В. Светозаров Встречи с Шолоховым

В. Светозаров

Встречи с Шолоховым

Помню тот день дождливой осени 1923 года. На приступках каменной лестницы писательского общежития, что располагалось на Покровке, 3, появился невысокого роста, белокурый, кудреватый паренек, с крутолобым веснушчатым лицом. На пареньке сапоги со стоптанными каблуками, солдатская вылинявшая шинель, барашковая шапка времен мировой войны.

На втором этаже общежития в коридоре поэты читают стихи. Звучит едва слышный задушевный голос Михаила Светлова. Он читает стихотворение из только что вышедшей в Харькове его первой невеликой книжки «Рельсы». Опираясь о плечо Михаила Голодного, румяный широколицый матрос в бушлате – Артем Веселый – декламирует страничку из своей повести «Реки огненные». Он взволнован и будто не строчки соленой матросской позы, а огненные волны, вспененные буйным ветром, ходят по мрачноватому коридору.

– Шолохов! – рекомендуется светлоглазый паренек. – Слышал, что в этом доме живут поэты. Сам пишу рассказы. Вот пришел познакомиться.

Мы были рады появлению новичка-прозаика, и с тех пор Шолохов стал у нас желанным гостем. В то время в общежитии жили: Артем Веселый, Александр Фадеев, Юрий Либединский, Михаил Светлов, Михаил Голодный, Александр Ясный, Георгий Шубин, Николай Кузнецов, Валерия Герасимова, Борис Ковынев, Сергей Малахов, Марк Колосов¹.

Я был ответственным секретарем группы писателей «Молодая гвардия», а председателем – Борис Рингов.

В бюро литгруппы входили: Борис Рингов, Яков Шведов², Марк Колосов и я. Работали на общественных началах. Со временем издательство нашло возможным отчислять небольшую толику денег в фонд группы комсомольских поэтов.

В большинстве своем молодогвардейцы приехали в столицу с фронтов гражданской войны.

Мы воспевали героические подвиги советских людей, часто бывали в «Молодом ленинце» и «Комсомольской правде». Там нас печатали. В редакциях этих газет мы чувствовали себя как дома. В группе писателей «Молодая гвардия» работали два семинара: прозы и поэзии. Семинаром поэзии руководил Николай Николаевич Асеев³, в то время уже известный поэт, автор сборника «Стальной соловей».

Вести семинар прозы мы пригласили Виктора Борисовича Шкловского⁴.

В 1924 году издательство «Молодая гвардия» отвело нам комнату для литературной учебы.

Так было. На столе керосиновая лампа с бумажным абажуром (электричество экономили). В комнате несколько длинных деревянных лавок, стул – для руководителя семинара, табуретка для «именинника», которого слушаем.

В тот вечер мы слушали рассказ «Старик» Михаила Шолохова. Начинающий прозаик читал, слегка краснея и волнуясь. В рассказе было несколько страничек, написанных от руки. Читал Шолохов мягким, ровным голосом, в котором вволю было неподдельного чувства.

Виктор Борисович в тот раз по какой-то причине не явился. Зато пришел Серафимович⁵. Маститый писатель в те далекие годы частенько бывал в литгруппах – «Рабочей весне», «Мартеновке», у рабочих завода «Серп и Молот», в «Молодой гвардии». Он не ждал приглашения, о наших собраниях узнавал по объявлениям, печатавшимся мелким шрифтом на последней странице «Известий». Глуховатый, седой, в дубленом полушубке, валенках, Серафимович, опираясь на сосновую палку, вошел в комнату, сел на стул против Шолохова и, приложив ладонь к уху, стал внимательно слушать.

После чтения высказывались молодогвардейцы. Было нас в тот раз человек двенадцать – пятнадцать.

Потом слово взял Серафимович.

– Рассказ хорошо! – сказал он, отодвинув в сторону свою мохнатую шапку. – В вас чувствуется дарование… Несомненное. Умеете лепить портрет, и характер вам удается!..

Шолохов часто ночевал в нашем общежитии, жил неделями, а то и месяцами, бывал у Шубина, Кузнецова, частенько и у меня. Придет – попьем чайку холостяцкого. Хорошо, коли найдется черный хлеб и кусок сахара, а то и вприглядку напьемся.

Комната у меня по тем временам была большая – 18 квадратных метров, с двумя окошками, выходившими на Покровку. Покровка – неспокойная улица. И днем и ночью гремят беспокойные трамваи, без умолку дребезжат стекла. Я спал на соломенном матраце, а Шолохов постелет в уголке шинелишку, шинелью накроется, положит под голову портфель с рукописями, повздыхает и уснет. Чуть свет проснешься, а он, примостившись около табуретки, торопливо пишет что-то на клочках бумаги. Перечеркивает, снова переписывает, а то скомкает рукопись, бросит в кафельную печку, которую я по утрам топил маленькими чурками. Так создавались на наших глазах некоторые из первых произведений Шолохова. Первые его рассказы печатались в московской газете «Молодой ленинец», журнале «Комсомолия», альманахе «Молодость» и других небольших журналах Москвы. В газетах и журналах он был замечен сразу, и его всюду охотно встречали.

Литература нас не кормила, гонорары были мизерные. По утрам мы нередко отправлялись на заработки: выгружали дрова из вагонов на Казанке, счищали снег. Шолохов иногда уходил на какую-нибудь стройку, нанимался в поденщики, подносил кирпичи или раствор. Под вечер возвращался усталый, припудренный красной пылью.

Когда у Шолохова набралось рассказов на книжку, Серафимович помог ему напечатать их в издательстве «Новая Москва». Так вышли «Донские рассказы» с предисловием Серафимовича.

* * *

Группа писателей «Молодая гвардия», организованная в 1921 году, была едва ли не первым ядром пролетарских писателей и поэтов Москвы.

В двадцатые годы появились «Гренада» Михаила Светлова, «Орленок» Якова Шведова, «Гармонь» – Александра Жарова. Фадеев написал «Разгром», Либединский – «Неделю», Артем Веселый – «Реки огненные». Многие другие молодогвардейцы опубликовали в печати ряд интересных произведений.

Каждый из нас где-то когда-то учился, но ни у кого не было законченного среднего, тем более высшего образования.

По путевке ЦК комсомола мы пошли учиться.

Шолохов же в Москве считался человеком временным. Был он занят сбором материала и работой над большим романом. Часто уезжал на Дон, к участникам гражданской войны, вел записи и снова приезжал в Москву.

В октябре 1927 года на перемене между уроками Кудашев сообщил нам:

– Приехал Шолохов, приходите!

К тому времени Шолохов подружился с Кудашевым и останавливался у него. Мы всегда были рады встречам.

Кудашев жил в проезде Художественного театра на третьем этаже, в двухкомнатной квартире. Первую большую комнату занимала сестра Кудашева, а маленькую он – рабфаковец и молодой прозаик. В комнате – окно, у стенки письменный стол, несколько стульев, койка.

После уроков приходим к Кудашеву. Шолохов сидит за столом, тихо потягивая дымок табака из темной небольшой трубки. Здороваемся, шутим. На столе – стопка бумаги.

– Привез рукопись, не знаю, куда предложить, посоветуйте, – говорит Шолохов.

Полистали рукопись, посмотрели бегло. Знакомый четкий почерк Шолохова. Это был «Тихий Дон» – первая часть романа.

Посоветовали:

– Пускай сперва почитает Миша Платошкин⁶.

Застенчивый Платошкин в расстегнутом меховом полушубке краснеет, жмется к стене, мигает большими белыми веками серых глаз. К тому времени Платошкин напечатал повесть «Новобытное», роман «В дороге» – о рабочей молодежи, о комсомольцах начала 20-х годов. Критикой были встречены обе одобрительно. К тому же Серафимович неплохо отозвался о прозаических произведениях Михаила Платошкина и помог их напечатать.

Шолохов смотрит на Платошкина весело, рад, что рукопись будет прочитана. И ее судьба в какой-то мере решится.

Несколько дней проходит, встречаемся с Платошкиным на рабфаке, спрашиваем:

– Прочитал Шолохова?

– Прочитал.

– Ну, как по-твоему?

Платошкин отвечает, слегка заикаясь:

– Да так… Не знаю. Вечером у Кудашева поговорим!

В тот же вечер Платошкин, стеснительный до крайности, вытащил из своего портфеля рукопись. Положил на стол и невнятно заговорил, что трудно было понять:

– Прочитал, о понимаете… Не знаю, что и сказать. Какая-то жизнь для меня непонятная… Казаки… Сазанов ловят… Аксинья с коромыслом на берегу Дона. Что-то не так, я на заводе работал, про то и пишу… а тут не пойму, что-то не пойму!

Шолохов курит трубку, морщится.

Но остальные ободрили его:

– Вот что. Отнеси рукопись в толстый журнал.

В то время издавались в Москве «Молодая гвардия», «Новый мир», «Октябрь» и «Красная новь».

Посоветовали предложить рукопись «Октябрю», и Шолохов отнес туда первую часть «Тихого Дона».

Проходит неделя-другая. Вечером мы частенько бываем у Кудашева, пьем чай с сухарями, обсуждаем стихи и рассказы, напечатанные в последних номерах московских журналов. Однажды является

Шолохов раздраженный – сам не в себе. Шинель и шапку вешает на гвоздик в уголке, а портфель бросает на подоконник.

Просим:

– Да ты расскажи, что случилось?

– Сказали, что романа не получилось? Можно напечатать только отдельные главы…

– А ты покажи свою рукопись Серафимовичу, – заговорили молодогвардейцы. – Помнишь, как он тебя хвалил на «Молодой гвардии»? Да он и предисловие написал к «Донским рассказам».

Шолохов повеселел.

– В самом деле, не снести ли роман. Будь что будет! – решает он.

Днями Шолохов бывает в редакциях, предлагает свои небольшие рассказы, а вечерами он в библиотеках – читает.

Недели через две мы снова у Кудашева, пришли навестить Шолохова, узнать новости. Вечер. Электрическая лампочка над столом еле-еле светит. Узнаем, что Шолохов сдал рассказ Александру Константиновичу Воронскому в «Прожектор», что принят новый рассказ «Журналом крестьянской молодежи». Все как будто бы хорошо. А роман не дает покоя. Как встретит Серафимович, что скажет?

В коридоре раздается телефонный звонок. Сестра Кудашева стучится в дверь:

– К телефону Шолохова!

– Кому он понадобился, зачем? Никто никогда не вызывал его к телефону, – говорит Кудашев.

Через несколько минут из коридора вбегает Шолохов. Скуластое молодое лицо взволнованно. Наскоро набрасывает на себя шинель, шапку:

– Бегу, ребята, бегу! Серафимович зовет… немедленно!

Мы остались втроем: я, Кудашев, Долин. Нам надо бы учить уроки. Раскрываем учебники, а хитроумная алгебра не идет на ум. Говорим о Шолохове, что ему скажет Серафимович?

– Он упрямый, – замечает между прочим Кудашев. – Ежели что не так, на вокзал отправится, укатит на Дон. С Шолоховым все возможно, такой характер!

Вернулся Шолохов часа через два. Вешает шинель и шапку на гвоздик. Говорит, едва отдышавшись:

– Роман будет напечатан и знаете где?

Глядим на него озабоченно и взволнованно.

– В «Октябре»! Серафимович сказал, что «Тихий Дон» сдан в набор.

В феврале вышел первый номер журнала «Октябрь» за 1928 год.

– «Тихий Дон»… роман о донском казачестве! – кричали на улицах продавцы газет и журналов…

Через восемь месяцев после напечатания первой части романа мы в рабфаке в перемену узнали от Кудашева:

– Сегодня приедет Шолохов, приходите.

После уроков шагает в проезд Художественного театра. Вечереет. Шумно на улицах. Публика толпится у театра за билетами на какой-то новый спектакль.

Увидали Шолохова около дверей подъезда при входе в дом, где живет Василий Кудашев. А рядом с ним выше его на полголовы горбоносый парень в черной суконной тужурке.

Спрашиваю Шолохова потихоньку:

– Кто это? Не с него ли ты писал Григория Мелехова?

– Нет, – отвечает Шолохов. – Просто родственник. Я взял его с собой, он ни разу Москву не видел!

Поскрипывая новыми сапогами, Шолохов поднимается на третий этаж. В комнате у Кудашева недолго были.

– Ну, ребята, роман печатается! – сказал Шолохов, закуривая трубку около стола, на котором год назад лежала рукопись «Тихого Дона». – Теперь, может, следовало бы отметить это…

Однажды Михаил Александрович подарил свой портрет. На обратной стороне надпись: «Светозарову В. Больно уж ты, Витя, хорошо смеешься. А посему на тебе «сурьезную физиономию».

Этот портрет и сейчас хранится у меня.

…На днях общественность страны отмечала 60 лет Михаила Александровича Шолохова.

Годы прошли, как в сказке… Большие, трудные годы. Много их было, и все разные. Но какие бы ни были они, какая бы вьюга ни приходила в мой дом, в мою большую семью, я остаюсь верен своей молодости. А молодость моя – Москва, молодогвардейцы, Покровка-3 и, уж конечно, Шолохов.

Из писем В.М. Кудашова – В.Д. Ряховскому¹

13 октября 1927 года: «…У меня сейчас живет Шолохов. Он написал очень значительную вещь². Рассказ закончил³. Говорят, рассказ не плохой. Но никуда еще не давал. Хочу дать в «Новый мир». Хотя, кажется, там напечататься очень трудно.

Сейчас хочется написать еще не большой рассказ и приняться на целый год за роман…» (РГАЛИ. Ф. 422. On. 1. Ед. хр. 176).

14 февраля. 1928 года: «…О твоей книге в Гизе узнаю. Шолохов должен увести⁴. Вещь его очень хвалят и по-моему эта вещь большой значимости. Так что, мое мнение, Тихий Дон будет звездой в нашей литературе…» (там же).

7 октября 1928 года: «…Я ни строчки не писал Шолохову, а он не писал мне. Недавно встретились мы, он ругал меня, а я его…

На Шолохова ты зол напрасно. Его дьявольски трясет малярия. И вряд ли он успел прочитать твой роман. По случаю болезни у него даже встала работа с «Тихим Доном». Он недавно был в Москве, ходил больной обросший и поэтому поспешил опять уехать на Дон…» (там же).

5 ноября 1928 года: «…Завтра будет в Москве Мих. Шолохов. Передам твое ему требование и негодование…» (там же).

23 декабря 1929 года: «…только что уехал из Москвы Шолохов. С 3-й книгой у него работа затянулась. Провозился (нрз. – В. П.) с фильмой. Фильма в апреле выйдет на экран⁵…» (там же).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.