Глава шестая. Битва в эфире

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава шестая. Битва в эфире

1

Кеннеди не проснулся знаменитым.

Да, утром 26 сентября 1960 года — в день теледебатов с Никсоном — он уже был видным политиком, сенатором и кандидатом в президенты. Но еще не сиял звездой. Ей предстояло взойти лишь под вечер. Обычное дело — кто-то знаменитым просыпается, а кто-то — отходит ко сну.

В этот день Джеку и Дику предстоял часовой поединок перед многомиллионной теле- и радиоаудиторией. Намечалась дуэль. А то и бой гладиаторов: от того, в честь кого поднимет палец большинство зрителей, во многом зависел дальнейший ход кампании, а отчасти и ее исход.

* * *

Телевидение как политический инструмент уже было знакомо Джеку. Восемь лет назад он использовал его в борьбе за кресло в Сенате с Генри К. Лоджем[109]. В передачах, показанных в Новой Англии в канун выборов, его явили публике обаятельным джентльменом и умным оратором. Перед ней предстал с одной стороны — зрелый мужчина и серьезный политик, а с другой — человек, в чьей манере держаться наблюдалось нечто романтическое, неуловимо юношеское. Опросы показали: это нечто рождало симпатию. Как и ободряющая улыбка. Рядом с ним чопорный Лодж, желавший выглядеть мудрецом, смотрелся напыщенным стариком.

Включив оплаченную семьей передачу «Чашка кофе с Кеннеди», зритель попадал в уют «типичного американского дома» и «типичной американской семьи»: мама Роуз вяжет и отвечает на вопросы домохозяек, младшие дети трогательно послушны, Джон с милой улыбкой время от времени является на заднем плане. Ненавязчивый, но узнаваемый. Это шоу придумал Бобби. Отчасти грамотное использование ТВ решило тогда исход выборов.

Но и у Никсона были с ним свои отношения. В 1950-м, когда он тоже шел в Сенат от Калифорнии, Дик разыграл сюжет «славная семья». Денег хватало, и он, не скупясь, купил время в прайм-тайм и показал нехитрый клип: сам Дик, жена Пат и малютки Джули и Триша, обнявшись, поют на мотив популярной детской песенки: «Мы едем в Вашингтон. Голосуйте за Никсона!» Ничего особенного в ролике не было, но ему добавил шарма экспромт двухлетней Джули. Взяв на съемку любимого плюшевого кролика по имени Микс, она нежно пропела вместо «Голосуйте за Никсона!» — «Голосуйте за Микса!». Говорят — случайно. И имя кролика просто оказалось созвучно фамилии политика. Возможно. Но зрители умилились. И пошли голосовать за Микса. То есть, простите, — за Никсона. И он прошел в Сенат, показав себя отнюдь не плюшевым.

2

Идея устроить теледебаты родилась в команде Кеннеди. Там все думали: как явить его Америке? Ведь, честно говоря, широкий избиратель знал его плоховато… Покупать эфир, нанимать сценаристов и съемочные группы можно, но очень дорого. Нужен какой-то творческий ход. Точнее — вход на телевидение при умеренных тратах.

И в голову ребятам Кеннеди пришла удачная мысль: вызвать Никсона на дискуссию перед лицом всей нации. В истории выборов такого еще не бывало? Отлично! Мы будем первыми! Вряд ли Дик откажется. Ведь о нашем предложении и его отказе расскажут СМИ. И Никсон будет выглядеть трусом. Этого кандидат «слонов» себе позволить не может.

— А если победит Дик?

— Тогда мы — в пролете. Значит, должны победить мы.

Да, риск есть. Но наш успех убедит множество неопределившихся в мощи Джона.

И вот штаб Кеннеди отправляет штабу Никсона предложение провести в прямом эфире ведущих телеканалов обсуждение актуальнейших вопросов внутренней и мировой политики.

Дик и его парни, просчитав ситуацию, пошли на переговоры. Они решили, что в публичной полемике опытный Никсон легко переиграет прыткого «мальчишку».

Впрочем, неплохой военный и политический стратег, генерал и президент Эйзенхауэр, да и другие видные республиканцы, отговаривали Никсона от участия в дебатах. Но горделивый Дик, полагаясь на свое мастерство, отверг их советы. «Я высмею его на всю страну», — твердил он. Сложно сказать, чего не хватило ему и его людям: трезвого анализа потенциала соперника или того тайного навыка, что называют профессиональным чутьем, — но к началу осени штабы уже обсуждали детали дуэли.

Сэлинджер предложил пресс-секретарю Никсона Хербу Клайну состав журналистов-участников: всего пять — двое газетчиков, один от журнала и два — от радио/ТВ. Других отберем, когда формат шоу утвердится. Остальных разместим так, чтоб они следили за дебатами на большом экране. Фотографов пустим только из United Press International и Associated Press.

Никсон выбрал два главных направления атаки: молодость Кеннеди и его вероисповедание. И продвинулся на втором направлении.

Сто пятьдесят протестантских деятелей во главе с Норманом Пилом учредили комитет для борьбы с попытками Ватикана влиять на политику Кеннеди в случае его избрания.

Пил заявлял, что «паписты» хотят превратить США в страну, где правит папа.

Кеннеди, не дожидаясь дебатов, ответил: «Я не позволю, чтобы наша страна была однозначно католической, протестантской или иудейской. Ни один священник… не сможет влиять на политику президента. Таков принцип нашего демократического государства»[110]. Успех этой речи дал повод считать, что Джек проведет дебаты достойно. А возможно — и более чем.

Вероятно, это побудило его оставить тему своей молодости для дискуссии в эфире.

Соглашение о четырех поединках было достигнуто со штабом Никсона и телекомпаниями. Первые дебаты назначили на 26 сентября в Чикаго. Их вел видный журналист Говард Смит.

Слева и справа установили кресла и трибуны для соперников, обращенные к залу. Чуть сзади — стол ведущего (потом рядом с ним ставили флаг США). Лицом к полемистам сидели представители ведущих телеканалов — NBC, CBS, ABC и Mutual News[111]. В момент вопроса их показывали со спины, а кандидатов — анфас у трибун, в момент же ответа — давали «говорящую голову» на весь экран.

Дебаты начались с восьмиминутных «установочных» заявлений соперников.

На съемку Джон пришел в темном костюме, выгодно смотревшемся на черно-белом экране. В нем были сила, легкость и уверенность. «Не припомню, чтобы он еще когда-нибудь был в такой отличной форме», — писал потом Никсон. Сам он вышел на подиум в великоватой рубашке и светло-сером костюме и смотрелся рядом с Кеннеди тускло.

Очень тускло…

3

Считается, что многие из тех, кто слушал дебаты по радио, решили, что их выиграл Никсон[112]. Но они были в меньшинстве. 88 % американских семей уже имели телевизоры, и число людей, наблюдавших первый раунд дебатов, по разным данным составило от 66 до 74[113] миллионов человек (через полтора месяца на участки пришло 68 895 537), при населении в 179 миллионов.

Дебаты анонсировались. Их ждали. До того «большинство избирателей не видели кандидатов «вживую», — пишет Лари Сабато, аналитик из Вирджинского университета, автор работы «Полвека Кеннеди». — Они читали о них и видели фото, и вот получили принципиально новые основания для оценок главы государства, которого им предстояло избрать». Это был первый случай, когда американцы увидели соперников за Белый дом в личном поединке.

И, по мнению огромного большинства наблюдателей, они оценили Кеннеди выше. Он стал абсолютным победителем дуэли. Ряд экспертов считают, что в этот вечер он выиграл и выборы.

Журнал Time приводит слова Соренсена. Он заметил, что сперва команда не осознала в полной мере значения этого успеха. Впрочем, в неведении они пребывали недолго. День спустя, прибыв в штат Огайо, штабисты Кеннеди увидели, что толпы, встречающие кортеж, стали гуще. А встретившись с местными боссами партии, обнаружили, что их лояльность Кеннеди упрочилась.

* * *

Профессор Алан Шредер, автор книги «Дебаты в президентских кампаниях: сорок лет крайне рискованного ТВ», считает, что ключевую роль в победе Кеннеди на первых дебатах сыграл тот факт, что американцы еще не воспринимали ТВ как пространство для серьезных разговоров, но почти только как развлечение. И к дебатам отнеслись именно так. А Кеннеди, только что из Калифорнии, загорелый, обаятельный и умело играющий роль, смотрелся лучше усталого и потного Никсона. Они выглядели артистами разных амплуа. Никсон — человеком, попавшим в сложное положение, который всегда настороже, а Кеннеди — героем-победителем. Это амплуа было более удачным. Зрители хотели быть такими, как он, а не как Дик.

А у того и впрямь все было не просто. Он только что вышел из больницы после операции на колене. И сразу отправился по стране. За две недели, веся на двадцать фунтов меньше нормы, он объехал более двадцати штатов. До встречи с Кеннеди он произнес две речи, вымотался, голова трещала… И еще беда — отросла щетина (Никсон брился три раза в день). Помощники предложили грим, но светлая пудра в свете софитов превратила его лицо в болезненную маску.

Потом Дик лучше смотрелся в дебатах. Спасибо сотрудникам.

Но щетина, как и прежде, лезла, и цвет лица оставлял желать лучшего.

— Сэр, — предложили ему, — пригласите классного гримера, и хватит волнений по пустякам.

И — чудо. Немного умело наложенного грима, и, начиная со вторых дебатов, Дик стал телегеничней. Но помощники на достигнутом не остановились.

— Дик, — сказали они сердечно, — ваш образ стал куда привлекательнее, и все же вы выглядите усталым. Дают себя знать операция, госпитализация и агитация. Давайте поправляться.

— Вы о чем, парни? — спросил слегка задетый Никсон.

— Мы о коктейлях, сэр! — весело заявили те. — Легкие в приготовлении, питательные и вкусные коктейли из отличного американского молока, сэр!

— О’кей, давайте! — согласился кандидат.

И сразу в его руке оказался изящный фужер с гербом США, полный густой, пенной, розоватой жидкости. От нее пахло детством и солнцем в широких окнах аптеки, где юный Дик лакомился хот-догами, кока-колой и бесконечно соблазнительными коктейлями, тайный рецепт которых знал лишь один человек на земле — веселый аптекарь Натан Розенцвет.

Вскоре помощники, жена Пэт, сам Никсон и, главное, телезрители стали замечать: Дик окреп. И следа почти не осталось от изможденного облика, заостренности скул, теней под глазами… Да и сами глаза стали живее и выразительнее. Словом, дело пошло на лад.

Но… Но впечатление от поединка уже проникло в душу зрителя. И работало на Джека.

Через четыре дня после избрания он указал на важность своего появления на экране: «Телевизор управлял ходом кампании лучше, чем любой другой инструмент», — сказал президент. Через 20 лет, в отчете исследовательской группы «Смотрим вместе с нацией»[114] отмечалось: «Дебаты Никсон — Кеннеди сделали телепоединки самым «горячим блюдом» кампаний со дня изобретения предвыборного значка».

Очевидно, именно тогда немало светлых умов задумались о том, как изменит демократию телевизионная эра, насколько эффективно может формировать и контролировать предпочтения избирателей тот, кто купил (или еще как-то прибрал к рукам) и наиболее грамотно использовал кусок эфира. И в частности: куда в большей степени погружают зрителя теледебаты — в атмосферу свободного выбора в стиле Линкольна и Рузвельта или в студию реалити-шоу?

Любопытно, что следующая серия дебатов прошла только через шестнадцать лет. В 1964-м Линдон Джонсон знал, что и так управится с Барри Голдуотером. А в 1968-м и 1972-м Никсон от дебатов отказывался — слишком сильна была травма 60-го года.

Этот гуманитарно-технологический инструмент снова пошел в ход в 1976-м. Тогда Джеральд Форд согласился на дуэль с Джимми Картером. Сегодня дебаты — рутина президентских кампаний. С тех пор и поныне эксперты и политики, оценивая потенциальных кандидатов, задаются вопросами: «Кто эффектней смотрится на телеэкране? Лучше одет? Находчивей в споре?».

4

А в 60-м году все было в новинку. И участникам телепоединка, не имевшим ни личного опыта таких дискуссий, ни предшественников, опыт которых можно учесть, требовалась особая собранность, находчивость, ясность мысли, владение словом и собой.

При этом у обоих хватало уязвимых мест. И журналисты «били» именно по ним. Кеннеди (как предвидели оба соперника) атаковали, в основном указывая на его молодость и отсутствие опыта работы в исполнительной власти. Никсона же — подвергая сомнению его успехи в этой работе. Девиз вашей кампании, говорили ему: «Опыт — это важно!» Вы говорили, что участвовали в принятии решений на высшем уровне… Но Эйзенхауэр, отвечая на вопрос, какую из ваших идей он одобрил и принял, попросил неделю на размышление, надеясь что-нибудь вспомнить. Чье заявление правдивее — ваше или президента?

На это Никсон отвечал, что это, мол, дело президента — принимать и отвергать идеи, с которыми он выступал; что сам он не принимал главных решений, да и Айк не допустил бы вмешательства в свои полномочия. А что до опыта, то пусть американцы сравнят, чей богаче.

Кеннеди же переводил разговор об опыте то на историю соперничества партий (указывая на триумфы «ослов» и провалы «слонов»), то на личные планы и видение будущего. При этом он ловко сопрягал эти планы и «цели Соединенных Штатов», создавая у зрителей ощущение, что его планы и цели страны — суть одно и то же. А попутно подчеркивал, что при всей важности опыта сейчас важнее решить: какой президент и какая партия справится с вызовами нового десятилетия.

Он вообще лучше подготовился — зубрил ответы на возможные вопросы, снимался на кинокамеру, репетировал перед зеркалом. Его «натаскивали, как студента перед экзаменом», — писал Теодор Уайт в книге «Как делали президента в 1960 году». Тэд Соренсен вспоминал, как они с Джоном готовились к бою — сидя на крыше отеля «Амбассадор Ист» перебирали карточки с репликами по ключевым темам, отрабатывая позицию по каждой из них. «Мы знали: первые дебаты крайне важны, но не представляли, сколь важным окажется их результат на самом деле».

Последний тренинг занял несколько часов. Потом Кеннеди выступил перед членами профсоюзов (старик-Чикаго — колыбель и цитадель рабочего движения) и пошел вздремнуть, а команда занялась штабной рутиной. Вскоре, однако, пришло время будить шефа. Отправили Соренсена. «С удовольствием вспоминаю, — рассказывал он, — как вхожу я в спальню и вижу: свет включен, а он лежит и вроде спит, словно одеялом укрытый десятками карточек с записями».

5

В ходе первого раунда обсуждали внутренние дела. Но не забыли и о личных свойствах соперников. И, как водится, эта привлекло особое внимание зрителей. Ибо «только хорошо тренированный обозреватель, — отмечал комментатор журнала Reporter Дуглас Кейтер, участник одного из раундов, — мог бы выдержать перекрестный огонь доводов… скорострельные ссылки на «Доклады Рокфеллера», «поправки Лемана», «мониторинги престижа» и попурри из так называемых фактов». С ним согласен социолог Сэмюэл Лабелл: зрители «старались уловить смысл дискуссии, но чем больше они вникали, тем больше путались».

А вот личные свойства многое проясняли. Неважно, шла ли речь о школах или расовых проблемах, Джек был более точен и выглядел более компетентным.

То же касалось и политики внешней, которую обсуждали 7 октября в студии NBC в столице и 13 октября в жанре телемоста: Никсон из Лос-Анджелеса, а Кеннеди из Нью-Йорка. Говорили об СССР и красном Китае, угрожавшим Тайваню. Если конкретнее: надо ли воевать с КНР, если она атакует острова в Южно-Китайском море? И что делать, если возникнет кризис вокруг Берлина?

В ходе кампании Кеннеди назвал Никсона trigger-happy — «любитель спускать курок». Ничего обидного в этом нет. Но тот увидел здесь атаку на свою партию, как на партию «ястребов», и напомнил, что за последние полвека США при президенте-республиканце ни разу не воевали, а при демократах делали это трижды. «Утверждение, что республиканцы — это де любители спускать курки, — отметил он, — опровергают факты». Что же до Берлина, то не вопрос: он должен быть свободным. И если комми нападут, мы его защитим.

Кеннеди заявил: надо разобраться, насколько эти острова подпадают под договор 1955 года о защите Соединенными Штатами Тайваня и Пескадорских островов, отстоять которые надо непременно. Далее: США, безусловно, должны оборонять и Берлин, и весь Западный мир. Для этого Америке нужно усилить армию, совершенствовать обычные вооружения и повышать стратегический потенциал, выпуская больше ракет «Минитмен» и «Поларис». И начинать надо немедленно.

Что же касается разоружения, и прежде всего — ядерного, то Джон предложил провести в 1961 году переговоры об испытаниях в атмосфере и о нераспространении атомного оружия (ибо, вероятно, к 1964 году создать его смогут не менее десяти стран, включая Китай). Дадут ли что-нибудь эти переговоры, неизвестно, но — почему нет? Думать, что контроль за вооружениями невозможен, — ошибка. И это — еще одно важное расхождение с республиканцами и правительством Эйзенхауэра, которое, по его мнению, не уделяло должного внимания этому вопросу.

Обсуждая международную экономику, Кеннеди сделал акцент на важности разделения ответственности за развитие стран Азии, Африки и Южной Америки между развитыми странами. А Никсон, вернувшись к теме островов у берегов КНР, заявил, что не даст нанести ущерб США, «отдав коммунистам этот регион». И провозгласил кредо: «Ни поражения, ни отступления!»

Поскольку он выступал последним, девиз прозвучал как финальный, пафосный аккорд симфонии. Многие решили, что поле боя осталось за республиканцами. Но нет, по душе зрителям пришлись мирный тон Джека и стратегия неагрессивного патриотизма. А кроме того, впечатление от стартового поединка было столь мощным, что перекрыло воинственную риторику Никсона.

6

Последний раунд прошел 21 октября в Нью-Йорке. Говорили о Кубе, в отношении которой Штаты ввели эмбарго. Джек подчеркнул его неэффективность, ибо «коммунисты наступают очень быстро — в Лаосе, в Африке, на Кубе — везде». Не пришлось бы вводить слишком много эмбарго…

В ответ Никсон отверг возможность американской интервенции на Кубу, указав, что она станет «приглашением: идите, господин Хрущев, в Южную Америку».

— Откуда исходит угроза миру и свободе? — вопрошал вице-президент и отвечал: — Есть одна угроза миру и свободе — международное коммунистическое движение. Если мы хотим мира, то должны научиться иметь дело с коммунистами… Я знаю Хрущева. Я знаком и встречался с другими вождями коммунистов… И считаю, что надо выработать принципы взаимодействия с ними… позволяющие сохранять мир. И в то же время — расширять пространство свободы.

И вот тут неопределившийся избиратель столкнулся с проблемой: слова Никсона противоречили взглядам, которые он высказывал ранее. В команде Эйзенхауэра Никсон был, пожалуй, одним из самых жестких противников коммунизма и сторонников атаки на Кубу. Он был в курсе планов ЦРУ, которые вскоре приведут к катастрофе в заливе Свиней. Его позиция была известна, и речи о мире давали повод подозревать его в неискренности.

Отвечая, Кеннеди сказал: «В 1957 году я был в Гаване. Я говорил с американским послом. Дипломаты предупреждали: Кастро окружен марксистами и находится под их влиянием… Но… правительство ничего не сделало. Наша безопасность зависит от положения в Латинской Америке. Между тем… кандидат в президенты Бразилии апеллирует не к Вашингтону, а к Гаване, чтобы получить голоса сторонников Кастро…»

И дальше: «Кто будет доминировать в Азии в ближайшие пять — десять лет?

Коммунисты? Китайцы? Или свобода?[115] Достаточно ли мы делаем для этого? Мы довольны своей силой и престижем? Люди хотят подражать нам? Они признают лидерство Соединенных Штатов и готовы следовать за нами? Не думаю, что в нужной мере. Господин Никсон говорит: мы — сильнейшая страна мира. Это так. Но пять лет назад мы были сильнее коммунистов, чем сейчас. Равновесие под угрозой… Они строят ракеты и в 1962 — 63 году догонят нас. Последние 9 месяцев наш экономический рост был ниже, чем в других крупных промышленных странах. Когда я смотрю в небо, то вижу красный флаг на Луне»[116].

Джек атаковал «слонов» (а значит, и Дика), бывших у власти в последние годы и из сегодня: «Правительство не делает ничего в отношении Кубы»; и из завтра: «Кто будет доминировать в Азии в ближайшие пять лет? Китайцы?»; «Советы догонят нас»; с земли — «Признают ли люди лидерство США?», и из космоса — «Вижу красный флаг на Луне»…

— Думаю, — делился мыслями Кеннеди, — мы должны показать миру, что мы, хозяева свободной страны, стремимся быть первыми. Без всяких «если». Без всяких «но». Без всяких «когда». Просто — первыми. Если мы сильны, если мы — первые, то побеждает свобода; побеждает наше общество; расширяются перспективы всего мира.

Оба кандидата говорили много и в основном — по делу: о Китае и Тайване, Кубе и Южной Америке, дипломатии и военной силе, промышленном росте и спаде, ценностях и идеалах, о международной политике, угрозах, вызовах и возможностях нового десятилетия, о совести и вере. Но дискуссия подходила к концу. Завершались дебаты, которые журналисты назовут «Великими».

Последнее слово (если не считать реплик ведущего — звезды ABC Куинси Хоува) досталось Никсону. Но лишь по очередности — не по значимости. Он сказал: «…Следующий президент, лидер Америки и свободного мира, будет велик лишь настолько, насколько велик наш народ. И в заключение я говорю: твердо верьте в Америку. Следите, чтобы юные американцы верили в идеалы свободы и в Бога, в отличие от наших противников — атеистов и материалистов».

Сказано веско. И все же… Все же истинную точку в дебатах поставил Кеннеди. Завершая свое предыдущее выступление: «Не верю, что на свете есть тягота или ответственность, которую бы каждый американец не понес ради защиты своей страны, ради нашей безопасности, ради нашего дела утверждения свободы. Я верю: такова наша миссия».

В 1936 году Рузвельт сказал: «Это поколение приглашено на свидание со своим предназначением. Это предназначение — защищать Соединенные Штаты и свободу; и чтобы его исполнить, давайте выполним свой долг — возглавим страну и вновь приведем ее в движение».

Похоже, ошибаются те, кто считает, что в ходе дебатов победил не Кеннеди, а «более удачный телевизионный имидж как таковой»[117]. В финальных репликах четвертого раунда и всех дебатов — главная разница между соперниками: Дик спорил, стремясь одолеть соперника в студии, а Джек — обращался к нации. Как писал об этом Роберт Далек в книге «Незавершенная жизнь»: Кеннеди выступил как лидер, готовый решать ключевые проблемы страны…

* * *

Вскоре Харрис представил меморандум по итогам дебатов. Соотношение голосов составило 48 % против 43 % в пользу Кеннеди. Резюме: «этим мы обязаны в основном дебатам».

Данные опросов говорили: большинство смотревших дебаты сочли слова Кеннеди искренними и верными, поверили, что он хочет того, о чем говорит. И может добиться. Американцы увидели того, кого почти не знали вчера и кому решили доверить свое завтра.

7

«Лучшее, что дали дебаты избирателям великой демократии, — писал Теодор Уайт, — это политика, исчезнувшая сотни лет назад. Они показали двух мужчин в экстремальной ситуации и побудили решить, следуя инстинкту: за кем вы хотите идти во время кризиса? Это племенное чувство наследует эпохе Римского Сената… Следующие поколения лишь мечтали ощутить: а как это — выбирать вождя. В сильно урезанном виде это было доступно лишь капитанам Таммани-холла[118] и коммунистам в Кремле. Дебаты вернули миллионам древнее чувство личной оценки»[119].

Возможно Уайт прав, судя о том, что дебаты дали избирателям. Но что они дали Кеннеди?

Прежде всего — доказательство: он абсолютно адекватен поставленной себе задаче — возглавить Америку. Упреки в неопытности — вздор. Дуэль окончена: Кеннеди «убил» Никсона.

— Не будь дебатов, — считает Соренсен, — Кеннеди не стал бы президентом. Но значение дуэли между обаятельным сенатором-ирландцем и вице-президентом не только в этом. Она в корне поменяла структуру избирательных компаний, индустрию телевидения и историю Америки.

— Это редкий случай, о которых говорят: этот вечер все изменил, — считает Алан Шредер.

После поединка Никсона и Кеннеди дебаты между претендентами на выборные посты стали нормой в Германии, Швеции, Финляндии, Италии и в других странах. Соренсен убежден, что битва в эфире, открывшая Джеку путь в Белый дом, не только изменила, но и спасла мир. «Хотя бы потому, что спустя два года после избрания президент отверг рекомендации Объединенного комитета начальников штабов ответить силой на размещение советских ракет на Кубе. Будь президентом Никсон, он бы ударил… Тогда все — атомная война. И жизни конец, — уверен Соренсен. — Скажите спасибо, что те дебаты выиграл Кеннеди».

Что ж, возможно, в этом старый мастер политических баталий прав.

* * *

Но, несмотря на победу в дебатах и на то, что 6 % избирателей приняли решение, исходя из впечатлений от дуэли Никсон — Кеннеди, она, конечно, не решила всего. Близился финал.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.