Великие ботаники в музыке, искусстве и литературе

Великие ботаники в музыке, искусстве и литературе

Может ли деятель искусства быть ботаником? Разве ботаник не слишком бесчувственный, не имеющий эстетического вкуса, безучастный к переживаниям других и излишне рациональный? Как из такого человека может получиться великий художник, писатель или музыкант? Писатель Максим Горький убежден в том, что «стремление к прекрасному создает искусство». Гёте настоятельно советовал: «Тому, кто не понимает искусства, лучше оставить его».

Чувственность и стремление к прекрасному – все это звучит восхитительно, но совершенно не подходит к ботанику, который вздрагивает при любом касании. Его взгляд скорее можно назвать отсутствующим, чем чувственным. Он вообще не склонен к эмоциям. Художник Каспар Давид Фридрих сказал: «Чувство художника – его закон». Что касается ботаника, создается впечатление, что он считает проявление чувств обременительным и даже опасным и сам себе устанавливает законы, чтобы контролировать мир чувств («следует думать лишь о категорическом императиве»). Ботаник и искусство кажутся несовместимыми.

Однако если посмотреть внимательно, можно заметить нечто общее. Это, например, пресловутый собственный мир, в котором уединяется ботаник. Тихая комнатка или место в самом далеком углу метро – здесь интеллектуал может погрузиться в свои мысли. И ботаники, и деятели искусств иногда вдруг задумываются о чем-то своем во время прогулки или даже разговора, чем смущают собеседников. «Самое большое общественное счастье деятеля искусств, – сказал как-то писатель Пауль Эрнст, – быть в стороне от общества». Это же свойственно и ботанику.

Кроме того, искусство – довольно широкое поле с многочисленными гранями. Наверняка здесь можно найти много людей, действующих интуитивно и поддающихся спонтанным импульсам, но есть и сложные, собранные из разных кусочков гении, которые в творческом процессе обдуманно ставят один камешек на другой. К ним относятся композиторы, создающие потрясающие симфонии, представители концептуального искусства, которые порождают идеи, а не вещи, и писатели, идущие вразрез с общепринятым мнением. Скорее всего, именно среди таких творцов вы встретите старательного и увлеченного своей работой ботаника.

Артур Конан Дойл (1859–1930), например, был крайне необщительным. Автор «Шерлока Холмса» известен тем, что иногда ни с того ни с сего уходил во время встречи в дальний угол комнаты и начинал там что-то писать. Ему абсолютно не мешало, что вокруг него все смеялись и шумели. Если вы хотите узнать подробнее о характере ботаника Дойла, обратите внимание на его героя доктора Ватсона. Этот образ умного и своенравного, но сдержанного и немного тщеславного врача Дойл создал по своему подобию. В фильмах Ватсон часто бросает нелепые реплики, но здесь нет ничего общего с литературным прототипом.

Среди других писателей с чертами характера ботаника – Джонатан Свифт (1667–1745), Ганс Кристиан Андерсен (1805–1875), Герман Мелвилл (1819–1891) и Генрих фон Клейст (1777–1811). Последний, например, надоедал своей возлюбленной, читая из-за самодельной кафедры доклады по физике, истории культуры и этической ценности брака. Немецкий писатель Арно Шмидт (1914–1979) любил писать в своих романах о талантливых интеллектуалах, которые легко составляли таблицы логарифмов и решали сложные математические задачи. Шмидт и сам хвалился такими выдающимися способностями, но на самом деле ими не обладал. Социолог Мартин Хенкель пишет о нем: «Арно Шмидт ничего не смыслил и в математике. Любой хоть немного разумный читатель понимал, что рассказы Шмидта о том, что он учил математику, полный обман». Однако он был самым настоящим ботаником – мастером слова, который работал со сборниками сложных текстов немецкой литературы и сам сочинял подобные.

Готфрид Бенн (1886–1956), проявляющий явные черты ботаника, напротив, действительно был доктором. «Насколько чутким мог он быть в своих стихах, настолько же отрешенным и предсказуемым он был в жизни», – сожалеет филолог Тобиас Хирл. Не зря Бенн упоминается в ряду с Арно Шмидтом (1914–1979), Эрнестом Хемингуэем (1899–1961) и Бертольдом Брехтом (1898–1956) как главный персонаж в книге с громким названием «Гений и дурак», изданной Манфредом Чоботом.

Среди художников и скульпторов ботаниками были Джек Батлер Йейтс (1871–1957), Сальвадор Дали (1904–1989) и Микеланджело (1475–1564). Биограф Джорджо Вазари так описал этого итальянского художника и скульптора:

Уже в юности он почти все свое время посвящал работе. Ему ничего больше не нужно было для жизни – лишь немного хлеба и вина. Так он жил до самой старости. Для сна ему было достаточно нескольких часов. Не желая останавливаться, он часто вставал посреди ночи и брался за долото.

Если вместо хлеба и вина представить современную альтернативу – чипсы и колу, а вместо долота – компьютер – перед вами современный ботаник. К тому же современники Микеланджело описывали его как нелюдимого, сварливого и тяжелого человека. Нередко он воспринимал конкурентов как смертельных врагов. Многие известные психиатры изучали личность Микеланджело. Среди них Зигмунд Фрейд и Роберт Либерт. В молодые годы творца из-за его склонности к аутизму считали больным синдромом Аспергера.

Эдвард Манч (1863–1944) и Винсент Ван Гог (1853–1890) имели многие черты ботаника, а кроме того серьезные проблемы со здоровьем: норвежский художник мучился маниакальной депрессией. У Ван Гога, который преподнес проститутке в Арлесе кусок своего левого уха, имелось более дюжины заболеваний – от болезни Меньера и сифилиса, депрессий и эпилепсии до порфирии, которая, как заболевание, вызванное нарушением обмена веществ, могла объяснить не только неврологические нарушения художника. Болезнь влияла на его восприятие света, поэтому в его работах столь необычные цветовые комбинации.

Вольфганга Амадея Моцарта (1756–1791) и Людвига ван Бетховена (1770–1827) представляют в фильмах людьми совершенно разных типов, причем Амадею приписывается роль восприимчивого ребенка-бунтаря, а его коллеге – роль недовольного мизантропа. Дело вот в чем: оба были настоящими ботаниками, у которых, вероятно, проявлялись (и такова тенденция в психиатрии, во всяком случае когда речь идет о деятелях искусств) ярко выраженные симптомы синдрома Аспергера. Майкл Фицджеральд, специалист по случаям аутизма, писал о Моцарте: «Хотя он осознавал свою уникальность и значение как композитора, он был слишком наивным, чтобы понять, что в этом ему необходимо убедить весь мир». Моцарт всегда относился к другим людям неправильно: он постоянно думал, что все на его стороне, а если нет, то бесконечно разочаровывался в людях. У Бетховена так же явно была выражена неспособность к социальному взаимодействию, но он был заметно агрессивнее. Например, музыковед Мейнард Соломон рассказывал: «Кроме музыки для него ничего не существовало. Он вообще не понимал, что такое социальная жизнь. В обществе других людей он постоянно находился в дурном настроении. Он не знал, как с ними общаться». Однако когда речь заходила о музыке или любой теме, не касающейся повседневной жизни, например о философии или медицине, Бетховен расцветал. Зачастую он даже не давал вставить другим слова – собеседники в итоге начинали скучать, выслушивая нескончаемые доклады ботаника.

К другим ботаникам из мира серьезной музыки относятся Эрик Сати (1866–1925), Бела Барток (1881–1945), Гленн Гульд (1932–1982) и Дерек Паравичини (родился в 1979 году). В истории рок-музыки это Дж. Дж. Кейл (родился в 1939 году), Марти Балин (родился в 1942 году), Том Уэйтс (родился в 1949 году), Майк Олдфилд (родился в 1953 году), Гэри Ньюман (родился в 1958 году) и Дэниэл Джонстон (родился в 1961 году).

Современную музыку ботанизм тоже не обошел вниманием. Появилось новое направление – нердкор, или «кретинский рэп». Это направление в хип-хоп-музыке характеризуется темами и содержанием песен, интересными для ботаников (нердов): о компьютерах, науке, научной фантастике и нездоровом питании. Оно уже утвердилось как самостоятельный жанр. В последнее время появились музыканты, которые выпускают целые альбомы из 8-битовой музыки старых компьютерных игр.

Однако самым креативным, странным и удивительным ботаником в истории современной музыки остается Фрэнк Заппа. Он однажды сказал: «Без отклонения от нормы никакой прогресс невозможен». Вряд ли найдется лучшее объяснение, почему нельзя недооценивать влияние ботаников на историю культуры.