Глава I. Этапы жизни

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава I. Этапы жизни

«Все самое благородное среди русской молодежи, — писал Герцен о декабристах, — молодые военные, как Пестель, Фонвизин, Нарышкин, Юшневский, Муравьев, Орлов, самые любимые литераторы, как Рылеев и Бестужев, потомки самых главных родов, как князь Оболенский, Трубецкой, Одоевский, Волконский, граф Чернышев, — поспешили вступить в ряды этой первой фаланги русского освобождения» (25, 440-441).

Ко времени вступления в тайное общество декабристов Михаил Александрович Фонвизин (1788—1854) был человеком зрелым и занимал прочное общественное положение. Герой Отечественной войны 1812 г., командир егерского полка, он пользовался широкой известностью в армии как талантливый и высокообразованный офицер кутузовской закалки.

Фонвизин происходил из древнего германского рыцарского рода. Предкам его принадлежали даже кое-какие города в немецких землях. Один из них, рыцарь Ливонского ордена меченосцев барон Петр фон Висин, попал в русский плен в царствование Ивана Грозного и поселился в России. Его сын Денис отличился в период осады Москвы польским королем Владиславом: он, говорится в старинной грамоте, «против немецких людей и черкас стоял крепко и мужественно, и на боех, и на приступех бился и ни на какие королевичевы прелести не прельстился» (66, 7). Дед Фонвизина, Иван Андреевич, отец знаменитого автора «Недоросля», состоял на военной службе, но потом перешел на штатскую должность и дослужился до чина коллежского советника. Денис Иванович Фонвизин в своем «Чистосердечном признании» сообщает о нем, что был он «человек большого здравого рассудка, но не имел случая, по тогдашнему образу воспитания, просветить себя ученьем» (там же, 227). Однако от него Денис Иванович унаследовал страсть к «политическим наукам», которую он старался внушить и своему племяннику, занимаясь его первоначальным образованием. Не удивительно, что именно его трактат «Рассуждение о истребившейся в России совсем всякой формы государственного правления» стал для будущего декабриста первым политическим сочинением, утвердившим в нем «свободный образ мыслей».

Учился Фонвизин в немецком Петровском училище в Петербурге и в Московском университетском пансионе. Декабрист В. Ф. Раевский, вспоминая об этом пансионе, писал, что он готовил «юношей, которые развивали новые приятия, высокие идеи о своем отечестве, понимали свое унижение, угнетение народное» (56, 86). Фонвизину, впрочем, окончить пансион не удалось: в семейных интересах (дело касалось права на наследование богатых имений) его на тринадцатом году определили в гвардейский Измайловский полк, где он продолжал усиленно заниматься самообразованием. К семнадцати годам он основательно изучил сочинения Руссо, Рейналя, Монтескье, хорошо разбирался в древней и новейшей истории, которой занимался «с особенною охотою» (см. 12, 385).

Став кадровым военным, Фонвизин вскоре попал в водоворот грандиозных событий 1805—1814 гг. Карьера его продвигалась успешно. За участие в кампании 1805 г. и отличие в битве под Аустерлицем он получил первый офицерский чин. В 1812 г. он был уже полковником и состоял личным адъютантом начальника штаба русской армии генерала А. П. Ермолова, которого Пушкин назвал «самым замечательным из наших государственных людей». Фонвизин участвовал почти во всех крупных сражениях Отечественной войны 1812 г. и дважды ходил в заграничные походы. В 1814 г., находясь в авангарде, он был захвачен французами и шесть недель провел в плену в одном из городов Бретани.

Император Александр I, узнав о пленении Фонвизина, предлагал Наполеону обменять его, но тот не согласился. «Освобождением моим,— писал Фонвизин позднее родителям, — обязан я счастливому обороту дел, которым Бонапарт свергнут с престола» (17, 242). Поняв, что дело Наполеона проиграно, он собрал военнопленных, поднял восстание и, захватив арсенал и обезоружив французские караулы, завладел городом. Александру I оказалась не по душе такая самостоятельность Фонвизина; это послужило причиной задержки присвоения ему звания генерала, которое он получил только в 1819 г.

Военные события оказали огромное влияние на формирование радикальных убеждений Фонвизина. «Двукратное пребывание за границей,— отмечал он в показаниях, — открыло мне много идей политических, о которых прежде не слыхивал.— Возвратясь в Россию, в свободное время от службы продолжал я заниматься политическими сочинениями разного рода и иностранными газетами и в это время, читая разные теории политические, дерзал в мечтаниях моих желать приноровления оных к России» (12, 385—386).

Но Фонвизин не просто мечтал о «приноровлении» к России западноевропейских политических теорий. Как только он в 1815 г. вернулся из Франции, где, командуя полком, оставался в составе войск оккупационного корпуса, он начал активно искать единомышленников. Интересный эпизод из этой поры его жизни сообщает И. Д. Якушкин, близкий друг Фонвизина. «В разговорах наших, — пишет он, — мы соглашались, что для того, чтобы противодействовать всему злу, тяготевшему над Россией, необходимо было прежде всего противодействовать староверству закоснелого дворянства и иметь возможность действовать на мнение молодежи; что для этого лучшим средством — учредить Тайное Общество, в котором каждый член, зная, что он не один, и излагая свое мнение перед другими, мог бы действовать с большею уверенностью и решимостью. Наконец, Фонвизин сказал мне, что если бы такое общество существовало, состоя только из 5 человек, то он тотчас бы вступил в него. При этом я не мог воздержаться, чтобы не доверить ему осуществления Тайного Общества в Петербурге и что я принадлежу к нему. Фонвизин тут же присоединился к нам» (35, 1, 102).

Так Фонвизин становится членом «Союза спасения», а позднее входит в группу радикальных деятелей «Союза благоденствия», ставивших перед собой «сокровенную цель» — освобождение крестьян от крепостного состояния и введение в России представительных учреждений. Для «соединения единомыслящих людей» Фонвизин в 1819 г. организует в Москве отдельную тайную организацию — «Военное общество», которое по своим тактическим и идейно-теоретическим стремлениям стояло на пестелевской платформе. Члены «Военного общества» считали, что петербургская группа Никиты Муравьева, вместо того чтобы заниматься делом, рассуждает больше «о составлении самой заклинательной присяги для вступающих в Союз Благоденствия и о том, как приносить самую присягу, — над Евангелием или над шпагой вступающие должны присягать» (там же, 114).

Фонвизин был также одним из инициаторов созыва московского съезда в 1821 г. На съезде он выступил с проектом новой тайной организации. Основной смысл проекта состоял в установлении трех разрядов членов общества: одного высшего «незнаемых, в виде постоянного главного совета», долженствующего «управлять и составлять законы Обществу», второго, от него зависящего, разряда, «исполнительного», приводящего в исполнение постановления совета и контролирующего путем «объездов и наблюдений» дела тайного общества по разным местам, и, наконец, третьего разряда «нововводимых», коим Фонвизин рекомендовал сообщать «те же цели, что и в Зеленой книге, то есть филантропические» (18, 623).

Таким образом, это был проект создания строго централизованной конспиративной организации. Однако он не был принят. «Большинство, — писал позднее Фонвизин, — не хотело подчиняться полновластной диктатуре одного или нескольких избранных лиц с обязательством полного им повиновения» (8, 90). В этом он видел главнейшую причину поражения декабристского восстания.

В 1822 г. Фонвизин, не желая мириться с аракчеевским режимом в армии, выходит в отставку и переезжает в свое подмосковное имение Крюково. Теперь он целиком включается в работу московской группы «Северного общества». На него поступает донос Александру I, но царь до времени оставляет дело без последствий. Тем не менее участь его по существу была решена. И. Д. Якушкин, рассказывая в «Записках» о встрече Фонвизина с А. П. Ермоловым в Москве, писал: «В 22-м году генерал Ермолов, вызванный с Кавказа начальствовать над отрядом, назначенным против восставших неаполитанцев, прожил некоторое время в Царском Селе и всякий день видался с императором... В Москве, увидев приехавшего к нему М. Фонвизина, который был у него адъютантом, он воскликнул: „Поди сюда, величайший карбонари“... Ермолов прибавил: „Я ничего не хочу знать, что у вас делается, но скажу тебе, что он (Александр I. — А. З.) вас так боится, как бы я желал, чтобы он меня боялся“» (35, 1, 143).

Фонвизин внял предупреждению своего бывшего начальника: он окончательно поселяется в своем имении и вскоре женится на Наталье Дмитриевне Апухтиной, разделившей с ним впоследствии долгие годы сибирского изгнания. Она была той удивительной женщиной, с которой «образован» Пушкиным «Татьяны милый идеал...». Прошло около двух лет. Фонвизин много работал, писал политические статьи. Изредка посещал важнейшие совещания тайного общества. Узнав о выступлении декабристов на Сенатской площади Петербурга, он тотчас едет в Москву, где намеревается поднять войска, чтобы парализовать действия лиц, способных противодействовать успеху восстания. Однако неудача в Петербурге сделала ненужным содействие московской группы.

Начались аресты... Фонвизин был арестован 9 января 1826 г. в своем имении на глазах у беременной жены. А через два дня император Николай I написал в письме к брату Константину Павловичу: «Наши аресты идут своим чередом. Ко мне только что привезли сегодня Фон-Визина, личность довольно значительную» (цит. по: 40, 45). Во время следствия Фонвизин вел себя мужественно, как подобает настоящему конспиратору: от него царь не узнал ни одного нового имени, ни одного нового сведения. Верховный уголовный суд признал его виновным в том, что он «умышлял на цареубийство согласием... и участвовал в умысле бунта принятием в Тайное общество членов». Приговор гласил: 15 лет каторжных работ, затем — вечное поселение в Сибири. В 1827 г. срок каторжных работ для него был сокращен до восьми лет.

Выйдя на поселение, Фонвизин добился после долгих хлопот разрешения проживать в Тобольске, куда и переехал с семьей в августе 1838 г. Располагая большими средствами, Фонвизин жил в достатке, но тягостная бездеятельность, постоянный строгий надзор и невозможность участия в общественной жизни доставляли ему неимоверные нравственные страдания. Особенно тяжело было сознавать, что наступила «политическая смерть». Под влиянием мрачных дум Фонвизин решается просить императора о переводе в действующую армию. 14 декабря (!) 1839 г. он обращается с письмом к генерал-губернатору Западной Сибири князю П. Д. Горчакову: «Имея в виду высочайшую Е. И. В-ва милость, — писал Фонвизин, — оказанную некоторым из моих товарищей определением их на службу рядовыми в отдельный Кавказский корпус, и несмотря на мои немолодые лета, чувствуя в себе желание и силы служить и переносить трудности боевой жизни, беру смелость беспокоить Вас моею всепокорнейшею просьбою об исходатайствовании мне той же высочайшей милости: определения меня на службу рядовым в отдельный Кавказский корпус» (58, 69). Император, разумеется, не изъявил своего высочайшего согласия на эту всепокорнейшую просьбу бывшего генерала!

Живя в Тобольске, Фонвизин прилагал немало усилий, чтобы облегчить жизнь ссыльных декабристов. «Михайло Александрович,— писал В. К. Кюхельбекер в письме к С. П. Трубецкому от 12 апреля 1845 г., — и по сю пору сохранил что-то рыцарское» (45, 474). Он и его жена первыми обласкали и приветили петрашевцев, сосланных под надзор «сибирских пашей и сатрапов». «После этого, — писала Наталья Дмитриевна одному своему родственнику, — нам уже невозможно было не принимать живейшего участия во всех этих бедных людях и не считать их своими» (32, 621). Фонвизины использовали все свои связи, чтобы быть полезными «новым конскриптам», и особенно Ф. М. Достоевскому и С. Ф. Дурову. О близости Достоевского с семьей декабриста свидетельствует уже тот факт, что именно Наталье Дмитриевне он написал в 1854 г. из Омска знаменитое письмо, где раскрывал собственный «символ веры» и поверял сокровенные убеждения.

В Тобольске Фонвизин много и плодотворно занимался научными исследованиями и переводами. Он выписывал русские и иностранные газеты, журналы и книги, был прекрасно осведомлен о политических событиях в России и на Западе. Из чтения и размышлений по поводу этих событий рождались статьи и исторические очерки. «Когда меня занимает какой-нибудь вопрос, политический или философский, — писал он Оболенскому, — то, чтобы уяснить его себе, я изложу его письменно, после же обыкновенно бросаю в печь мои замечания» (цит. по: 62, 307).

Однако некоторые сочинения Фонвизина сохранились: он иногда отдавал их переписывать и затем копии дарил друзьям и знакомым. Исследователь фонвизинского рукописного наследия Б. Е. Сыроечковский отмечает: сибирские статьи декабриста распадаются на три группы. Первая относится к 1841—1842 гг. и посвящена крестьянскому вопросу. Вторую группу составляют статьи 1848—1851 гг.; эти статьи носят преимущественно теоретический характер. Главной их темой является рабочее движение на Западе. В третью группу входят статьи 1851—1853 гг., в которых Фонвизин ставит вопросы политического значения: об исторических формах борьбы с самодержавием и тактике будущей революции, о соотношении русской крестьянской общины и западноевропейского утопического социализма. Эту классификацию необходимо дополнить еще одной группой — сочинениями историко-философского и религиоведческого содержания, написанными Фонвизиным во второй половине 40-х годов. Кроме того, сохранилась статья 1823 г., представляющая исключительный интерес для характеристики социально-политических взглядов Фонвизина накануне декабрьского восстания.

Ни одно из этих сочинений при жизни автора напечатано не было. Лишь в 1859 г. благодаря заботам И. И. Пущина и других декабристов в Лейпциге появилось первое издание его «Обозрения проявлений политической жизни в России». Через два года «Обозрение...» было перепечатано в Лондоне во второй книге герценовского «Исторического сборника Вольной русской типографии» (см. 70, 157).

В России попытку опубликовать сочинение Фонвизина предпринял в 1884 г. историк В. И. Семевский в журнале «Русская старина». Однако цензура пропустила лишь отдельные фрагменты; набор был рассыпан, ибо, как отметил Семевский на полях верстки, министр внутренних дел «граф Д. А. Толстой объяснил, что печатать неудобно». Семевскому принадлежит также первое биографическое исследование о самом декабристе.

Умер Михаил Александрович Фонвизин 30 апреля 1854 г. в своем подмосковном имении Марьино через одиннадцать месяцев после возвращения из сибирской ссылки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.