партийная работа».

В чем она состояла?

Как мы помним, в автобиографии, написанной в 1922 году, главка «ПАРТИЯ» завершается словами:

«Здесь работать не пришлось – взяли».

Получается, что никакой «партийной работы» у Маяковского после ареста не было. Да и быть не могло! Ведь он находился под следствием, поэтому опытные революционеры-подпольщики обязаны были избегать общения с ним. Из МК РСДРП (если он там вообще состоял) его, надо полагать, сразу же вывели. На тайные сходки его тоже вряд ли приглашали – он же мог привести за собою филёра!

Что же за «работа» была тогда у него?

В автобиографии, отредактированной в 1928 году, фразы, в которой говорится, что «работать не пришлось», нет.

Почему?

К этому вопросу мы вернемся чуть позднее, а пока поразмышляем над тем, чем же всё-таки занимался вышедший на свободу «столбовой дворянин»?

В ту пору антиправительственной деятельностью занимались не только эсдеки, была ещё и партия социалистов-революционеров, в которой работа кипела. Среди эсеров у Маяковского тоже были друзья.

Свидетельств о той поре сохранилось не очень много. Но всё-таки известно, что «товарища Константина» (вскоре после выхода его на свободу) «засекли» филёры. Правда, это были чужие филёры, то есть следившие не за ним, а за другими. Но об этом – рассказ особый.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.