Новый век

Новый век

Наступил XX век.

Александра Алексеевна Маяковская:

«Весной 1901 года Люда кончила семь классов. По случаю окончания ею курса мы решили всей семьёй поехать в Сухум, где жили знакомые».

В Сухуме семилетнего Володю заинтересовала высоченная башня, стоявшая на берегу моря – маяк. Ему объяснили, что башня построена для того, чтобы светить морякам, указывая им путь. Александра Алексеевна:

«Маяк произвёл на Володю сильное впечатление».

Весной того же года из печати вышел поэтический сборник «Горящие здания», написанный мало кому известным стихотворцем Константином Бальмонтом. Читали ли тогда эту книгу в семье Маяковских, неизвестно. Но Людмиле было уже 16 лет, она внимательно следила за всеми литературными новинками той поры и должна была обратить внимание на этот поэтический сборник. Особенно на слова в предисловии:

«Нужно быть беспощадным к себе. Только тогда можно достичь чего-нибудь».

У Людмилы вполне мог возникнуть вопрос, которым задавались многие читатели «Горящих зданий»: что означает это странное название? Ведь если здания горят, значит, пришла беда? Или вот-вот придёт.

В сборнике было стихотворение «Полночь и свет» со словами:

«Вечно ли я буду рабом?

Мчитесь ко мне, буря и гром!

Сердце моё, гибни в огне!

Полночь и свет, будьте во мне!»

Строки эти были явно адресованы тем, кто, желая покончить со своим рабским существованием, готов был совершить подвиг. Но сонет «Крик часового» призывал этих смельчаков не торопиться совершать поступки, «враждебные» кому-либо, так как на посту находится поэт – он «часовой», поставленный караулить покой страны:

«Назавтра бой. Поспешен бег минут.

Все спят. Всё спит. И пусть. Я – верный – тут.

До завтра сном беспечно насладитесь.

Но чу! Во тьме – чуть слышные шаги.

Их тысячи. Всё ближе. А! Враги!

Товарищи! Товарищи! Проснитесь!»

Читателей наверняка привлекало слово «товарищи», которое в ту пору имело хождение в среде подпольщиков-революционеров.

Бальмонт как бы предупреждал Россию, что её мирной жизни угрожают некие «враги», которых «тысячи». Но кто они?

В «Горящих зданиях» было стихотворение «Морской разбойник» – про альбатроса, отнимающего у других птиц их добычу:

«Морской и воздушный разбойник, тебе я слагаю свой стих,

Тебя я люблю за бесстыдство пиратских порывов твоих.

Вы, глупые птицы, спешите, ловите сверкающих рыб,

Чтоб метким захватистым клювом он в воздухе их перешиб!»

После выхода этого поэтического сборника популярность Константина Бальмонта стала просто невероятной. Другой поэт-символист, Валерий Брюсов, через какое-то время написал:

«Россия была именно влюблена в Бальмонта. Его читали, декламировали и пели с эстрады. Кавалеры нашёптывали его слова своим дамам, гимназистки переписывали в тетрадки».

В том, что одной из таких гимназисток вполне могла быть и Людмила Маяковская, вряд ли стоит сомневаться.

Не менее знаменит в ту пору был и «певец босяков» Максим Горький. В апреле 1901 года (через месяц после выхода в свет «Горящих зданий») в журнале «Жизнь» было напечатано его новое стихотворение, которое называлось «Песней о Буревестнике»:

«Ветер воет… Гром грохочет…

Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря.

– Буря! Скоро грянет буря!

Это смелый Буревестник гордо реет среди молний над ревущим гневно морем; то кричит пророк победы:

– Пусть сильнее грянет буря!»

Своим стихотворением Горький тоже предупреждал россиян о приближении некоего грозового фронта. Видный социал-демократ Емельян Михайлович Ярославский, расшифровывая смысл горьковского «Буревестника», впоследствии написал:

«… это боевая песнь революции… Его переписывали от руки, его читали и перечитывали в рабочих кружках и в кружках учащихся».

Цензор, давший разрешение на публикацию «Песни», тоже оставил своё мнение:

«Означенное стихотворение произвело сильное впечатление в литературных кружках известного направления, причём самого Горького стали называть не только „буревестником“, но и „буреглашатаем“, так как он не только возвещает о грядущей буре, но зовёт бурю за собою».

В семье Маяковских «Песню» Максима Горького не могли не заметить. А если заметили, значит, тоже «читали и перечитывали».

В 1901 году Россия узнала ещё об одном поэте. Он учился на естественном отделении физико-математического отделения Московского университета, звали его Борис Николаевич Бугаев, но стихи свои он публиковал под псевдонимом Андрей Белый. Некоторые из них производили сильное впечатление на тех, кто ожидал бурю. В стихотворении «Жизнь» говорилось:

«Пускай же охватит нас тьмы бесконечность —

сжимается сердце твоё?

Не бойся, засветит суровая Вечность

полярное пламя своё!»

«Утешение»:

«Хандру и унынье, товарищ, забудь!..

Полярное пламя не даст нам уснуть…»

«Раздумье»:

«Ночь темна. Мы одни.

Холод. Ветер ночной

деревами шумит. Гасит в поле огни.

Слышен зов:

"Не смущайтесь…

я с вами… за мной!"»

Поэт Белый призывал «товарищей» терпеливо переждать ночной мрак и дождаться утра, когда всё вокруг «засветит» некое «полярное пламя», чем-то родственное «буре» Максима Горького.

Наступил год 1902-й.

Входивший в Лондоне журнал российских эмигрантов «Жизнь» напечатал перевод на русский язык «Интернационала», ставшего вскоре международным гимном социалистов и анархистов. И в России запели:

«Вставай, проклятьем заклеймённый,

Весь мир голодных и рабов.

Кипит наш разум возмущённый

И в смертный бой идти готов».

А 8 февраля в Санкт-Петербурге Отделение русского языка и словесности Императорской Академии наук избрало писателя Максима Горького почётным академиком. Узнав об этом, царь Николай Второй ужаснулся и потребовал отменить избрание.

Горького из академиков удалили. В знак протеста из Академии вышли писатели Владимир Короленко и Антон Чехов.

Жизнь продолжалась.