Глава 9 Причастники жизни во Христе

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 9 Причастники жизни во Христе

П.А. Столыпин родился в Дрездене, значительная часть его жизни прошла на западной окраине империи. В детстве, порой без сопровождения родителей, он не раз ездил в соседнюю Германию, к своей родне. Германия на всю жизнь так и осталась любимой страной Петра Аркадьевича, впрочем, как и сами немцы. Пунктуальность и деловитость – те черты немецкого характера, которые он принял в наследство от своей второй родины.

В еще большей степени, можно сказать на генетическом уровне, печать западного мира нес в себе последний русский император. На протяжении двух столетий царствующий род Романовых прививался к родовым древам инославных королевских династий, так что по плоти и крови Николай II был скорее дитя германского, нежели славянского племени.

И царь, и его министр по светским манерам и культуре общения являлись настоящими европейцами. Они свободно могли общаться на трех языках (английском, французском и немецком), интересовались западными достижениями в области науки, права и быта. Однако их европейская культура не означала полную включенность в западную систему ценностей и идеалов. Границей, резко отделяющей миросозерцание царя и Столыпина от менталитета человека Запада, стало православие. Православная церковь являлась для них общим духовным гнездом.

«Родина, – писал И.А. Ильин, – не есть то место на земле, где я родился, произошел на свет от отца и матери или где я “привык жить”, но то духовное место , где я родился духом и откуда я исхожу в моем жизненном творчестве (курсив автора. – Д.С .). И если я считаю моей родиной Россию, то это означает, что я по-русски люблю, созерцаю и думаю, по-русски пою и говорю; что я верю в духовные силы русского народа и принимаю его историческую судьбу своим инстинктом и своею волею. Его дух – мой дух; его судьба – моя судьба; его страдания – мое горе; его расцвет – моя радость»[610].

С самого раннего детства Николай Александрович и Петр Столыпин, участвуя в православном богослужении, приобщались к национальному опыту вхождения в вечность, становились причастниками жизни во Христе. Впрочем, изначальное нахождение в ограде церкви было характерным явлением для всей русской аристократии дореволюционной России. В отличие от современной элиты, русским дворянам не приходилось заново открывать Христа, вера была уже задана традицией; от благородного человека требовалось одно только желание идти дорогой отцов. Однако именно эта невыстраданность веры таила в себе духовную опасность и возможность того, что церковность выродится в «обычай старины глубокой», станет просто данью традиции или, что еще хуже, показным фарисейством. И действительно, в конце XIX в. во многих дворянских семьях живая религиозность начала уступать место светским вкусам и потребностям. «Под великие праздники, – вспоминал впоследствии священномученик Иоанн (Покровский), – когда колокола призывали верующих в храм, многое множество этих призванных оказывались на концертах какой-либо приезжей знаменитости или в театре на модном спектакле»[611]. Подобное обмирщение под благовидными предлогами частично стало просачиваться и в родовые гнезда Романовых и Столыпиных. Противостоять усилившимся в обществе процессам секуляризации могла только крепкая вера родителей и прежде всего – главы семьи. В Священном Писании предостаточно примеров, когда по вере отца семейства Господь посылал особую духовную милость и защиту потомству. Подобный бесценный духовный капитал Николай II и П.А. Столыпин восприняли от своих родителей.

Император Александр III, отец Николая, в отличие от своих предшественников, отличался мужицкой простотой и прямодушием. Для его даже в чем-то по-детски восприимчивой религиозной натуры Христос являлся живым участником, судией и помощником во всех жизненных обстоятельствах, в семейных и государственных делах. В самом конце 1881 г., первого года своего царствования, он со скорбью писал К.П. Победоносцеву, тогдашнему обер-прокурору Синода: «… так отчаянно тяжело бывает по временам, что если бы не верить в Бога и в Его неограниченную милость, конечно, не оставалось бы ничего другого, как пустить себе пулю в лоб. Но я не малодушен, а главное, верю в Бога и верю, что настанут, наконец, счастливые дни для нашей дорогой России… Часто, очень часто вспоминаю я слова Святого Евангелия: “Да не смущается сердце ваше; веруйте в Бога и в Мя веруйте”. Эти могучие слова действуют на меня благотворно. С полным упованием на милость Божию, кончаю это письмо. Да будет воля Твоя, Господи»[612].

После двух столетий западнического секуляризированного развития России Александр III стал первым из русских государей, решительно повернувшим курс государства навстречу Богу. Страна возвращалась к своим истокам. Духовенство было поставлено во главе народного образования, происходит расцвет церковно-приходских школ, оживает миссионерство, укрепляется авторитет военного священства. Показателем религиозного подъема, переживаемого Россией в царствование Александра III, стало старчество преподобного Амвросия Оптинского, проповедническая деятельность отца Иоанна Кронштадтского, создание Православного Палестинского общества под личным патронатом государя, значительное увеличение количества перехода инославных в православие и, наконец, завершение строительства храма Христа Спасителя. Это были годы последнего религиозного ренессанса империи, и Николай II и Столыпин сделают все возможное и невозможное, чтобы не допустить его угасания.

Еще будучи наследником, Александр III участвовал в освободительной Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. и за проявленный героизм был удостоен Георгиевского креста. В этой же войне, освободившей православных болгар от турецко-исламского ига, отличился и отец Столыпина – Аркадий Дмитриевич Столыпин. Для него это была уже вторая война с турками. В молодости он участвовал в защите Севастополя, командуя на передовой артиллерийскими батареями и постоянно подвергаясь риску ответного огня. За храбрость, мужество и самоотверженность при отражении первого штурма Севастополя в ночь с 10 на 11 марта 1855 г. капитан Столыпин был награжден золотой саблей с надписью «За храбрость». «Нет больше той любви, – говорит Христос, – когда человек полагает душу свою за друзей своих».

После Крымской войны став атаманом Уральского казачества, Аркадий Дмитриевич Столыпин сумел многое сделать для православия. Его стараниями началось преодоление последствий церковного раскола среди казаков. На организованных им собеседованиях с раскольниками Столыпин предложил старообрядцам принять священников, рукоположенных православным епископом, оставив неизменным порядок службы. Первой церковью, где была применена подобная практика, стала Никольская. Сам атаман посещал ее и молился истово и даже ради любви к заблудшим овцам крестился не тремя перстами, а «руку на себя так накладывал, чтобы сзади его стоявшие видели двуперстное сложение»[613]. Таким образом, благодаря разумной миссионерской политике А.Д. Столыпина в 1858–1859 гг. в Уральском казачьем войске утвердилось единоверие с перспективой постепенного обращения казаков в лоно православия. «Действительное приобретение для православия, – писал Аркадий Дмитриевич, – произойдет только в следующем поколении, которое не останется некрещеное»[614].

Но не только этим ограничивалось его служение Богу. Написанная им «История России для народного и солдатского чтения» воспитывала в русском воинстве и крестьянстве любовь к Отечеству и Церкви.

Кстати, о безупречной репутации А.Д. Столыпина как христианина свидетельствует и назначение его комендантом дворцовой части Московского Кремля. Царствовавший тогда Александр III говорил, что Москва – это храм России, а Кремль – ее алтарь. Вручить ключи от этой святыни могли только истинному ревнителю православия. За заслуги перед церковью Аркадий Столыпин удостоился быть похороненным на территории Новодевичьего монастыря прямо за алтарем Успенского храма.

Искренняя вера родителей не была для детей пропускным билетом в Царство Небесное. Повторим: кому больше дано, с того больше спросится. Николай II и П.А. Столыпин оказались достойными наследниками усвоенных с детства христианских идеалов.

Для Петра Аркадьевича вера в Бога была постоянной внутренней потребностью. «Он так верил в Бога, – вспоминал в некрологе хорошо знавший Столыпина Лев Тихомиров, – как дай Господь верить Его служителям перед алтарем»[615].

По своим жизненным установкам Столыпин был достойным носителем православной культуры: ранний брак, многодетная семья, любовь к деревенской жизни, любовь к земле. С иронией говорил он гостям, что у него «староверческая» семья, и в этом была доля истины. Столыпин не разделял многие барские привычки: охоту, карты, беспробудное пьянство. «Разве это не унизительно, – говорил Петр Аркадьевич родным, – что если я не смог закурить, когда почему-либо захотел, из-за этого у меня настроение испорчено, ум не работает ясно, и порчу и другим жизнь, и сам не в состоянии ни работать, ни веселиться?»[616] «Всякий, делающий грех, есть раб греха», – говорит Христос своим ученикам (Ин., 8, 34).

Культура воздержания формировалась на религиозной основе постом, покаянием и причастием. Несмотря на чрезвычайную занятость, Столыпин никогда не забывал, что внешнее есть только результат внутреннего, что Господь смотрит на сердце политика прежде его дел. Мария Бок в своей книге воспоминаний писала о Великом посте 1910 г.: «Отец говел в Риге, чтобы причаститься на Пасху в Петербурге». Не только в наши дни, но даже в начале XX в. подобная христианская аскеза столыпинского быта не могла не вызывать удивления.

В Преображенском храме кейданской церкви, где служил духовник Петра Аркадьевича отец Антоний Лихачевский, установлена мемориальная доска с именем великого реформатора. В 1893 г. в церковном здании случился большой пожар. Собственных средств для ликвидации его последствий у общины не оказалось, и Петр Аркадьевич немедля организовал строительный комитет по восстановлению храма, сам же его и возглавил. Еженедельно комитет собирался на квартире протоиерея Антония Лихачевского. Несколько раз Столыпин ездил в Петербург, где обращался за помощью в главный церковный орган – Святейший Синод Русской Православной Церкви, в итоге литовскому просителю пошли навстречу и выделили на возобновление пострадавшего храма 7 тысяч рублей. По просьбе Столыпина отрядили кое-какие средства и московские благотворители, и со временем кейданскую церковь восстановили. В 1896 г. при Преображенском храме было создано попечительство, председателем которого избрали Столыпина, справедливо надеясь, что он не обойдет своим вниманием нужды прихода. Когда же в 1902 г. в Кейданах организовали православное братство, то Петр Аркадьевич стал почетным его членом и оставался таковым до конца своей жизни. Несмотря на переезд по долгу службы в другое место, приезжая в родное имение, он всегда посещал и свой родной храм в Кейданах. Символично, что и в свой последний в жизни маршрут до Киева он отправился от кейданского железнодорожного вокзала[617].

Чтобы описать религиозную жизнь последнего русского императора, потребуется многотомное научное исследование. В этом удивительном человеке вера и политика – две соединенные грани, разделить которые невозможно без ущерба для исторической истины. «Нужно положиться всецело на милосердие Божие, – писал Николай II в 1901 г. матери, – в уверенности, что Он знает, зачем нужно испытывать нас здесь. Я постоянно повторяю себе внутренне, что никогда не следует падать духом, а, напротив, нужно с твердою верою смотреть на будущее и надеяться на помощь и благость Господа»[618].

«Государь, – пишет рядовой офицер охраны Д. Ходнев, – как и вся Семья, был глубоковерующим. …Я вспоминаю обедню, в воскресенье 10 декабря 1906 года, в церкви Царскосельского дворца, когда я впервые увидел Государя молящимся. Я был поражен благочестием, смирением и усердием, с коими молился Царь. Было видно и чувствовалось, что Он действительно молился, забывая обо всем постороннем и как бы уходя от всего окружающего в мир иной… Все православные церковные правила и обычаи строго выполнялись Царской Семьей – посты, исповедь, св. причастие, христосование»[619]. Во время Первой мировой войны, когда военные заботы и тревоги не давали царю возможности посещать праздничные церковные службы, он сетовал священнику Георгию Шавельскому: «Как-то тяжело бывает на душе, когда не сходишь в праздник в церковь»[620].

По словам отца Георгия, «Государь выслушивал богослужение всегда со вниманием, стоя прямо, не облокачиваясь и никогда не приседая на стул. Очень часто осенял себя крестным знамением, а во время пения “Тебе поем” и “Отче наш” на литургии, “Слава в вышних Богу” на всенощной становился на колени, иногда кладя истовые земные поклоны. Все это делалось просто, скромно, со смирением. Вообще, – замечает отец Георгий, – о религиозности Государя надо сказать, что она была искренней и прочной. Государь принадлежал к числу тех счастливых натур, которые веруют, не мудрствуя и не увлекаясь, без экзальтации, как и без сомнений»[621].

По свидетельству все того же отца Георгия, царь был «достаточно силен» в церковной истории и обладал довольно глубокими познаниями в разных установлениях и обрядах церкви. «Государь легко разбирался в серьезных богословских вопросах и в общем верно оценивал современную церковную действительность»[622].

Становление религиозных взглядов Петра Аркадьевича Столыпин проходило в зоне активного православного миссионерства. В Западном крае православие являлось единственным способом культурного и национального выживания русского населения в окружении прозелитских иноверческих церквей. Отсюда проистекало существование в западных епархиях православных братств, творческий подход к православной проповеди и высокая богословская культура. Здесь, в отличие от центральных и восточных районов России, не было религиозной спячки и формализма: и духовенство, и миряне не только на словах, но и собственным примером должны были отстаивать православие, свою церковную паству от расхитителей – католиков и протестантов. Заслуга П.А. Столыпина как предводителя ковенского дворянства, а впоследствии и как гродненского губернатора заключалась в том, что он сознательно и с большим усердием включился в напряженную работу православной миссии на русском Западе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.