Глава 18. Вспоминая Андрея Миронова, или «Наше солнце»

Глава 18. Вспоминая Андрея Миронова, или «Наше солнце»

Актёр Вениамин Смехов:«Он был сразу хороший артист. Сразу, с 1958 года, когда поступал к нам, в Щукинское училище. Авторитет его родителей был столь высок, что трудно понять, где кончалось удовольствие видеть их сына, а где начиналось лицезрение его собственного обаяния».

Актёр Зиновий Гердт:«Он знал, чего нельзя делать на эстраде. И ещё – он был начисто лишён чувства упоения собой. Этот человек относился к себе как „один относится к еще одному“. И потому, скажем, вот это многообразие – умение петь, танцевать, свойства „человека-оркестра“ – это всё-таки было приложением к основному его занятию: он был сильный драматический актёр».

Актриса Наталья Защипина:«Мы с Андреем учились в одной школе, но тогда я была уже очень известной девочкой, поскольку снималась в кино, и Андрей не решался ко мне подойти. Только в театре мы познакомились ближе. Он был трудоголик и никому не позволял ни лениться, ни отвлекаться. Брал шефство над своим партнёром, обсуждал роль, делал замечания, учил. И очень раздражался, если за сценой во время спектакля шумят – он требовал идеальной дисциплины от всех работников театра. В общем, он был настоящий артист, и работалось с ним замечательно».

Дирижёр Юрий Темирканов:«Андрей обладал талантом дружбы, во многом утерянным сегодня, дружбы без выгоды. Просто хотелось видеться, общаться, быть вместе. Дружил он необыкновенно. У него был свой круг, который составляли разные люди, порой неожиданные. Каждый из друзей постоянно чувствовал его любовь, заботу, внимание. Он был счастлив, когда мы собирались вместе, но не любил, чтобы в дом приходили люди, чуждые ему по духу. Мне очень повезло, что жизнь свела меня с этим прекрасным человеком. Я горжусь дружбой с ним. В ней было что-то пушкинское, светлое. Вообще Андрей был в чём-то человеком прошлого века, я могу назвать его человеком декабристского склада, другом верным, надёжным, преданным. Он был самым весёлым, самым остроумным среди нас. Но в разгар смеха и шуток я вдруг замечал взгляд Андрея, далёкий от шумного веселья. Он словно парил над нами, сохраняя тайну своего бытия, недоступную никому, даже близким друзьям. Наверное, такое одиночество присуще всем поистине талантливым людям».

Актриса Татьяна Догилева:«У Андрея были все качества, какие нужны для нашей профессии: нервная возбудимость, музыкальность, пластичность, комедийность, умение шутить и видеть себя как бы со стороны. На его спектаклях люди становились светлее, исчезала агрессия, а для актёра это высшее качество».

Актриса Вера Васильева:«Судьба и родители щедро наградили Андрея Миронова талантом, трудолюбием и величайшим обаянием. Для детей он был идеалом ловкости, смелости, остроумия, находчивости и веселья. Для женщин – идеалом любви. Людям зрелым он давал пищу для размышлений, обогащал своим интеллектом наше представление о жизни, об искусстве. Для людей старшего поколения он был дорог своим нежным ностальгическим умением унестись в начало нашего века, напевая те песенки, которые в детстве напевал ему отец. Он был прекрасно воспитан своими родителями и был истинным интеллигентом».

Актёр Олег Басилашвили:«Жизнь наша подчас кажется серой и скучной. Бывает от этого печаль сердца. И не скроешься никуда от этой печали. Ни перемена мест не спасёт, ни работа. И вдруг сталкивает тебя судьба с неожиданно ярким, удивительным явлением – и всё вокруг окрашивается в радостные тона, жизнь становится светлой и ясной. Словно праздничный фейерверк разгоняет сумерки, и будни приобретают свежие, сказочные очертания. Таким фейерверком был Андрей Миронов. Каждая его роль, будь то на сцене или на экране, придавала жизни радостный смысл, вселяла веру в свои силы, внушала уверенность в будущем. Начинало казаться, что и сам ты ловок и гибок, что талант твой бьёт через край, что жизнь полна романтики, что красив ты и остроумен, что девушки неотрывно глядят тебе вслед».

Поэтесса Белла Ахмадулина:«Счастье заведомо сопутствовало его урождению и воспитанию. От природы и родителей – сразу данный, совершенный дар безукоризненной осанки, повадки, грациозного поведения тела в пространстве, музыкальности и иронии. Прирождённый ум рано встретился с прекрасными книгами, у него была драгоценная возможность читать, читать. Всегда любуясь им, я любила совпадение наших читательских пристрастий… Андрею Миронову удалось совершенство образа и судьбы. Известно, что он дочитал монолог Фигаро, доиграл свою роль до конца – уже без сознания, на пути в смерть. Это опровергает разумные и скудные сведения о смерти и бессознании. Остаётся – склонить голову».

Критик Ирина Василинина:«Молодой, преуспевающий, энергичный, в зените славы и успеха, влюблённый в жизнь, не чурающийся никаких её соблазнов, живущий, по первому впечатлению, как в той песне, которую он так замечательно пел, – умеючи и играючи. Вообще, сам ритм жизни Миронова был такой, что просто дух захватывало… Театр, кино, режиссура, поездки… Надо жить играючи, надо жить умеючи… Он вроде бы так и жил. И всех это ослепляло. Завораживало. Обманывало. Не видно было никакого напряжения, которое на самом деле сопутствовало ему всю жизнь… Нормальная повседневность заполнена ежевечерними спектаклями, рядовыми репетициями и многочисленными концертами. Это – повседневная работа. Но есть ещё друзья, дом, долг перед родными и близкими, масса бытовых забот и хлопот, да и просто развлечения… Он во все уходил с головой, ничего не делая вполсилы».

Искусствовед, бывший министр культуры РФ, Михаил Швыдкой:«В нём была улыбка Господа, удивительная видимая лёгкость таланта. Он как бы чуть-чуть парил над землёй. И никогда не останавливался в развитии – ему всегда хотелось чего-то большего. Считается, что великие артисты – одиночки. Однако Миронов не был одинок. Для него огромную роль играли театральное и внетеатральное общение, дружеский круг. Андрей Миронов при внешней лёгкости был очень строгим в работе и рассудительным человеком. Он хорошо понимал роль, чётко выстраивал логику своих героев, что помогало ему потом и в режиссуре. Папины и мамины таланты слились в нём воедино».

Писатель и драматург Григорий Горин:«Наблюдать за репетициями Миронова со стороны – огромное напряжение. Во-первых, чисто физически трудно было уследить за его местоположением: он был то в зале, то в секунду оказывался на сцене, то кричал откуда-то сверху, из осветительной ложи. Сама же премьера очередной его режиссёрской работы становилась просто жизнеопасным мероприятием, ибо, когда он стоял в тёмном зале, спрятавшись в дальнем проходе за портьерой, то бессознательно как бы играл все роли за всех исполнителей в тайной надежде, что телепатически передаст им хотя бы часть своей энергии. И когда кончался этот кошмар, когда стихал гром аплодисментов, а он, бледный и измождённый, сидел в своей гримуборной, я, уже не как драматург, а просто как бывший врач, осторожно спрашивал: „Как ты себя чувствуешь? Устал?“ В ответ – всегда недоумённый взгляд и привычная фраза: „С чего мне уставать? Я же не работал, я только смотрел“».

Драматург и сценарист Михаил Рощин:«„Самое главное – обаяние“, – говорят американцы. Этого самого главного у него было – море. Его обожали девушки. Чистые, милые, юные девушки, провинциальные школьницы, Татьяны Ларины, присылавшие ему безумные письма. Он являл для них собою Героя Любви, отважного и нежного, не мужлана, но мужчину, юного, тонкого и всепонимающего, идеально гармоничного, доброго, лёгкого и верного, а не легковерного. Ироничного, но не циника. Умного, но не чересчур, не сухаря. Всегда весёлого, всегда неотразимого. Доброго… Вот-вот – доброго. Юные девушки – ещё дети, а дети больше всего любят добрых».

Актёр и режиссёр Михаил Козаков:«Андрей Миронов, Андрюша привносил в нашу задёрганную и тревожную жизнь свою неповторимую светлую краску; он давал особый тон, ноту, рождал мелодию и одаривал этим своих друзей, знакомых, зрителей, сидящих в театральном зале, десятки тысяч любителей кино и миллионы людей перед экранами телевизоров. Он стал для многих желанным и дорогим гостем, непременным участником самых любимых праздников в году».

Режиссёр Алла Сурикова:«Андрей Миронов славился потрясающей собранностью, точностью и обязательностью, что в киношной среде чрезвычайная редкость. Один раз он летел на съёмки в Крым из Томска через Москву, больной, с температурой, едва живой. В Москве его, как водится, не встретили, билет на Симферополь наши администраторы ему не купили, и с чистой совестью Андрей мог бы отлежаться дома, полечиться в Москве… Когда же он прибыл на съёмочную площадку вовремя, но таким, каким его никто никогда не видел, я не сумела найти слов и, разряжая ситуацию, просто встала перед ним на колени».

Актёр Юрий Никулин:«Когда меня с ним только познакомили, я не мог относиться к нему иначе, чем как к сыну Мироновой и Менакера – актёров моей юности. Для меня они были эстрадные боги. И вот артистом стал их сын. Невольно смотрел на него по-особому. Сам же Андрей страшно не любил, когда о нём говорили как о сыне Мироновой и Менакера. Он бесился при этом и умолял: „Я прошу, не надо. Я просто Миронов, и всё, и никаких лишних разговоров быть не может“».

Актёр и режиссёр Александр Ширвиндт:«Он был премьером театра. Сейчас это слово ушло, ничего в голову, кроме слова министр, не приходит, а раньше в любом театре был премьер, первый артист. Андрей был премьером Театра сатиры».

Режиссёр Эльдар Рязанов:«Я никогда не видел Андрея злым. Видел его грустным, весёлым, огорчённым, озорным, озабоченным, лукавым, обиженным, сердитым, но не могу припомнить случая, чтобы он злился, чтобы говорил о ком-то с ненавистью, чтобы кого-то проклинал, чтобы на лице его было ожесточение. Когда его бесцеремонно обижали – а такое случалось, – глаза его становились беззащитными и растерянными. Злоба, агрессия, желчность были чужды его натуре.

Если откинуть его театральные и кинематографические роли, а взять только телевизионные выступления, где он представал без грима, то зритель мог составить об Андрее как человеке превратное суждение. На телевизионном экране элегантно двигался, легко танцевал, непринуждённо пел актёр, сознающий свою неотразимость, порой смахивающий на фата, фрачного героя, обаятельного бонвивана. И некоторые зрители отождествляли этот образ с сущностью самого Миронова. А в жизни Андрей был, пожалуй, полной противоположностью своему эстрадному персонажу. Он был застенчив, неуверен в себе, недоволен собой, невероятно деликатен, раним и очень добр. Хотя всё это не мешало ему в разговоре, в общении быть весёлым, остроумным, не лезть за словом в карман. Когда он бывал в ударе, то всегда оказывался душой компании, её эпицентром, вулканом, извергающим шутки, экспромты, остроты. Его юмор был заразителен, а рассказы, помноженные на блистательное актёрское исполнение, вызывали взрывы хохота. Но все эти качества его я обнаружил не сразу. После первых его ролей в кино и театре у меня как у режиссёра-зрителя сложилось впечатление, что Миронов – актёр с отрицательным обаянием. То, что он неимоверно талантлив, мне стало ясно сразу, но я, как говорится, в упор не видел его в образе положительного героя».

Актёр Лев Дуров:«Андрей по-настоящему вкалывал. Иногда мы одну и ту же сцену повторяли много раз. Он работал въедливо, кропотливо, выверяя каждую мизансцену, каждую реплику. Часто репетицию мы заканчивали мокрые и выпотрошенные. „Ну всё, до завтра!“ – „Анатолий Васильевич(А. В. Эфрос. –А. Ш.), давайте поговорим, я кое-что хочу уточнить“. И так каждый день. Андрей работал умно и, фиксируя все нюансы, рождавшиеся на репетиции, многое записывал, а перед следующей репетицией заглядывал в тетрадку, перечитывал, как бы проверял партитуру роли. Работать с ним было просто радостно».

Режиссёр Георгий Товстоногов:«Андрей Миронов – артист удивительной выразительности в понимании Станиславского, характерный артист при данных героя. Я сейчас вспоминаю совсем молодого, двадцатишестилетнего Миронова, когда он сыграл труднейшую роль классического репертуара – Жадова в пьесе Островского „Доходное место“ в постановке Марка Захарова. И в этой работе, и во всех остальных ролях ощущалось высокое владение сверхзадачей, чем граждански заряжен Миронов, в сочетании с обаянием и высоким мастерством. Он был (к сожалению, приходится применять этот беспощадный глагол „был“) большим Артистом. И вот за год до смерти я увидел интересную режиссёрскую и актёрскую работу Андрея Миронова – спектакль по пьесе Григория Горина „Прощай, конферансье!“. Он точно уловил замысел пьесы и увлёк за собой артистов».

Актёр и режиссёр Олег Табаков: «Актёрское начало доминировало в Андрее. Именно в нём он выражал себя наиболее естественно и полно. Актёрское – значит по своей природе коллективное. Андрей был человеком цеховым, и ему была свойственна цеховая солидарность. Фракций, групп, группок он избегал, как только мог, не участвовал ни в каких интригах, не знал зависти. Обращаясь к группе беседующих актёров, иногда спрашивают: „Против кого дружите?“ Так вот, Андрей всегда дружил „за“. Он бывал ироничен, порой даже язвителен, но всегда верен в дружбе и чужд всяческой возни вокруг нашего дела, нашей профессии, потому что всерьёз любил само дело».

Поэт и драматург Михаил Пляцковский:«Никогда не сумею забыть толпы людей, пришедших к театру, чтобы проводить в последний путь своего любимого актёра. Многие плакали. Так прощаются с родным, близким человеком. У него и была всенародная популярность, он при жизни был удостоен всенародной любви. А это может заслужить только очень талантливый человек, настоящая, состоявшаяся личность. Я знаю: будут идти на экранах киноленты с его участием, будет звучать по радио и на грампластинках его голос, который не спутаешь ни с каким другим. Не хочется говорить об Андрее, употребляя глаголы прошедшего времени. Он есть. Он с нами. Прекрасный, выдающийся актёр, наш современник, наш товарищ, человек-праздник».

Режиссер Театра сатиры Валентин Плучек сказал об Андрее кратко и очень емко:«Наше солнце».