«Эдвард Руки-ножницы»

«Эдвард Руки-ножницы»

 После грандиозного успеха «Бэтмена» Бёртон считался самым перспективным молодым режиссером Голливуда. «Уорнер бразерс» хотели, чтобы Бёртон снимал продолжение «Бэтмена», но вместо этого он решил взяться за «Эдварда Руки-ножницы» — фильм, замысел которого долго вынашивал: с самого детства Бёртон всячески обыгрывал образ человека с ножницами вместо рук. Хотя режиссер снял три предыдущих своих фильма на «Уорнер бразерс», он понял, что они не восприимчивы к идее его новой картины, и стал искать другую киностудию, которая дала бы ему свободу делать фильм таким, каким он хотел его видеть, и вскоре нашел ее. То была студия «XX век Фокс», в то время возглавляемая бывшим режиссером Джо Ротом.

«Уорнеры» просто не поняли идею фильма, впрочем, это было и к лучшему. Я знал, что они не хотят снимать его, а я стараюсь работать с людьми, которым нравится делать то же, что делаю я. Даже сейчас всякий раз пытаюсь оценить: хотят ли люди участвовать в съемках только из-за того, что режиссер — я, или им по-настоящему нравится эта работа. Мне очень помогает, если они как-то реагируют на предложенный материал, — ведь снимать фильм чрезвычайно трудно. Так что я только выиграл от отказа «Уорнеров». Голливуд — странное место: он очень консервативен, что просто удивительно для сообщества, где можно встретить великое множество фриков и аутсайдеров.

Хоть я и прошел всю студийную систему с самого низа, сам я этого не чувствую, как, впрочем, и те, кто тут работает, — иногда они как-то озабоченно смотрят на меня, словно спрашивая, что это он там собирается делать. Но в этом скрыты и немалые возможности: здорово, когда работаешь внутри некой системы и находишь способы в чем-то подчинить ее себе. Здесь есть какое-то извращенное очарование.

Джонни Депп в роли Эдварда Руки-ножницы

Еще в ту пору, когда Бёртон готовился снимать «Битлджус», он поручил молодой романистке Каролине Томпсон написать сценарий фильма «Эдвард Руки-ножницы». Их представил друг другу агент, который решил, что они могли бы поладить. И он оказался прав: в Томпсон Бёртон нашел родственную душу. Позднее Каролина напишет сценарий еще к одному давно лелеемому замыслу Бёртона — «Кошмару перед Рождеством».

Я прочитал ее книгу «Впервые рожденный», о жертве аборта, вернувшейся к жизни. Хорошая вещь: главная ее тема социологическая, но там есть и элементы фантастики, очень удачные. Люблю такие сочетания.

Чувства, которые пробуждает эта книга, близки к тому, что я хотел бы выразить в «Эдварде Руки-ножницы». Я не самый общительный из людей, особенно если нужно сформулировать мысли, берущие свое начало в чувстве, поэтому был счастлив познакомиться с Каролиной. Ее идеи созвучны моим, что меня очень устраивало: концепция фильма у меня давно сложилась и приобрела символическое значение — она не была чем-то таким, что можно было бы критиковать и анализировать, по крайней мере, мне этого не хотелось. Я нуждался в человеке, который понимал бы самую суть замысла, чтобы обойтись без обсуждения проекта на уровне психологии начальной школы. Я бываю порой достаточно загадочен, но Каролина все же понимала меня.

Я заплатил ей несколько тысяч долларов, чтобы она написала сценарий, студия вообще не имела к этому никакого отношения. Иногда хорошо представить киностудии готовый продукт в комплекте: «Вот вам сценарий, господа, вот сам фильм. Будете брать?» На этот раз не было больших споров — так легче добиться толку в любом деле. Мы дали им две недели на размышление, чтобы сказать определенно «да» или «нет». Я был полон решимости следовать этим путем и впредь, чтобы никто не мог навязать мне каких-либо изменений.

Эдвард Руки-ножницы

Как ни странно, идея возникла из рисунка, сделанного мною давным-давно. То был всего лишь образ, который мне нравился. Он возник подсознательно и был связан с персонажем, который хочет прикасаться к предметам, но не может, он несет в себе одновременно созидательное и разрушительное начало — само воплощение противоречия. Все это в огромной степени связано с чувством. Этот образ нашел свое выражение и, так сказать, вышел на поверхность в подростковом возрасте. Подобное ощущение характерно именно для тинейджеров и связано с проблемой общения. Я, например, чувствовал, что просто не в состоянии общаться с людьми. Словно твой образ и восприятие тебя другими людьми противоречат твоей внутренней сути — это случается достаточно часто. Думаю, что многие в той или иной степени испытывают подобные чувства: разочарование и грусть, когда твои эмоции не находят выхода. Итак, общей идеей был некий образ и его восприятие.

Эдвард в пригороде

Помню ощущение своего детства: насколько же ограничено пространство для признания! В очень раннем возрасте вас учат: нужно подчиняться определенным правилам. По крайней мере для Америки характерна ситуация, с которой приходится сталкиваться с первого школьного дня: этот ученик способный, а тот — не очень, один — хороший спортсмен, другой — нет, один странный, другой нормальный. С самого начала ребенка относят к той или иной категории. Именно это дало сильнейший импульс к созданию фильма. Помню, сижу в школе и слышу, как учитель говорит: дескать, вот этот парнишка глуп. На самом же деле он вовсе не глуп, а наоборот — гораздо умнее и задорнее многих других, просто он не соответствует представлениям этого учителя о хорошем ученике. Так что, мне кажется, этот фильм — своего рода протест против подобной категоризации. Я попал в число странных, потому что был тих, погружен в себя. Разбить людей на категории очень легко, даже в Голливуде. Сплошь и рядом мне приходится сталкиваться с актерами, которых зачислили в драматические, поэтому, мол, они не способны сделать то или другое. Не знаю, почему так происходит, ведь никому не нравится подобная предвзятость. Все это очень прискорбно, поскольку подрывает у людей веру в себя. Если кто-то отнес тебя к определенной категории, тебе и самому начинает казаться, что на другое ты не годен. Особенно часто такое бывает, если человек замкнут или его воспринимают не похожим на других.

На первый взгляд «Эдвард Руки-ножницы» кажется еще одной разработкой Бёртоном темы Франкенштейна. Эдвард — незаконченное творение его создателя (отца), который умирает, прежде чем ему удается завершить свой труд. Пег Боггз (Дайанн Уист), дама, продающая косметику фирмы «Эйвон», забирает Эдварда из замка на вершине холма, где он живет в одиночестве, в свою семью, обитающую в выписанном в пастельных тонах пригороде. Здесь он становится для соседей источником фантазий, сплетен, негодования, обожания, похоти. Их расположение он пытается завоевать фигурной стрижкой кустов, выполненной в необузданно китчевой манере, диковинными прическами и замысловатыми скульптурами изо льда.

Вначале был зрительный образ, связанный с тем ощущением непризнания, потом возникли образы льда и живой изгороди как естественные продолжения Эдварда, стремящегося быть полезным в домашнем хозяйстве.

И, наконец, мир, в который он попадает, — хорошо запомнившийся мне с детских лет мир пригорода — и чувства, им порожденные. Память обладает свойством сгущать краски, все преувеличивать. Каждый раз, когда что-то вспоминаешь, чем отдаленнее событие, тем более важным, более ярким оно становится. Интересно, что людей, живущих по соседству, ты вроде бы прекрасно знаешь, но у них есть нечто, тебе неизвестное, — все, что связано с их сексуальной жизнью. Пригороду свойствен некий привкус извращенности. Я хорошо помню это чувство с детских лет. Оно явно ощущалось, но сам я не видел ничего конкретного.

Эдвард встречает «Эйвон»-леди (Джонни Депп и Дайанн Уист)

Хотя я и вырос в пригороде, до сих пор не могу понять некоторых его особенностей. Например, какая-то неопределенность, пустота, — и в моей семье это присутствовало в значительной мере. На стенах в нашем доме висели картины, но я не помню, нравились ли они моим родителям, купили они их или кто-то им их подарил. Словно они всегда там висели, но никто никогда не останавливал на них взгляда. Помню, как-то сидел, глядя на одну из них, и думал: «Что, черт возьми, это значит? Зачем тут эти смолистые гроздья? Откуда они их взяли?»

Если ты вырос в пригороде, это значит, что ты провел детство в таком месте, где нет ощущения истории, ощущения культуры, где полностью отсутствуют какие-либо страсти. Не помню, чтобы кому-нибудь нравилась музыка. И никакого проявления эмоций. Все было очень странно. «Почему эта вещь здесь?», «На чем я сижу?» — ты никогда не чувствовал какой-либо связи с предметами. Тебя принуждали или приспособиться и отказаться от значительной доли своей личности, или создать свой очень прочный внутренний мир, где ты мог бы чувствовать себя изолированным от других.

Однако фильм не автобиографичен; для меня было важно оставаться по возможности объективным. Вот почему я чувствовал: мне очень повезло — у меня снимается Джонни. Он привнес множество близких ему тем, которые меня очень заинтересовали в ходе нашего разговора. Я наблюдал за Джонни, и его мир становился мне в чем-то понятнее.

Джонни Депп, звезда детективного сериала для тинейджеров «Джамп-стрит, 21» и фильма Джона Уотерса «Плакса», неизменно рассматривался Бёртоном в качестве главной кандидатуры на роль Эдварда Руки-ножницы, хотя первоначально режиссер встречался по этому поводу с Томом Крузом.

Всегда говорят, что существует список из пяти самых популярных у публики актеров, и три позиции в нем занимает Том Круз. Я научился быть открытым на начальной стадии работы и разговаривать с людьми. Том, конечно же, не был моим идеалом, но мы с ним встретились. Он вызвал у меня интерес, но, думаю, в итоге все получилось наилучшим образом. Возникло множество вопросов — суть их я уже толком не помню, — но в конце встречи я выразил свои ощущения примерно таким образом: «Замечательно, что у вас столько вопросов по поводу главного героя, но либо вы беретесь за эту роль, либо нет».

Я рад, что Джонни сыграл Эдварда. Не представляю, чтобы кто-то еще мог бы так сделать это. А ведь я толком не знал его, не смотрел этого сериала с ним, но, наверно, где-то видел его фотографию. Я питаю особое пристрастие к глазам людей, особенно важны глаза у такого персонажа, как Эдвард, который почти не говорит. Я хотел пригласить Джонни на эту роль с самого начала, но был открыт для контактов с другими людьми: решил, что проявил некоторую чванливость, когда приступал к работе над своей первой картиной. Отметал с ходу некоторые кандидатуры, потому что они мне не нравились, а порой встречался с человеком, и оказывалось, что он совсем не такой, каким я себе его представлял. Вот почему я старался быть непредвзятым, ведь неожиданный результат встречи с актером тоже не исключен.

В Америке Джонни был в первую очередь известен как идол тинейджеров. Он считается трудным в общении, замкнутым человеком, про него в прессе понаписано множество всяческих небылиц. Джонни — просто замечательный парень, смешной и сердечный. Вполне нормальный человек, по крайней мере в моем понимании этого слова, но его воспринимают как мрачную, тяжелую и странную личность и судят по чисто внешним проявлениям. Однако он совсем не такой, поэтому тематика «Эдварда» — образ и его восприятие, когда человека считают совершенно не таким, какой он есть на самом деле, — знакома Джонни не понаслышке. Слова «странный» и «чудак» имеют так много интерпретаций, и неким причудливым образом он относится к этим чудакам, уродцам, поскольку так его воспринимают. Резкая смена тем и восприятий — именно то, на что он реагирует наиболее непосредственно, потому что постоянно с этим сталкивается. В таблоидах его изображают клоном Джеймса Дина[57] — но Джонни совсем не такой. Людей судят главным образом по их внешнему виду. Удивительно, но так было всегда, и, наверно, всегда будет. Очень грустно, когда вас оценивают по таким критериям, и эта печаль в вас накапливается. Я, во всяком случае, всю жизнь стремился к контактам с людьми, не всеми, конечно, но некоторыми — одним или двумя, и Джонни, вероятно, испытал нечто подобное и понимает эту сторону вещей.

Думаю, в основе его личности лежит простодушие, которое с годами подвергается немалым испытаниям и получает многочисленные пробоины. Трудно сохранить эту основу неповрежденной — ведь никто не желает полностью оградить себя от общества и остального мира, но в то же время хочется, чтобы осталась некоторая открытость чувств, как раньше. И, по-моему, Джонни именно из тех, кто желал бы хоть в малой степени сохранить в себе это качество.

Партнершей Деппа в фильме была хорошо запомнившаяся зрителям по «Битлджусу» Вайнона Райдер, с которой у него в ту пору сложились романтические отношения. Она играла роль Ким, капитана группы поддержки местной спортивной команды, дочери героини Дайанн Уист.

Вайнона мне очень нравилась — входила в число моих любимцев. Она чутко реагирует на подобный мрачный колорит, а сделать ее чирлидершей в блондинистом парике было очень забавной идеей. Наверно, для нее это было самым трудным во всей роли, потому что совершенно не соответствует характеру Вайноны. Ее саму доставали в школе такие активистки. Я не мог удержаться от смеха всякий раз, когда видел ее на съемочной площадке в этом наряде чирлидерши и блондинистом парике, как у Хейли Миллз[58]. Она чем-то напоминала Бэмби[59].

Не думаю, что их с Джонни отношения оказали негативное воздействие на картину. Возможно, подобное могло бы случиться, будь это фильм иного рода, в большей степени зависящий от их сближений или размолвок. Но это же фэнтези! Тот факт, что мы находились во Флориде, возможно, способствовал их роману — обстановка была весьма экзотичная. Но, будучи настоящими профессионалами, они оставляли все лишнее за пределами съемочной площадки.

Все приезжают во Флориду из-за хорошей погоды — это звучит как шутка. Я отправился туда искать место для съемок отчасти из-за желания выбраться из Голливуда, отчасти из-за того, что калифорнийские пригороды, в которых протекает действие фильма, были построены в пятидесятые и сейчас сильно разрослись. А во Флориде, так уж случилось, эти районы новые, им присущ свой особый колорит.

Дома в этом пригороде, в чисто бёртоповской манере, несколько удалены от реальности: они выкрашены в различные пастельные тона.

Этот мир показан глазами Эдварда — несколько более романтизированным, чем он есть на самом деле. Мне больше по душе темные тона, и они там на самом деле преобладали. И хотя художник-постановщик Бо Уэлч раскрасил дома в разные цвета, для меня важно, что весь этот район сохраняет черты некой общины. Интерьеры домов мы почти не меняли — они в основном такие, какими были в действительности.

Иногда меня спрашивают: «Ты что, собираешься сделать фильм о реальной жизни с подлинными персонажами?» Однако слова «обычный» и «подлинный» имеют для меня тысячу различных толкований. В чем подлинность? В чем норма? Мне кажется, причина моей любви к сказке как к форме повествования — в моей интерпретации формы, разумеется, — то, что я беру из сказок, фольклора, мифов, — это экстремальные образы, чрезвычайно преувеличенные, но имеющие под собой определенную основу. Они довольно абстрактны, но все-таки что-то значат, и если им суждено как-то вас зацепить, то они вас зацепят, а если нет — то нет. Правда, существует опасность, особенно в коммерческом кино, что люди остаются равнодушными, если показанное недостаточно буквально. Они, например, спрашивают: «А где Эдвард берет лед?» Идите тогда смотреть «Троих мужчин и маленькую леди»[60] — это то, что вам нужно. Я ценю определенную долю символизма, абстракции, простор для домысливания. Для меня гораздо предпочтительнее устанавливать с чем-то связь на уровне подсознания, чем рассуждать об этом. Рационализировать я предпочитаю скорее задним числом.

Я не следую каждому слову сценария так, словно это библия, поскольку он трансформируется в процессе воплощения его в зрительные образы. Это совсем другая штука. Я беру из сценария то, что мне нужно. Он все время меняется, что вполне естественно. А я просто пытаюсь понять его дух и извлечь его корневую основу. Иногда мне кажется, что в сценарии есть замечательная строка, но когда конкретный актер произносит ее, она не производит никакого впечатления. А другой артист может сказать те же слова гораздо лучше: это связано со многими факторами, действующими в момент, когда эти слова произносят. А что-то просто видоизменяется, и я это люблю. Я не против того, чтобы какие-то вещи немного менялись, я люблю наблюдать, как находят воплощение те или иные замыслы в процессе съемок и потом, когда ты видишь это уже отснятым. Помню, что Джонни мог привести меня в изумление. Однажды я наблюдал его вблизи, когда он работал над одной сценой, а на следующий день мы увидели ее на пленке. Он, по существу, ничего не делал со своими глазами, но они стали казаться стеклянными. Словно он собирался заплакать, как один из большеглазых персонажей на картинах Уолтера Кина[61]. Не знаю, как ему удалось добиться такого эффекта: мы ничего не делали ни с камерой, ни с освещением — просто невероятно. Такие странные маленькие вещички, поразительные новые образы очень характерны именно для кино.

Одиночество Эдварда

Я люблю таких актеров, как Джонни, Дайанн Уист и Алан Аркин, которые делают много невидимой постороннему глазу работы, в том числе и для других персонажей — они напрочь лишены эгоизма. Такие вещи больше всего меня радуют, когда я смотрю фильмы много лет спустя. Кстати, Дайанн в картине просто замечательная — она первой из актеров прочитала сценарий, полностью его поддержала, а поскольку ее очень уважают, стоило ей выразить свое одобрение, как все остальные тоже заинтересовались. Так что она стала в некотором роде моим ангелом-хранителем.

В фильме чирлидерша Ким (Вайнона Райдер) уходит от своего дружка-спортсмена (его играет Энтони Майкл Холл) к Эдварду — многие истолковали это как месть Бёртона спортсменам, с которыми ему приходилось сталкиваться в школе.

Меня всегда изумляли парни этого типа. Я обычно сидел в одиночестве и думал о чем-то своем, а у них постоянно подружки и, казалось бы, полное благополучие во всем, по на самом деле они были настоящими психами. Если девушка оставалась с таким типом, они вступали в брак, едва выйдя из школы, а потом он начинал ее бить — так обычно случалось. Я всегда был против навешивания ярлыков: ведь то, что другие считали нормой, зачастую оказывалось ее противоположностью. Смешно, но когда я пришел на встречу выпускников, вопреки всем ожиданиям так и случилось: те, кого в школе считали чудаками и изгоями — причем в гораздо большей степени, чем меня, я-то был тихоней и оставался как бы в стороне, а некоторых мучили по-настоящему, — в конце концов оказались самыми приспособленными к жизни, наиболее привлекательными (не просто физически красивыми, но интересными как люди) и преуспевающими. А все эти президенты школьных обществ, спортсмены словно достигли своего пика в средней школе, а после увяли, — было настоящим шоком видеть это. Мои догадки нашли свое подтверждение: тех, кого мучили, просто вынуждали выработать силу характера — они не могли опереться ни на общество, ни на какие-то культурные или иерархические ценности, поэтому им пришлось самим делать себя пригодными для жизни.

Спортсмена, которого играл Холл, в конце фильма убивают: эта сцена шокировала многих, они считали, что из-за этого радикально меняется весь тон картины.

Это была своего рода фантазия, запоздалая месть за школьные обиды, таившиеся где-то глубоко внутри. Не знаю, может быть, я таким образом выпускал пар.

На маленькую, но важную роль изобретателя (отца Эдварда) Бёртон пригласил Винсента Прайса, с которым поддерживал дружеские отношения с тех пор, как они вместе работали над «Винсентом».

Когда он снялся в этой небольшой роли, я испытал сильные эмоции — он выглядит просто изумительно. Смотрю теперь фильм, вижу в нем Винсента, и все во мне словно переворачивается. Здесь скрыто много всяких символов и тем: наверно, его роль берет свое начало в тех чувствах, что я испытывал, когда видел его картины. Можно сказать, что Винсент через свои фильмы стал моим наставником. Я был просто счастлив, что он сыграл эту роль, и я узнал его гораздо лучше. После работы над «Винсентом» у нас завязалась дружба, я всегда старался не терять его из виду, даже когда снимал «Бэтмена» в Англии. Мне это доставляло радость: он из того поколения, с которым я ощущаю некую внутреннюю связь, даже если ты не общаешься с этими людьми регулярно. Он был замечательным человеком.

Закончив «Эдварда Руки-ножницы», Бёртон начал съемки документального фильма под рабочим названием «Разговоры с Винсентом», о своем идоле, но тот умер в 1993 году.

Я знал, что он нездоров. Он заболел после смерти жены, которая умерла вскоре после съемок документального фильма о нем. Винсент очень любил ее, возможно, подспудное стремление соединиться с ней сыграло свою роль. Для меня это была большая потеря и печаль: Винсент — необыкновенная личность, много давшая людям.

Эдвард Руки-ножницы и его изобретатель-отец

Эдварда, которого сыграл Депп, находят живущим в одиночестве на чердаке готического замка — его декорации стали жилищем многих бёртоновских персонажей.

Здесь есть ощущение изолированности, какая-то символическая связь с отъединенностью от других людей. Но в то же время это в какой-то мере реакция против дома в пригороде, где ты вырос и прожил целую жизнь, а теперь начинаешь выдумывать всякие разности, чтобы как-то противостоять этой рутине, — всегдашнее стремление вверх, вне, прочь из этого мира, туда, где не все так стерильно бело, как в коробке из-под обуви.

Кульминационный момент в «Эдварде Руки-ножницы» во многом напоминает финалы «Франкенштейна» Джеймса Уэйла и бёртоновского «Франкенвини»: толпа противостоит «порождению зла» — в данном случае Эдварду — в его замке.

И вновь надо отметить, что, когда смотришь подобные фильмы, начинаешь проводить аналогии с собственной жизнью. Выросший в пригороде, я всегда понимал: единственный шанс увидеть всех соседей сразу — если что-то происходит на публике: несчастный случай, например. Тогда срабатывает ментальность толпы: образно говоря, все ставят шезлонги, чтобы любоваться бесплатным зрелищем. Меня всегда это зачаровывало: между пригородной жизнью и фильмом ужасов гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Ментальность толпы присутствует во многих фильмах ужасов.

Эдвард Руки-ножницы в конечном итоге не способен из-за своей внешности реализовать любовь к Ким, а фильм можно также рассматривать как бёртоновскую версию «Красавицы и Чудовища», скажу с прологом и эпилогом, где Вайнона Райдер изображает старую женщину, рассказывающую внучке историю Эдварда.

Это классическая тема. Говорят, существует всего пять сюжетов — что ж, таков один из них, присутствующий в тысячах историй и многих фильмах ужасов. Несомненно, я сознавал это обстоятельство, но такая тема здесь есть, и я подробно на ней не останавливался. Она не стала главным импульсом к созданию фильма, но является его составной частью.

К работе над «Эдвардом Руки-ножницы» Бёртон привлек обладателя «Оскара» художника по спецэффектам Стэна Уинстона, который позже создаст грим Пингвина для фильма «Бэтмен возвращается».

Стэн — выдающийся мастер. Я люблю его. Его успех частично основан на умении ладить с людьми. Со многими мастерами спецэффектов трудно иметь дело. Стэн же работает без устали? привлекает множество замена-тельных людей. Он и ко мне нашел подход — пытается проникнуться духом фильма, и это здорово. Исходной точкой для него стали мои никуда не годные рисунки. Я всегда ценил людей, которые желали взглянуть на них, ведь каждому понятно, что невозможно взять мои эскизы и снять по ним фильм. Решающий момент — их трансформация в действительность при помощи актерской игры. Стэн же берет их, разглядывает, делает к ним какие-то иллюстрации. Испытываешь от этого настоящее удовольствие. К тому же у него самая опрятная мастерская, которую мне приходилось видеть в своей жизни. Таких чистых студий спецэффектов я больше не встречал. Я даже шутил по этому поводу: мол, что-то здесь не так. Его мастерская напоминает музей, все же остальные подобные места — ну, может быть, кроме студии Рика Бейкера[62], — как у меня: больше похожи на свалку.

Руки-ножницы должны были получиться большими: я хотел, чтобы Джонни выглядел красивым и опасным. Мы изготовили ему пару, позволили надеть и предложили сделать что-нибудь ими, так, чтобы он реально, а не через репетиции, почувствовал их. Именно так он мог влезть в шкуру своего персонажа.

В 1989 году Бёртон основал фирму «Тим Бёртон про-дакшнз» вместе с Дениз Ди Нови, бывшей журналисткой и продюсером фильма «Вересковая пустошь»[63], ставшей президентом компании. Вместе они продюсировали «Эдвард Руки-ножницы», «Бэтмен возвращается» и «Кошмар перед Рождеством», а потом, в 1992 году, Ди Нови покинула компанию, хотя продолжала сотрудничество с Бёртоном, став сопродюсером «Эда By да» и «Юнги». «Эдвард Руки-ножницы» был первым фильмом, где Бёртон выступил в качестве продюсера.

Тим Бёртон и Дениз Ди Нови

Хотя я и не был настоящим продюсером, как-то забываешь об этом, если делаешь что-то тебе не безразличное. В работе продюсера несколько больше чувства ответственности, но она не так уж сильно отличается от привычного мне дела. Многое зависит от твоего отношения, от того, насколько ты проникнешься этим занятием. Если ты в деле на сто процентов, не важно — режиссер ты или продюсер. Не настолько уж сильно продюсирование отличается от режиссуры.

Дениз продюсировала «Эда Вуда», но мы разграничили сферы наших обязанностей. Ей досталось больше работы, потому что я старался сосредоточить внимание на том, чем хотел заниматься, и не быть обязанным делать множество других вещей. Для этого я нуждался в помощнике. Допустим, вначале никто не обращает на тебя никакого внимания, но потом ты входишь в круг своих обязанностей и обнаруживаешь, что управляешь офисом: люди звонят тебе, приносят бумаги и так далее.

Я же пытался создать нечто промежуточное — здорово, когда рядом есть человек, который о тебе заботится.

Бёртон проконтролировал процесс превращения «Битлджуса» в детский мультипликационный телесериал и впервые появился на экране в двадцать каком-то фильме Камерона Кроу «Холостяки», где сыграл роль видеорежиссера бюро знакомств, которого называют не иначе как «новый Мартин Скорсезе».

Камерон попросил меня это сделать. Он хороший парень, и я согласился. Подобного опыта у меня раньше не было: пришлось лететь в Сиэтл, я получил массу удовольствия. Любопытно почувствовать, каково быть дрянным актером, которым я, несомненно, и был.