1561

1561

Подобную же настойчивость я обнаружила, чтобы сохранить свое вероисповедание, во время диспута в Пуасси, когда весь двор склонялся к ереси [216]. Многие придворные дамы и кавалеры настойчиво побуждали меня изменить решение, и даже мой брат герцог Анжуйский, позднее король Франции [217], в свои детские годы не смог избежать пагубного воздействия гугенотской религии и неуклонно убеждал меня изменить мою веру. Он бросал в огонь мои часословы, а взамен давал псалмы и молитвенники гугенотов, заставляя меня носить их с собой, каковые сразу же по получении я передавала моей гувернантке мадам де Кюртон [218]. Она, благодаря милости Божьей, к моему счастью, осталась католичкой и часто сопровождала меня к добрейшему господину кардиналу де [23] Турнону [219], который советовал мне и наставлял меня стойко переживать все, чтобы сохранить истинную веру, и вновь одаривал меня часословами и четками вместо сожженных. Мой брат герцог Анжуйский и его окружение, желая, чтобы я отреклась, находили их у меня и, впадая из-за этого в гнев, оскорбляли меня, говоря, что меня наущают так поступать потому, что я мала, и глупа, как моя гувернантка, и не имею своего рассудка, и что все люди с умом, независимо от возраста и пола, видя, как проповедуется правда, уже отказались от религии ханжей. Брат при этом добавлял угрозы, повторяя, что королева наша мать [220] прикажет меня высечь. Однако все это он говорил только от себя лично, поскольку королева ничего не знала о его ошибочных суждениях, которые он высказывал, а когда однажды узнала о них, то изрядно наказала его и заодно его гувернеров, повелев последним обучать, как и прежде, в духе истинной, святой и древней религии наших отцов, от которой она сама никогда не отходила. Я пребывала еще в довольно нежном возрасте семи или восьми лет, и поэтому, залившись слезами, рассказала ей об угрозах брата, о том, что он хотел приказать меня высечь и даже убить, если того пожелает; но ради моей веры я вытерплю все адские муки, если доведется их испытать.

Среди других моих ответов еще не раз встречались подобные суждения и решительность, но мне более хотелось бы рассказать об ином, и я продолжу мои воспоминания единственно с того времени, когда я получила право присоединиться к свите королевы моей матери с тем, чтобы уже не покидать ее. Так как недовольство [24] результатами диспута в Пуасси привело к началу войны [221], меня вместе с младшим моим братом герцогом Алансонским [222] как самых маленьких отослали в Амбуаз [223], где собрались все окрестные дамы. В их числе была и Ваша тетка, мадам де Дампьер [224], с которой мы тогда подружились, и дружба эта продолжалась вплоть до ее смерти, а также Ваша кузина госпожа герцогиня де Рец [225], которая познала в том месте милость Фортуны, освободившей ее от тягостных оков ее первого мужа господина д’Аннебо, погибшего в битве при Дре [226], ибо он был недостоин обладать такой божественной [25] и совершенной дамой. Я говорю здесь главным образом о нежных чувствах ко мне Вашей тетки, но не Вашей кузины, поскольку знакомство с последней переросло в нашу столь прекрасную дружбу только спустя время. Дружба эта продолжается и сейчас, и будет длиться всегда. Однако в тот момент преклонный возраст Вашей тетки и мои детские годы способствовали нашему большему взаимопониманию, поскольку кажется естественным, когда старые люди любят маленьких детей, и наоборот, зрелый возраст Вашей кузины заставлял ее относиться с пренебрежением и раздражением к моей детской простодушной назойливости.