Неоконченный разговор

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Неоконченный разговор

Вечер подкрался незаметно. Пока я шел по близким к вокзалу улицам, было еще светло и сильный осенний ветер гнал к морю тяжелые облака. На западе клубились темные, с пушисто-белой каймой тучи. Уходящее на отдых солнце так и не сумело прорваться сквозь их толщу и послать на землю хотя бы один, даже самый слабый прощальный луч.

Как только на город спустились сумерки, он сразу стал серым, неприветливым. Но тут же вспыхнули огни, много огней; они ярко горели в уличных фонарях, светились в окнах домов. В конце убегающей вверх улицы засияло золотом электричества большое здание гостиницы. По соседству с ней стоял скромный небольшой дом. В этот дом я и спешил… Улица круто поднималась в гору, и идти было нелегко.

Усталый, я поднялся на второй этаж и позвонил. Дверь открыл хозяин — Анатолий Калитников. Радостно-возбужденный, он обнял меня за плечи:

— Ребята давно собрались, тебя ждем. Пошли скорее!

Я извинился:

— Друг ко мне заглянул… повидаться… Проездом он здесь был. Проводил его на вокзал — и сразу к тебе.

В столовой весело шумели наши летчики-североморцы. Жена Анатолия Лида, сильно разрумянившаяся не то от плиты, не то от хлопот, усаживала гостей за стол и шутливо приговаривала:

— В тесноте, да не в обиде.

Я поздоровался с присутствующими и поискал глазами Василия Смагина — техника самолета Калитникова. Но Василия не было. Странно!.. У Анатолия такой праздник — долгожданное новоселье, а самый близкий товарищ почему-то не пришел. Жаль… Я знал Смагина давно. Это — интересный человек, у него многое можно узнать, многому научиться: он всерьез увлекается новой техникой, и не только авиационной.

Я сразу обратил внимание на отсутствие Василия Смагина еще и потому, что только недавно расстался на перроне вокзала со своим боевым товарищем Степаном Ильченко, уехавшим в Ленинград, техником самолета, на котором я сражался во время войны в небе Заполярья. До чего же дорог мне Степан! В тяжелые боевые будни, когда не раз одному бывало непосильно трудно, вместе мы всегда находили выход из любого положения. Со Степаном мы были неразлучны. Встречая нас, товарищи приветствовали шутливо-торжественно:

— Экипаж машины боевой!

Вскоре после войны Степан уволился в запас, работал на Севере, а сейчас, получив назначение в Ленинград, заехал попрощаться со мной.

Последнее время мы виделись с ним редко, переписывались, признаться, тоже не очень часто, но фронтовую дружбу не теряли.

* * *

Улучив удобную минуту, спрашиваю Анатолия:

— Почему не пришел Смагин?

На добродушном, оживленном лице Калитникова появляется недоумение:

— А я и не звал Василия… Ты же видишь… одни летчики…

— Что же, по-твоему, мы, летчики, из другого теста сделаны? Или Василий хуже нас?

— Ну это ты загнул! — Андрей насупился. — Сам знаешь, Василия я уважаю, работяга он замечательный. Но ведь с летчиками у меня больше общих интересов, а ему, конечно, у нас было бы скучно. Ему интереснее провести свободное время со своими товарищами, «технарями».

— С «технарями»! И кто выдумал это слово — обидное, пренебрежительное, — возмутился я.

Лида уже заметила в нашей беседе что-то неладное и подошла к нам с тревожным вопросом в больших серых глазах.

— Ты, Анатолий, слишком увлекся спором и забыл об обязанностях хозяина, — мягко сказала она мужу. И тут же извиняющимся жестом положила на мое плечо тонкую руку: — Я все жду, когда наконец произнесете тост в честь нашего великолепного обиталища.

Конечно, она права. Я пришел на новоселье к товарищу, и мне полагалось быть веселым, общительным. Я взял себя в руки и выбросил из головы неприятные мысли.

* * *

Возвращаясь домой, я вспомнил неоконченный разговор с Анатолием.

«А ведь он искренно убежден, что прав», — огорченно думал я.

Как же получилось, что боевой летчик так несправедливо относится к технику — своему верному помощнику?

Анатолий — отличный летчик, хороший, честный человек. Вырос в простой трудовой семье. Умеет ценить труд — и не только свой. Не один раз говорил мне о безотказной и очень квалифицированной работе техника Василия Смагина.

А оказалось, Анатолий не совсем понимает, что значит для боевого летчика техник и на войне, и в мирное время. Что же тогда спрашивать с молодых, неопытных пилотов? Кто им объяснит, что выполнение боевого задания, а иногда и жизнь летчика зависят от техника: от его знаний, практических навыков, добросовестности. Техник придирчиво готовит машину к полету, тщательно проверяет исправность всех приборов, механизмов и оборудования, чтобы летчик мог спокойно лететь.

А часто ли молодые летчики работают вместе с техниками? Некоторые из них даже в часы, отведенные для работы на материальной части, предпочитают играть в шахматы или в домино. Они не хотят «пачкать руки».

Есть, конечно, и другие. Но нам необходимо, чтобы каждый летчик знал материальную часть не только теоретически. Это необходимо и для того, чтобы летчик в любой момент мог проверить работу техника: встречаются нерадивые или недостаточно знающие свое дело техники. В первом случае надо «подтянуть», во втором — помочь. Но это возможно, если летчик знает машину как свои пять пальцев. Иначе, как указать технику на недостатки в его работе? Как помочь ему советом, а то и делом?

Много раз пришлось мне с техником и мотор менять, и плоскости, и узлы шасси… И я совсем не обижался, когда Степан Ильченко учил меня, молодого летчика. Наоборот, был благодарен ему: моих знаний материальной части, полученных в авиационном училище, было явно недостаточно.

Начальник училища полковник Андреев говорил нам, выпускникам:

— Чтобы стать настоящим боевым летчиком, вам надо года три прослужить в боевом соединении. Тогда вы научитесь летать днем и ночью, при любых метеорологических условиях. Это умение придет к вам только после того, как вы узнаете свой боевой самолет во всех его мельчайших деталях. А для этого не пренебрегайте работой на материальной части.

Я крепко запомнил эти напутственные слова и не раз мысленно благодарил его. Особенно пригодился его совет во время воздушных боев.

Помню одно из первых сражений над морем. Жаркое было сражение! «Юнкерсы» и «мессершмитты» рвались к Мурманскому порту, а наши истребители, перехватив противника, открыли пулеметный огонь с близких дистанций.

Атаки следовали одна за другой. Уже третий «мессершмитт», сделав переворот через крыло, рухнул вниз. То же случилось и с «юнкерсом».

Фашистские летчики, убедившись, что к Мурманску им не прорваться, начали прятаться за облаками. Тогда по приказу ведущего мы быстро набрали высоту и помчались наперерез врагу. Вскоре еще две фашистские машины нашли свою могилу в глубинах Баренцева моря. В этом бою я тоже сбил «юнкерса», но на свой аэродром еле-еле добрался: у моего истребителя был поврежден руль поворота.

Степан Ильченко встретил меня на аэродроме и невесело покачал головой. Боевой день только начался, а моя машина уже вышла из строя.

— Давай вдвоем займемся заменой руля, — предложил я Степану, — тогда у нас дело скорее пойдет! Верно?

Ильченко засмеялся:

— Не терпится еще фашиста сбить? Ну что ж, попробуем, приналяжем…

Не прошло и часа, а мой истребитель был уже в боевой готовности.

Вскоре с командного пункта взвилась красная ракета — сигнал «Воздух». В этот день я сбил еще один самолет. Степан горячо радовался этой удаче.

Через несколько дней, во время взлета по боевой тревоге, впереди моего истребителя разорвалась бомба, сброшенная с вражеского самолета Ю-88. Взрывной волной мою машину бросило в сторону, правая плоскость и стабилизатор оказались поврежденными.

И на этот раз мы с Ильченко работали вместе: отремонтировали плоскость, заменили стабилизатор.

Нашу дружбу крепила общая работа. Засучив рукава комбинезонов, мы снимали капот, проверяли исправность машины, чистили детали пулеметов и пушек, заменяли изношенные части новыми. А после войны вместе учились — новая техника требует больших серьезных знаний.

* * *

В окно заглянул бледный рассвет, а я еще не мог заснуть: все вспоминал… Сильно взволновал меня незаконченный разговор с Анатолием. Я не сомневался в своей правоте. Но как ее доказать? Эх, Анатолий, Анатолий!

«Сегодня поговорю по душам с Калитниковым, расскажу ему все, что передумал за сегодняшнюю ночь, а выводы пусть делает сам», — это решение помогло мне успокоиться…