Сербский романтик

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сербский романтик

Живописец Слободан Юрич: «Страсть дает мне воодушевление»

Знакомство с Юричем в Афинах считаю большой удачей в своей жизни. Прекрасный художник, сильная личность, он стал певцом своей родины — Сербии. Картины его выставлялись в Германии, Австрии, Будапеште, Париже. Сюжеты огромных полотен он черпал всюду, где бывал и куда залетала его мысль и чем в данный момент болела его душа.

В Париже, на Монмартре, его быстрый карандаш: делал наброски среди толп странников, туристов, что стекаются на этот холм соблазна, чтобы полюбоваться с высоты на яркую панораму города.

Трагическая тема

— Слободан, вы не предлагали праздной публике, странствующим красавицам нарисовать портретик за деньги?

— Нет, никогда. На моих выставках ко мне обращались с просьбой запечатлеть, и мы назначали день и час первого сеанса.

— На вашей выставке в Афинах почти не было картин трагического звучания. Зато в вашем раннем каталоге почти в каждой работе ощущается тревога, опасность и сама смерть.

— Каталог, который вы держите в руках, — отражение восьми моих антивоенных выставок. Война страшна не только тем, что физически уничтожает человека, дома, мосты и все живое. Война разрушает, отравляет душу человека. Я писал картины и делал выставки и до бомбардировки Сербии, и после. Стремился передать символику стремительно летящей смерти.

— На вашей картине — обнаженное женское тело без головы. Но явно вас в ней занимала не эротика.

— Я назвал ее «Югославия». Она символична. В ней — моя боль о разрушенной Югославии. Это наше государство без головы. Я хотел в этом полотне сказать о свободе. Сербия со всех сторон окружена другими народами иных вероисповеданий. В моей картине меня ведет мотив враждебного убийства нашей веры, нашей духовности. Но эти враждебные силы не смогут уничтожить нашу сущность, нашу веру. Она глубока и неистребима. Во Второй мировой войне Сербия была одна, а все государства вокруг были на стороне гитлеровской Германии.

Семья

— Ваша живопись воспевает гордую самостоятельность, независимость, охваченную огнем пожарищ. Несмотря на присутствие трагической темы, полотна жизнерадостны. В них чувствуется, что солнечность духа — в крови самого художника. Расскажите, пожалуйста, о вашей семье.

— Мой отец — очень известный архитектор; по его проектам построены самые крупные и значимые здания на территории Сербии.

— Не он ли был вашим первым учителем рисования?

— Да. Господь указал мне путь, а отец разглядел мой талант, дал мне первые уроки и направил учиться этому искусству.

— Что в характере отца особенно вас поразило и сблизило с ним?

— Его достоинство. Он не искал легких путей в жизни. Его талант рано обнаружил себя, поэтому институт предложил ему прийти учиться без экзаменов. А он отказался — хотел пройти свою дорогу, как и все нормальные абитуриенты.

— Слышала, будто в вашем роду есть и русские корни. Это легенда?

— Прабабушка моей мамы вышла замуж за русского. Так что моя кровь на четвертинку русского достоинства. Моя мама русский не знала в совершенстве, но бытовую русскую речь легко понимала. Когда ездила в Москву и наполняла себя множеством дорогих ее сердцу впечатлений, наш дом обогащался множеством фотографий, слайдов с русскими сюжетами.

— А вы были когда-нибудь в Москве?

— О! Я тогда был так мал, что ничего не усвоил. Хотел бы, очень хотел побывать в Москве. Но пока не получается.

— Где вы учились?

— Сначала я учился искусству дизайна в 30 километрах от Белграда, а потом закончил Академию искусства. Но там нас учили еще многим вещам — социологии, политике… А на последних курсах пошла специализация — можно было выбрать увлечение на всю жизнь. В моем дипломе написано: «Академический художник, педагог».

Прекрасные женщины

— Вы блистательно пишете обнаженное женское тело. В академии студенты работали с натурщиками?

— Постоянно! Нам говорили: «В первый день сделаешь наброски и оставишь». И на другой день, и на третий — то же самое. Пока не завершишь, чтоб тобой остались довольны учителя. Нашими натурщиками были и старики, и молодые.

— Здесь, в Афинах, на вашей выставке все любуются обнаженной женщиной, античным великолепием ее торса.

— В этой картине я люблю не ту особу, чье тело столь совершенно, а люблю саму идею красоты и не испытываю при этом никаких эротических чувств.

— Вы долго работали над этим полотном?

— Если работать долго, вещь получится тяжеловатой. Стремлюсь создать прекрасное, но не долго раздумываю над этим — пытаюсь сделать легко и красиво.

— Поэт сказал: «Чем случайнее, тем вернее слагаются стихи навзрыд». А в живописи?

— Эти случайности я люблю собирать заранее. Вспышки наблюдений очень важны при работе над картиной. Но, начав полотно, не приходится ждать каких-то случайностей. В твоей картине ты не должен оставлять никаких следов случайности. Без гармонии частей и целого не будет искусства. В живописи, как и в литературе, прежде чем начать писать, надо прибегнуть к мысли. Я видел много живописных штуковин, где в каждом мазке выпирает намерение — все на продажу! Я не рисую для денег.

— Но ведь вам приходится продавать свои картины. Как вы определяете их цену?

— По затратам моего труда: одну рисую шесть месяцев, другая возникает с легкостью импровизации. Я уже три тысячи картин продал. Они есть в Латинской Америке, в Японии, в Новой Зеландии, в Колумбии, в Венесуэле и в других странах — по всему миру. Мне важно, чтобы каждый человек нашел в моих работах частичку своей души. А купит ли он или не сможет купить, это в мой авторский расчет не входит.

Личное

— Слободан, это правда, будто вы женились на гречанке? Так мне о вас говорили в Афинах.

— Нет, моя жена сербка. Моему сыну Ивану уже 19 лет. И мой отец, и дед были Иванами. Один я Слободан. Что ж, я люблю свободу!

— А где учится сын?

— Он будет крупным биологом. Чувствую, у Ивана тоже есть своя внутренняя свобода.

— Но бывают обстоятельства, которые заставляют пренебречь абсолютной свободой.

— Да, такое бывает. Моему отцу, знаменитому архитектору, пришлось работать послом в Будапеште. Это именно он, последний посол, закрыл посольство под флагом Югославии. Простившись с дипломатией, он стал увлеченно заниматься компьютерным дизайном — он первый в моей стране опробовал эту форму.

— Наблюдаю за вами два дня, и меня поджигает ваше радостное восприятие незнакомых вам людей, возможно, и не увлеченных искусством. Что подогревает вашу душу, делает ее расположенной к добру?

— На жизнь смотрю глазами романтика, маленького сперматозоида (смеется) , выросшего в реального человека. Я еще в утробе мамы был вполне счастливым сперматозоидом. А теперь мое светлое, солнечное настроение увеличилось, заполнило меня всего. Ведь жизнь дает мне единственную возможность быть на земле. И я постараюсь быть достойным этого дара — буду проживать с удовольствием и в радости.

— Какое удовольствие вы цените больше всего — вино? женщин?

— (Хохочет.) Хорошо бы это соединить вместе, одно другому не мешает. Красное вино, в моем понимании, символизирует любовь. Красный цвет для меня не просто цвет интенсивной яркости. Это цвет любви.

— Страсти?

— Именно страсти. Страсть дает мне воодушевление, подъем. Иные нападают на красный цвет, хулят его. Я не боюсь красного цвета!

На мой взгляд, Юрич обладает силой воздействия на окружающих. Он завораживает молодым темпераментом, своим активным присутствием среди людей.

— Я запрещаю своим мыслям погружаться в дурное. Одно их появление заставляет меня инстинктивно поворачиваться к чему-то доброму, солнечному.

— Что вы больше всего цените в женщинах?

— Искренность. Это она позволяет видеть существо человека. Если я начинаю знакомство с человеком, которого буду писать, я должен знать об этом существе все.

— Вы бываете критичны к своему образу жизни?

— Ну конечно. Но знаю одно — ни от чего прекрасного никогда не откажусь.

Он и Микис Теодоракис

— Я очень удивилась, когда узнала о вашем возрасте. Число 50 никак с вами не рифмуется.

— Мне сложно судить о том, какое я произвожу впечатление на женщин. Но радуюсь, что в ваших глазах я еще молод.

— Что поддерживает вашу долгую и веселую молодость?

— Она моя подруга в творчестве. Чем энергичнее я встряхиваю себя, тем вероятнее, что меня не будут воспринимать как закостенелого художника. Вспоминаю свою первую юношескую выставку «Радиация» в Сербии. До Чернобыльской катастрофы оставался еще год. Мою экспозицию открывали в галерее военного института. Офицеры, даже генералы ходили, смотрели, общались между собой. Некоторых даже пугало изображенное на картинах. И вот они у меня спрашивают: «Где же художник? Когда придет твой отец, чтобы сказать нам пару слов о своих картинах?» Узнав, что художник перед ними, они вместе со всеми повеселились. Так что я весь из своей молодости.

— Есть ли у вас завистники — в жизни, в живописи?

— Каждый раз я это чувствую. Но пытаюсь как-то снивелировать это впечатление, не придать ему значения.

— Вы ревнивы?

— Маленькая ревность в творчестве — это хорошо, чтобы поддержать себя в нужном тонусе.

— А вы ревнивый муж?

— Нет. Нет.

— Что для вас вино?

— Вино — это не напиток, это своего рода насыщение. И процесс его изготовления — тоже искусство. Для меня вино — целая философия.

— Согласна, вино нас насыщает радостью.

— В компании женщин пью красное вино, а с друзьями — белое.

— Было ли у вас веселое прозвище?

— Юки! И для мамы, и для отца я всегда был Юки. Школьные учителя тоже предпочитали мне говорить «Юки». А вот почему-то мама, когда я был очень маленький, любила называть меня Миша.

— У вас есть портрет Микиса Теодоракиса. Вы дружны с ним?

— Я очень его люблю. Он хороший и умный человек. Никогда я не испытывал таких чувств, как поклонение, восторг, но Микис вызвал во мне целую волну этих чувств. Он мудрец. Однажды мы проговорили с ним два часа, и у меня осталось впечатление, что я общался с живой историей. Микис рассказывал мне о своей судьбе: он был коммунистом и за свою убежденность столько выстрадал, что вспоминать об этом страшно. Я услышал от него потрясающее признание: «Я всего лишь капля своего народа. Все, что я сделал, сотворил, — я сделал вместе с ним».

Эта мысль Микиса приводит меня в восторг. Быть каплей своего народ — это и моя мечта.

Афины Апрель 2008 г. 

Данный текст является ознакомительным фрагментом.