Счастливый классик. Писатель Чингиз Айтматов

Счастливый классик. Писатель Чингиз Айтматов

Не каждому литератору выпадает счастье при жизни услышать в свой адрес — классик. Чингизу Айтматову повезло.

Он был одним из самых известных советских писателей, чьи произведения изучались в школе. Не знаю, как сегодня, а я по романам Айтматова писал сочинения.

Первое, что вспоминается, когда заходит речь о Чингизе Айтматове, это леденящуая душу история о манкуртах.

В своем первом романе «И дольше века длится день» (в качестве названия была взята строка из стихотворения Бориса Пастернака, а когда от цитирования опального поэта заставили избавиться, Айтматов озаглавил произведение «Буранный полустанок») он описал старинную тюркскую легенду о том, как людей лишали памяти. Взятому в плен обривали голову и водружали на нее шкуру недавно умерщвленного верблюда. Затем надевали на шею колоду, чтобы связанный пленник не мог никоим образом коснуться своей головы. Оставляли на несколько дней в пустыне, где изнывающий от зуда и жажды человек, волосы которого теперь врастали внутрь, либо погибал от боли, либо терял память и таким образом превращался в идеального раба.

Герой романа Айтматова по имени Жодаман был превращен в такого манкурта, который по приказу новых хозяев убил даже свою мать, в которой не узнал женщину, давшую ему жизнь.

Недаром говорят, что все мы родом из детства. В свое время с легендой о манкуртах маленького Чингиза познакомила бабушка.

Кто мог подумать, что старший сын врага народа Торекула Айтматова, живший в далеком киргизском ауле, станет знаменитым писателем? Но так случилось. Судьба? Наверное. Везение? Безусловно.

Произведения Айтматова были переведены на 176 (!!!) языков в 128 странах мира. И все это произошло при жизни самого автора. Чем не счастливчик?

Айтматов, кстати сказать, так к этому и относился. И называл себя счастливым человеком.

Даже в житейском плане Айтматов был, что называется, везунчик. Когда с развалом Советского Союза многие общественные деятели, в основном из бывших республик, остались не у дел, посол СССР в Люксембурге Чингиз Айтматов получил назначение, сначала от России, а затем родного Кыргызстана, в страны Бенилюкса. И остался жить и работать в благополучном Брюсселе.

Но и в Москву продолжал приезжать регулярно. Во время одного из визитов Айтматова в Россию мне и довелось с ним познакомиться.

Писатель и дипломат остановился в гостинице «Москва», еще той, неразрушенной, возведенной по проекту великого Щусева.

Отправляясь на интервью, я предвкушал встречу сразу с двумя легендами — и литературы, и архитектуры. Кто-то сказал мне, что даже в гостиничных коридорах висят полотна великих художников. Так оно, кстати, и оказалось.

А вот номер самого Айтматова был довольно скромен. На стене, правда, висела картина, кажется, Шишкина. Но самым привлекательным было большое окно, выходящее на Исторический музей и Кремлевскую стену.

Чингиз Торекулович был в хорошем расположении духа и первый вопрос задал сам:

— И кто купил вашу газету? Я слышал, что все газеты у вас куплены.

— У нас независимая газета, может, одна из последних. А что вы слышали про нашу современную литературу?

— С ней я знаком более или менее. Знаю только ту, которая появляется за рубежом. В Бельгии приходится читать множество деловых бумаг, информационных сводок. Для души перечитываю какие-то старые издания или те, которые привожу отсюда. В целом же у меня есть представление о том, что у вас происходит.

— Вы уехали из Союза в самый тяжелый период. Вы, по-моему, очень удачливый человек.

— Что ж, можно сказать и так.

— Представляю, сколько у вас завистников и недоброжелателей.

— Жить в мире со всеми, к сожалению, нельзя. Мирное сосуществование в наши дни возможно лишь на книжной полке. Мои недоброжелатели, скажем так, не раз пытались как-то очернить меня. Однажды, например, совсем неожиданно я получил предложение занять дачу Пастернака, которая после смерти поэта пустовала. Мы с супругой съездили в Переделкино, посмотрели дом и отказались в него въезжать. Жена почувствовала, что наше согласие занять дом нобелевского лауреата будет иметь нежелательные последствия.

— Слышал, вам тоже Нобелевскую премию хотели дать.

— Мое имя уже несколько лет находится в списке претендентов на эту высокую награду. С моей стороны никаких инициатив по этому поводу, как вы понимаете, не было и быть не могло. Но, к моему огромному сожалению, этот факт порой вызывает нездоровые суждения. Возможно, когда-нибудь это случится. А возможно, и нет.

— Вы близко к сердцу принимаете критику в свой адрес?

— Такова человеческая натура, что у каждого из нас есть свои друзья и недруги. На критику я стараюсь не обращать внимания, быть выше этого. Но мне неприятно наблюдать, как мои неудачи кому-то доставляют удовольствие.

Отец Айтматова Торекул был одним из первых коммунистов Киргизии. Но недаром говорят, что революция, как Сатурн, пожирает своих детей. В 1935 году Айтматова-старшего направили на учебу в Москву, а уже через два года все было кончено. В главной газете страны «Правде» была опубликована статья, в которой имя Торекула Айтматова фигурировало среди тех руководителей Советской Киргизии, кто обвинялся в буржуазном национализме.

Счет до неминуемого ареста пошел на дни. У главы семьи хватило мудрости отправить жену с четырьмя детьми обратно в Киргизию, в родовой аул Шекер. Где, кстати, маленький Чингиз оказался единственным, кто владел русским. Благодаря этому даже заработал первый гонорар. За перевод слов русского ветеринара получил кусок вареной говядины.

Отец мальчика на тот момент уже был расстрелян. Его могилу сын найдет только спустя полвека.

Айтматов-младший, снискавший мировую славу на ниве литературы, тоже не оказался в стороне от политики. Несколько лет являлся депутатом Верховного Совета СССР, затем — народным депутатом. Четыре года был советником Генерального секретаря ЦК КПСС и год — советником Президента СССР. Титулов и должностей у моего собеседника было более чем предостаточно.

— Вам не жалко тратить время на занятие политикой?

— Жалко не жалко, а деваться некуда. Кто из сегодняшних писателей может сказать, что он ничем не связан и занимается только тем, что сидит в башне из слоновой кости и пишет? Я таких не знаю.

— Но вы-то литературой сегодня занимаетесь? Помнится, обещали закончить роман «Богоматерь в снегах».

— Этот роман стал для меня почти несбыточной мечтой. Тяжелый случай, как говорится. Знаете, когда я сажусь за работу, меня ничто не должно отвлекать. Если же я начинаю параллельно заниматься еще чем-то, то потом вынужден переписывать начатый роман заново. А это очень непросто. Короче говоря, все сводится к дефициту времени.

— Может быть, вы просто устали? Ведь быть все время «живым классиком» и постоянно выдавать шедевры тяжело.

— Конечно, нелегко. Надо думать об уровне, на котором должны быть твои работы. Писать как попало и о чем попало я уже не имею права.

— В вашу бытность секретарем Союза кинематографистов Киргизии были экранизированы все ваши произведения. Складывалось впечатление, что республиканские кинематографисты ставят только произведения своего секретаря.

— Экранизировали не только меня. Но действительно по всем моим романам были поставлены фильмы. В этом тогда была большая заинтересованность, духовная необходимость, что ли. Сейчас по-другому. Я к этому отношусь спокойно. Ведь все меняется. И кино, и театр уже не те. В них интересуются совсем другими проблемами.

Над всем властвует, выражаясь по-русски, деньга. Привлекает только то, что дает прибыль и приносит выгоду. И такая ситуация везде. Все равно чем торговать. Ради денег готовы черта с рогами предложить.

— По-вашему, ситуация когда-нибудь изменится к лучшему?

— Мы слишком отклонились от нормальной жизни. Особенно современная молодежь.

Они стали равнодушными. Иногда их расчетливость переходит в цинизм, жестокость. Может, для бизнеса это и хорошо, но для души губительно.

— Ваши дети такие же?

— Они пока студенты: дочь учится в Америке, сын — в Бельгии. Назвать их самостоятельными я не могу. Какими они станут — тоже неизвестно. Я пытаюсь как-то влиять на них. Но удается, естественно, не все.

Дети у Чингиза Торекуловича выросли достойными людьми. Дочь, Ширин Айтматова, является депутатом парламента Кыргызстана, сын Аскар несколько лет возглавлял МИД страны.

Относительно недавно Ширин Айтматова сообщила сенсационную новость — в кабинете отца была обнаружена рукопись неопубликованного романа под названием «Земля и флейта».

Его герой — участник строительства Большого Чуйского канала, возведенного в Киргизии в 40-х годах прошлого века. Согласно замыслу автора, мужчина обнаруживает большую статую Чуйского Будды. Айтматов описывает жизнь своего уже постаревшего героя, которому остается только вспоминать — о молодости и девушке, которую встретил на той стройке.

По словам Ширин, роман не был опубликован, так как это была «слишком раскрепощенная проза» для тех лет. Хочется верить, что придет время и мы сможем познакомиться с этой работой советского классика.

Не могу сказать, что Айтматов является моим любимым писателем. Мне, скорее, ближе сценарные работы писателя — многие его произведения были экранизированы. С «Первого учителя», например, началась кинокарьера режиссера Андрея Михалкова-Кончаловского.

Конечно же, направляясь на беседу со знаменитым писателем, я взял с собой книгу его повестей. Попросил подписать. И задал еще несколько вопросов.

— Чингиз Торекулович, можете назвать своих любимых писателей?

— Пожалуй, Эрнест Хемингуэй. Люблю Маркеса и Пруста. А из советской литературы мне очень дорог Фаз иль Искандер.

— На каком языке вы пишете? На русском?

— И на русском, и на киргизском.

— У вас никогда не появлялось желания как-то изменить свою жизнь?

— Трудно сказать. Мне уже немало лет, пора подводить итоги. Я доволен своей жизнью. Чего бы мне хотелось? Иметь хотя бы шесть месяцев в году для сосредоточенной работы над текстами.

— А вы как пишете, от руки?

— К сожалению. Сам себе обещаю, что настанет время, когда я наконец освою компьютер. Пока жеяс ним не то чтобы на «вы». Я кланяюсь ему как чему-то неизведанному.

— Вы человек верующий?

— В какой-то степени. У меня свое понимание религии, и слепого поклонения Богу я не разделяю. Все должно иметь разумную основу, объяснение. Знаете, меня за границей очень удивило отношение к церквям. Когда в них не проводится служба, храм может быть использован как зрительный или концертный зал. Однажды в Германии встречи с читателями происходили именно в церкви. Очень непривычно. Под конец одной из бесед ко мне подошел молодой человек и передал книгу: «Это ваши романы на сорбском языке». Я поблагодарил за подарок и сказал, что мне приятно иметь читателей в Сербии. «В Сорбии», — поправил меня юноша. Оказывается, есть такой народ — сорбы, немногочисленный, но со своим языком, культурой. Если мои книги доходят туда и обретают своих читателей, значит, жизнь прожита не зря. Думаю, судьба своей благосклонностью меня не обделила.

Мы проговорили не так долго. Чингиз Торекулович был большим писателем, но отличался крайним немногословием.

На другой день Айтматов уезжал из Москвы. Опять к себе в Бельгию.

Прошли годы, приближался восьмидесятый день рождения классика. Об Айтматове снимали документальный фильм. Он принимал в съемках участие. И вдруг ушел.

Но его пребывание в этом мире не прошло бесследно.

Я помню не только его романы и повести. Но и пронзительное высказывание: «Среди всевозможных встреч и разлук хоть раз в жизни случается то, что не назовешь иначе, как встречей, ниспосланной Богом. Но как велик риск. Ведь исход встречи зависит уже не от Бога, а от самих людей».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.