ТИМОТИ ЛИРИ: ПРОЩАЙ/ПРИВЕТ Томас Ридлингер[82]

ТИМОТИ ЛИРИ: ПРОЩАЙ/ПРИВЕТ

Томас Ридлингер[82]

Дорогой Тимоти.

Вчера я снова слышал эту песню, в которой поется, что ты не умер, а только «снаружи смотришь внутрь».[83] На самом деле тебя нет с нами уже больше года. Насколько я знаю, ты не верил, что твое личное сознание переживет твое тело, и похоже, что игра Тимоти Лири закончилась, не получив дополнительного времени. А я все еще здесь, пишу тебе это письмо, этим прекрасным ясным утром начала декабря 1997 года, Я сижу в одиночестве на пляже недалеко от Олимпии, Вашингтон, опершись спиной о выброшенное на берег бревно. Над головой у меня кричат чайки, за моей спиной вечнозеленый лес. Сейчас теплее, чем обычно бывает в это время года, светит солнце, веет нежный ветерок. Приятно пахнет мохом, палой листвой и грибами, все эти запахи смешиваются с соленым запахом моря. В этой колыбели мира и покоя я вспоминаю о тебе.

«Давай немного развлечемся», — так ты говорил в начале нового проекта. Я хорошо помню, как мы развлеклись в июле 1993 года, на ежегодной конференции по Гуманистической психологии в Сан-Диего, когда ты, я и два студента, работавшие с тобой в Гарварде, Джордж Литвин и Гюнтер Вейль устроили публичную дискуссию о твоей ранней работе в психологии. Впоследствии я спрашивал тебя, правда ли то, что ты писал в книге «Изменяя и мое сознание», что твоя жизнь — это «верное и последовательное продолжение» работы Густава Теодора Фехнера. Ты ответил «да», потому что Фехнер, профессор физики в Германии девятнадцатого века, был пионером в области научной психофизики и вдохновил твою работу в нейрофизике. Кроме того, у Фехнера, как и у тебя, в середине жизни был мистический опыт, который раз и навсегда изменил его взгляды на мир. Но твой опыт был вдохновлен священными грибами, а его произошел в результате несчастного случая. Почти полностью потеряв зрение в ходе оптического эксперимента, Фехнер провел больше года в затемненной комнате, с повязкой на глазах. Однажды, в октябре 1842 года, он импульсивно сорвал повязку, поднялся с постели и вышел в сад. То, что он увидел там, показалось ему, как он позже писал в своей книге «Наина, или Живая душа растений», «взглядом за пределы человеческого опыта. Каждый цветок лучился с особенной ясностью, словно вносил свой собственный внутренний свет в свет мира. Весь сад виделся мне каким-то преображенным, словно это не я, а сама природа только что пробудилась… Я подумал, что вижу внутренний свет цветов как источник их внешней чистоты, что возникновение цвета имеет духовную природу, из-за чего цветы кажутся полупрозрачными. Я не сомневался, что вижу сияние, производимое живыми душами растений, и я подумал, что это похоже на сад, находящийся за пределами этого мира; и вся земля, также как и каждое тело на земле, это забор, отделяющий нас от этого сада».

Я поинтересовался, что ты думаешь о самой популярной книге Фехнера «О жизни после смерти». К мое-му удивлению, ты ответил, что не читал ее. Вернувшись домой, в Бостон, я послал тебе экземпляр этой книги. Но мне так и не довелось услышать твое мнение о ней. Потом, когда мы с моей будущей женой Беверли заехали навестить тебя в ноябре 1995 года, примерно месяцев за шесть до твоей смерти, я заметил, что она стоит вместе с другими книгами на полке над твоим рабочим столом. В письме, которое я послал тебе вместе с этой книгой, я привожу следующий отрывок из предисловия Уильяма Джеймса к английскому изданию «О жизни после смерти», в котором он описывает фехнеровскую теорию: «Движения могут накладываться одно на другое и совмещаться, малое на большое, как малая волна на большую. Это относится как к ментальной, так и физической сферам. Говоря физиологически, мы можем сказать, что основная волна сознания поднимает подсознательный фон, и некоторые части его улавливают главное, как небольшие волны ловят свет. Весь процесс — это сознание, но главные пики волн сознания имеют такой сжатый шаг, что моментально изолируются от прочих. Они могут осознавать свою обособленность, как ветка осознает свою, забывая материнское дерево. Такая обособленная часть опыта остается, когда он проходит, и является собственно памятью. Такое остаточное и вторичное сознание отличается от первичного. С физической стороны мы говорим, что мозговой процесс, соответствующий ему, постоянно изменяет будущий вид активности мозга.

Таким образом, согласно Фехнеру, наши тела — это только малые волны на поверхности земли. Мы растем на земле, как листья растут на дереве, и наше сознание вырастает из сознания всей земли, и по мере накопления нашего отдельного, личного опыта мы забываем весь основной, глубинный опыт, без которого не было бы и нашего личного. Но при возвращении к основе мы не забываем наш личный опыт. Напротив, мы все помним, и совмещение двух опытов ведет нас к большей свободе, поскольку теперь наш опыт состоит из нашего сознания плюс бесчисленное множество равных сознаний, из которых складывается общий опыт. И даже когда мы умираем, с нами остается вся система нашего прожитого опыта. В течение жизни нашего тела в нашем сознании всегда присутствуют элементы общего земного сознания, даже когда мы их не осознаем. Но после того, как все земное сознание становится нашим опытом, мы более не чувствуем себя в изоляции, мы чувствуем наше единство со всеми живущими и когда-либо жившими на земле людьми, чей опыт воздействует на нас, и мы в свою очередь воздействуем на жизни других людей».

Фехнеровская теория «жизни после жизни» вытекает из его концепции души. Согласно его определению, душа — это «единое существо, которое в нашем случае, так же как и в любом другом, открыто только для себя самого, для всех прочих закрыто, замкнуто на себя, по крайней мере в чувственном восприятии, выше которого, в пропорции возрастания на шкале сознания, развиваются все более и более высокие отношения». (Эти и последующие положения Фехнера взяты из книги «О жизни после смерти».) Душа человеческого существа — это «глава сознания, ограниченная кругом телесных действий, которая… во сне опускается ниже порога, выше которого сияет сознание», а при пробуждении «поднимается выше него». Она не строго идентична сознанию, но скорее проявляет различное сознание выше и ниже порога. Ниже порога она взаимодействует со всеми другими земными душами, включая души растений и животных, так же как и другие человеческие души, объединенные в душе земли. По мнению Фехнера, души человеческих существ после смерти растворяются в земной душе. Проникая сквозь природу в виде некой духовной волны, они вызывают к жизни новые отношения с другими душами живых и мертвых, проходя через них и создавая то, что мы сегодня называем интерференционные паттерны, которые являются компонентом голографии. В этом состоянии, согласно Фехнеру, мы достигаем бессмертия. При жизни человек воспринимает природу «сквозь окна своих чувств и имеет фрагментарное знание ее, словно разлитое в небольшие сосуды». Но после смерти, «когда его телесная оболочка распадется, дух его, не сдерживаемый более ничем, будет странствовать по природе с неограниченной свободой. Он начнет ощущать волны света и звука, не только проникающие в его глаза и уши, а словно скользящие в воздушном океане; он будет чувствовать не только дыхание ветра и ласку морских волн, но сам будет плыть сквозь воздух и море; он будет теперь не идти мимо зеленеющих деревьев и душистых лугов, как бывало раньше, но наполнять своим сознанием поля, и леса, и людей, когда они будут проходить сквозь него». Собственные мысли Джеймса по этому поводу появляются в книге-эссе «Человеческое бессмертие». В ней он говорит об огромном влиянии, которое оказал на него Фехнер, так же как это сделал ты в своей книге «Изменяя и мое сознание». Прочие не были столь великодушны. Многие фехнеровские концепции появились в последние годы на научной сцене, безо всяких ссылок на автора, в таких областях, как теория сознания, морфогенетическая теория поля и особенно теория планетарного сознания Гайя. Рано или поздно этот плагиат должен обнаружиться. Я предоставляю другим сделать это, так же как оставляю ученым будущего исследовать и воссоздать фундаментальную связь между фехнеровскими психофизическими идеями и твоей теорией нейросхемы.

Между тем фехнеровские идеи могут слегка утолить мою печаль по поводу твоей смерти. Вот почему я пришел сюда, в это прекрасное место, в этот чудесный день. Мое сердце открыто природе, чтобы ощутить твое присутствие в земной душе, когда она проникает сквозь мою душу. Как сказал Эмерсон в своем печально известном письме Гарвардской школе богословия в 1838 году: «Мы всегда будем помнить те несколько встреч… с душами, которые сделали наши души мудрее; которые звучали согласно нашим мыслям; которые сказали нам то, что мы знали сами; которые помогли нам услышать то, что было скрыто глубоко в нашем сердце».

Итак, прощай, Тимоти — и здравствуй! Наши дороги еще пересекутся, я в этом уверен.