Глава 20 Душа-скиталица

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 20

Душа-скиталица

Эфемерная музычка, которую играли эти озорники в начале шестидесятых, оказалась самым постоянным, что случалось с ними в жизни. А самый возмутительный озорник, которому пророчили карьеру длительностью максимум в полгода, не сошел с конвейера и к сорока годам, и позже. Приближалось его пятидесятилетие, и настоятельный вопрос молодости больше даже не возникал: он никогда не будет слишком стар, чтобы петь «Satisfaction».

Это в природе ветеранов рока — застревать в вечной юности; публика от них того и ждет, даже требует. Они — вечные подростки, не только в смысле одежды, причесок и речи, но и в беспощадной своей гонке за самоудовлетворением и в своей неспособности примириться с неудобной или скучной реальностью. Едва нужно сделать что-нибудь неприятное, на выполнение задачи всегда находится кто-нибудь другой. Мик, абсолютный ветеран рока, стал абсолютным образчиком этой задержки развития. Невзирая на весь свой ум и утонченность, он по-прежнему жил той же самой жизнью и в том же самом интеллектуальном пространстве, что и в девятнадцать лет.

Когда Гарольд Николсон писал официальную биографию короля Георга V, основная проблема повествования была в том, что после шестидесяти король толком ничего не делал — палил по фазанам и рассовывал марки по альбомам. Вот и у Мика с пятого до шестого десятка, по сути, было два занятия. Во-первых, он занимался международной корпорацией под названием «Роллинг Стоунз». Во-вторых, как и Георг V, кое-что кое-куда совал — вот только не марки и не в альбом.

* * *

В свое четвертое десятилетие «Стоунз» въехали на белом коне. Опрос читателей и критиков, проведенный журналом «Роллинг Стоун» в конце 1990 года, показал, что они по-прежнему впереди всех своих конкурентов, как прошлых, так и будущих; они — «Группа года», у них — «Альбом года» («Steel Wheels») и «Гастроли года»; в результате голосования за лучший рок-сингл всех времен на первое место попала «Satisfaction».

В 1991 году появился (по большей части) концертный альбом «Flashpoint», куда вошел трек, политически окрашеннее всего, что когда-либо пел этот так называемый Уличный Боец в шестидесятых. США и Великобритания недавно послали войска в Кувейт, дабы противостоять вторжению иракского президента Саддама Хуссейна — деспота, которого британское правительство поддерживало годами как оплот против Ирана. «Highwire» — недвусмысленная тирада о международных торговцах оружием, которые останутся в выигрыше, как ни повернется эта первая Война в Заливе («we got no pride, don’t care whose boots we lick»[333]). В Великобритании сингл полюбили больше, чем весь «Steel Wheels», а Мик получил лишнее удовлетворение, когда Би-би-си в очередной раз его запретило.

Что интереснее, на «Flashpoint» содержится его единственное признание состояния, которое не обещало улучшений. «Sex Drive» отсылает к «Get Up (I Feel Like Being a) Sex Machine» Джеймса Брауна, но сдобрена исповедальностью («Ah got this secks dra-aive… drivin’ me ma-ayd…»[334]). В видеоклипе Мик лежит на кушетке у психотерапевта, а вокруг роятся скудно одетые дамы — видения, в итоге обретающие плоть. Однако терапевта играет Чарли Уоттс, и его загадочная улыбка начисто лишена осуждения.

Вопрос этот в ближайшие годы всплывет еще не раз: как может человек, в остальном такой умный, чистоплотный и осторожный в вопросах имиджа, так беспечно, публично и неустанно изменять жене? Как он мог изменять ей спустя считаные минуты после официального оформления отношений в пляжной хижине резчика по дереву?

Ответ — синдром вечного подростка. Тридцать лет рок-божество населяло отдельную вселенную, где не действовали обычные этические нормы, а на неудобные факты можно было не обращать внимания — особенно на неудобный факт своих отнюдь не юных лет. Почти любая женщина — произвольного возраста — по-прежнему бросалась ему на шею, не имея ничего против — даже не замечая — глубоких морщин, которые теперь прилагались к торсу, как у школьницы, и этим легендарным губам. Со всем этим можно было жить, не причиняя боли Джерри, поскольку Мик часто уезжал из дома, работая со «Стоунз» или бегая от налогов, а окружали его люди, навострившиеся скрывать его приключения не хуже придворных Людовика XIV. Но он бывал до безумия неосторожен — не столько подросток, сколько агрессивный малолетка, который бьет окна или таскает за хвост кошку, полагая, что взрослые попросту его не видят.

Джерри прекрасно понимала, как быстро он вернулся к прежним привычкам, но теперь у нее было двое детей и приходилось держать лицо. Когда таблоиды сплетничали о Мике и нью-йоркской светской львице Гвен Риверз, или о Мике и певице Надин Эксперт, или о Мике и модели Лайзе Барбушии, которая снялась в клипе «Sex Drive», Джерри смеялась и отмахивалась либо цитировала ковбойскую мудрость: «Пускай гуляют — потом сами вернутся». Однако с Карлой Бруни дело обстояло гораздо серьезнее.

Мик познакомился с ней на британском отрезке гастролей «Steel Wheels», которые в Европе были переименованы в «Urban Jungle». Карла Бруни тогда встречалась с Эриком Клэптоном, с которым и пришла за кулисы после концерта «Стоунз» в «Уэмбли». Зная хищнические склонности своего друга — однажды поставившие под удар его брак с Патти Бойд, — Клэптон отвел Мика в сторонку и взмолился: «Прошу тебя, Мик, эту — не трогай. По-моему, я влюбился». Но Городские Джунгли не знают пощады.

Не то чтобы Карла Бруни походила на беспомощную жертву. Она родилась в Италии, но выросла во Франции, была наследницей состояния итальянского производителя автопокрышек «CEAT», а в какие-то двадцать два года стала топовой французской супермоделью, которой добивались все дома мод, от «Диора» и «Шанель» до «Версаче» и «Лакруа». Если не считать длинных темных волос, было в ней что-то от Аниты Палленберг — та же гибкая элегантность, те же лепные скулы, та же власть над могущественными мужчинами, особенно невысокого роста. До Эрика Клэптона у нее была череда известных любовников, в том числе югославский кронпринц Дмитрий. Спустя десятилетие, когда она вознесется высоко над рок-звездами и отпрысками мелких европейских королей, один из многих неофициальных французских биографов назовет ее «Дон Жуаном в юбке».

Мысль о том, что ее место займет другая супермодель — к тому же на десять лет моложе, — наконец заставила Джерри поговорить с Миком прямо. Не в последнюю очередь беспокоило ее то, что эпидемия ВИЧ, прежде считавшаяся печальным уделом исключительно гомосексуальных мужчин, теперь настигала и неразборчивых натуралов. Мик возмущенно отрицал роман с Карлой — а той уже пришлось отбиваться от французской прессы, — и, хлопнув дверью, вылетел из временного британского пристанища в Барнсе, на юго-западе Лондона. Однако через несколько недель его с Джерри видели в ресторане на Барбадосе — они обедали и снова были друг с другом нежны. Когда они ушли, один посетитель подобрал с их стола бумажку — судя по всему, письменную просьбу о прощении, от Джерри к Мику. «Я хочу, чтобы у тебя была свобода, — в частности, говорилось там, — и я не против, чтобы ты еб других». Вскоре Джерри в третий раз забеременела.

Добросовестный и дальновидный отец, скрывавшийся под маской заблудшего супруга, решил, что трое его младших детей должны получить образование в Англии. В середине 1991 года Мик уплатил 2,5 миллиона фунтов за Даун-хаус, георгианский особняк о двадцати шести комнатах в Ричмонд-Хилле, когда-то принадлежавший драматургу Ричарду Бринсли Шеридану (чья самая прославленная пьеса очень кстати называется «Школа злословия»). Из дома открывался великолепный вид на Темзу и соседний королевский Ричмонд-парк с оленями. Неподалеку находился «Стейшн-отель», где в 1963 году Эндрю Олдэм впервые столкнулся с «Роллинг Стоунз», а безыскусный мальчик Трильби встретил своего Свенгали. Выше по холму, в бывшем доме Ронни Вуда, жил Пит Таунсенд; сам Вуди приобрел псевдотюдоровский охотничий дом (с настоящим, полностью оборудованным пабом) по другую сторону от Ричмонд-парка.

Даун-хаус предназначался для постоянного проживания Джерри, Элизабет, Джеймса и нового ребенка, который вот-вот к ним присоединится, однако Микова затейливая налоговая ситуация не позволяла ему жить там постоянно. Всякий раз, приезжая, он не сразу отходил от иной своей жизни — с гастролями, записями и подростковыми загулами. Но потом превращался в довольного семейного человека — гулял с собаками в Ричмонд-парке и в свой черед присматривал за семилетней дочерью и шестилетним сыном. Один гость вспоминает, как Мик тщетно пытался угомонить Элизабет и Джеймса, когда те расшалились уже после отбоя, — и голос, певший «Get Off of My Cloud» и «Midnight Rambler», орал наверху: «Ну-ка прекратите этот ор!»

Он хорошо стряпал, в кухне бывал терпелив и дотошен, как в студии, и мог полдня колесить по магазинам в поисках всех до единого нужных ингредиентов для заинтересовавшего его японского блюда. За Джерри таких талантов не водилось — она стряпала так же бодро, как делала все остальное, облачаясь в фартук, подаренный сестрами. Фартук был вдохновлен конвертом «Sticky Fingers» — на нем имелась нашивка с молнией, из которой вываливался тряпочный пенис. Подарок был вдвойне символичен — в наименее очевидном смысле потому, что Джерри способна была проебать любое простейшее блюдо, даже болтунью или пасту. В результате ее сын Джеймс увлекся готовкой с ранних лет и вскоре достиг такого мастерства, что ему доверяли семейный рождественский обед.

Период беременности Джерри Мик отчасти провел дома и был ласков и заботлив. Карла Бруни, похоже, переключилась на нью-йоркского магната недвижимости Дональда Трампа — это тоже утешало. Каждую ночь в постели, позднее вспоминала Джерри, «я прижималась ногой к его большой теплой ступне, и это была такая любовь, и счастье, и покой. А утром я просыпалась, когда он приносил мне чаю».

Казалось бы, мужчина сорока восьми лет, если он в своем уме, не станет рисковать такой жизнью. Но ничто не остановит вечного подростка — хочешь не хочешь, а пенис выпрыгнет из фартука. Мик по-прежнему виделся с Карлой и как-то умудрялся не попасться, даже когда пригласил ее к себе в замок после отъезда Джерри и детей в Лондон.

В январе 1992 года Джерри родила вторую дочь, Джорджию Мэй Айишу. Назавтра Мик улетел в Таиланд — явно к Карле на роскошный курорт Фукет — и там профукал свою конспирацию. Газеты сообщили, что Мик и Карла живут на одной вилле отеля «Аманпури», где Мик зарегистрировался под псевдотайским именем Ктотинг.

Джерри приступила к яростной оборонительной кампании — позвонила Карле и исполнила несколько колоритных техасских вариаций на тему «Оставь моего мужика в покое», а затем через глянцевые журналы транслировала сообщение о бесконечном брачном блаженстве. «Хелло!» сфотографировал ее с Элизабет, Джеймсом и новорожденной на Мастике; французскому журналу «Вуаси» она поведала, что рассчитывает заниматься с Миком любовью, когда ей будет девяносто. «[Это] лучший способ сохранять фигуру. Вот поэтому я ненавижу, когда Мик уезжает. Но когда мы вновь встречаемся, уверяю вас, мы наверстываем упущенное». По работе она однажды лицом к лицу столкнулась с похитительницей мужей. «Ты когда оставишь моего мужа в покое?» — заорала она через всю комнату, где толпились крупные дизайнеры и модные журналисты, непривычные к страстям сильнее воздушного поцелуя. «Пускай он меня в покое оставит!» — крикнула в ответ Карла.

Джерри держала лицо еще несколько месяцев, сияла и улыбалась подле Мика, даже когда ее отсутствие могло поставить его в очень неловкое положение. Она, к примеру, была с ним в мае 1992-го, когда Кэрис, его дочь от Марши Хант, закончила Йельский университет. Когда-то он пытался увильнуть от отцовства, теперь же гордился старшенькой не меньше, чем все присутствовавшие отцы гордились своими дочерьми, и со всевозможных ракурсов снимал на видео умную и красивую девушку в студенческой мантии и шапочке.

Джерри была с ним в июле, когда — гораздо быстрее, чем он надеялся или желал, — вечный подросток стал дедушкой. Джейд, его дочь от Бьянки, прибилась к хиппи, бросила приличный английский пансион ради изучения истории искусств во Флоренции, затем решила стать художницей. В девятнадцать лет она забеременела от двадцатидвухлетнего Пирса Джексона, тоже будущего художника, который не создавал впечатления, будто способен обеспечить дочь Джаггера всеми привычными ей благами. Новорожденную, всего на полгода старше младшей дедушкиной дочери, назвали Ассизи Лола. Джерри прекрасно ладила и с Джейд, и с Кэрис, а кроме того, наводила мосты между Миком и Бьянкой, а также Миком и Маршей. Без нее всех корежило бы от смущения; а так вышло, что смущалась она одна.

Цепляясь за Мика, она даже уговорила его хотя бы отчасти разыграть в реальности видеоклип «Sex Drive» и сопроводить ее к семейному психотерапевту. Но поскольку играть на камеру не требовалось, «тирания клевизны» оказалась непробиваема. «Такие вещи не помогают, если этого взаправду не хотят оба, — вынуждена была признать Джерри. — Мик никогда не изменится».

Наконец она во всем призналась колумнисту «Дейли мейл» Бэзу Бэмигбою: «Мы разъехались и, видимо, разведемся. Мне слишком больно, я не могу так дальше… То, что случилось, непростительно, и вряд ли у нас есть надежда». Для журнала «Макколл» она прибавила: «Нет ничего унизительнее, чем любить его так, что прощаешь измены. Но я всегда надеялась, что он это перерастет и больше такое не повторится».

Впервые угроза Микова разрыва с женщиной взбаламутила его окружение. Даже Кит изрек нечто не про Кита и не про тонкие подробности блюзовой игры: «Если [они с Джерри] расстанутся, будет ужасно жалко. Надеюсь, мужик возьмется за ум… ну, знаете, маленькая черная книжица, все такое. Когда тебе под пятьдесят, все как-то слегка чересчур… немножко крыша едет».

И вскоре мужик вроде бы прислушался. Он позвонил Джерри и попросил встретиться с ним в Далласе. Через три дня они вместе очень публично пообедали в далласском отеле — пусть все знают, что у них снова все хорошо. Но на этот раз никаких извинений от Джерри не всплыло.

* * *

Перед этим водоразделом — пятидесятым днем рождения — Мик предпринимал спазматические попытки оживить свою кинокарьеру, застопорившуюся на «Представлении» и «Неде Келли» двадцать с лишним лет назад. Сам он никогда попыток не бросал, хотя в последнее время в основном склонялся к мысли о сотрудничестве с Дэвидом Боуи, который сыграл роль, отброшенную Миком, в «Человеке, который упал на Землю» (а теперь жил по соседству на Мастике).

Эти двое замахнулись на два дорогих голливудских фильма про двух друзей, «Отпетые мошенники» и «Иштар», но в первом проиграли Майклу Кейну и Стиву Мартину, а во втором Дастину Хоффману и Уоррену Бейти — и хорошо, поскольку «Иштар» оглушительно провалился. Когда было объявлено об экранизации нью-йоркского романа Тома Вулфа «Костры амбиций», Мик заглядывался на роль ушлого британского журналиста — типажа, с которым был прекрасно знаком, — но затем эту роль переписали под американца и отдали Брюсу Уиллису.

В 1992 году имя «Мик Джаггер» наконец снова появилось на киноплакате, хотя вскоре он об этом пожалел. Действие «Корпорации „Бессмертие“»[335] происходит в Америке будущего, где больные богачи могут трансплантировать свой мозг в здоровые тела, и потому на молодежь ведется охота. Мику в последний момент предложили сыграть беспощадного охотника Вейсендака, у него перед записью нового сольника выдалось несколько свободных недель, так что он твердо сказал «да», которого добивались столь многие продюсеры, а потом не успел слинять. Какая ирония: отказавшись от десятков престижных и сложных ролей, он в итоге согласился ровно на тот научно-фантастический шлак, от которого увиливал все семидесятые, — «Филип К. не Дик, — как выразился один критик, — Филип К. Одомашнен». Особенно коротко он разделался с «Джаггером в футуристической кожаной защитной экипировке, что выглядит донельзя глупо», поскольку персонаж откровенно слишком молод для такого актера.

В телеинтервью, рекламируя фильм, Мик проговорился, что на натуре в Атланте ходил по городским стрип-клубам с исполнителем главной роли двадцатидевятилетним Эмилио Эстевесом. «А как это согласуется с имиджем семейного человека?» — спросили его. Ответ прозвучал отвратительный: «Можно родить пятерых и не стать „семейным человеком“». Ему, впрочем, хватило приличия извиниться — мало ли, вдруг один из этих детей как раз сидит перед телевизором.

В 1993-м вышел его третий сольный альбом, запись какового стала причиной длительного отсутствия его большой теплой ступни в брачной постели. Памятуя уроки сольных проектов восьмидесятых, он в основном ограничился соулом, кантри и госпелами, а звезд в студию не приводил, за исключением Билли Престона, джазового саксофониста Кортни Пайна, Ленни Кравица на одну вокальную партию и Фли из Red Hot Chili Peppers на бас. Альбом распродался двумя миллионами экземпляров и стал золотым диском в США, хотя название его, «Wandering Spirit»,[336] было не слишком точным. Джерри, к примеру, могла бы отметить, что скитается отнюдь не его душа, а совсем другой орган. А подлинным скитальцем того года оказался Билл Уаймен, который в пятьдесят шесть лет ушел из «Стоунз».

В самом начале, в 1962 году, остальные хотели заполучить не столько Билла, сколько его лишний мощный усилок. Отношения между ними не складывались тогда и так и не сложились впоследствии. В классовой иерархии «Стоунз» «мистер Формайка» (как прозвал его Эндрю Олдэм) всегда был предметом невнятных насмешек — его снобски презирали за аккуратность и пунктуальность, за то, что гораздо старше остальных, за то, что у него жена и ребенок, а они еще одиноки, и за то, что — само по себе истерически смешно — он происходил из Пенджа, пригорода Южного Лондона. Даже теперь, спустя тридцать один год, о нем говорили (и он сам говорил), что он так и не стал полноценным членом группы.

Игра на электробасу — не высокое искусство, но хорошие рок-басисты редки и ценятся на вес золота. Одним из них был Пол Маккартни, другим — Билл Уаймен. Может, это и не столь очевидно, но своим убийственным звуком «Стоунз» обязаны не только Китовым риффам, но и бас-гитаре, которую Билл держал под этаким странным углом, почти вертикально. И однако, Биллу никогда не давали понять, что он незаменим. Другие члены группы тоже нередко играли на басу — Мик Тейлор на «Tumbling Dice», Вуди на «Emotional Rescue» и «Fight», Кит на разных треках, в том числе на «Let’s Spend the Night Together» еще в 1966 году.

В своей публичной жизни Билл делил с прочими «Стоунз» ответственность за то, что натворил Мик или Кит, но его частная жизнь полнилась напоминаниями о том, сколь неважен он для группы. Если Мику в последнюю минуту взбредало в голову отправиться на Олимпийские игры (без проблем), полдюжины помощников наперегонки бежали к телефону; если на Олимпийские игры хотел Билл (проблема), сотрудники конторы перебрасывали задание друг другу, как в игре «передай посылку». Когда Биллу требовалось забронировать студийное время, чтобы поработать над сольным треком, все были слишком заняты — искали Киту нового повара.

Но горше всего он обижался из-за денег. Публично он утверждал, что общий доход «Стоунз» щепетильно распределяется поровну, и сержантский состав — он и Чарли — получает не меньше, чем офицеры Мик и Кит. Выглядел он чистейшим поп-музыкальным плутократом: Геддинг-холл, величественный дом в Саффолке, плюс вилла в Провансе, по соседству от великого художника Марка Шагала (и то и другое — на максимальном расстоянии от Пенджа). На самом же деле доход этого человека, основателя и члена самой прибыльной в мире рок-группы, составлял лишь малую долю доходов, которые ему приписывали, — вплоть до того, что ему приходилось подолгу жить на банковских овердрафтах.

Разумеется, львиная доля заработков отходила Мику и Киту как авторам песен, но даже этого им — во всяком случае, Мику — было мало. Когда Билл написал «In Another Land» для «Their Satanic Majesties Request», его заставили отдать долю авторских отчислений Джаггеру — Ричардсу, и в результате он больше не написал для «Стоунз» ни единой песни. За свой вклад в крупнейшие хиты Джаггера — Ричардса он не получал не то что компенсации — даже благодарности. Скажем, более щедрые и демократически настроенные коллеги вписали бы его в список авторов «Jumpin’ Jack Flash» за классический рифф, но Мика и Кита — особенно Мика — даже спрашивать об этом не имело смысла.

Билл подумывал уйти одновременно с Миком Тейлором, но задержался и в омерзении беспомощно смотрел, как Кит чуть не убил группу в семидесятых, а Мик в восьмидесятых. С точки зрения Билла, разница была в том, что Кит, хоть и последовательно себя уничтожал, всем сердцем болел за «Стоунз»; Мик же болел за себя одного. Появление Ронни Вуда несколько скрасило жизнь сержантского состава, но ужасный внутренний дисбаланс не исправило. Вуди был опытным и плодовитым автором песен, но (как и с «In Another Land») от него ожидалось, что авторство он поделит с Джаггером — Ричардсом. «Почему ты это терпишь?» — часто спрашивал Билл. Но беспечный Вуди не хотел ни с кем ссориться и к тому же почитал за честь выход своей песни на альбоме «Стоунз» — для него это было дороже любых гонораров.

Коллеги, которые смеялись над Биллом, подавились собственными хиханьками: тихий и незаметный Билл Уаймен прославился из них больше всех — не считая Мика — как музыкант и как личность. Более того, он добился успехов в тех самых областях, где Мик так откровенно провалился. Он не просто оказался первым из «Стоунз», кто выпустил сольный альбом, но также единственным, чей сингл — «Si Si Je Suis un Rock Star» — попал в британский «Топ-20». Он написал музыку к фильму «Зеленый лед» (1981),[337] и ему аплодировали существенно громче, нежели Мику за его единственную попытку такого рода, саундтрек к «Пробуждению моего демонического брата». Билл успешно дописал и опубликовал автобиографию «Stone Alone», в 1990 году ставшую бестселлером. Даже в сфере приапизма он теперь не отставал от Мика и утверждал, что у него на компьютере хранятся имена и адреса тысячи разных женщин, с которыми он переспал.

Тут вокруг него разгорелся скандал, до какого Мику было очень и очень далеко. В 1984 году, в сорок восемь лет, Билл начал встречаться с тринадцатилетней лондонской школьницей Мэнди Смит — чисто платонически, уверял он позже, и с полного согласия ее матери. Об этих отношениях сообщили «Новости мира», а генеральный прокурор счел необходимым провести расследование; британским таблоидам достался роскошный пир, какого не бывало с самого Года Батончика «Марс». «БИЛЛ ЗАВОДИТ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНЮЮ ЛЮБОВНИЦУ»; «МЭНДИ СТАВИТ НА ГРЕХОВНОСТЬ»; «УАЙМЕНУ ГРОЗЯТ ПОСЛЕДСТВИЯ»; затем, когда генпрокурор решил никаких мер не принимать, — «СЕКС-РАССЛЕДОВАНИЕ ПО ДЕЛУ УАЙМЕНА НИ К ЧЕМУ НЕ ПРИВЕЛО».

Заголовки, затмевавшие Мика, появлялись до конца десятилетия: сначала пятидесятидвухлетний Билл и восемнадцатилетняя Мэнди устроили богатую свадьбу в июне 1989 года; затем новобрачную поразило расстройство питания, отчего она похудела до пяти с половиной стоунов; затем пара стремительно развелась после какой-то недели совместной брачной жизни; наконец, на повороте, достойном Гилберта и Салливана, двадцатисемилетний сын Билла Стивен обручился с Пэтси, матерью Мэнди, превратив недавнюю тещу Билла в его будущую невестку.

История с Мэнди была крупной ошибкой Билла — синдром вечного подростка в худшем его проявлении, — и Билл с готовностью это признал. И все равно его мучило, что ни один коллега не поддержал его ни словом — ни публично, ни частным образом. Скажем, у Кита были причины подставиться, как подставился Билл в 1977 году, когда в Торонто добывал ему отчаянно потребный героин. Но Кит только и сказал, что «[Билл] думает членом», — неточно и к тому же бестолково. Мик всей этой истории ужасался, как и надлежит отцу двух восемнадцатилетних дочерей, хотя тут можно было далеко не ходить — совсем недавно он и сам встречался с семнадцатилетней, не говоря уж о том, что пел «Stray Cat Blues» («Ah can see that yaw fifteen years old / No, Ah don’ want yaw ID»).

Мик терпеть не мог, когда другие «Стоунз» пересекались с ним в светских кругах, а теперь регулярно сталкивался не с кем-нибудь, а с Биллом. Порой их обоих по отдельности приглашали на концерты в пользу благотворительного общества принца Уэльского, куда приходила большая поклонница поп-музыки и красавица принцесса Диана. Мик, по воспоминаниям одного очевидца, «серел лицом», когда прибывал в VIP-ложу и видел, что Билл уже болтает там с членами королевской семьи.

Порой удобно было притвориться, будто они по-прежнему равны, по-прежнему друзья. Если Билл ужинал в ресторане с друзьями, Мик с большой свитой подсаживался к его столу, заказывал дорогое шампанское и отбывал, пока не принесли громадный счет. Но когда Билл просил о встрече, чтобы поговорить о делах, ему говорили, что Мик слишком занят. Рэй Коулмен, писавший автобиографию Билла, наблюдал не одну и не две такие сцены. Даже Коулмену, кому отнюдь не в новинку была рок-звездная эгомания, представлялось «невообразимым, что бас-гитарист „Стоунз“ звонит вокалисту, а тот сообщает, что у него на бас-гитариста нет времени».

Сердце Билла оделось железной броней на гастролях «Steel Wheels» 1989–1990 годов, которые должны были прекратить междоусобицы в группе и принесли ей 260 миллионов долларов, почти втрое больше первоначальных прогнозов. После Билл говорил друзьям, что бухгалтеры на этих гастролях заработали больше, чем он и Чарли, вместе взятые.

Его уход в 1993 году потряс музыкальный бизнес. В ноябре 1991 года «Стоунз» подписали контракт со студией «Вёрджин»[338] — менее подходящего названия лейбла и не сыщешь, — получили крупнейший свой аванс в 25 миллионов долларов и теперь готовились к мировым гастролям в поддержку первого альбома на новой студии, «Voodoo Lounge». Как и со «Steel Wheels», все организовывалось через молодого канадца Майкла Коля и его компанию «TNA» (сокращение от «The Next Adventure»). Коль уже знал, что побьет рекордные доходы «Steel Wheels», — новые денежные потоки от спонсоров, с продажи мерчандайза, телевизионных прав и дорогих VIP-трибун, которые покончат с многолетней традицией адского неудобства зрителей на рок-концертах — во всяком случае, для тех, кто может себе это позволить. Короче говоря, создавалось впечатление, что Билл бросает золотую жилу.

После тридцати лет его работы в «Стоунз» с ним не попрощались как полагается, ни слова не сказали публично. «Играть на басу вряд ли сложно, — прокомментировал Мик. — Если надо, я и сам смогу». Кит послал Биллу факс, в котором говорилось: «Из группы выносят только в гробу», подразумевая, очевидно, что гроб он приготовил и с дорогой душой уложит туда дезертира. В прессе, однако, Кит отметил только, что Биллу негоже оставаться в группе: он «слишком сморщенный». Кто бы говорил; к тому же из них всех только Билл морщинами почти не обзавелся.

Перед гастролями «Voodoo Lounge» пятого «Стоуна» на бас искать не стали. Работа досталась американцу Дэррилу Джонсу, прекрасному музыканту, который однажды играл с Майлзом Дэвисом, но, как Мик Тейлор и Вуди, стал просто сотрудником на зарплате.

Уход из группы не прикончил Билла Уаймена, как предсказывали многие, — вообще-то, уход из группы его создал. Как раз перед последними своими гастролями он открыл ресторан текс-мекс «Липкие пальчики», в честь альбома «Стоунз» 1971 года, и разукрасил его сувенирами своей карьеры из того самого архива, к которому — не без удовлетворения — не подпустил Мика. Поначалу он думал открыть сеть ресторанов «Роллинг Стоунз», но принц Руперт предупредил, что тогда к пальчикам его коллег по группе прилипнет 90 процентов дохода. Одно это заведение в Кенсингтоне, на западе Лондона, вскоре ежемесячно приносило ему больше, чем он зарабатывал со «Стоунз» все эти годы.

У него водилось много увлечений помимо музыки, и он не стал одной из многочисленных профессиональных жертв и нытиков от индустрии, а о своем бывшем командире высказывался крайне редко и никогда — публично. Один раз, впрочем, он столкнулся с прежней невестой Мика, бывшей Крисси Шримптон и ее дочерью Бонни. «Твоя мать была обворожительна, — сказал он Бонни, — а [Мик] паскудно с ней обошелся… он со всеми подругами паскудно обходился… и со всеми нами обходился паскудно».

* * *

В 1997 году сорокатрехлетний Тони Блэр стал самым молодым премьер-министром Великобритании с 1812 года; под его руководством партия лейбористов пережила ребрендинг, якобы помолодела и превратилась в «новых лейбористов». В начале семидесятых Блэр пел и играл на соло-гитаре в студенческой группе и свою решительную победу над консерватором Джоном Мейджором одержал на волне победоносной поп-музыки, особенно «Things Can Only Get Better» D: Ream. В кабинете и среди советников были в основном его ровесники, которые в свое время, в клешах из мятого бархата, тряся локонами до плеч, рубились под «Brown Sugar» и «Honky Tonk Women». Власть — политическая и экономическая — перешла к беби-бумерам; в Америке это уже случилось с приходом президента Билла Клинтона.

При Блэре — говоря точнее, при его политтехнологах-бумерах — появилась концепция «Крутой Британии»: якобы Великобритания при новых лейбористах конца девяностых переживает тот же взлет молодой творческой энергии и национальной гордости, что Великобритания при старых лейбористах в середине шестидесятых. Шестидесятые вернулись, и им суждено остаться навсегда: в одежде, прическах, дизайне и декоре, в творчестве мятежных молодых исполнителей (которых все полагали «новым рок-н-роллом»), а превыше всего — в потоке лохматых рок-групп, одетых в костюмы под горло, поющих со своими подлинными акцентами, а не с джаггеровскими псевдоамериканскими и в целом известных под названием «брит-поп». Было даже эхо мифического соперничества «Битлз» и «Стоунз» в шестидесятых, только перевернутое с ног на голову: очаровательные южане Blur против неотесанных северян Oasis.

Тридцать лет назад старый лейборист Гарольд Уилсон цинично заигрывал с молодежной культурой в лице «Битлз», дабы привлечь молодежь на выборы. Блэр же был одержимым рок-фанатом, и кресло премьер-министра подарило ему божественный шанс потусоваться с кумиром юности. Размявшись на паре-тройке тусовок Крутой Британии на Даунинг-стрит, 10, в обществе Миджа Юра из Ultravox и Ноэла Галлахера из Oasis, он начал добиваться встречи с Миком Джаггером. Встреча стала наглядной демонстрацией способности Мика превратить самого крупного альфа-бумера в лужицу желе.

Свидание состоялось за частным ужином, который устроил друг Блэра писатель Роберт Харрис. Также присутствовали Джерри (снова подле своего мужчины), супруга Блэра Шери, супруга Харриса Джилл и бессовестный имиджмейкер Блэра Питер Мэнделсон. Вспоминая этот вечер в своей автобиографии двадцать лет спустя, Мэнделсон описывает Мика как «умного и политически прозорливого» — ровно такой же вывод сделал старый лейборист Том Драйберг примерно в 1968 году. Весь вечер, безжалостно повествует Мэнделсон, Блэр за трапезой вел себя как подобает премьер-министру, но «затем… собрался с духом и подошел к Мику. Поглядев ему в глаза, он произнес: „Я хочу сказать, что вы всегда очень много для меня значили“. На миг я заподозрил, что он сейчас попросит автограф».

Мику теперь было пятьдесят четыре года, но его сексуальная энергия застряла на отметке «под небесами», и он по-прежнему без стеснения и страха последствий добивался женщин, годившихся ему в дочери. В последнее время его публичные загулы слились в одно сплошное цунами. Кто-то заснял на камеру, как двадцатишестилетняя чешская модель Яна Райлих — ростом шесть футов один дюйм, — завернувшись в полотенце, выглядывает из его бунгало в отеле «Беверли-Хиллз», словно проверяет, чист ли горизонт. Видели, как знаменитые губы (вечного подростка) целуют звезду «Криминального чтива» Уму Турман в лос-анджелесском клубе «Вайпер-рум».[339] Двадцатидвухлетняя британская модель Николь Крак заявила, что переспала с Миком в Японии и сбежала из его номера в последнюю минуту, когда Джерри уже поднималась на лифте. В то лето Джерри снова решила, что с нее довольно, и обратилась к крупному британскому специалисту по разводам адвокату Энтони Джулиусу. Мику, однако, снова удалось ее разубедить, и, словно желая закрепить их rapprochement,[340] Джерри в четвертый раз забеременела.

В августе Мик оставил ее планировать оформление детской и приехал к остальным «Стоунз» в Нью-Йорк, где им предстояло снимать видеоклип на песню «Anybody Seen My Baby?» с их следующего альбома «Bridges to Babylon». Согласно решительно недетскому сюжету Мик в грязном клубе замечал молодую стриптизершу, которая потом в одном белье убегала от него по запруженным улицам Нью-Йорка.

На роль стриптизерши он хотел нанять двадцатидвухлетнюю Анджелину Джоли, которая впоследствии будет сидеть в зале среди других завороженных зрителей на церемонии BAFTA; в 1997 году она была самой красивой из расцветавших голливудских актрис — и, пожалуй, самой отвязной. Анджелина, дочь Джона Войта («Полуночный ковбой»[341]), уже вышла за своего первого мужа, молодого британского актера Джони Ли Миллера, и славилась довольно «стоунзовским» образом жизни. К примеру, на своей свадьбе с Миллером она шла к алтарю в черных штанах и белой рубашке, на которой кровью было написано имя жениха.

Поначалу Джоли отказалась от роли в «Anybody Seen My Baby?» — у нее было много важной работы в кино. Однако ее уговорила мать Марчелина, с начала семидесятых рьяная поклонница Джаггера. Бравурная игра — Джоли сбрасывает одежду, затем белокурый парик и петляет среди машин в бюстгальтере и трусах — вышибла у Мика из головы все мысли о шестифутовых чешских моделях и даже об Уме Турман. Тот факт, что он был на пять лет старше ее отца, разумеется, ничего не значил.

Однако, по словам биографа Джоли Эндрю Мортона, ухаживания за этой настоящей Энджи совсем не походили на весь прежний опыт Мика. Впервые он оказался влюбленным кавалером, а предмет его страсти — взбалмошной суперзвездой, которую поймать не проще, чем любую роковую бабочку. Его всемирная слава и загадочность Анджелину Джоли, по рассказам Мортона, не впечатляли, и она стала первой его подругой, которая обращалась с ним «паскудно».

Отношения их длились года два — судя по всему, Джерри ничего не знала, а Марчелина всячески одобряла происходящее: так осуществлялась ее многолетняя греза о Мике. По плану Марчелины, пишет Мортон, Мик должен был развестись с Джерри и жениться на Анджелине, а Марчелина затем переедет к ним.

Мик не давал повода думать, что желает зайти так далеко, но влюблен был по уши, чего не скрывала никакая «тирания клевизны». Когда Джоли ему не перезванивала — что обычно и случалось, — он наговаривал длинные мольбы на автоответчик по номеру, который она ему оставила; он не знал, что это телефон ее матери. Марчелина упивалась этими посланиями и порой приглашала друзей послушать. Несмотря на свою надменность, пишет Мортон, Анджелина увлеклась материными матримониальными фантазиями и однажды сказала Марчелине, что Мик и впрямь сделал ей предложение. Еще она объявила, что хочет усыновить ребенка-инвалида и назвать его «Мик Джаггер».

У Джерри к Мику были другие претензии: его снова видели с Карлой Бруни. Маска их семейного согласия начала сползать. На званом ужине у Элтона Джона гости замечали, сколь яростные взгляды Джерри бросает на Мика. Тот в ответ напился, как обычно не напивался на публике, а затем вместе с Элтоном, еще одним знаменитым вечным подростком, экспромтом исполнил дуэт.

23 сентября «Стоунз» отправились на гастроли в поддержку «Bridges to Babylon», спланированные на год, но затянувшиеся почти на три; в общей сложности они сыграли для 4,5 миллионов слушателей в Северной Америке, Японии, Южной Америке и Европе и заработали 390 миллионов долларов. На басу снова был Дэррил Джонс, и они наняли шесть дополнительных музыкантов, в том числе Бобби Киза, и трех бэк-вокалистов. Каждый концерт начинался с фейерверков, из которых появлялся Кит, игравший вступление к «Satisfaction», величайшему рок-синглу всех времен. И была в этих концертах интимность и доброжелательность, прежде Мику не свойственная. Зрители веб-голосованием определяли, какие песни хотят услышать, а посреди каждого концерта группа по навесному мосту переходила на «Б-сцену» — такой как бы крошечный боксерский ринг, выдвигавшийся в толпу на 150 футов. В Великобритании, где зарубежные туры «Стоунз» когда-то вызывали пароксизмы праведного отвращения и унижения, новолейбористский министр внутренних дел Робин Кук выразил надежду, что группа станет посланником Крутой Британии и «понесет в мир британское искусство».

В Лондоне Джерри одиноко переживала беременность, чувствуя себя «заброшенной, толстой и нелюбимой»; техасского нахальства у нее, впрочем, не поубавилось. На восьмом месяце она обнаженной позировала для портрета великому Люсьену Фрейду, семидесятичетырехлетнему внуку Зигмунда, человеку, чья репутация любителя молодых женщин и зачинателя детей не уступала Миковой. Они встречались трижды в неделю, и на этих встречах женоненавистник Фрейд обнаруживал удивительную доброту и благородство; Джерри чувствовала себя самой красивой женщиной в мире, он часто прерывал сессии и божественно ее кормил, они обменивались литературными цитатами — он ей цитировал лорда Рочестера,[342] она ему Эдгара Аллана По.

Позже Фрейд восхищался «живостью» Джерри и ее «физическим интеллектом»: в своем теле на восьмом месяце беременности ей было уютно, как новой мегасупермодели Кейт Мосс в своем. Как правило, женские модели Фрейд изображал омерзительными кучами ворвани, но полулежащая Джерри с пузом и текучими золотыми волосами вся светится.

Портрет был закончен к 9 декабря, когда она родила Мику второго сына Гэбриэла — Гавриила, архангела, что изгоняет последние тени Люцифера. Мик при этом не присутствовал — он обещал симпатизировать дьяволу со сцены в Атланте и ребенка увидел только спустя неделю. Первым Джерри навестил в больнице влюбленный Люсьен Фрейд с коробками нарциссов.

Через несколько дней Мик снова уехал на встречу со «Стоунз» — но на сей раз на благородного Люсьена Фрейда ей опереться не удалось. Фрейд писал второй портрет обнаженной Джерри, которая теперь кормила ребенка грудью. Когда ей из-за гриппа пришлось отменить три сеанса подряд, Фрейд пришел в ярость и зарисовал неоконченную фигуру Джерри — теперь вместо нее ребенка грудью кормил один его помощник мужского пола. Затем он послал ей записку, в которой сообщал, что сделал, и приложил эскиз, на котором изобразил ее обнаженной, — из всех отверстий у нее хлестала жидкость. Рядом с Люсьеном Фрейдом бледнела даже рок-н-ролльная паранойя. Джерри сначала расстроилась, но вскоре его простила, решив, что «все лучшие люди чуток того».

По словам Эндрю Мортона, на гастролях «Bridges to Babylon» Мик все еще добивался Анджелины Джоли. В начале 1998 года, когда «Стоунз» направились в Южную Америку, он позвал ее с собой, но она отказалась — а если б согласилась, обошлось бы без многочисленных бед впоследствии; быть может, даже был бы спасен его брак. Перед концертом «Стоунз» на стадионе «Праса-да-апотеосе» в Рио-де-Жанейро 11 апреля участники веб-голосования почти единодушно потребовали «Like a Rolling Stone», нечаянный поклон Боба Дилана (хотя нынче Мик утверждает, что песня для них и была написана). И кто же, весь такой обаятельный, вышел на сцену спеть с Миком, как не сам Дилан.

В мае, пока «Стоунз» отдыхали перед финальными европейским и британским отрезком гастролей, стало известно, что Кит Ричардс упал с лестницы у себя в коннектикутском загородном доме и сломал три ребра. В этом тут же заподозрили характерную шалость, сдобренную наркотиками и алкоголем, но версия отпала, едва выяснилось, что лестница находилась у Кита в личной библиотеке, а упал он, потому что потерял равновесие, доставая книгу о Леонардо да Винчи; падению сопутствовал также град тяжелых томов Британской энциклопедии. В результате берлинский концерт пришлось отодвинуть на месяц, еще четыре во Франции и Испании отменить, один итальянский — отложить.

Британские поклонники между тем узнали, что «Стоунз» не приедут в августе, как планировалось, и благодарить за это нужно якобы рок-н-ролльный новолейбористский режим Тони Блэра. Канцлер казначейства Гордон Браун незадолго до того закрыл лазейку, позволявшую британским гражданам, проживающим за рубежом, ежегодно определенное количество дней работать на родине, не считаясь при этом резидентами и не платя подоходного налога. Эта мера датировалась мартом и отменяла все соглашения Мика, Вуди и Чарли с налоговым управлением (Кит через жену получил двойное американское гражданство, и его это не касалось). Чтобы не выплачивать около 10 миллионов фунтов налогов на всех, группа отменила концерты в Эдинбурге, Шеффилде и Лондоне.

Британские СМИ возмутились этаким пренебрежением к аудитории, которая, казалось бы, должна быть для группы важнее всего. Собственно говоря, новые правила отражались не только на «Стоунз», но и на прочих нерезидентах из их гастрольной команды в 270 человек — хотя, конечно, третьему помощнику гастрольного менеджера светили несколько меньшие потери. Мик не хотел расстраивать британских слушателей и на редкость серьезно пытался достичь некоего дипломатического компромисса с правительством, предлагал благотворительный концерт в обмен на временную отмену налоговой пени, даже воспользовался колонкой «Индепендент» «Право ответить», дабы изложить свою точку зрения. Но что бы ни значил для Тони Блэра он лично, это ничего не значило в целом. Представитель казначейства, чья угрюмость резко контрастировала с примирительным тоном Мика (даже конторские крысы из Уайтхолла теперь полагали себя «новым рок-н-роллом»), отвечал, что никаких исключений сделано не будет и его не интересуют «нотации миллионера, бегающего от налогов».

* * *

Мику, однако, гастроли в 1998 году создали проблему посерьезнее. В марте, когда Анджелина Джоли отказалась поехать с ним в Рио-де-Жанейро, он утешился двадцатидевятилетней бразильской моделью Лусианой Морад. Теперь она заявляла, что их роман длился больше восьми месяцев и в результате она от Мика беременна. Ее нью-йоркский адвокат подал иск об отцовстве и вроде бы требовал 5 миллионов фунтов на содержание будущего ребенка.

На Лусиане Морад Джерри сломалась. До той поры она мирилась с односторонним открытым браком, но уговор четко гласил: никаких детей. В январе 1999 года, устав оттого, что «другие женщины вечно пытаются вышибить дверь», она в Великобритании подала на развод на основании «регулярных измен» Мика. Представляла ее Сандра Дэвис, которая помогла принцессе Диане при разводе добиться 17 миллионов фунтов от принца Уэльского. Мик в ответ заявил, что их с Джерри балийская свадебная церемония не имеет юридической силы (о чем он еще в то время сообщил минимум одному знакомому), поэтому развод здесь неуместен, а алименты — и подавно.

Он как будто хотел подтвердить все легенды о своей надменности, жестокости и эгоизме: сначала разочаровал четверть миллиона британских беби-бумеров, дабы сэкономить на подоходном налоге; теперь пытался обсчитать женщину, которая восемь лет была ему превосходной женой и родила от него четверых детей. В новой обстановке рьяного британского феминизма — «женской власти», как феминистки это называли, — сексуальный флер Скакуна Джека рассеялся; внезапно выяснилось, что он ничем не отличается от прочих жалких распутников, которые пытаются вернуть себе юность, гоняясь за женщинами вдвое моложе себя. Столь ожесточенных газетных заголовков Мик не видал с 1967 года: «МЕЖДУ МИКОМ И ДЖЕРРИ ВСЕ КОНЧЕНО»; «БОЛЬШЕ НЕ ПРИЖАТА К НОГТЮ»; «МОЖЕТ, ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ДЛЯ СКУПОГО „СТОУНА“»; «СКРЯГЕ ДЖЕКУ НЕ СВЕТИТ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ».

Лишь в июне 1999 года, когда развод с Джерри и иск об отцовстве Лусианы Морад уже рассматривались вовсю, налоговое законодательство позволило «Bridges to Babylon» приехать в Великобританию. В перерыв после основного европейского отрезка впихнули краткие дополнительные американские гастроли — билеты стоили заоблачно, и все это называлось иначе, «No Security»,[343] о чем в эти времена популярности презервативов Мик имел все основания жалеть в связи с Лусианой Морад.

Люди, помнившие прежнего Мика Джаггера, поражались войне обаяния, которую он развязал, дабы рассеять дурные прошлогодние впечатления и привлечь к «Стоунз» молодую британскую аудиторию. Он сделал гениальный ход — появился в бунтарской молодежной программе «СЧУ Пятница»[344] на «Канале 4» в роли добродушного проводника, разъяснявшего закулисный мир своей группы, — примерно как его отец Джо в свое время учил школьников ходить на байдарках и лазить по горам. В преддверии двух лондонских концертов, в «Шепердз буш эмпайр» и на стадионе «Уэмбли», ведущий «Пятницы» Крис Эванс получил беспрецедентный доступ к телу. В программу вошла экскурсия за кулисы, которую Мик провел лично на безукоризненном эстуарном английском («А, ваще-т кунцертв давльно мног» — перевод: «Да, вообще-то, концертов довольно много»), и краткая лекция о важности проекций. Эвансу даже было дозволено слегка его подразнить — он показал Мику поляроидные портреты членов гастрольной группы и пообещал приз в 50 фунтов, если Мик назовет всех по имени. Мик назвал.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.