МИКРОСПОРИЯ

МИКРОСПОРИЯ

Животных у меня все прибавлялось, и мы с Ионисом и Гасюнасом просто выбивались из сил. Совсем тяжело нам стало, когда из ФРГ прибыли три новых тигренка. Но наконец главк внял моим многочисленным просьбам и открыл в будущем аттракционе еще одну штатную единицу. У кассы цирка было повешено объявление, и ко мне потянулись претенденты на должность рабочего по уходу за животными. Люди разных возрастов и специальностей предлагали свои услуги. Нам было из кого выбирать.

Однажды во время репетиции в зрительный зал вошел дежурный вахтер с тремя очень интересными молодыми особами и, многозначительно улыбаясь, спросил:

— Вальтер Михайлович, вам девушки нужны на ра-бо-ту-у?

Я не мог прервать репетицию, мельком взглянул на девиц и попросил подождать.

— Прямо здесь? — спросила одна из них, показав ровные блестящие зубы и томно играя огромными голубыми глазами.

— Можете прямо здесь, — ответил я вопреки собственному правилу не допускать на репетиции посторонних. — Садитесь вон там, в третьем ряду.

Гасюнас с Ионисом понимающе заулыбались, в ответ им обворожительно заулыбались и красотки.

Пока девушки пробирались по рядам, я исподтишка рассматривал их. Что говорить, они были хороши. Холеные руки с длинными ногтями сверкали ярким маникюром. Разноцветные полупрозрачные колготки, гипюровые перчатки и множество блестящих украшений в ушах, на шее и пальцах говорили сами за себя. Вызывающе короткие юбки соблазнительно обтягивали округлые ягодицы. Вид девиц никак не ассоциировался с понятием «рабочие», даже наоборот.

«Изголодавшиеся» мужчины взволновались. Все мы как-то разом поняли, что, увлекшись работой, уже целый месяц не вспоминали о прелестях и наслаждениях жизни.

Закончив репетицию, я подошел к девчонкам. Положение мое было весьма затруднительным. Во-первых, у меня была свободна только одна штатная единица. Во-вторых, принять на работу такую «штучку» означало обречь коллектив на вечные склоки: ребята будут напропалую за ней ухаживать и неизбежно ссориться. А там может начаться непредсказуемое.

Вздохнув, я изобразил из себя опытного кадровика:

— А ну-ка, девочки, покажите свои ручки!

Не ожидая такого оборота, они, смущенно переглянувшись, кокетливо протянули мне унизанные кольцами бархатистые лапки. Ход моих мыслей, вероятно, показался им причудливым, и все трое напряженно уставились в мои глаза, стараясь угадать, что еще я придумаю.

— Нет, нет, переверните, я должен видеть ваши ладошки.

Это они сделали почти одновременно.

— Какие красивые и мягкие! — Я взял одну из протянутых ладоней и провел ею по своей небритой щеке. Девочки заулыбались и принялись гладить мне щеки.

— Вы красивые девочки, — сказал я, — одна другой лучше. Но беда в том, что никто из вас не годится в рабочие. У вас слишком нежные руки. Нет ни одной мозоли.

— Ах, вот в чем дело! — наперебой загалдели они. — Вы ошибаетесь, работать мы умеем.

«Интересно только как?» — помимо моей воли пронеслось у меня в мозгу. Я отвернулся, чтобы не выдать собеседницам эту фривольную мысль. А они, задорно глядя на нас, продолжали:

— Вы только возьмите нас, и мы докажем. Мы будем, если хотите, работать бесплатно, нам нужна только справка. А за нее мы все втроем будем холить вас, ухаживать, а главное — любить, страстно и необыкновенно.

«Ничего себе!» — подумал я. Но, возбужденный услышанным, совершенно не знал, что ответить и как правильно поступить. Наконец, справившись с собой, я строго сказал:

— Покажите свои трудовые книжки!

С большой неохотой красотки достали из своих сумочек девственно чистые трудовые книжки. Ничего другого я и не ожидал.

— Дайте паспорта!

Девицы засуетились и подали мне требуемое. Под лиловой печатью у всех троих значилось: выслана из Москвы по статье 145 «А» без права приближаться к столице на 101 км.

Я прочел и растерялся: на сто первый километр высылали проституток и заключенных, отбывших наказание.

— Милые вы мои, — спросил я, — что все это значит? Объясните.

— Ладно, — сказала одна из девиц. — Меня зовут Алла, а это мои сестры Вера и Галя. Мы высланы из Москвы за то, что приносили радость мужчинам, а они нам хорошо платили. Но что мы можем работать — это факт. И ты не пожалеешь, если нас возьмешь. Но только всех троих! Иначе не пойдем: мы неразлучны.

Минуту поразмыслив, я решился. Проститутки тоже люди, и им нужна лишь справка, что они устроились. Иначе их насильственно направят на тяжелые работы.

— Ну хорошо, я возьму вас троих с условием, что вы свою профессию забудете, хотя бы на тот срок, пока будете у меня работать.

— Согласны, — кивнула Алла.

— Но это еще не все. Всех троих я возьму на одну зарплату.

— Как на одну? — спросила Вера.

— А очень просто, — отвечал я. — У меня только одна свободная единица. Вот увеличат штат, и, если будете нормально справляться со своими обязанностями, я прибавлю вам зарплату и зачислю на постоянную работу.

Так в моей группе появились три красотки, при виде которых млели и облизывались буквально все мужики. Удивительно, но случилось то, на что я даже не рассчитывал: Алла оказалась отличной служащей. В руках у нее, что называется, все кипело и горело. Она успевала убраться в клетках, дать корм хищникам, накрутить фарш для больных животных и приготовить пищу всем нам. Ее сестры справлялись со своими обязанностями намного хуже, но тоже старались изо всех сил.

Меня, как я ни протестовал, девицы норовили выделить. Если делали бутерброд, то маслом изображали дубовый листок. Если разливали суп, то норовили положить в мою тарелку мозговую косточку.

На все свои возражения я неизменно получал ответ:

— Ты, Вальтер, наш вождь и организатор всех наших побед. Тебя нельзя приравнивать ни к кому из нашего коллектива.

Однажды за обедом я в очередной раз доказывал милым сестрам, что мне тошно слышать такие слова, ведь я стараюсь создать коммуну. Я говорил:

— Нельзя выделять никого. Мы же все деньги складываем вместе, питаемся из одного котла, коллективно обсуждаем почти все вопросы. Мне перед ребятами стыдно, вот Ионис с Гасюнасом подтвердят, я им уже не раз говорил. Кстати, а где Гасюнас?

В этот момент в комнату вошел Гасюнас, и девицы дружно накинулись на него:

— Ну наконец-то явился — не запылился, зато извозился.

И правда: вся спецовка рабочего была в шерсти.

— Где это ты так? — спросил я.

— Вальтер, ты видел, как у Байкала лезет шерсть? Он ни с того ни с сего начал линять.

— Да-да, — подтвердили девицы, — и мы заметили, что в клетках стало много шерсти.

— А сероватых таких пятен с чешуйками ни у кого не замечали? — Я не на шутку встревожился.

— Одно пятнышко я видела, — сказала Вера, — у кого-то на лбу. Кажется, у тигра. Или гепарда?

— У кого на лбу? — испугался я. — У нас их сорок голов!

Бросив недоеденный обед, мы всей командой пошли в тигрятник и стали внимательно осматривать животных. Отсутствие дневного света мешало хорошо видеть. И все же нам удалось рассмотреть мелкие серые пятнышки на шкуре у некоторых тигров. У Байкала же пятна видны были особенно отчетливо, они напоминали потертости или даже коротко выстриженные пятачки в гуще более длинной шерсти.

Еще во время своей стажировки я слышал от Володи Борисова, что такие пятна были у его медведей. Он точно описал мне этот «стриженый» волос — верный признак лишая. Сейчас я отчетливо вспомнил рассказ Володи: он тогда ничего не смог сделать. Спасти медведей не удалось.

А кошек?! Я слышал, что кошачьи не поддаются лечению и их попросту уничтожают.

Пришел ветеринар и, взглянув на пятна, сказал:

— Похоже, что ты прав — это микроспория. Но визуально не определишь. Придется делать соскобы и посылать в лабораторию. Или вот что, давай зафиксируем животное и потянем шерсть вокруг пятна. Если будет легко отделяться, дело — труба. Надо, конечно, лечить и на карантин всех посадить. Можно еще йодом мазать.

— А помогает? — спросил я, останавливая ребят, которые бросились было в аптеку.

— Погодите, не горячитесь, — сказал ветврач. — Сначала нужно исследовать, а потом решать, чем и как лечить. А то вы йодом намажете и всю картину испортите. А лаборанту нужен чистый материал. Если диагноз подтвердится, времени на лечение у вас будет предостаточно: город объявят закрытым, ввозить и вывозить животных запретят. Так что будете сидеть здесь и лечиться.

— Что же это за зараза такая?! — испуганно спросила Вера.

— Вот именно, зараза, — ответил врач. — Микроспория распространяется даже ветром.

— Как — ветром? — не поверила Алла.

— Очень просто. Эта спора приводит к распаду шерсти. Волосок становится хрупким и рассыпается, как пепел. Вот смотри! — Ветеринар достал из пачки папиросу, затянулся и стряхнул пепел себе на ладонь. — Видишь кучку пепла? Представь себе, что эта кучка волос, пораженная спорами стригущего лишая.

— Ну и что?

— Смотри дальше! — И он одним пальцем растер пепел на ладони. — Теперь пепла почти не видно. Вот так и микроспория. Она не исчезла, а рассыпалась на очень мелкие частицы и стала незаметной человеческому глазу. А теперь я подую на ладонь, и полетят такие частицы-споры во все стороны, попадут на кожу человека или животного и начнут прорастать. Появится плесень, потом пятно, пятно превратится в зудящую язву, и животное или человек целиком покроется такой кровавой коростой, а волос на нем исчезнет. Мало этого, микроспора поражает корни волос, через кровь она распространяется по всему телу и проникает во все органы. Ее находили у погибших животных даже в мозгу. Но самое мучительное для заболевших, когда лишай попадает на слизистую оболочку — в глаз или в интимные места женщин. Слизистая ноет, зудит и неимоверно чешется.

Опущу из скромности каскад скабрезных шуток, последовавших за этими словами доктора. Мне пришлось даже строго прикрикнуть на служащих, чтобы умерить их внезапную веселость.

— Тоже мне, нашли тему для обсуждения! — разозлился я и обратился к врачу: — А долго прорастает эта проклятая микроспория?

— Инкубационный период, — ответил он, — может длиться до сорока пяти дней.

— К нам как раз прислали новых тигрят из ФРГ, — задумчиво сказал Ионис, — и месяца еще не прошло. Что же делать?

— Во-первых, убедиться, что это микроспория. Во-вторых, соблюдать чистоту. Все халаты и спецовки ежедневно кипятить. В складках одежды спора может сохраняться сколько угодно, но и погибает уже при пятидесяти градусах Цельсия. Входить в здание придется только в калошах, все деревянные предметы сжечь, а перед дверьми постелить дезинфицирующие коврики с тряпкой, пропитанной формалином и едким натром. Еще надо завести для каждого зверя индивидуальные предметы ухода и не допускать контакта друг с другом. О репетициях придется забыть до полного выздоровления животных.

Назавтра ветврач принес постановление горветнадзора о том, что нам предписываются карантин и строгая изоляция.

«Труба дело, — подумал я, — животные отвыкнут от работы. А с Багирой вообще придется, начинать все с нуля».

Так нежданно-негаданно к нам пришли черные дни.

Из Московской ветеринарной академии по моей просьбе прибыл профессор Андриенко. Каждый час его консультации стоил сто рублей. Он взялся за дело очень бойко и уверенно, хотя время было упущено и мы все — и животные и люди — уже были перезаражены. У меня лишаи появились на шее и руках, у ребят на голове, а у девчонок на теле и ногах. Ежедневно, закончив работу, мы раздевались догола и осматривали друг друга под люминесцентной лампой. Едва обнаружив светящуюся точку, прижигали ее йодом и натирали какой-то вонючей мазью. Но бывало и так: вроде бы не светится, а чешется. В таких случаях для осмотра и консультации звали самого авторитетного члена группы, то есть меня. Девчонки очень любили, чтобы я как можно дольше консультировал их, наперебой подставляя для осмотра интимные места.

И я, конечно, не выдержал. У меня вспыхнул роман… со всеми тремя! Что греха таить, мне нравилось, когда втроем они заводили и истязали меня с неимоверной страстью. Да, это были настоящие профессионалки!..

Но, кажется, я отвлекся. Вернемся к микроспории.

Андриенко привез инструкции, литературу, а главное, объяснил, как обнаружить микроспорию в раннем периоде ее развития.

— Жаль, — сказал он, — что у вас нет лампы Вуда. С ней бы мы быстро разделались с лишаем.

— А разве эту лампу нельзя изготовить самостоятельно? — спросил я. — Как она устроена?

— Нужна люминесцентная лампа, легкий ящик по размеру, дверца с окошком и, главное, оптическое стекло, пропускающее ультрафиолетовые лучи.

— Так тут ничего сложного нет. Гасюнас, Ионис, — крикнул я, — бросайте все и за дело!

— Так уж и бросайте, — возразил Ионис. — А кто молодняк будет кормить?

Ящик мы смастерили, но в нем осталось много просветов, мешающих нам работать. Дело оказалось очень нудным и кропотливым. Мы осматривали животных, связанных, что называется, по рукам и ногам. Они пытались вырваться. Лапы, крепко стянутые веревками, сильно отекали и превращались в ластообразные лепешки. Но самым изнурительным был поиск хрупких волос, ярко фосфоресцирующих под лучами ламп.

Перебирая шерсть, словно ища насекомых, мы прижигали пораженные островки йодом. Обработка одного зверя занимала шесть-семь часов. А надо было осматривать так каждого — причем ежедневно. Наконец мы пришли к заключению, что, пока дойдет очередь до последнего хищника, первый осмотренный вновь заразится, а ломающийся хрупкий волос разлетится по всему телу и прорастет микроспорами.

Как же быть?!

И Андриенко предложил! Он развел известь и, настояв ее в бочке, сказал:

— Ничего, ребята, мы разделаемся с этой заразой по моему старому испытанному методу. Дело проверенное, не зря же я докторскую защитил. Надо только суперфосфат растолочь и посылать на пятно, смоченное известковой настойкой. Произойдет реакция: хлорная известь закипит на теле животного, потом засохнет, образуя на лишайных точках коросту, а на здоровых участках осыплется.

— Как это — закипит?! — возмутились ребята.

— Да вы не паникуйте. Кипение извести дает температуру не более шестидесяти градусов — вполне терпимо. Зато этого достаточно, чтобы убить микроспорию, — объяснил Андриенко.

Мы успокоились и приступили к лечению.

С трудом зафиксировав Байкала, мы предоставили профессору намочить треть тигриного тела и засыпать растолченным суперфосфатом. Известь зашипела.

Я запоздало спросил:

— А что, если известь попадет в глаза, в пасть или на любую другую слизистую?

Андриенко нахмурился:

— Да, это проблема. Следите, чтобы раствор не проник в уязвимые места. И ни в коем случае нельзя, чтобы животное, когда вы его отпустите, нализалось этого раствора.

— А как же быть? — всполошились девочки. — Он же может лапой умыться.

— Я же сказал, что это проблема. Во-первых, надо хорошо хищника просушить. А около глаз и в других нежных местах мазать йодом. Но мазать под увеличительным стеклом и очень осторожно, чтоб не выжечь глаз.

— Но он же вертится и глаза закрывает плотно-плотно! Вон у него какие крепкие круглые мышцы вокруг глаза! — испугался я.

Девочки ахнули:

— Так у нас все хищники ослепнут, вот ужас!

Ионис развязал тигра. Освобожденный от фиксации Байкал встал и отряхнулся. Вокруг него повисла туча белой едкой пыли.

— И сколько раз его так купать? — спросил я.

— Частями каждый день. А всего… — Профессор задумался. — Если вынесет, то два раза. Посмотрим, понаблюдаем.

Мы обрабатывали одно животное за другим, сбиваясь с ног, чтобы успеть всех и выкупать, и высушить, и накормить, и напоить, а еще очистить клетки от опилок и прокалить пол паяльной лампой. Мы потеряли представление о времени и совершенно обессилели. Засыпали там, где сидели. О приготовлении пищи не могло быть и речи. Иногда наспех обедали чаем с бутербродами.

Животные, которых мы ежедневно подвергали мучениям, сопротивлялись, как могли. Один вид людей приводил их в неистовство. Но жестокий метод, предложенный профессором, в конце концов позволил вылечить хищников.

В дни борьбы с микроспорией, пожалуй, больше всех досталось Султану — тому самому львенку, которого я в прошлом году привез из Рижского зоопарка.

Но о Султане я расскажу; в отдельной главе.