Он, она и прекрасная дама. Владимир Ленин, Надежда Крупская и Инесса Арманд
Он, она и прекрасная дама. Владимир Ленин, Надежда Крупская и Инесса Арманд
«Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой! И это так больно. Я знаю, я чувствую, никогда ты сюда не приедешь. Глядя на хорошо знакомые места, я ясно сознавала, как никогда раньше, какое большое место ты занимал в моей жизни, что почти вся деятельность здесь, в Париже, была тысячью нитей связана с мыслью о тебе. Я тогда совсем не была влюблена в тебя, но и тогда тебя очень любила. Я бы и сейчас обошлась без поцелуев, и только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было бы радостью – и это никому бы не могло причинить боль. Зачем было меня этого лишать? Ты спрашиваешь, сержусь ли я за то, что ты провел расставание? Нет. Я думаю, что ты это сделал не ради себя… Крепко тебя целую. Твоя Арманд». Так писала Инесса Арманд Владимиру Ульянову-Ленину из Парижа.
После смерти Ленина политбюро ЦК большевистской партии приняло постановление, требовавшее от всех членов партии передать все письма, записки и обращения к ним вождя в архив ЦК. Из-за чего так взволновался Центральный комитет? Какую цель он преследовал? Сохранить для потомков наследие великого Ленина? Или что-то скрыть от этих самых потомков?
Не только Инесса писала Владимиру, конечно же, и он писал ей. Их письма, публиковавшиеся в разные годы, даже с купюрами, показывают, что они были очень близки.
Однако задолго до того, как в жизни Владимира появилась Инесса, он познакомился с той, которая стала его женой и соратником – с Надеждой Константиновной Крупской.
Этой уникальной женщине довелось столько пережить, что можно было бы написать сотню биографий. Надежда Константиновна Крупская родилась 26 февраля 1869 года в бедной дворянской семье. Мать Нади, Елизавета Васильевна, была круглой сиротой, воспитывалась в институте для девиц на казенный счет, после окончания учебы пошла в гувернантки. Отец, Константин Игнатьевич Крупский, тоже сирота, воспитывался в корпусе и военном училище. Будучи еще совсем молодым офицером, он участвовал в подавлении польского восстания, однако при этом полякам он сочувствовал и всячески помогал им. Будущие родители Нади встретились и поженились; помимо чувств их объединяли и взгляды на жизнь – в доме Крупских постоянно обитали различные вольнодумцы и либералы. Свою любимую дочь вольнолюбивые родители устроили в петербургскую гимназию княгини Оболенской; это заведение славилось тем, что взращивало революционерок и верных подруг борцов за народное счастье. Преподавательский состав гимназии, воодушевленный свободолюбивыми идеями, соответственно обучал и гимназисток. Почти все воспитанницы мечтали о светлом будущем России и готовились посвятить себя служению народу.
Наде было четырнадцать лет, когда умер ее отец, и девушке пришлось давать частные уроки, чтобы прокормить себя и мать. Жили они весьма скромно, но дружно. Не оставили их без помощи и прежние друзья-революционеры, они взяли Надю под свою опеку. Ей еще предстояло закончить учебу, и через четыре года, в 1887 году, окончив восьмой педагогический класс, она получила диплом домашней наставницы. Однако совсем не об этом мечтала будущая подруга вождя большевиков.
А Елизавета Васильевна, как всякая мать, тем временем мечтала выдать дочь замуж. Но никакой хорошей партии не предвиделось, а сама Надя больше интересовалась идеями народовольцев, революционеров и прочих борцов за свободу и счастье простых людей.
Гимназическая подруга Крупской Ариадна Тыркова-Вильямс вспоминала: «У меня уже шла девичья жизнь. За мной ухаживали. Мне писали стихи. Идя со мной по улице, Надя иногда слышала восторженные замечания обо мне незнакомой молодежи. Меня они не удивляли и не обижали… Надю это забавляло». Похоже, некрасивая и не очень привлекательная девушка совсем не страдала от одиночества и не завидовала хорошеньким подругам, она не жаждала комплиментов и ухаживаний, ее не привлекала тихая семейная жизнь «в мещанском, обывательском гнездышке». Крупская с юных лет предпочитала совсем другое – служение людям. Она собиралась посвятить себя всему человечеству, а не одному человеку. Потому и не стремилась выделиться и привлечь к себе внимание, и к внешности своей относилась весьма спокойно, а порой и небрежно. Справедливости ради надо заметить, что юная Надя совсем не походила на закоренелый «синий чулок», – несмотря на равнодушие к своему внешнему виду, она была молодой и свежей. Ее красила юность. «Я под стать русской природе, нет во мне ярких красок», – однажды сказала она матери, которая не переставала волноваться за дочь.
Жили они с матерью на Знаменской, жили тихо, уютно, с лампадками. Елизавета Васильевна была женщиной верующей, а Надя, терпимая по натуре, не мешала ей молиться и держать дома иконы.
Надежда занималась, читала книги и жалела своих подружек – повыходили замуж, нарожали детей, закабалили себя на всю жизнь! А она сама, свободная и незакабаленная, искала, куда бы приложить свои молодые силы. И вот однажды Надежда прочла в газете обращение любимого ее писателя, Льва Толстого, к грамотной молодежи, – он призывал начать обрабатывать различные известные книги, чтобы их мог читать простой народ. Толстой даже предлагал выслать книги для работы всем желающим помочь. Надя тут же откликнулась и написала Толстому письмо: «Многоуважаемый Лев Николаевич! Последнее время с каждым днем живее и живее чувствую, сколько труда, сил, здоровья стоило многим людям то, что я до сих пор пользовалась чужими трудами… Я знаю, что дело исправления книг, которые будут читаться народом, дело серьезное, что на это надо много знания и умения, а мне 18 лет, я так мало еще знаю… но я обращаюсь к Вам с этою просьбой потому, что, думается, любовью к делу мне удастся как-нибудь помочь своей неумелости и незнанию…» В ответ на ее письмо вскоре пришла посылка: дочь Толстого, Татьяна Львовна, прислала Крупской несколько книг. И Надя взялась «править» роман Александра Дюма «Граф Монте-Кристо». Очень скоро она поняла, что занимается совершенно бесполезным и в некотором роде даже глупым делом. Но она не привыкла бросать начатое на полпути; несмотря на разочарование, Надя продолжала переписывать роман. И довела дело до конца.
Работая по призыву Толстого, Крупская, конечно же, не могла не встретиться с толстовцами. Она несколько раз общалась с ними, но их взгляды и их программа были совсем не тем, о чем она грезила! И вот однажды ей в руки попал «Капитал» Карла Маркса. Надежда прочитала книгу на одном дыхании; после она вспоминала: «Я точно живую воду пила. Не в терроре одиночек, не в толстовском самосовершенствовании надо искать путь. Могучее рабочее движение – вот выход». Надя наконец нашла свой единственно верный путь. И в 1890 году путь этот привел Надю в революционный кружок. На одном из заседаний кружка она познакомилась со студентом-технологом Классоном. Некоторые считают его первым Надиным ухажером, а другие полагают, что их связывала лишь дружба да общие революционные идеалы.
Крупская была очень деятельным человеком: помимо кружка она посещала женские Бесстужевские курсы и преподавала в вечерней школе для рабочих. После занятий в школе ее частенько провожал домой Иван Васильевич Бабушкин, будущий известный революционер. Он был высокий, стройный, довольно симпатичный, да к тому же с усами. Всякий раз на улице он вежливо поддерживал Надю под руку, но она, поглощенная своими мыслями, не замечала его чувств. Она вряд ли вообще придавала значение тому, что рядом с ней каждый вечер идет приятный во всех отношениях мужчина.
А мама все надеялась. Только постепенно сменились «декорации» ее фантазий – теперь ей виделось, как Наденька встречает приличного человека в революционном кружке. Избранник дочери должен был быть образованным и обязательно из хорошей семьи. Елизавета Васильевна мечтала о зяте-дворянине, о свадьбе дочери, о внуках… Вот пойдут дети – и тогда уж станет не до революций!
И однажды на очередном заседании революционного кружка Надя встретила молодого дворянина…
В квартире Классона под видом празднования Масленицы юные конспираторы затевали марксистский диспут. Конечно же Надя была приглашена на столь важное мероприятие. Отчего-то идти ей тогда не очень хотелось, но она всегда была человеком ответственным, а потому в этот раз пересилила «лень» и все же пошла. Классон заранее всех предупредил, что на диспут придет один «приезжий волжанин, занятный тип». Этим «занятным типом» оказался Владимир Ульянов. Младший брат знаменитого Александра Ульянова, члена группы «Народная воля», казненного за участие в покушении на Александра Третьего. Владимиру было тогда двадцать четыре года.
На Надю этот приезжий сразу же произвел особое впечатление, причем настолько сильное, что она, всегда сдержанная и неболтливая, рассказала о нем матери. А затем, через некоторое время, произошла следующая встреча у Классона. На этот раз Владимир Ульянов читал свою работу «Что такое “друзья народа” и как они воюют против социал-демократов?». Слушатели были в полном восторге! И, понятно, Надя тоже. Она искренне восхищалась этим человеком. Он казался ей воплощением всех ее идеалов, он думал ее мыслями, он выражал ее чувства, он звал туда, куда она так давно стремилась, он олицетворял ее пламенную любовь к революции! Но, быть может, не только сходство устремлений привлекало Надю в молодом Ульянове?..
Прошло несколько дней после чтения в кружке. Наде нужно было подготовить лекцию для рабочих, и она отправилась в публичную библиотеку. Как вы уже догадались, в читальном зале сидел Ульянов! Почему-то девушку взволновало его присутствие… Но он был так поглощен своим занятием, что не заметил новую знакомую.
Они столкнулись вечером, на выходе из библиотеки (похоже, Надя сама подстроила эту «случайную» встречу). Конечно, единомышленники разговорились. Ульянов вообще любил поговорить. В этот раз он опять увлекся разговором и пошел ее провожать.
Елизавета Васильевна несказанно обрадовалась, увидев молодого человека явно из приличной семьи. Она добросердечно и гостеприимно приняла его, сама Надя необычайно внимательно слушала Владимира весь вечер (очень важное качество для женщины – уметь слушать), короче, Ульянову очень понравилось у Крупских. Да и вся атмосфера их дома – такая спокойная, домашняя – пришлась ему по душе. Владимир стал частенько навещать мать и дочь. Правда, ничего романтического в его посещениях не было, молодые люди были настолько увлечены революционными идеями, что совершенно сознательно отметали «все эти глупости и пошлости» до будущих светлых времен.
Надя стала Владимиру верным соратником, помощником и товарищем по работе. Она чувствовала себя ученицей великого человека и, как всегда, полностью, со всей присущей ей ответственностью отдавалась работе. Очень скоро она стала для него незаменимой. Каждое воскресенье Владимир приходил в дом Крупских, ел домашний пирог, который пекла не теряющая надежды Елизавета Васильевна, пил чай и вел долгие и умные беседы с Надей. Но как-то в очередное воскресенье он не пришел.
Надя очень расстроилась. Трудно сказать, о чем думала молодая Крупская поздно вечером, так и не дождавшись желанного гостя… А через день его приятель, Глеб Кржижановский, при встрече сообщил, что «Старик» (подпольная кличка Ульянова) заболел и было бы очень кстати организовать уход за ним. Надя обрадовалась – не тому, что «Старик» заболел, а тому, что его отсутствие объяснилось столь серьезной (и не страшной для нее) причиной. Естественно, уход за заболевшим товарищем по партии Надежда взяла на себя. Стоит ли говорить, что это «ухаживание» еще больше сблизило молодых людей.
Они продолжали совместную революционную работу. В декабре 1895 года полиция арестовала многих членов «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» (того самого революционного кружка), среди других был арестован и Ульянов. После четырнадцати месяцев тюремного заключения, в 1897 году, его сослали на три года в Восточную Сибирь, в село Шушенское Минусинского уезда, «самую здоровую местность Сибири». А в 1896 году была арестована и Надя. Семь месяцев она провела в тюрьме, затем ее приговорили к трехлетней ссылке в Уфимскую губернию.
С большим трудом, но ей все же удалось добиться разрешения отбывать ссылку вместе с Владимиром. В прошении она, объясняя свое желание быть рядом с ним, назвалась невестой ссыльного Ульянова. На это к тому времени у нее уже были все основания: когда она сидела в тюрьме в ожидании приговора, ей пришло письмо от Владимира, в котором он предлагал ей стать его женой. Представляете, какая буря чувств охватила душу молодой женщины?! Но ответила на предложение она очень сдержанно: «Женой так женой».
В ссылку Надю сопровождала мать: она не могла оставить свою единственную девочку, а Надя не могла бросить маму одну. В Шушенское мать и дочь Крупские прибыли в 1898 году. Надя привезла будущему мужу свадебный подарок: зеленую керосиновую лампу, на которую, как говорят, она потратила последние деньги. Возможно, жених был рад видеть будущую тещу, ведь в ее доме ему было так хорошо и уютно. Подарку он был тоже очень рад – за годы ссылки при свете зеленой лампы Ленин написал более тридцати своих революционных произведений, а также закончил огромный труд «Развитие капитализма в России».
Пожениться Надя и Владимир смогли лишь через несколько месяцев, поскольку власти по каким-то соображениям долго не давали на этот брак разрешения. А когда разрешение все же было дано, молодым пришлось повенчаться: власти потребовали соблюдения всех формальностей, и два убежденных атеиста пошли под венец. Ах, как была рада мама! Наденька не просто вышла замуж, но и повенчана! Теперь она жена Ульянова не только перед людьми, но и перед Богом. К этому знаменательному моменту Наде исполнилось двадцать девять лет.
Ссылка в нашем понимании – нечто страшное, тяжелое и мучительное. Однако Надя вспоминала шушенскую ссылку, которая продолжалась два года (1898–1900), как счастливейшее время своей жизни. «Мы ведь молодожены были, и это очень скрашивало ссылку, – писала Крупская. – А то, что я не пишу об этом в воспоминаниях, вовсе не значит, что не было в нашей жизни ни поэзии, ни молодой страсти. Мещанства мы терпеть не могли, и обывательщины не было в нашей жизни. Мы встретились с Ильичом уже как сложившиеся революционные марксисты – это наложило печать на нашу совместную жизнь и работу». Конечно, Надя чувствовала себя не только революционной марксисткой, она, пусть и несколько запоздало, ощутила себя женщиной в полном смысле слова, вот и наслаждалась жизнью. А счастье красит человека, и Надя, надо полагать, действительно похорошела! Случилась тогда необычная и непривычная для нее история. В двадцати верстах от Шушенского жил и работал на сахарном заводе ссыльный революционер Виктор Константинович Курнатовский. Молодая чета Ульяновых решила навестить товарища по партии. Курнатовский, очень красивый мужчина, вел холостяцкую жизнь и, увидев Надежду, просто расцвел – счастливая, с сияющими глазами, молодая женщина произвела на него необычайно сильное впечатление. Все трое революционеров много и долго говорили, Надя поразила Виктора также своим умом и начитанностью. Да и он не оставил ее равнодушной. Оба заметно разволновались… А что же третий революционер? Как повел себя Ильич? Конечно, он не устраивал сцен ревности, но в эти минуты Владимир словно по-новому увидел свою жену…
Как бы ни относился к Наде Владимир, его родня с самого начала невзлюбила новоявленную невестку. Властная Мария Александровна, матушка Владимира, явно иначе представляла себе жену сына. Надя этим представлениям не соответствовала. Мария Александровна считала ее скучной старой девой. Старшая сестра Владимира Анна Ильинична в своих язвительных письмах особо подчеркивала «выразительность селедочных глаз» невестки. И все семейство соглашалось, что подпольные клички Нади – «Рыба» и «Минога» – как нельзя лучше подходят жене Володи. Надя очень переживала из-за такого отношения и даже обижалась на новых родственников. Но ее бесконечное терпение, а также невероятная преданность и любовь к мужу в конце концов помогли наладить вполне нормальные отношения с родными.
Правда, сам Володя иногда довольно странно относился к жене. По окончании своей ссылки он отвез жену в Уфимскую губернию, где Наде предстояло отбыть присужденный ей срок до конца, а сам укатил за границу. Счастье всего человечества было для него много важнее счастья Нади Крупской. Когда же она, по окончании срока ссылки, выехала из России к мужу, то ей не сразу удалось его отыскать – в Праге, где он, как предполагалось, должен был жить, его не оказалось. Надя нашла своего благоверного в Мюнхене, в меблированных комнатах при какой-то пивной. В своих воспоминаниях она писала, что при встрече стала ругаться: «Фу, черт, что ж ты не написал, где тебя найти?» Ильич, надо понимать, стал оправдываться…
Но вот они воссоединились. И Крупская вновь растворилась в своем кумире, в своем любимом муже. Причем настолько, что их даже прозвали четой «Ильичей». Они были соратниками, верными солдатами революции и все силы отдавали борьбе с империализмом. Для обоих главным в жизни была «революционная работа». Елизавета Васильевна, которую Надя всюду возила за собой, частенько ворчала: «Вот, уткнулись… в свои книги и тетради, мучает себя на работе Владимир Ильич и Надю замучил – покушать не дозовешься их».
Так «Ильичи» и жили… Менялись фальшивые паспорта, менялись страны, дома, комнаты, менялись соратники, ученики, враги, а они все вели свою «революционную работу».
Да, Ленин был очень загорающимся и целеустремленным человеком, его можно, пожалуй, назвать и страстным. Только всю свою страсть Владимир отдавал не жизни и жене, а делу, которому он служил. Интересно, почему он вообще женился на Крупской? Почему именно на ней? Или он все-таки был влюблен? Конечно, он ценил ее, уважал, но о романтических чувствах речи, похоже, не шло.
Такое отношение очень обижало Надежду Константиновну, хотя прежде она и считала, что счастье всего человечества важнее ее личного счастья. Но обиду свою она таила в самой глубине души. Во всяком случае, всеми силами пыталась смириться с этой «не любовью, а привязанностью», от всей души надеясь, что общие интересы их еще больше сблизят. А Ленин настолько привык к безоговорочной преданности и исполнительности жены, что подчас забывал о ее чувствах и желаниях и воспринимал Надю как очередную шестеренку в революционной махине.
В результате Крупская уже не могла таить свои обиды и порой чисто по-женски (по-человечески!) жаловалась окружающим. Это очень тяжело, когда твоего любимого мужа интересует все вокруг, кроме тебя. Вот она и ревновала своего Володю ко всему, чем он в конкретный момент интересовался. Каждый новый человек, появившийся в политической эмиграции, вызывал у Владимира Ильича неподдельный интерес, правда, не столько личными качествами, сколько как очередная «жертва» для революционных разговоров. Россияне вообще большие любители поговорить, а уж одержимые идеями… просто беда. Ленин часами общался с товарищами по партии, а Крупская переживала, оставшись без внимания. Правда, одна из политэмигранток, М. Эссен, вспоминала о совместной прогулке с Ильичом в горах: «Мы наткнулись на целое поле нарциссов. Владимир Ильич стал энергично собирать цветы для Надежды Константиновны. “Надюша любит цветы”, – сказал он и с юношеской ловкостью и быстротой моментально собрал целую охапку». Трогательно. Однако на прогулку он отправился не с Надюшей.
Возможно, если бы у «Ильичей» родились дети, их семейная жизнь наладилась. Говорят, они оба страстно хотели иметь детей, но Бог не дал. Месяцы тюремного заключения, не самая благоустроенная жизнь в ссылках, бесконечное нервное напряжение и прочие «радости» жизни пламенных революционеров привели к тому, что Надя перенесла тяжелое «женское» заболевание, а Володя ко всему прочему переболел множеством простудных и инфекционных болезней, так что семья осталась бездетной. Как бы то ни было, Надя в минуты откровенности или отчаяния не раз восклицала, что многое отдала бы за возможность родить сына или дочь. А вот Ленин никогда ни с кем из посторонних на эту тему не говорил.
Володя вырос в многодетной семье, а значит, получил и соответствующее воспитание и понятие о семейной жизни, а также и представление о женщине-жене-матери. И какие бы модные теории о свободной любви и о «несостоятельности института брака» не велись в среде революционной молодежи, у него «в крови» были совсем иные взгляды. Возможно, он мечтал и о детях, но кочевая жизнь деятельного марксиста не очень располагает к тому, чтобы обзаводиться большим семейством. Короче, семейство оставалось бездетным. И оба «Ильича» полностью отдавались любимому делу – борьбе за счастье других.
Так и прошла бы ленинская жизнь без большой любви, но тут… явилась Инесса Арманд.
* * *
Биограф Арманд Павел Подлящук так описал внешность этой женщины: «Длинные косы уложены в пышную прическу, открыты маленькие уши, чистый, резко очерченный лоб и зеленоватые, удивительные глаза: лучистые, внимательно-печальные, пристально глядящие вдаль». Понятно, что это описание фотографии Инессы – едва ли, общаясь с людьми, она «пристально глядела вдаль». «Пышную прическу» из заплетенных в косы волос тоже непросто представить, однако основная мысль ясна – Инесса была красивой женщиной. Все, кто хоть раз видел ее, совершенно искренне восклицали: «Она была необыкновенно хороша!»; «Это было какое-то чудо! Ее обаяния никто не выдерживал»; «Она своим очарованием, естественностью, манерой общаться выжигала пространство вокруг себя. Все переставало существовать, когда появлялась Инесса, начинала говорить, улыбаться. Даже хмуриться».
Невероятное очарование! И, похоже, никто не мог этому очарованию противостоять. Неудивительно, что не устоял и Ильич. Конечно, об Арманд писали и в советские времена, но исключительно как о профессиональном революционере, руководителе женского движения и соратнице Ленина. А вот об их любви – ни слова. В полном собрании сочинений Ленина письма к Инессе Арманд печатались с пропусками либо с комментариями вроде: «Первые три листа утеряны». Потом в архивах они «нашлись». А в дневниках Инессы иные страницы были уничтожены совсем. Роман вождя пролетариата и Инессы считался неприличным, Ленин должен был быть кристально чистым в глазах народа, его светлый образ никак не вязался с любовными страстями. И из мифа о пламенном вожде мирового пролетариата изъяли историю измены и любви.
Об Арманд тоже было принято писать только с революционной точки зрения – ни слова о личной жизни. А жизнь у нее была преинтересная.
Родилась она 8 мая 1874 года в Париже в бедной французской семье. Ее мать Натали Вильд была актрисой, отец Теодор Стеффен – оперным певцом. Он умер совсем молодым, в двадцать четыре года. Елизавета (имя «Инесса» она взяла себе позже) и ее сестра Рене приехали в Россию к своей тете, которая, чтобы прокормить двух сирот, стала давать уроки музыки и иностранных языков (французского и английского) в богатой семье Армандов.
Глава семьи Евгений Евгеньевич Арманд был владельцем лесов, поместий, доходных домов в Москве, крупной ткацкой фабрики в Пушкино. Выходцы из Франции, члены семейства Армандов сочувственно отнеслись к Инессе и Рене. Даже более чем сочувственно. Очень скоро сестры Стеффен вышли замуж за братьев Армандов (сыновей Евгения Евгеньевича): Инесса – за Александра, Рене – за Николая.
Семейство Армандов было весьма прогрессивно настроено, наверно, сказывалась вольнолюбивая французская кровь. В их доме скрывались от преследований полиции революционеры. Инессе подобная обстановка пришлась очень по душе, она чрезвычайно увлеклась идеями «свободы, равенства и братства», особенно ее волновала «свобода» женщин (Инесса мечтала о равноправии полов).
Жизнь в замужестве не шла ни в какое сравнение с прошлой жизнью: теперь Инесса была настолько обеспечена, что даже своих горничных выдавала замуж с приданым. Но ее живой и энергичной натуре недоставало активной деятельности. Инесса решила нести образование в широкие народные массы и организовала школу для крестьянских ребятишек. Она была буквально одержима социалистическими идеями, от которых ее не могли отвлечь даже собственные дети (Инесса родила мужу Александру четверых детей). Однажды она прочла работу некоего Ильина (один из псевдонимов Владимира Ульянова) и сразу узнала в нем единомышленника, однако до их знакомства было еще далеко.
Третий сын Евгения Евгеньевича Арманда – Владимир, младший брат Александра, был самым ярым социалистом в семье; на почве общих идеалов они с Инессой и сошлись. Вскоре любовь к идеалам переросла в пылкую страсть друг к другу, и Александр, по-прежнему безумно любивший свою жену, отпустил ее (с четырьмя детьми) в жены к младшему брату. А затем у Инессы и Владимира родился общий сын Андрей. Семейная жизнь этих революционеров была крайне неспокойной. Они участвовали в собраниях, митингах и изданиях нелегальной литературы, Владимир (как и Владимир Ульянов) оказался в тюрьме, потом в архангельской ссылке, затем сослали и Инессу. Все пятеро детей остались на попечении ее первого мужа. Вскоре Владимир перебрался за границу, она бежала из ссылки к нему в Швейцарию, но вместе они пробыли недолго: Владимир Арманд умер от туберкулеза у нее на руках. Убитая горем Инесса ужасно страдала. «Непоправимая потеря, – писала она в своем дневнике. – С ним было связано все мое личное счастье. А без личного счастья человеку прожить очень трудно». (Много лет спустя Инесса как-то заметила, что физическое влечение часто не связано с сердечной любовью и что в ее жизни эти два чувства совпали всего лишь раз. Она говорила о Владимире Арманде). Чтобы отвлечься от душевной боли, Инесса с головой погрузилась в революционную работу и стала одним из самых активных деятелей большевистской партии. Она забрала младшего сына и отправилась в свой родной Париж «знакомиться с французским рабочим движением». Вот там-то в 1909 году и пересеклись ее пути с Лениным.
Ему было тридцать девять, ей, матери пятерых детей, – тридцать пять. Инесса, как и прежде, была невероятно привлекательна. Социал-демократ Григорий Котов вспоминал: «Казалось, жизни в этом человеке – неисчерпаемый источник. Это был горящий костер революции, и красные перья в ее шляпе являлись как бы языками пламени». К тому времени побывавшая в двух браках революционерка Арманд считала, что брак мешает настоящему чувству и исповедовала свободную любовь. И любить Инесса умела…
А Ленин скучал в эмиграции. Остались позади первые встречи и бурные дискуссии с политэмигрантами. Газеты приходили с опозданием. Литературная и политическая деятельность в неспешном, погрязшем в капитализме Париже не могла полностью удовлетворить кипучую энергию Владимира Ильича. Он искал, куда приложить силы. И встретил Инессу.
Очень скоро Арманд стала правой рукой Ильича. Она переводила его книги и статьи, разъезжала с его заданиями по Европе. Втроем – Инесса, Ленин и Надюша – они организовали школу в Лонжюмо (у Арманд, как вы помните, уже был опыт организации школ). Только в этой школе учились не крестьянские дети – школа была партийной. Инесса Федоровна взяла на себя руководство, а педагогами стали Крупская, Ленин, Луначарский, Роза Люксембург. Считается, что партийное образование и сблизило Владимира с Инессой окончательно – именно в Лонжюмо они стали впервые близки.
Шла весна 1911 года. Ленину было сорок лет – критический возраст для мужчины! Рядом жила и дышала необычайно женственная и обольстительная красавица, да при этом еще и умница. Правда, еще ближе точно так же жила и дышала Крупская – сексуально сдержанная (возможно, от постоянного присутствия мамочки), с базедовой болезнью, пополневшая и совсем поблекшая. А ведь Ильич не был чужд романтики – любил классическую музыку, любовную лирику Блока, его стихи о Прекрасной Даме…
Надя обо всем знала. Александра Коллонтай, еще одна ярая сторонница свободной любви, рассказывала, что Крупская не просто знала о начавшихся отношениях, но не раз предлагала Володе развестись. Ленин, однако, почему-то всякий раз удерживал ее. Скорее всего, ее принципы – не отклоняться от пути Володи, всегда облегчать его жизнь, ничем не стеснять, быть рядом незаметной, но в любую минуту готовой помочь – его вполне устраивали. «Отзывчивый товарищ Надежда» – так он назвал ее однажды в письме к брату.
Александр Исаевич Солженицын по поводу отношений Володи и Инессы заметил, что, «став подругой Ленина», Арманд приняла правила игры на «троих». Как бы мы к этому ни относились, но это было именно так. Обе женщины с самого начала старались поддерживать дружеские отношения. Дабы не повредить делу мировой революции.
Две женщины. Две личности. Две противоположности. Надежда сдержанна и застенчива, Инесса– влюбчива и ветрена. Крупская не имела детей, не умела готовить и вместо шумных компаний предпочитала уединение (бесконечные гости ее утомляли). Инесса имела пятерых детей от двух браков, пару любовников, прекрасно вела домашнее хозяйство и при этом мгновенно становилась душой любого общества. С Крупской Ленину было спокойно, уютно, но безнадежно скучно (как в старом бабушкином кресле). С Инессой ему открылся неведомый доселе мир страсти и чувственных наслаждений. Вдобавок в 1913 году у Крупской начала прогрессировать базедова болезнь. Ленин трогательно заботился о жене, но контраст между красавицей Арманд и резко постаревшей супругой был, как говорится, налицо.
Однако романтические чувства к Инессе не мешали вождю мирового пролетариата использовать свою Прекрасную Даму в деле революции. В одном из писем влюбленный вождь писал: «В целях установления единства 11-ти организаций РСДРП всех направлений необходимо дать бой ликвидаторам и их союзникам на международной объединительной конференции в Брюсселе. Крайне важно основной доклад прочитать с толком. Для чего необходим прекрасный французский. Прекрасный! Кроме тебя, никого нет. Изо всех сил прошу согласиться хотя бы для прочтения доклада. Старших детей легко можно на три дня оставить, младшего Андрюшу возьми с собой. Ты знаешь, по тактическим соображениям я в Брюссель не поеду. Все очень будут злиться, захотят отомстить тебе. Но я уверен, что ты покажешь свои коготки. Заранее восторгаюсь, как они нарвутся, публично встретив спокойный и немного презрительный твой ответ… А мне хотелось бы поцеловать тебя тысячу раз. Я вполне уверен, что ты одержишь победу. Я забыл о денежном вопросе. Оплатим письма, телеграммы (пожалуйста, телеграфируй чаще), и гостиницу, и железнодорожные расходы, и т. д. Помни об этом. Желаю здоровья, спокойствия. Искренне твой Владимир Ильич».
Со временем Надю стал раздражать этот тройственный союз: она ведь превратилась просто в официальную жену. И Ленин не считал нужным скрывать своей привязанности к любовнице – свобода так свобода! В ту эпоху – эпоху борьбы за освобождение, раскрепощение и прочее – процветал феминизм. А для феминисток адюльтеры были в порядке вещей. Кстати, Инессу даже жрицей любви называли. Однако Ленина она полюбила всерьез и надолго.
Свое раздражение Надя держала при себе. Встречала Инессу по-прежнему радостно, как старинную подругу. Правда, нервные срывы бывали, но их она доверяла только своему дневнику: «Эта крашеная сука смогла переспорить Ильича в вопросах о тред-юнионах, и он изменил позицию! Немыслимо!»
А вот запись из дневника Крупской 1918 года: «В. И. необычайно деликатен со мною и, когда отсылает меня из Кремля, всегда придумывает достойный повод». В самом деле, изумительная деликатность.
Или: «В. И. будет встречать Новый год не с нами вместе, а только с НЕЙ. Сказал мне, что покажет ей тот шалаш в Разливе, который я все равно видела. Проводила их уже почти спокойно».
Осенью 1913 года в Кракове на виду у всех возник банальный любовный треугольник. Там поселились Ленин с Крупской. Туда же примчалась Арманд. Удивительно, но этим трем людям, несмотря на бешеный накал чувств, удалось сохранить внешне нормальные человеческие отношения. А через какое-то время Крупская вспоминала по поводу приезда Арманд: «Ужасно рады были мы, все краковцы, ее приезду… Осенью мы все очень сблизились с Инессой. В ней много было какой-то жизнерадостности и горячности. Вся наша жизнь была заполнена партийными заботами и делами и больше походила на студенческую, чем на семейную жизнь, и мы были рады Инессе. Она много рассказывала мне о своих детях, показывала их письма, и каким-то теплом веяло от ее рассказов. Мы с Ильичом и Инессой много ходили гулять… Инесса была хорошая музыкантша, сагитировала сходить всех на концерты Бетховена, сама очень хорошо играла многие вещи Бетховена. Ильич постоянно просил ее играть…» Ничего не скажешь, высокие отношения.
Ленин и Арманд всячески щадили чувства Крупской. А Надя очень достойно переживала измену мужа. Но наконец не выдержала и уже твердо заявила о разводе. Поразмыслив, счастливые любовники порешили, что Инесса должна окончательно переехать в Краков и перевезти туда своих детей. Бедная Надя – немолодая, оставленная жена, больная и душевно измученная – старательно помогала новой подруге мужа выбирать удобную квартиру. Но внезапно Арманд собралась и уехала из Кракова. Надежда Константиновна объясняла этот отъезд тем, что энергичную Инессу не устраивала тихая и размеренная жизнь в польской провинции, но дело было, конечно же, не в этом. Все было гораздо серьезнее – Ленин порвал отношения с Арманд. И сделал это по собственной воле. Может, он пожалел-таки больную жену, которая столько лет верой и правдой ему служила? Но Инесса тоже не была «практически здорова» – она страдала от прогрессирующего туберкулеза. Так что же сподвигло великого борца за счастье народное оставить теперь любимую и любящую женщину и вернуться к брошенной жене? Да как раз эта самая борьба за народное счастье. Любовь к Арманд оказалась настолько сильной, что стала «мешать» самому главному в жизни Ильича – революционной работе. Когда эта женщина была рядом, ему не о мировой революции думалось. Да и товарищи по партии стали поговаривать, причем вслух, что Ленин в двух дамах заблудился и пребывает под женским каблуком. Владимира эти разговоры приводили в бешенство. В довершение ко всему он и сам понимал, насколько пошлой выглядит сложившаяся ситуация.
Ленин видел только один выход – он расстался с Инессой. И вернулся к жене, но главное – к работе.
После отъезда Арманд ходили слухи, что столь скорый отъезд был неслучаен – мол, она бежала, чтобы скрыть беременность. И после даже говорили, что она родила ребенка от Ленина. В эти разговоры верится с трудом – крайне сомнительно, что Владимир отпустил бы любимую женщину, будь она беременна. Да и Надежда Константиновна ни за что такого не допустила бы.
Но не такими уж и железными были эти пламенные революционеры: и Владимир, и Инесса переживали расставание крайне мучительно. В архиве сохранились многочисленные письма, которые Арманд посылала из Парижа Ленину, вспоминая историю их знакомства. В одном из них она писала: «Тебя я в то время (в самом начале. – Ред.) боялась пуще огня. Хочется увидеть тебя, но лучше, кажется, умереть на месте, чем войти к тебе, а когда ты почему-либо заходил в комнату Н. К. (Надежды Константиновны. – Ред.), я сразу терялась и глупела. Всегда удивлялась и завидовала смелости других, которые прямо заходили к тебе, говорили с тобой. Только в Лонжюмо и затем следующую осень в связи с переводами и прочим я немного привыкла к тебе. Я так любила не только слушать, но и смотреть на тебя, когда ты говорил. Во-первых, твое лицо так оживляется, и во-вторых, удобно было смотреть, потому что ты в это время этого не замечал». В других письмах она просила его вернуться, говорила, что их любовь не может никому помешать… Сначала Ильич писал сухие письма и даже попросил ее переслать всю его прошлую корреспонденцию, а потом… потом вернулся к Инессе.
Мы не станем и предполагать, что передумала и перечувствовала Надя.
Из эмиграции в Россию вождь революции, его жена и его любовница ехали в одном купе – в том самом знаменитом пломбированном вагоне «поезда в революцию». По прибытии он поручил Арманд руководство Женским отделом ЦК партии.
Окончательно униженная Крупская, потрясенная очередным предательством мужа, дабы не видеть его любовницу, да и его самого рядом с ней, организовала себе «командировки» подальше от Москвы и Петрограда – в Поволжье.
А Ленин очутился в своей стихии – той, о которой так долго говорили большевики. Он упивался революцией, он уже не принадлежал себе (и тем более Инессе), теперь он принадлежал только одной отнюдь не «прекрасной даме» – революции. Однако об Инессе он не забывал, хотя и встречался с «русской француженкой» все реже и реже. Когда же Арманд не было рядом (ее «рабочее место» находилось в Москве), Ленин писал ей письма. Иногда эти письма занимали несколько страниц.
Тем временем революция, как ненасытный упырь, быстро высосала силы из Инессы. Всегда энергичная Арманд рьяно бралась за любое дело и буквально «сгорела» на работе. Крупская в своих воспоминаниях писала: «Инесса еле держалась на ногах. Даже ее энергии не хватало на ту колоссальную работу, которую ей пришлось провести». О тяжелом состоянии Инессы знали многие, но Ильич обеспокоился ее душевным здоровьем лишь однажды, когда она впала с жуткую депрессию, практически перестала есть, много плакала и ни с кем не общалась. Только тогда Владимир Ильич стал чаще с ней встречаться, и даже с интересом обсуждал проблемы свободной любви. Эта тема волновала Инессу всегда – Арманд провозглашала настоящую любовь вне брака и отрицала лживые отношения двух людей, связанных лишь церковным обетом.
Но Ленину было недосуг тратить на разговоры слишком много времени. К тому же теперь, в России, Надежда была ему нужна больше прежнего (ни времени, ни сил на любовь не оставалось, а к присутствию Надюши он уже привык). И помощник она была замечательный – в своей книге «Моя жизнь» Троцкий так вспоминает о Крупской: «Она стояла в центре всей организационной работы, принимала приезжавших товарищей, наставляла и отпускала отъезжавших, устанавливала связи, давала явки, писала письма…» Весьма возможно, что без Крупской Ленин не добился бы столь ошеломляющих успехов. Без постоянной помощи и подпитки далеко не уедешь.
Обеспокоенный здоровьем Инессы, Ленин посоветовал ей съездить отдохнуть и подлечиться на Кавказ. Правда, она сама хотела побывать во Франции, но Ильич сказал – на Кавказ, и она отправилась на Кавказ.
Сначала Инесса приехала в Кисловодск, однако там было небезопасно – хозяйничали бандиты, и она перебралась в Нальчик. А по дороге заразилась холерой…
Незадолго до кончины Инесса записала в дневнике: «Раньше я, бывало, к каждому человеку подходила с теплым чувством. Теперь я ко всем равнодушна. А главное – почти со всеми скучаю. Горячее чувство осталось только к детям и к В. И. Во всех других отношениях сердце как будто вымерло. Как будто бы, отдав все свои силы, свою страсть В. И. и делу работы, в нем истощились источники любви, сочувствия к людям, которыми оно раньше было так богато. У меня больше нет, за исключением В. И. и детей моих, каких-либо личных отношений с людьми, а только деловые… Я живой труп, и это ужасно». 24 сентября 1920 года Инесса Арманд умерла.
А в Петроград пришла телеграмма: «Вне всякой очереди. Москва. ЦК РКП(б). Совнарком. Ленину. Заболевшую холерой товарища Инессу Арманд спасти не удалось тчк Кончилась 24 сентября тчк Тело препроводим в Москву тчк Назаров».
Потрясение Ленина было огромным. Александра Коллонтай вспоминала, что когда 12 октября 1920 года «мы шли за ее гробом, Ленина невозможно было узнать. Он шел с закрытыми глазами и, казалось, – вот-вот упадет». Она считала, что смерть Инессы Арманд ускорила смерть Ленина: он, любя Инессу, не смог пережить ее ухода.
Очевидцы, присутствовавшие на похоронах, рассказывали, что Крупская поддерживала Ленина под руку. Она всегда его поддерживала, всю жизнь.
Революционерка Анжелика Балабанова, бывшая в то время секретарем Третьего Интернационала, писала: «Не только лицо, весь облик Ленина выражал
такую печаль, что никто не осмеливался даже кивнуть ему. Было ясно, что он хотел побыть наедине со своим горем. Он казался меньше ростом, лицо его было прикрыто кепкой, глаза, казалось, исчезли в болезненно сдерживаемых слезах. Всякий раз, как движение толпы напирало на нашу группу, он не оказывал никакого сопротивления толчкам, как будто был благодарен за то, что мог вплотную приблизиться к гробу».
Ее похоронили у Кремлевской стены. К могиле Инессы он возложил венок из белых цветов, на черной ленте было написано: «Тов. Инессе от В. И. Ленина».
Смерть Инессы Арманд стала своего рода предвестником тяжелого заболевания мозга у Ленина. Болезнь прогрессировала так быстро, что Крупская не только забыла все обиды на мужа, но и выполнила его волю: в 1922 году в Горки были привезены из Франции дети Инессы. Правда, к Ленину их не допустили. Теперь революционный бал правил совсем другой человек.
И этот человек не принял действительно благородный жест Крупской, которая, признавая любовь Ленина и Инессы, предложила в феврале 1924 года захоронить останки своего мужа совместно с прахом Инессы Арманд. Сталин на такое не согласился. Он уже начал творить революционные мифы. В том числе и миф о Ленине.
А пока Ленин был жив, Надя бессменно пребывала около слабеющего разумом, угасающего мужа. Вот как об этом написал его лечащий врач Владимир Розанов: «Упражнения в речи, а потом и письме легли всецело на Надежду Константиновну, которая с громадным терпением и любовью вся отдалась этому делу. Никого, кроме нее, он к себе для занятий не подпускал».
Она была рядом в его смертный час. Она была последней, кому он доверял на этом свете. Она была последней, кого он пытался защитить: «Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня». Это из записки больного Ленина из Горок Сталину, обидевшему Крупскую. Он хотел ее защитить – но он уже ничего не мог…
Немолодая, больная, страшно уставшая женщина… Ни слезинки не увидели люди в ее глазах в дни похорон Ленина. Не убитая горем жена стояла у гроба, а та самая пламенная революционерка, которую так долго воспитывал Володя. Ее прощальная речь была не плачем по ушедшему любимому мужу, а очередным революционным призывом. Даже оплакать по-человечески его не смогла… Или не дали.
Умер ее Володя. Но Крупская продолжала поддерживать теперь уже его идеи. Она не могла расстаться с ним. Его дело стало смыслом ее жизни. Да еще и прибавилось – новое, важное – сохранение памяти о нем!
Крупская работала без устали, без отдыха. И еще – она переписывалась с детьми Инессы Арманд.
Из письма Крупской старшей дочери Инессы – И. А. Арманд от 23 марта 1923 года (Ленин еще был жив, но уже очень болен): «Милая Инна, получила твое письмо. Целую тебя крепко, моя дорогая девочка. Будь счастлива. Эти две недели у нас кошмар. Чем помочь, не знаю. Часто думаю, если была бы на моем месте Инесса, она нашла бы выход».
23 июня 1923 года она писала И. А. и В. А. Арманд: «Милые мои девочки, как вы живете? Хорошо ли отдыхаете? Часто думаю о вас и скучаю без вас: самые вы близкие для меня».
Не забывала она о детях Инессы и после того, как Ленина не стало…
Из жизни Крупская ушла как-то внезапно. Да, она была уже немолода и много болела, но в смерти ее есть какая-то неясность. Верная идеалам Ильича, Надя собиралась выступить перед делегатами ХVIII съезда – о чем она хотела говорить, мы уже, понятно, не узнаем, но, похоже, ее предстоящая речь могла кому-то очень не понравиться. Сталин не раз пытался заставить ее вести себя «благоразумно», однажды даже пригрозил, что «назначит официальной вдовой Ленина» Инессу Арманд, если Крупская не одумается…
Утром 24 февраля 1939 года Надежда Константиновна, жившая в Архангельском, как обычно, работала, а днем к ней приехали друзья – навестить и заодно отметить приближающееся семидесятилетие. Старые партийцы вспоминали свою молодость, сделали несколько фотоснимков на память, общались весело и оживленно, Надежда на радостях выпила несколько глотков шампанского.
А в 7 часов вечера она внезапно почувствовала себя очень плохо. Вызвали врача, но он почему-то приехал через три с половиной часа. Конечно, чтобы добраться в февральские сумерки до Архангельского, требовалось время. Но не три часа, особенно если учесть высокий статус больной. Диагноз поставили сразу: «острый аппендицит-перитонит-тромбоз». Необходима была срочная операция. Тогда, если вы помните, многим внезапно требовалась операция…
Говорят, она умирала в страшных муках под хирургическими ножами чекистов в белых халатах. Существует версия, что ее оперировали без наркоза – Сталин не забывал ничего и никому. А Надю уже некому было защитить. 27 февраля ее не стало.
В марте открылся ХVIII съезд партии…
Дневники Надежды Константиновны хранятся в «Архиве Крупской» (“Krupsky’s Archives”) в США. Как они там оказались – неизвестно, можно только догадываться, что кто-то очень хотел их надежно спрятать. Подальше от всевидящего ока Кремля. Доступ к этим материалам открыт совсем недавно, несколько лет назад.
Вокруг знаменитого любовного треугольника постоянно возникают фантастические слухи, версии, догадки.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.