Расплата через годы
Расплата через годы
Начну я свой рассказ с послевоенной зимы сорок седьмого года. Шел второй холодный период моей службы на 74-м разъезде Забайкальской железной дороги. Я уже подал рапорт на поступление в Военную академию имени М.В. Фрунзе и ждал вызова на вступительные экзамены.
В один из февральских дней неожиданно раздался телефонный звонок начальника службы «Смерш» нашей 46-й танковой бригады гвардии капитана Ивана Решняка, бывшего, как и я, ветераном части, воевавшим на Западе и Дальнем Востоке. Надо отметить, что этот карающий орган возглавлял замечательный человек, отзывчивый товарищ, с которым можно было решить любой вопрос. Его по-настоящему уважали, а не боялись танкисты всех рангов.
— Дмитрий, зайди, пожалуйста, ко мне!
Иду и думаю: «Зачем я ему понадобился? Может, что-то связано с рапортом на учебу?..»
Встретил меня с улыбкой, крепко пожал руку и сразу перешел к делу:
— Ты, Дмитрий, помнишь, у тебя в сорок третьем году в роте был командиром танкового взвода старший лейтенант Сергей Орлов?
Его вопрос меня очень удивил.
— А откуда тебе, Иван, об этом известно? И почему ты интересуешься этой личностью?
— А он совсем недавно объявился. Живет на Украине. Вот послушай, какая информация по нашим каналам пришла в бригаду. Просят тебя подтвердить рассказ Орлова…
В конце сорок шестого года старший лейтенант Орлов пришел в местный военкомат, предъявил удостоверение личности военного образца, которое ему удалось сохранить в немецких лагерях, и поведал следующее:
«Во время боев под городом Рославль Смоленской области в сентябре сорок третьего я был командиром танкового взвода первой роты, командовал которой Дмитрий Лоза — командир первого батальона 233-й танковой бригады механизированного корпуса. Мой английский танк «Матильда» был подбит. Экипаж погиб, а я сам, тяжело раненный, попал в плен.
Я находился в нескольких фашистских концлагерях. В марте сорок четвертого года я с группой, состоящей из семи военнопленных, совершил побег. Нас преследовали. Четыре человека погибли, но троим удалось уйти. Оставшихся в живых я провел через линию фронта и остался жить на Украине, а два моих солагерника уехали домой. Адреса имеются.
В связи с тем, что у меня после тяжелого ранения нога не сгибается, в армию меня больше не призывали».
На вопрос: «Почему он — офицер — почти два года молчал, не являлся в военкомат, чтобы рассказать все это?» — старший лейтенант ответил: «Я плохо себя чувствовал, не думал, что долго проживу. Очень беспокоила рана. Больше скрывать свое прошлое нет сил. Пришел рассказать всю правду о себе. Вам решать мою дальнейшую судьбу!..»
Я слушал исповедь Орлова, а на душе кипело. Говоря о своих «бедах», бывший мой сослуживец надеялся, что после многолетней кровавой войны не осталось в живых ни одного свидетеля — офицера или сержанта — танкистов «первой огневой линии». Разве могли они уцелеть в такой сече на танках «Матильда»? И эта уверенность его крепко подвела. Остались свидетели. Мы знали всю правду тех боев под Рославлём. И как вел себя в них бывший командир взвода…
— Что ты скажешь, Дмитрий, на услышанное?
— Вот мудак! Вот сволочь — какую побасенку придумал! — еле выдавил я из себя.
— Что так? Чем он тебя обидел?
— В этой басне одно верно: место и время боев, номер части и подразделения, в которой он тогда воевал. Да и мое звание, фамилию и имя, сука, не забыл. Все остальное — сплошное вранье…
Наша 233-я танковая бригада 17 сентября была введена в бой на правом берегу реки Десна. Наступление на Рославль развивалось медленно. Во-первых, противник сопротивлялся отчаянно, а во-вторых, танки «Матильда» для действий в лесисто-болотистой местности оказались абсолютно непригодными. Эти машины предназначались для использования в пустынях Африки. Какая «умная голова» в Москве решила их сюда направить — осталось загадкой. Дело в том, что у названного английского танка ходовая часть полностью закрыта фальшбортом с рядом «окошек» небольшого размера в его верхней части. В пустыне через последние с траков свободно сыпался песок. В смоленских лесах и болотах за фальшборты набивалась грязь и корни деревьев. Гусеницу практически заклинивало. Даже мотор глох. Приходилось через каждые 4–5 километров останавливаться и очищать ходовую часть ломом и лопатой.
Так вот 18 сентября во второй половине дня мы подошли к деревне Гобики, что в 37 км восточнее Рославля.
Десантники при поддержке танков моей роты овладели частью Гобиков, но вторая половина деревни, расположенная на взгорье, оставалась в руках гитлеровцев. Наличными силами выбить их оттуда не удалось…
Во время атаки по низине в одном из огородов танк Орлова засел, да так, что самостоятельно выбраться уже не смог. При попытке подать ему буксирный трос эвакуационная группа была накрыта минометным огнем. Ранило двоих. Пришлось оставить эти попытки до наступления темноты, когда должны были подойти подкрепления из других подразделений бригады…
Я приказал Орлову занять круговую оборону вокруг «Матильды», поддерживать со мной непрерывную радиосвязь и ждать прихода ночи. О том, что все им было в точности выполнено, доложил радист сержант Павел Нижник, дежуривший у радиостанции…
В сумерках подготовили длинный буксир, состоящий из нескольких соединенных танковых тросов, которым намеревались вытащить «Матильду» Орлова. Однако, пока мы были заняты подготовкой к операции, в районе застрявшего танка поднялась стрельба. Пулемет «Брен» зашелся необычно длинными очередями. Пальба как внезапно вспыхнула, так и прекратилась.
Я приказал своему радисту вызвать экипаж Орлова и узнать, что там случилось, по какому поводу шла такая стрельба? Но на вызов Нижник не отвечал, однако буквально через несколько минут он сам вышел на связь и доложил о таком, после чего у меня волосы встали дыбом:
— Командир убежал к немцам!
Эту фразу он повторил несколько раз… Я немедленно доложил о случившемся командиру батальона, хотя прекрасно осознавал, чем это ЧП грозит мне, командиру роты… Ночью «Матильду» командира взвода вытащили из грязи. Контрразведчик батальона тут же арестовал ее экипаж. Началось расследование, в ходе которого стало известно следующее.
После получения приказа командира роты на организацию непосредственной охраны засевшего танка был снят спаренный с пушкой пулемет «Брен» (последний вне машины ставился на сошки, превращаясь в удобный ручной пулемет). Орлов и командир орудия младший сержант Яков Стройнов выдвинулись на несколько метров в сторону противника. «И за бугорком заняли огневую позицию. Механику-водителю, вооруженному автоматом, командир взвода приказал находиться у кормовой части танка. Секторы наблюдения и обстрела: правый и левый борта «Матильды». Сержант Нижник, как сказано выше, дежурил у радиостанции, находясь в башне…
После Стройнов рассказывал:
— Когда мы установили на позиции пулемет, старший лейтенант приказал мне сползать по-пластунски к машине и принести еще два магазина. Мол, нашей пары может не хватить, если завяжется тяжелый бой. Я отправился выполнять приказание… Добрался до танка, попросил Нижника подать мне два диска. Принял их. Повернулся лицом к пулеметной позиции, чтобы лечь на землю и ползти к «Брену». В сгустившихся сумерках я увидел, как командир с поднятыми руками бежал к немецким окопам. Я швырнул на траву оба магазина и помчался к пулемету. С разбегу упал возле него. Хотел передернуть затвор, чтобы открыть огонь, но его на месте не оказалось — он валялся на лугу чуть поодаль. Схватил. Поставил на место и, когда взводный уже подбегал к вражеским окопам, хлестанул длиннющей очередью — попал. Орлов завалился в окопы к немцам. В нервном возбуждении продолжал нажимать на спусковой крючок, пока не кончились боеприпасы…
Экипаж был снят с танка и расформирован. Ему вменялось в вину то, что он не предотвратил побег командира. А что они могли сделать? Подлец, все предусмотрел, расставил своих подчиненных так, что они не видели начала его действий…
Иван Решняк слушал меня внимательно, не перебивая. Когда я закончил, спросил:
— Так, Дмитрий, ты не знаешь дальнейшую судьбу экипажа Орлова? Хорошо бы еще одного свидетеля найти!
Моя улыбка немного разозлила капитана.
— Чего усмехаешься?! Дело серьезное. Решается судьба человека!
— Не вопрос! Павел Нижник — радист экипажа Орлова — все еще служит старшим писарем штаба батальона.
— Зови его сюда!
Через считанные минуты старший сержант Нижник входил в кабинет контрразведчика бригады. Капитан коротко ознакомил его с документом, прочитанным ранее мне, и попросил рассказать о том, как старший лейтенант Орлов сдался врагу…
В наших монологах больших расхождений не оказалось. Решняк был доволен и попросил нас через два-три дня принести ему письменное изложение событий 18 сентября сорок третьего года, что мы и сделали…
* * *
Где-то через месяца полтора Иван Григорьевич звонит мне:
— Дмитрий, бери Нижника и приходите ко мне. Есть интересная информация об Орлове.
Вот что нам стало известно из новых материалов, присланных бригадному контрразведчику… Когда Орлову прочитали и показали наши свидетельства, он побледнел. Несколько минут не мог говорить. Понял — он разоблачен. Нашлись-таки очевидцы тех событий. Надеяться ему было больше не на что, и он не стал скрывать свою «биографию»…
В середине сорок второго года попал в плен, был завербован и прошел необходимую подготовку в разведывательном центре под Берлином. В конце этого же года через Иран был заброшен в Советский Союз. Прибыл в город Горький с документами из госпиталя, где и попал в нашу 233-ю танковую бригаду.
После сдачи в плен 18 сентября сорок третьего года находился на излечении в немецком госпитале — Стройнов перебил ему правую ногу… После окончания лечения почти восемь месяцев проходил подготовку в разведцентре, готовившем разведчиков для работы в послевоенное время. Затем немцы поместили Орлова в концлагерь, организовали ему с группой пленных побег. В ходе преследования беглецов часть из них была уничтожена, а троих оставили в живых, как свидетелей «отважного» поступка офицера-танкиста, который не только сам вырвался из фашистских застенков, но и помог это сделать нескольким соотечественникам…
Орлову предписывалось: устроиться на жилье, где он пожелает (как известно, он поселился на Украине); ударно трудиться; после окончания войны явиться в военкомат, где рассказать о пленении вследствие тяжелого ранения. Пройдя проверку, требовалось продолжать честно и усердно работать. На начало ведения разведки и ее характер должна была поступить соответствующая команда…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.