Глава четырнадцатая ЖИЗНЬ ПО ШВЕЙЦАРСКИМ ЧАСАМ

Глава четырнадцатая

ЖИЗНЬ ПО ШВЕЙЦАРСКИМ ЧАСАМ

Его взор подавлял вас, уничтожал и полностью ускользал от ваших глаз. Это был идеальный тип чародея. Одна только форма черепа свидетельствовала о человеке необыкновенном […] но он был слишком склонен к паясничанью и шутовству; ему недостает величия…

Житель Бьена кальвинистский пастор Кристиан Готлиб Шмидт о Калиостро

Достигнув пика в 1786 году, кривая жизни Калиостро после Лондона пошла вниз, сначала плавно, затем все круче, сделав несколько зигзагов. Друзей, учеников и приверженцев становилось все меньше, доход от целительства и магических сеансов делался все скуднее, а характер магистра — все нетерпимее, заносчивее и несноснее. Былая слава улетучивалась, из ведущих мировых держав и больших блестящих богатых городов, столиц и центров мировой культуры Калиостро вынужден был перебраться в страны менее значимые и в провинциальное захолустье, да и там задерживаться надолго ему не дозволялось властями из-за его скандальной репутации. О его пребывании в Швейцарии и последующих странствиях В. Зотов пишет: "Магик остановился в Базеле, где основал масонскую ложу, и работал с Лафатером над восстановлением "Нового Иерусалима" — мистической системы так называемого физического и морального вторичного рождения человека; в системе этой сомнамбулизм и магнетические пассы вели к спиритизму. Лафатер в своих сочинениях отзывается вообще о Калиостро как о великом человеке.

В следующем году Калиостро был в Эксе (в Савойе), в Турине, из которого, тотчас по прибытии туда, получил приказание выехать, в Генуе и Вероне. В Вене его постигла та же участь, как и в Турине…"

После бесславного финала в газетных баталиях с Тевено де Морандом Калиостро ухватился за предложение своего верного друга и бессменного кредитора Якоба Саразена переехать к нему в Швейцарию и поселиться неподалеку. Сначала местом жительства для четы Калиостро Саразен предложил Нёвшатель, ближайший к Франции (ее провинции Бургундии), но находящийся под протекторатом Пруссии кантон, где жители преимущественно говорили по-французски. Однако Калиостро эта идея не понравилась как раз из-за близости к Франции: он боялся, что станет легкой мишенью для французской полиции. Тем более что Пруссия отказала Калиостро в своем покровительстве. Поэтому остановились на городе Бьен (современный Биль/Бьен) в кантоне Берн, находящемся под контролем князя-епископа Базельского. Градоначальником в этом расположенном на берегу живописного озера маленьком, живущем размеренной провинциальной жизнью городке, который и поныне является центром производства нескольких самых известных марок славящихся своим точным ходом швейцарских часов, был Александр Вильдермет, брат хорошего друга Саразена, баннерета Якоба Сигизмунда Вильдермета. В Бьене Саразен приобрел для Калиостро и Серафины просторный дом с флигелем, а пока он строился и отделывался, до приезда Серафины из Лондона предоставил магистру несколько комнат в своем доме в Базеле. В одной из комнат для приезжего чародея была оборудована алхимическая лаборатория.

Верный Саразен познакомил Калиостро с друзьями и родственниками, именитыми горожанами Базеля: торговцем Буркхардтом, пастором Тушоном, профессором Брейтингером и своим зятем де Женженом. Есть сведения, что все они стали членами основанной Калиостро в Базеле ложи Египетского масонства, получившей название "Материнская ложа Гельвеции". Египетский антураж в этой ложе был сведен до минимума, а ритуал максимально упрощен. Чинные и спокойные собрания зажиточных бюргеров — членов ложи проходили в Белом доме Якоба Саразена. Здесь Калиостро не пытался поразить воображение братьев эффектными духопризывательными сеансами или магическими процедурами, его новые последователи были людьми гораздо более рассудочными и прагматичными, чем увлекающиеся французы или экспансивные итальянцы, и меньше верили в чудеса.

Зато все свято верили в учение своего земляка Иоганна Каспара Лафатера о том, что особенности строения лица человека позволяют безошибочно определить суть его характера и присутствие божественного начала, и в развиваемую его учеником и последователем, едва не затмившим учителя, теорию венского врача и анатома Франца Пыля, называемую френологией, согласно которой можно определить характер и судьбу человека по строению его черепа. Для автора "Физиогномики" слова "вера" и "любовь" были тождественны, да и сам веривший в Калиостровы чудеса и его святость даже после скандального разоблачения мага в прессе цюрихский пастор был воплощением своих наивно-идеалистических взглядов. Недаром в самохарактеристике, которую Лафатер считал бес пристрастной, он говорил о себе: "Главный его недостаток — доверчивость, он доброжелателен до неосторожности. Если его обманут двадцать человек подряд, он не перестанет доверять двадцать первому, по тот, кто однажды возбудит его подозрение, от него ничего уже не добьется…" И многие его соотечественники вслед за ним не отделяли веру в Бога от доверия и любви к ближнему и были убеждены, что главными для людей ценностями являются идеи дружбы, любви, единения и гармонии. Для распространения этих идей среди конфедератов в 1762 году было образовано патриотическое "Гельветическое общество", которое объединяло в своих рядах как протестантских, так и римско-католических деятелей и мыслителей по всей Швейцарии. Входил в это общество и Якоб Саразен, который предложил принять в него графа Калиостро и с этой целью в конце мая 1787 года повез своего гостя на собрание общества в Ольтен. Калиостро же надеялся привлечь в свою египетскую ложу неофитов из числа членов "Гельветического общества". Но общество отклонило инициативу Саразена, и никто не выразил желание вступить в Калиострову ложу.

Следуя рекомендациям мага, Якоб Саразен еще в период первого приезда магистра к нему в гости в Базель затеял в окрестностях города строительство трехэтажного деревянного дома, который должен был стать павильоном для духовного и физического возрождения, проводимого по методу Калиостро каждые 50 лет. Теперь этот павильон был построен и даже немного обветшал, так что после небольшого ремонта в нем можно было начинать мистическое перерождение и обновление духовной и физической природы, целью которого ставилось достижение первозданной чистоты и божественной непорочности человека — всего того, что в системе мистико-философских взглядов Лафатера символизировалось духовно-этическим понятием "Нового Иерусалима".

Простодушный Саразен понял инструкции Калиостро буквально, но Элифас Леви развенчивает его заблуждение: "Великий Копт дал следующие правила морального перерождения: "Ты должен подняться на гору Синай с Моисеем; ты должен пройти Голгофу; ты должен подняться на Фавор и с Илией остановиться на Кармеле. Ты должен воздвигнуть свою молельню на вершине горы. Она должна иметь три крыла или помещения, все они должны быть связаны вместе и в центре иметь три этажа. На первом этаже должна находиться трапезная. Над ней должно быть помещение с двенадцатью ложами у стен и одним в центре; это будет место сна и мечтаний.

Верхняя комната должна быть квадратной и в каждой стене иметь по четыре окна. Это будет комната света. Там, в одиночестве, ты должен молиться сорок дней и спать сорок ночей в спальне двенадцати учителей. Затем ты должен получить подписи семи гениев и пентаграмму, нанесенную на кусок девственного пергамента. Это знак, не известный никому другому, спасет получившего его. Это тайный символ, написанный на белом камне, упомянутом в пророчестве самого молодого из двенадцати мастеров. Твой дух осветится Божественным огнем, и тело твое станет чистым, как тело ребенка. Твоя проницательность будет беспредельной, и возрастет твоя сила, ты должен войти в абсолютное спокойствие, которое меняется началом бессмертия; для тебя станет возможным сказать правдиво и без всякой гордыни: "Я есмь тот, кто есть ".

Эта загадка означает, что для достижения морального перерождения трансцендентная Каббала должна изучаться, пониматься и реализовываться. Три помещения символизируют союз физической жизни, религиозного вдохновения и Философского света; двенадцать мастеров — это великий от крыватель, чьи символы должны быть поняты; подписи семи гениев означают зрение Великого Аркана. В целом — это все аллегорично и относится к вопросам строительства не более, чем постройка масонами храма в Иерусалиме".

К приезду Серафины и сопровождавших ее Филиппа и Люси Лутербург дом в Бьене был полностью готов, и по приглашению Калиостро художник с женой, с которой Серафина очень сдружилась, поселились во флигеле этого дома. В доме у Калиостро тоже была оборудована лаборатория, более того, Саразен договорился с одним из почтенных бьенских аптекарей, что тот будет помогать Калиостро в составлении лекарственных снадобий, омолаживающих эликсиров и настоек. Лутербург же надеялся глубже проникнуть в алхимические секреты и если не постигнуть тайну изготовления золота, то хотя бы приблизиться к таинству Великого Делания…

Но этим планам не суждено было сбыться. В Лондоне Филипп Лутербург одолжил бедствовавшей Серафине довольно значительную сумму денег, но в Бьене выяснилось, что ее муж не собирается возвращать долг, поскольку практически не получает дохода ни от врачевания, ни от магии, ни от масонской деятельности. И в алхимические тайны Лутербурга тоже посвящать не торопится. Вдобавок жены взаимно обвинили мужей друг друга в домогательствах. Оскорбленный художник сначала начал рисовать карикатуры на Калиостро-лекаря и распространять их по городу, отбив у целителя последнюю клиентуру, а потом и вовсе подал против него иск. Калиостро в долгу не остался и подал ответный иск, а затем и жалобу в магистрат на то, что обитавший во флигеле Лутербург якобы грозил ему убийством. После этого художник почел за лучшее переехать в дом бургомистра. Оттуда Лутербург послал Калиостро вызов на дуэль, а чародей в ответ, как и прежде в других городах, предложил дуэль на ядах. В конфликт оказались втянуты бургомистр с братом, которые заняли позиции по разные стороны баррикад. Саразену с трудом удалось примирить два противоборствующих лагеря, частично возместив Лутербургу долг графа Калиостро, однако суд решил дело в пользу Лутербурга, и когда Саразен стал уговаривать мага вернуть оставшуюся часть долга, неуступчивый граф в самых резких выражениях обвинил его во всем и довел свои отношения с Саразеном до ссоры. Заодно от Калиостро досталось и жителям Бьена, которые были возмущены сутяжничеством и недостойным поведением незваного гостя с подмоченной репутацией и больше не хотели видеть его в своем городе.

Калиостро ничего не оставалось делать, как покинуть Бьен. В конце июля 1788 года под предлогом того, что страдавшей от болей в суставах Серафине необходимо поправить здоровье на водах, супруги уехали в соседнюю Савойю в курортный город Экс-ле-Бен.