Великие ботаники философии

Великие ботаники философии

Философия – это дело головного мозга. Когда пропагандируется власть неосознанного желания, как это делали Шопенгауэр и Ницше, мышление и речь остаются уделом серого вещества, которое занимается сознательным размышлением и суждением. Поэтому вполне логично, что среди великих в истории философии много ботаников. Они больше полагаются на головной мозг, чем на то, что находится ниже него.

Существуют и другие причины, по которым история философии становится полем деятельности ботаников. Во-первых, философ часто занимается вещами, которые не приносят непосредственной пользы. Кого, собственно, интересует, сколько ангелов поместится на острие иглы или что появилось сначала: явление либо вещь? Такими вещами озабочен исключительно ботаник. Во-вторых, философы зачастую одиноки, у них проблемы в отношениях с другими людьми, особенно с женщинами. Больше половины известных философов неженаты. В какой-то мере это объясняется тем, что некоторые из них жили при монастырях, но причина и в том, что они просто не могли покорить женское сердце. Чудаковатый тип без каких-то конкретных карьерных перспектив имел мало шансов заинтересовать женщину.

Третья причина, почему «философы и ботаники» часто означает одно и то же, заключается в том, что они равнодушны, а иногда даже крайне негативно относятся ко всему, что связано с детьми, к иррациональному и физическому. Плотин (205–270 года до н. э.) бичевал свое тело, считая его тюрьмой души. Он отказался от гигиены, потому что не хотел доставлять врагу удовольствие. Но и для его приверженцев это было не совсем приятно, ведь их дурно пахнущий учитель любил по-отечески обнимать их.

Рене Декарт (1596–1650) хотел, чтобы детство признали болезнью, которую необходимо как можно скорее вылечить. Физическое движение вызывало у него отвращение, поэтому большую часть времени он проводил в кровати. В полудреме он начинал сомневаться в реальности, лишь думающее «я» имело смысл: «Я мыслю, значит, я существую».

Жан-Поль Сартр (1905–1980) выглядел прототипом настоящего ботаника. У него были узкие плечи, он носил огромные очки, ему с ранней юности поставили диагноз «помутнение хрусталика». Он был больше озабочен духовной стороной жизни, нежели материальной. Сартр много курил и поэтому особенно рассердился, когда во Франции ввели запрет на курение, а на всех картинах и фотографиях с ним подретушировали трубку и сигареты (только в январе 2011 года парламентская комиссия проголосовала за то, чтобы отменить запрет на публичные изображения курения).

Людвиг Витгенштейн (1889–1951), напротив, был убежденным противником курения, но относился к своему организму не лучше, чем Сартр. Работая профессором Кембриджского университета, он жил, питаясь только хлебом и сыром. На вопросы по этому поводу он отвечал: «Мне совершенно безразлично, что есть, – главное, чтобы все оставалось неизменным». Современные ботаники думают так же и сегодня, только хлеб заменили чипсы, пицца и кола.

Не следует забывать, что философы и ботаники имеют сходство в манере общения. Когда они берут слово (что бывает нечасто), то начинают бесконечный и мудреный монолог. Часто в нем много истины и существенной информации, но для слушателей он слишком утомителен. Особенно сложно было слушать Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770–1831). Один из его студентов описал лекции ученого так:

Усталый и мрачный, он сидел опустив голову, сосредоточенно пытаясь найти что-то в своих многочисленных записях, постоянно бормоча, перелистывая их то в одну, то в другую сторону. Он кашлял почти на каждом слове, все предложения проговаривал отдельно, а также каждое слово и каждый слог, а потом на швабском диалекте металлическим голосом говорил так, как будто все, что он сказал, – самое важное.

Артур Шопенгауэр считал отвратительными не только лекции Гегеля, но вообще его личность. Он называл его «презренным субъектом» и «духовным Калибаном» (это не Талибан, но все-таки достаточно жестокое чудовище из комедии Шекспира). Шопенгауэр даже назначал свои лекции на то же время, что и Гегель, но эту дуэль он всегда проигрывал. Студенты предпочитали бормочущего себе под нос угрюмого ботаника агрессивно настроенному умнику. Своего олимпа Шопенгауэр достиг намного позднее. Он прокомментировал это так: «Нил дошел до Каира». Он никогда не испытывал недостатка в самоуверенности.