Глава 11 ПЕРЕВОД
Глава 11
ПЕРЕВОД
Я не думаю, что на выборах к власти придет коммунистическое или нейтралистское правительство, но если так случится, мы будем сражаться. Неважно, выберут их, или нет, мы будем сражаться.
Нгуен Као Ки, «Тайм», 13 мая 1966
Май 1966 г.
Мы с Райкером сидели в С-123, который с заунывным воем летел в Сайгон. Я поставил ноги на мешок со всем моим имуществом. Обратно я не вернусь. Райкер летел в отпуск, в Гонконг. Я удивлялся, что уже начал скучать по Кавалерии — ведь сам попросил о переводе.
— Видел, как Реслер расколотил восемь-восемь-один? — спросил Райкер.
— Он не расколачивал. Это новенький расколотил.
— Это да, но машина была Реслера.
Я хотел попрощаться с Гэри. Он пошел к стоянке в компании с новичком, Суэйном. Гэри собирался проверить, как Суэйн умеет летать.
— Больше не увидимся, наверное, — сказал Гэри.
— Наверное, нет. Если я тебя увижу первым, так уж точно.
Он рассмеялся.
— Ладно. Было здорово, хотя мы и спорили все время.
— Это не страшно. Все равно я каждый раз побеждал.
Он ухмыльнулся и протянул руку.
— Мне надо на этого парня посмотреть. Твой домашний адрес я взял. Как вернемся из командировки, напишу.
Мы обменялись рукопожатием.
— Да, давай. Не пропадай из виду, — я кивнул и отпустил его руку.
— Пока, — он улыбнулся и повернулся к вертолету.
— Пока, — я смотрел, как он уходит.
Я решил посмотреть, как он будет взлетать и присел на мешки с песком у штабной палатки.
— Куда тебя посылают, Мейсон? — капитан Оуэнс вышел из палатки, сдвинув шапку на затылок.
— Какое-то место, называется Фанрань. 49-я авиационная рота.
Оуэнс кивнул:
— Не слышал про таких.
— Я тоже, но они — не Кавалерия.
Гэри и Суэйн поднялись в машину, бортовой 881, самый старый «Хьюи» в роте.
— Ха. Не Кавалерия — это точно, — заухмылялся Оуэнс. — Таких как мы больше нет.
Гэри уже запустил двигатель и я встал, чтобы уйти.
— Ну, удачи в новой роте, — сказал Оуэнс.
— Спасибо.
Они, зависнув, уходили хвостом вперед от площадки, и тут все посыпалось. Вертолет вздыбился, опустив хвост. Винты ударили по земле, трансмиссия и вал отвалились. Во все стороны полетели обломки.
— Господи! — вскрикнул я и побежал к ним. Фюзеляж был измят и перевернут. Я увидел, как борттехник, бледный, с расширенными глазами, выбирается из-под обломков. Сгорбившись, я собрался туда залезть, представляя себе Реслера, изуродованного так же, как вертолет. А потом я увидел, что Гэри выбирается из каких-то клочьев металла. Он был перепуган, но улыбался.
— Ты в порядке? — закричал я.
Гэри отряхнулся и принялся хохотать. Суэйн уже вылез и ходил кругами. Борттехник опустился на колени, помогая стрелку выбраться. Топливо собиралось в лужи.
— Ну давай! — и борттехник потянул.
Стрелок выбрался. Глубокая рана на его виске кровоточила. Гэри молча побрел к штабной палатке, потом развернулся и направился обратно к обломкам.
— Ты как? — я нагнал его.
— Нормально, — он засмеялся. — А что?
— «А что?» Глянь на машину.
Он опять засмеялся, хихикал с бледным и растерянным лицом:
— Жесткая вышла посадка!
Кто-то отвел стрелка в медицинскую палатку. Он был единственным раненым. Я расслабился:
— Жесткая посадка — это когда ты не можешь уйти с ее места на своих двоих.
— Что случилось? — вопрос Гэри прерывался судорожными приступами смеха.
— Ты не знаешь?
— Да блин, последнее, что я помню — как застегивал ремни, а потом трах!
— Суэйн пилотировал?
— Ну. Знаешь, вот не думал, что он наебнется уже при уходе с площадки.
— Эй, Мейсон, нас джип до аэродрома дожидается! — закричал Райкер от палатки.
— Черт. Ладно, мне пора. Опять. Ты как?
— Да нормально. А что?
Райкер рылся в своем мешке, разыскивая что-то. Вибрации грузового самолета нагоняли на меня сон.
— Знаешь, Райкер, почему-то каждый раз я лечу в Сайгон с тобой.
— Ага, везет тебе, ебанату. Мне сегодня надо номер снять. Мой самолет будет только завтра. Не хочешь у меня переночевать?
— Почему бы и нет? У меня еще два дня, чтоб добраться до места.
Райкер кивнул. Двигатели выли. Я глянул в иллюминатор напротив и увидел, что самолет кренится. Наверное, подлетаем. Потом мы вошли в турбулентность и я вспомнил о пролете для генерала.
Мы упражнялись два дня и более мягкой погоды не бывало. Строй «Хьюи», «Чинуков», «Карибу», «Мохауков» и даже маленьких H-13 вытянулся на две мили, к перевалу Анкхе и обратно к зоне «Гольф». «Держитесь поближе», — сказал полковник; так мы и сделали. Реслер занял место второго пилота, а я вел, потому что со своего места лучше видел нашего напарника.
— Знаешь, так близко необязательно, — сказал Реслер.
— Они свое дело знают, — ответил я, имея в виду Коннорса и Банджо в машине, за которой мы следовали. — Перекрыться с ними — это нормально.
— Ну ты, блядь, отчаянный.
Я ухмыльнулся от такого комплимента и придвинулся ближе.
— Мне лучше заткнуться, знаю, — сказал Гэри.
Между законцовками лопастей наших вертолетов было не больше трех футов. У меня был еще вертикальный запас в три фута, на случай, если нас тряхнет легкой турбулентностью.
— Когда-нибудь летал с перекрытием?
— Нет. И не стану.
Удерживая вертикальный разрыв в три фута, я плавно придвинулся. Моя рука на шаг-газе подергивалась, держа наши лопасти над лопастями Коннорса и Банджо. Банджо наблюдал. Я увидел его ухмылку с расстояния всего в несколько футов, он показал мне большой палец, а потом махнул, подзывая нас ближе. Усмешка у него была дерзкой.
— Ладно, пара, смотрится нормально. Развороты выполняйте очень, очень широкие. Мне не нужно, чтоб вы слились в экстазе, — сказал полковник.
— Мейсон, только не на развороте.
Я кивнул. Я видел только вертикальный разрыв между нашими дисками винтов. Остальной мир не существовал. Когда их машину встряхнуло потоком, моя рука подбросила нас вверх в тот же самый момент. Я понял, что могу удержать дистанцию, а значит, перекрытие получится легко. Мы начали разворот и я медленно придвинулся.
— Ну все, все, у тебя получилось. А теперь давай обратно, — сказал Гэри.
Коннорс знал, что я делаю и летел, как по ниточке. Мы выполнили весь разворот с винтами, перекрывавшимися на два-три фута. Когда я вывел машину из крена, то отскользнул назад и вновь начал дышать.
— Не поверю, что тебе нравится вытворять такую мерзость, — сказал Гэри с отвращением.
— Чего смеешься? — спросил Райкер.
— Да так. Вспомнил о пролете.
— Дохуя времени убили не пойми на что.
— Ага, — ответил я, но сам уже начал вспоминать о штурме в долине Бонсон. Когда мы вернулись с прочесывания Дакто, нашу роту послали в Бонсон на помощь 227-му. ВК отбивал долину, которую мы взяли два месяца назад. На Стрельбище, в ходе постановки задачи, командующий операцией сказал:
— Так что проверьте свои противогазы. Мы применим CS.
По нашей толпе пошел шум. Противогазы? Какие еще противогазы?
Снаружи командир быстро проверил имущество и выяснил, что противогазов нам хватит ровно на половину людей. Одному стрелку и одному пилоту в каждой машине придется лететь без противогаза.
— Может, вернемся и прихватим еще? — спросил кто-то.
— Некогда, — ответил командир.
Мы с Реслером и еще два члена нашего экипажа стояли рядом с вертолетом, глядя на два противогаза. Реслер достал монетку. Борттехник и стрелок бросили. Борттехник выиграл.
— Орел или решка? — Реслер уверенно ухмылялся. Он никогда не проигрывал.
— Орел.
Он подбросил монету:
— Орел.
Как оказалось, к моменту нашей посадки газ уже рассеялся и мы получили всего одно попадание на взлете. Но я помню, как Реслер, строя страшные рожи и утирая слезы, орал в переговорное устройство: «Блин, черт, суки!».
Самолет резко накренился. Из иллюминатора я увидел окрестности большого города.
— Наконец-то, — сказал Райкер. — Тебе, похоже, полет понравился — то-то ты скалился всю дорогу.
— Похоже на то. Просто рад, что больше не в Кавалерии.
— Ну да. Правда, ты еще не знаешь, куда попадешь.
Отель, где мы остановились был местом, о котором Райкер от кого-то слышал. Я забыл, как он назывался и где располагался. Отчасти это потому что мы хорошо поели, слегка выпили и добрались уже затемно.
Коридор был узким, потолки в двенадцать футов высотой. Место темное, грязное, портье со скукой наблюдал, как мы вписывались. Похоже, вьетнамцы привыкали к нам и им не нравилось то, что они увидели. Портье дал нам ключ и ткнул пальцем в темный коридор.
— Ничего себе гадюшник, Райкер.
— Знакомый сказал, что место отличное. Большие номера, низкая плата.
В комнате без окон стояли две кровати, комод и маленький деревянный столик. Поверху высокой двери шел стеклянный переплет. Я шлепнулся на свою кровать с номером «Тайм». Райкер разделся до трусов и что-то писал, сидя за столом.
В статье говорилось о переводе генерала Киннарда, для которого мы и выполнили пролет.
— Надо же, — сказал я. — Про перевод Киннарда в «Тайм» написали, а про мой — ни слова.
После пролета надо было отвести вертолет к реке для помывки. Лонг, как обычно, уселась на песчаной косе рядом со мной и заговорила.
— Жаль, что ты уезжаешь, — сказала она. Ее английский каждый раз становился все лучше. Она была гением-самоучкой.
— Я по тебе тоже буду скучать.
— А ты передашь своей жене подарок от меня?
— Конечно, но тебе необязательно дарить мне подарки.
— Не тебе! — хихикнула она. — Твоей жене.
Она сняла свои сережки из золотых проволочек и протянула мне.
— Нет, — я покачал головой. — Лонг, ты не можешь себе позволить дарить мне золотые сережки. Это я здесь богач. Я тебе заплачу.
Я полез в карман и увидел на ее лице боль, настоящую боль. Она действительно просто хотела сделать мне приятное.
— Ладно, ладно. Никаких денег. Я передам их Пэйшнс.
Она ярко улыбнулась и передала их мне. Я завернул их в листок бумаги из моего блокнота и опустил в карман рубашки.
— Спасибо за подарок. Пэйшнс понравится, я уверен.
Она опять заулыбалась.
Я похлопал по карману рубашки. Они все еще там. Надо будет послать их по почте, как только я прибуду в свою новую часть. Я не читал слова, на которые смотрел, а потому отложил журнал. В то же время Райкер забрался в постель. «Хэмилтон» моего деда показывал одиннадцать ночи. Кто-то постучал в дверь.
— Да? — отозвался я.
Ответа не было. Стук повторился.
— Кого там на хуй принесло? — я сел на кровати.
— Горничную, может быть.
Я подошел к двери:
— Возможно.
Если это горничная, почему я боюсь открывать? Нет, я действительно еду крышей.
Когда я повернул ручку, дверь рывком начала распахиваться, ударилась в мой ботинок и остановилась. Я инстинктивно толкнул ее обратно и в этот момент оказался лицом к лицу с очень мрачным азиатом, который был всего на несколько дюймов ниже меня.
— Эй! — я толкнул сильнее, пытаясь захлопнуть дверь. Мой ботинок заскользил по полу и дверь открылась шире. Я успел увидеть, что ее толкают четыре-пять человек. Молча. С угрюмой решимостью.
— Эй, Райкер! Давай сюда! К нам куча гуков ломится!
Райкер секунду помедлил, но потом увидел, что я не шучу.
— Какого… — он вскочил и подбежал.
Мой ботинок соскользнул дальше. В открывшийся проем уже почти можно было протиснуться.
— Давай, блядь, сильнее! Закрывай! — заорал я. Мой ботинок застрял под дверью и это было единственным, что ее удерживало. Райкер уперся своими длинными ногами в ножку моей кровати, спиной в дверь и нажал. Когда дверь чуть-чуть закрылась, я подсунул ботинок, чтобы удержать ее. Тогда они навалились рывком и пальцы моей ноги стиснуло так, что я подумал, что сейчас они сломаются. В щель просунулись руки и принялись хвататься за воздух, пытаясь вцепиться в нас. Единственными звуками было кряхтенье и тяжелое дыхание. Мы с Райкером истекали потом. Тяжелая дверь гудела, стонала, но щель становилась уже. Невероятно, но мы брали верх. Когда дверь уже почти закрылась, за ее край схватились пальцы. Я долбанул по ним кулаком. Они не сдвинулись. Я бил снова и снова. Наконец, они ускользнули и дверь с грохотом захлопнулась. Неловкими, потными трясущимися пальцами я защелкнул замок и задвинул дополнительную задвижку. Райкер и я потрясенно глядели друг на друга. Нам снился общий кошмар. Потом мы услышали удар тела о дверь и дверь, похоже, прогнулась вовнутрь. Ритмичные удары продолжались — словно тяжелое биение сердца.
— Звони, блядь, портье! — сказал Райкер.
Я бросился к ночному столику и схватил телефон. Райкер поволок комод через комнату. Скользя по плиточному полу, фанера трещала. Телефон портье зазвонил.
— Ты им звонишь?! — заорал Реслер, пытаясь придвинуть комод к гудящей двери.
— Ну. Не отвечают, — я вытер пот с глаз. — Не отвечают ни хуя!
После пятидесяти гудков я понял, что не ответят они никогда. Мы сели на кроватях друг напротив друга и смотрели, как дверь вздрагивает при каждом ударе.
— Твой «дерринджер»! Доставай «дерринджер»! — Райкера вдруг осенило.
— Я его Холлу продал.
— Ты его Холлу продал?! Я-то думал, что это, блядь, твое оружие последнего шанса! Тебе не кажется, что ситуация слегка чрезвычайная?
Я кивнул и пожал плечами. Пистолет все еще был продан Джону Холлу за двадцать пять баксов.
— Самый дебильный поступок, какой я только знаю…
Я горестно кивнул.
«Хрясь!». При новом звуке мы подскочили. Они швырнули что-то металлическое в стеклянный переплет над дверью. «Хрясь!». Внутрь посыпались осколки стекла. В переплет была вплавлена металлическая сетка. В его центре появилась дыра размером с кулак.
— Еще раз позвони, — сказал Райкер.
Я выслушал механический щелчок, серию гудков, еще щелчок и гудки. Райкер разламывал свою кровать. Под матрасом обнаружились прочные деревянные перекладины. Он шарахнул одной об мою кровать. Вышла неплохая дубинка. Когда Райкер глянул на телефон, я покачал головой.
— Сволочи! — отозвался Райкер.
В два ночи удары прекратились. Райкер заснул, доказав, что привыкнуть можно ко всему. Я сидел, опершись о подушку, держа на коленях одну из перекладин. Когда все утихло, я вновь попробовал позвонить.
В другом конце комнаты, рядом с потолком, было маленькое окошко. Когда телефон зазвонил, я глянул вверх и увидел, что из него сыплются осколки стекла. При новом звуке Райкер подскочил.
— Что за чертовщина здесь творится? — вопросил Райкер.
Я не знал. Я уже два часа сидел на кровати, слушая, как ломают дверь, и задавал себе тот же вопрос. Они хотят нас убить, так? А почему просто не взорвут дверь к хуям? Или не пустят в ход топор? Или не подожгут? Или не применят еще какую-нибудь поебень помимо своих собственных тел? Может, впустить их и выбить им мозги нашими дубинками? Мой разум быстро ответил «нет». В кабине вертолета, когда меня пытались убить, я чувствовал себя довольно храбро, но забить пятерых азиатов кроватной перекладиной — это просто не мое. Я подождал, что будет дальше. Скоро пидор-портье вернется, услышит шум и вызовет полицию. Должна же в Сайгоне быть полиция, так? Или люди в соседнем номере. Кто-нибудь появится. Но удары все продолжались. При мысли о диком сюрреализме ситуации мне захотелось заорать. Но орать я не мог, потому что был солдатом. Подумав об этом, я захохотал.
— Джи-Ай Джо в жизни не спустил бы такое куче паршивых япошек, — сказал я.
Потом я представил себе мириады способов, какими Джи-Ай Джо искрошил бы всю эту компанию. Разумеется, все они строились на предположении, что у него оказалось бы под рукой оружие.[45] Я крепче сжал перекладину и подождал еще. Что мне было нужно, так это огнемет.
В комнату без окон рассвет не проник. Мои часы показывали шесть. Удары прекратились. Я разбудил Райкера. Мы отодвинули усыпанный стеклом комод и осторожно открыли дверь. Снаружи лежал всякий мусор, но людей не было. Мы быстро схватили свои вещи и вошли в холл. Чисто. Когда мы подошли к стойке и увидели, что портье смотрит на нас, нас чуть не хватил удар.
— Ты где на хуй ночью был?! — заорали мы одновременно.
— Сэр, я не работаю ночью. Работает Тхиеу.
— Ну и где он был? — спросил я.
— Он был здесь всю ночь, сэр. Когда я пришел утром, он точно был.
— Херня! — рявкнул я.
Портье слегка вздрогнул, но сказал:
— С вашим номером было что-то не в порядке?
— К нам в номер всю ночь ломились, пиздюк ты паршивый! — ответил Райкер.
— Правда? Это странно, — сказал портье. — Вы нам звонили?
— Да. Постоянно, — сказал я.
— Что ж, наверное, телефон сломался.
— Даже если он и сломался, — объяснил я, — наш номер за пятьдесят футов отсюда. Весь этот треск невозможно было не услышать.
— Я сообщу менеджеру, — сказал портье. Он молча поглядел на нас. По его глазам мы поняли: он прекрасно знал обо всем, что случилось и мы могли вопить и возмущаться хоть до второго пришествия. Он бы нипочем не сознался. Мы взяли мешки и ушли.
Фанрань стоит рядом с берегом, милях в 160 к югу от Кинхон и в 160 милях к северо-востоку от Сайгона, но сначала я отправился не туда. Я отметился в лагере 12-го авиационного батальона близ Натранг. А потом засел в душном баре деревушки, стоявшей на уровне моря, где и разговорился с унылым, пожелтевшим, рыхлым инженером, работавшим на одну из многих американских компаний во Вьетнаме.
— Ненавижу это место, — сказал он.
— А что тогда домой не уедете?
— Денег платят до черта, — и он высосал остатки своего пива. — И потом дома таких дырок, как здесь, не бывает. Дома меня натуральная тварь дожидается.
Все сходилось. С мистером Мраком могла жить только тварь, а приличные дырки для него нашлись бы лишь в том месте, где он превращался в Богатого Американского Инженера. Я кивал, но не говорил ни слова. Он рассказывал мне о своей работе, своем домике, своей женщине, своей стереосистеме, своем растущем банковском счете. Я почти что падал в обморок от скуки. Когда бубнеж на время затих, я сообщил, что мне пора. Инженер рассеянно кивнул, обернулся к бармену, стукнул кружкой по стойке и резким движением показал на нее пальцем:
— Еще.
На песчаную площадку приземлился «Хьюи», который я ждал. Мимо меня промчался борттехник, волокущий мешок с почтой в батальонный штаб. Я забросил свои вещи на борт и выудил свой летный шлем.
— Вы Мейсон? — спросил пилот.
Я кивнул.
— Отлично. Взлетаем, как только он вернется, — и он показал на удалявшегося техника.
Я взобрался в «Хьюи», работавший на малом газу и закурил. После барахтанья во всех этих транспортных самолетах было приятно снова оказаться в вертолете.
Техник вернулся и пилот взлетел сквозь вихрь песка. Вертолет набрал скорость и ветер начал обдувать мое тело.
На полдороге к расположению роты мы прошли бухту Камрань. Сверху я увидел тучи гидросамолетов PBY, принадлежавших флоту. Остаток полета я мечтал, как заведу себе такой и стану перевозить грузы на Багамах или буду летать с туристами над Канадой, от озера к озеру.
Когда я увидел бетонные постройки авиабазы Фанрань, то возликовал. Наконец-то поживу, как человек. Но «Хьюи» пролетел над казармами и приземлился на травянистом поле в миле от взлетной полосы. Я увидел знакомую россыпь грязных, просевших палаток и тут же понял, что это и есть мой новый дом.
Солнце на западе стало красным. Земля была пропитана водой. Мы с чавканьем перешли поле и оставили нагрудники в палатке. Два пилота, которых звали Дикон и Ред, проводили меня в клуб.
— Так-так, — майор ласково улыбался. — Наш второй кавалерист за два дня.
Высокий, темноволосый, с приятными чертами лица, он подошел ко мне и пожал руку.
— Добро пожаловать к «Искателям». Я здесь командир и как ты узнаешь, когда меня поблизости не будет, ребята зовут меня Кольцевым.
Ребята, в количестве человек пятнадцати, собравшиеся в ротном клубе, засмеялись. Я нервно кивнул — никогда еще не встречал дружелюбно настроенных командиров.
— Рад познакомиться, — сказал я.
— Когда ты говоришь, ты смотришь мне в глаза. Это хорошо. Значит, ты меня не боишься, — он с ухмылкой повернулся к своим людям. — Это хорошо.
Они кивнули. Я не боялся, но насторожился. Что ему от меня нужно?
— Начнем с начала, — сказал Кольцевой. — Эй, Ред, проводи Мейсона в твою палатку. Там ему будет койка. Когда разберешь барахло, приходи обратно. Через полчаса дадут пожрать, потом и поговорим.
— Есть, сэр.
Он лучезарно улыбнулся.
Пол палатки — это была рыжая пыль, но рядом с раскладушкой все же лежал кусок фанеры. Я сел на уже заправленную постель и огляделся. Ред улыбался мне со своего места. Господи, они даже пол не настелили.
— А почему его называют Кольцевым?
— Он из Вест-Пойнта, носит кольцо выпускника.
— А, — таких я пока не встречал. Теперь его напористая, но искренняя манера общаться казалась естественной. — Похоже, хороший парень.
— Да, он такой. Куда лучше предыдущего командира. Этого пидора никто не любил. Вот поэтому он как-то раз проснулся и увидел, что из груди ножик торчит.
Ред рассказал это таким тоном, словно речь шла об обычном способе избавляться от плохих командиров.
— Ты шутишь.
— Ничуть. Он и был и черный, и полный мудак. Мы до сих пор не знаем, кто его пырнул.
— Насмерть?
— Нет. Мы доставили его в Камрань как раз вовремя, — Ред усмехнулся. — Впрочем, все это оказалось к лучшему. Ему на смену прибыл Кольцевой, прирожденный лидер. Понимаешь, о чем я?
Хотя я таких и не встречал, но решил, что да, понимаю.
Клуб, где я побывал, занимал одну половину постройки под жестяной крышей. Вторую половину занимала столовая. Еду разносили вьетнамские официантки. Люди собирались по четверо за столами, покрытыми скатертью. Чистые салфетки, бронзовые приборы. Пока мы ужинали, Ред рассказал, что клуб и талоны на обед оплачивались из общих взносов.
— Но ты особо к этому не привыкай. Мы здесь все равно не бываем.
Не успев поужинать, я услышал звуки гитары со стороны клуба. «Фантом» на взлете включил форсаж и постройка сотряслась — мы находились на базе ВВС. Взлетная полоса располагалась в четверти мили от лагеря Искателей. Мы были маленьким цыганским табором, приткнувшимся в свободном углу большого города.
Мы с Редом прошли в клуб и чей-то голос завыл:
Армейские летчики песню поют
О том, как Вьетконгу жару дадут
Десант понесется к земле сквозь туман
Враг попадется в медвежий капкан.[46]
— Парни, это ужасно, — сказал Кольцевой.
— Можно поменять, но это только начало, — сказал певец, капитан по фамилии Дэринг.
— Можно все это взять и спустить в унитаз, Дэринг, мудила ты, — раздалось с другой стороны бара. Возглас принадлежал человеку с лицом херувима. Это был капитан Кинг, также известный, как Король Неба.
— Ну хорошо, блин, хорошо, — Дэринг раздраженно глянул на Короля. — Может, покажешь, что у тебя есть?
— То, что у меня есть, я вставляю Нэнси между ног, чтоб чавкало. Так, Нэнси?
Нэнси была девушкой-вьетнамкой лет двадцати и у нее было особое разрешение работать в баре до восьми вечера. Остальным вьетнамцам полагалось покидать территорию на закате.
— Не-е-ет! Плохой человек! — она залилась краской.
Насколько я знал, Нэнси никогда не отвечала на вульгарные запросы Короля. Или кого-либо еще. Она была очаровательна, аккуратна, хорошо работала и была прекрасной официанткой. На все авансы она отвечала, что замужем.
— Эй, Мейсон, — увидев меня, Кольцевой откинулся на спинку стула. — Не узнаешь своего товарища?
И он показал на грузного человека, сидящего рядом.
— Не узнаю, сэр.
Кольцевой жестом пригласил меня сесть рядом.
— Это мистер Кэннон, из… — он глянул на Кэннона.
— Рота Д, 227-й, — сообщил Кэннон.
— Прямо за ближайшим углом, — сказал я. — Рад познакомиться.
Кэннон лишь кивнул в ответ. Его что-то беспокоило.
— Ага. В Кавалерии Кэннон водил ганшипы. Но у нас в роте пилотов назначают на машины по их весу. Сам знаешь, какие маломощные эти модели Б, особенно если боеприпасами нагрузить. А потому все наши пилоты ганшипов — такие тощие хмыри, типа тебя.
Я дернулся. Вот почему Кэннон был встревожен. Кольцевой назначал его на слики. И собирался назначить меня на ганшипы.
Кольцевой увидел, что я переменился в лице:
— Что такое?
— Я вожу слики.
— А я вожу ганшипы, — вставил Кэннон.
Кольцевой опустил брови до более официального уровня:
— Короче, это моя политика. Тощие на ганшипах, толстые на сликах. И потом, Мейсон, чего ты беспокоишься? Ганшипы куда безопасней сликов. Большинство попаданий получают слики. На ганшипе у тебя хоть есть из чего стрелять в ответ.
«Фантом» загрохотал на взлете.
Дэринг изменил строчку:
— …Враги попадутся в медвежий капкан.
— Я налетал шестьсот боевых часов пилотом слика. Весь мой опыт — это слики. И я пока живой. Не хочу ничего менять на этом этапе игры.
— Я тоже, — сказал Кэннон. — Я тоже пока живой и менять ничего не хочу.
— Шестьсот часов? — Кольцевой, похоже, впечатлился.
— Именно так.
— Блин. В нашей роте почти все, даже Дикон — это триста часов максимум, — Кольцевой постучал своим кольцом по столу. — Небось все жопы себе отлетали, а?
— Ага. И я знаю, что такое слик.
— А я — что такое ганшип, — сказал Кэннон.
— Блин! — кажется, Кольцевой растерялся. — У меня же политика, вы понимаете.
Кэннон мрачно откинулся на спинку стула. Еще один ебаный любитель инструкций, думал я.
— Ладно, ладно, хорошо, блядь. Идет она на хуй, моя политика. Кэннон, летаешь на ганшипах. Мейсон, летаешь на сликах, — Кольцевой ухмыльнулся. — И это приказ.
— Есть, сэр, — сказал я.
— Годится, — отозвался Кэннон.
— …И враг будет пойман в медвежий капкан,
— завывал Дэринг.
— Нет, нет, нет, — внезапно Кольцевой обернулся к кругу поэтов-песенников. — Ужасно, ужасно, ужасно.
Король Неба упал на колени, зажав себе уши:
— Я сейчас сблевану! — вскричал он, согнулся и оглушительно рыгнул.
— Короче. Будет нормальная песня — на два дня поедем в Сайгон на конкурс, — объявил Кольцевой. — Вы же не против два дня хуи пинать в Сайгоне, так?
Это объяснение ударило меня как обухом по голове. Конкурс? Конкурс песни? Кэннон, скрестив руки на груди, посмотрел на меня и покачал головой. ОЧЕНЬ СТРАННЫЕ РЕБЯТА.
Поэты заспорили; Дэринг снова заиграл. На этот раз три человека из двадцати, что были в клубе, подхватили. Пока они пели, я увидел, что на стене что-то движется. Над стойкой бара был приделан человеческий череп, клацавший челюстью в такт. Король Неба, сидя за стойкой, дергал за веревочку:
— Давай пой, Чарли!
— Чарли? — спросил я Реда.
— Да, док сделал его из головы ВК, которую мы притащили.
Я кивнул. Какое еще имя можно было дать голове ВК?
Песня завершилась.
— Блевотина, — сказал Дикон.
— Думаешь? — Кольцевой глянул на него с тревогой.
Дикон был одним из двух командиров взводов в «Искателях». А еще он числился ротным инструктором и на полставки подрабатывал местным мудрецом. Волосы его седели, лицо было приятным и искренним. Кольцевой ему безоговорочно доверял.
— Ну.
— Что ж, — Кольцевой покачал головой. — Значит, нужно пытаться и дальше.
«Искатели» отбыли на рассвете. Я остался в лагере с еще одним уоррентом, которого звали Стальони. Нам надо было перегнать один слик на ремонт.
Стальони рассказал, что четыре-пять машин роты уже вылетели к новому месту в Нхонко:
— Обычно мы так и делаем. Посылаем нескольких ребят вперед, чтобы они разбили лагерь, а сами пока остаемся здесь и делаем перерыв.
Стальони был высоким, спокойным, со смуглой кожей. Его акцент показался мне нью-йоркским.
— Флэтбуш. Это в Бруклине, — сказал он.
— Значит, мы просто ждем, пока машина не будет готова, а потом улетаем?
— Ну да. Техники мне сказали, что к завтрашнему утру все сделают.
Мы глядели, как взлетает четверка «Фантомов». Когда они включили форсаж, звук был, как от удара грома.
— Занятно, наверное, — заметил я.
— Так и есть. Я разок попробовал.
— Ты летал на «Фантоме»?
— Ага. И ты можешь, если захочешь. Они сюда постоянно заглядывают. Меняются налетом.
— Хотят полетать на «Хьюи»?
— Ага. Постоянно спорят, что сумеют зависнуть с первого раза.
— Голову на отсечение, ничего у них не получается.
— Ты прав. Пока что никому не удалось. Один из них даже слетал с нами на задание. Вертолеты он возненавидел. Ему казалось, что мы слишком близко ко всему, прямо в самой мякоти. Они-то на своих вылетах мало что видят. Целятся по клубам дыма в джунглях, швыряют вниз свое говно и — бац — они уже дома. Все по-быстрому. Потом садятся в автобус с кондиционером — и в клуб. Порядок, день закончен. Сто вылетов — и домой.
Он сделал паузу, выждав, пока «Фантом» выполнит посадку.
— Представляешь? Сто вылетов. Блин, я бы уже два раза домой вернулся.
— А вы что, записываете вылеты?
— Неофициально. Я веду свой собственный журнал. А когда я одному кадру из ВВС сказал, на сколько заданий я слетал, он и говорит: а что ты хочешь? Умные пилоты идут в ВВС. Вот гондон.
Я глядел, как взлетает еще один «Фантом» и сокрушался: а вот остался б в колледже — водил бы сейчас один из таких и жил с той стороны взлетной полосы.
— Так и есть, — сказал я.
— Что?
— Умные пилоты идут в ВВС.
Лагерь превратился в город-призрак со стенами из ткани. Тропинка, ведущая от клуба к палаткам, была совершенно безлюдна. Стальони ушел в свою палатку, а я в свою.
Я написал Пэйшнс письмо, чтоб она была в курсе моих дел и получила мой новый адрес.
В палатку вошла вьетнамка в черной пижаме. Она кивнула мне и принялась подметать земляной пол бамбуковой метлой, рисуя в пыли аккуратные параллельные линии. Добравшись до меня, она слегка поклонилась и подождала, пока и подниму ноги с фанеры. Я их поднял и она подмела под ними. Потом она начала заправлять постели. В палатке были четыре раскладушки. Снова вернувшись ко мне, она поклонилась. Ее улыбка была черной от бетеля. Она дожидалась, пока я встану. Я вскочил:
— Ой.
— А, — сказала она. Она сняла всю постель, заправила ее и аккуратно привела в порядок мои вещи. Бронежилет сюда. Кобуру с пистолетом туда. И так далее. Она увидела, что я оценил ее артистизм и кивнула, когда я вновь мог улечься жопой на одеяло.
— Спасибо, — сказал я.
Вновь улыбнувшись черной улыбкой, она выскользнула наружу.
Значит, даже в армию, с этой военной тоской полевой жизни, Кольцевой допустил кое-какую роскошь, чтобы подсластить тоску. Такого я пока не видел.
Какое-то время я расхаживал по палатке взад-вперед. Вышел, чтобы поглазеть на взлетающий «Фантом». Кивнул проходящей горничной. Хотел поболтать со Стальони, но тот сказал, что читает интересную книгу. Я вспомнил про свою. Я как раз читал второй том «Властелина колец». Голлум скользил вниз головой по скалам, преследуя Бильбо. Я ассоциировал себя с Голлумом, мне нравился его голос. Раньше, в Кавалерии, я пытался ему подражать: «Да, моя прелессссть, мы любим выссссаживать дессссанты». Но всем казалось, что у меня развивается шепелявость. Никто не знал, кто такой Голлум. Самым популярным чтением были книжки про Джеймса Бонда.
Пока я читал, в моем мозгу что-то очень серьезно перекосилось.
Должно было перекоситься, потому что книжка вдруг оказалась не на коленях, а на полу, а я тянулся к кобуре со своим сорок пятым и спрашивал:
— Что?
Я обшарил палатку, заглядывая в углы. Выглянул наружу.
— Что?
Что-то было дико не так. Я напрягся. Я был готов. Я ждал.
Во вход просунулась темная голова. Оно? Выхватывая пистолет, я увидел, что это был Стальони.
— Пошли поедим, — сказал он и исчез. Он не заметил мой пистолет. Чувство близкой, неизбежной смерти резко исчезло. Опасность миновала. Что за опасность, я не знал, но больше ее не было. Я вложил сорок пятый в кобуру и пошел в столовую.
Я сидел за одним столом со Стальони и двумя летчиками ВВС с базы напротив. Пока я ел, то с тревогой думал о том, что случилось. Ведь все было в порядке. Дело во мне. Я схожу с ума.
— Хочешь попробовать? — спросил лейтенант ВВС.
— Что попробовать?
— Полетать на «Фантоме».
— Я летаю на сликах.
— Знаю. Хочешь поменяться налетом? — он вопросительно глянул на меня.
— Нет.
На следующий день «Хьюи» не был готов. И через день тоже. С каждым днем распорядок оставался все тем же. Позавтракать, почитать, пообедать, почитать, поужинать, почитать, спать. Рутина перебивалась моментами безотчетного ужаса. По ночам я вскакивал и искал причину своих страхов. Как-то раз после обеда, читая за столом в клубе, я потерял сознание. В какую-то секунду я читал и все было в порядке, а в следующую я увидел, что лежу лицом в раскрытой книге. Это так меня напугало, что я потащил свою измученную душу ко врачу из ВВС.
— У меня кружится голова, я вскакиваю по ночам и мне кажется, что я умираю, а вчера я упал лицом в книгу, — со стыдом признался я.
— Раздевайтесь, — сказал врач, дружелюбно глядя на меня.
— А это зачем?
— Я проведу неврологическое обследование.
И провел. Он колол меня иголками, скреб мои стопы, постукивал по локтям и коленям. Он заставлял меня следить глазами за пальцами и светом, стоять на одной ноге и смыкать кончики моих пальцев, пока глаза закрыты. Наконец, осмотрев мои глаза с офтальмоскопом, он сказал:
— Хм-м.
— Нашли что-нибудь?
— Нет. Вообще ничего. Ваша нервная система работает нормально.
— А почему тогда у меня эти провалы и головокружения?
— Не знаю.
Я разочарованно вздохнул.
— Тут может быть несколько вещей, — добавил он торопливо. — У вас может быть редкая форма эпилепсии, в чем я сомневаюсь. Или вы страдаете от стресса. Если учесть, чем вы занимаетесь, это наверняка стресс. Но я бы порекомендовал вам проконсультироваться с вашим собственным врачом, когда вы его увидите. Если симптомы не пропадут, вас, вероятно, отстранят от полетов.
Через четыре дня после моего прибытия, неделю спустя расставание с Кавалерией, я присоединился к моей новой части на поле Нхонко.
Вертолеты «Искателей» стояли на узкой полосе, вырубленной в джунглях французами. Лагерь стоял на холме рядом с полосой. Взвалив вещи на плечо, я нашел Дикона, указавшего мне на одну из двадцати шестиугольных палаток, разбросанных по грязноватым песчаным дюнам. Моими соседями по палатке стали два уоррента, Монк и Ступи Стоддард.
— О, новенький, — сказал Монк. Он глянул на меня поверх обувной коробки, которую заполнял вырезками из журналов. У Монка был квадратный подбородок и компактное, плотное тело. Он прищурился от света за моей спиной. — Но, похоже, во Вьетнаме ты не новичок.
Он глядел на пряжку моего ремня. Зеленая лента, покрывавшая пряжку, стала почти черной от грязи — признак ветерана.
— Так и есть. Я перевелся из Кавалерии.
— Правда? — это был Стоддард. — Из Кавалерии? Солидно.
Ступи — это ребенок-переросток с лишним весом. Он употреблял всякие раздражающие словечки типа «Уя!» Или даже «Клево!».
Я кивнул и спросил:
— Можно туда барахло скинуть?
— Конечно, — ответил Стоддард.
Я бросил свой мешок рядом с матерчатой стенкой и уселся на него. Монк вновь занялся своими вырезками. Вокруг его постели валялись изрезанные номера «Старз энд Страйпс», «Ньюсуик», «Тайм» и других журналов. Он аккуратно вырезал каждый кусочек швейцарскими армейскими ножницами, а потом пролистывал карточки каталога в алфавитном порядке, чтобы поместить вырезку в нужное место.
— Ты писатель? — спросил я.
— Монк-то писатель? — Ступи захихикал. Его пузо и толстые щеки затряслись. Я увидел на его губах шоколадные пятна, а потом и саму шоколадку в грязной руке. — Монк, он думает, ты писатель.
И звонко захохотал. Монк глянул на него так, что смех мгновенно оборвался. Ступи заморгал и уселся тихо, выказывая уважение.
— Нет, пока что нет, — сказал Монк. — Собираю материал. Когда-нибудь…
Он замолчал, видимо, обходя слишком деликатную тему.
— Неплохо ты уже набрал, — я кивнул на коробку.
— Спасибо. Это не все, — и он показал на еще четыре коробки у стены, перехваченные резиновыми лентами. — Когда-нибудь… Удивительно, что говорят об этой войне.
Он кивнул — медленно, со знанием дела. Всем своим видом я выражал согласие.
— Так-так-так. Кого я вижу! — раздалось от входа.
— Вулфи!
— Ну, Мейсон, сколько воды утекло!
И мы оба засмеялись. Вулфи был моим бывшим одноклассником.
— Вот не знал, что ты в Искателях.
— Я был одним из тех деятелей, которые разбивали лагерь. Когда ты прибыл, меня не было.
— Что ж, хорошее вы место выбрали.
— Спасибо.
Похоже, вторжение Вулфи не понравилось Монку. Он снял с запястья резиновую ленту, перехватил ей коробку и аккуратно уложил ее рядом с другими. Потом встал и протиснулся мимо Вулфи, не сказав ни слова. Вулфи тоже молчал. Они явно не ладили.
Какое-то время я болтал с Вулфи. Он прибыл месяц назад. На него произвело большое впечатление, что я уже старичок и до конца командировки мне осталось всего два месяца. Я рассказал ему, что служил в Кавалерии и встречал наших одноклассников неподалеку от Контума. Мы обменялись слухами насчет того, что стало с другими ребятами из класса и согласились, что, наверное, большинство из них сейчас тоже где-то во Вьетнаме. Кто-то сообщил, что пора на обед и Ступи, про которого мы совершенно забыли, выскочил наружу. Выйдя из палатки, мы увидели Монка, шагающего на руках по небольшой дюне.
— Неплохо, — заметил я, когда мы прошли мимо.
— Да урод он, — кисло ответил Вулфи.
Этим вечером я передал письмо от врача из ВВС доку Да Винчи, нашему врачу. Тот согласился, что это, видимо, всего лишь реакция на стресс и выдал мне транквилизаторов, предупредив, чтобы я принимал их только на ночь. Под их действием летать было нельзя. Этой ночью я спал хорошо.
На следующее утро я вновь вскочил в седло «Хьюи». Командовал мой командир взвода, Дикон. Мы вылетели на три задания. Жопы с мусором, задачи для одной машины. Дикон позволил мне пилотировать с начала и до конца. За четыре утренних часа я выполнил посадку на такую крохотную площадку, что пришлось снижаться вертикально, приземлился на узкую вершину, дважды поднимал такие тяжелые грузы, что приходилось взлетать с разбегом и, наконец, присоединился к строю из еще трех машин, возвращавшихся на полосу. Меня очень тщательно проверяли.
— Чертовски неплохо, — сказал Дикон с левого места, когда я приземлился на полосе рядом с другим «Хьюи».
Из уст инструктора это звучало, как подлинный комплимент.
— Спасибо.
— Если завтра будешь летать не хуже, назначу тебя командиром экипажа.
Следующий день был последним днем «Искателей» у Нхонко. А потому после еще дня полетов с жопами и мусором, мы отправились прямиком в Фанрань. Остальные машины везли палатки и прочее снаряжение. Пилотировал я хорошо и Дикон, сдержав слово, квалифицировал меня, как командира экипажа. Пока мы шли в расположение роты, Дикон сообщил мне, что Кольцевой устраивает еще одну большую вечеринку.
— Такие перерывы у нас бывают редко — мы здесь пробудем четыре дня. Кольцевой любит смотреть, как народ веселится. Я на твоем месте скатал бы постель, — сказал Дикон.
— Скатать постель?
— Ага. Просто скатай матрас и свяжи его.
— Зачем?
— Увидишь.
В девять часов вечеринка гремела вовсю. Док Да Винчи уселся рядом со мной за стойкой и принялся рассказывать, как он приготовил череп, поющий со стенки. Он был пьяный. Компания бардов уселась в дальнем углу и создавала сильный диссонанс с записью Джоан Баез. Они тоже были пьяными. Король Неба и Ред Блейкли устроили индейскую борьбу[47] в центре зала. Король держал кружку пива, наполненную до краев, и заявлял, что разделается с Редом, не пролив ни капли.
— Я его выварил, — сказал Да Винчи.
— На кухне? — мне стало интересно.
— Нет, нет. На кухню меня бы с ним не пустили. Развел костер позади и выварил. Целый день кипятил.
Я глянул на череп, клацавший челюстью под пение Баез и восхитился его чистой белизной:
— Он такой… белый.
— Это ненатуральный цвет. Когда я отделил мясо, я его выбелил.
Глотнув бурбона, я кивнул:
— Ну да. Отбелить.
— Таков факт. От «Клорокса» череп у тебя станет белее и ярче.
— Едут! — завопил Король Неба.
Все замолчали. Я услышал, как в отдалении воет сирена.
— Постель скатал? — ко мне подошел Дикон.
— Ага…
— Умница.
— Кто едет? — спросил я дока.
— Леди, ясное дело.
Сирена зазвучала громче, потом умолкла. Снаружи кто-то сказал: «Подгоняй задним ходом». В свете, проникавшем через окна, я разглядел корму военной санитарной машины, подъезжавшей к двери. Машина остановилась, кто-то распахнул задние двери. Вовнутрь оказалась набита минимум дюжина вьетнамок. Пока им помогали выбраться, все Искатели стояли, аплодировали, свистели.
Что случилось дальше, объяснить сложно. Как только женщины оказались внутри клуба, они начали исчезать. Мужчины хватали хихикающих девушек и выбегали в ночь. Это заняло считанные минуты. Я сидел у стойки, разинув рот. Я действительно своими глазами видел, как подкатила санитарная машина, разгрузила шлюх и их всех утащили?
— Должен же быть какой-то запрет на это, — сказал я доку.
— Да ну, это же наша машина, — ответил он.
— В Кавалерии такое закончилось бы трибуналом, — я все качал головой.
— У нас отлично получается, — сказал док. — Охрана никогда не останавливает санитарную машину. Из всех чертовых штуковин, которые мы выменяли эта — самая лучшая.
— Вы выменяли санитарную машину?
— Ну да. Кольцевой получил санитарную машину, грузовик и джип за «Хьюи».
— «Хьюи»?
— Да, «Хьюи». Один из наших. Его расстреляли в говно и он был списан. Его номер исключили из списков. Когда Кольцевой договаривался, это была полная развалина. Частью сделки было то, что наши техники приведут его в порядок. Теперь он выглядит, как полный хлам, но летает.
— Ушам не верю.
— Знаю. Кольцевой — он очень творческая личность.
Девушек утащили всего минут пятнадцать назад, но одна из них уже вернулась обратно в сопровождении своего партнера.
— Следующий! — объявил он.
Док хлопнул меня по плечу:
— Давай. Она принесет тебе удачу, — и ухмыльнулся.
— Нет, спасибо. Я до сих пор триппер залечиваю, — Меня потряс их стиль жизни. О том, что вытворяют «Искатели», я и мечтать не мог. — Давай ты.
— Нет, только не я. Они бесятся, когда я хочу их осмотреть, — и он послал девушке воздушный поцелуй.
— Ты нет! — и она покачала пальцем. Док захохотал.
Кто-то увел ее, и еще две пришли.
Среброкрылые значки
Гордо носим на груди
Порвем Вьетконг мы на клочки
Нас ждет победа впереди.[48]
Я совсем и забыл про наших поэтов-песенников. Они все еще сидели в углу, размышляя над новой версией текста. Судя по всему, вторжение красоток им не помешало.
Я ушел с вечеринки в час ночи. Девушек вывезли за ворота на машине, под сирену, но «Искатели» продолжали веселиться.
На следующее утро в столовой Кольцевой ставил боевую задачу:
— Значит, так. Берем две машины. Дикон, экипаж подбираешь сам. Я лечу с Дэрингом.
Дикон и Дэринг кивнули. Я наблюдал за происходящим из-за соседнего стола, поедая свежую яичницу.
— Цель: складской комплекс вот здесь, — Кольцевой показал на свою потрепанную карту.
Комплекс был полем, обнесенным колючей проволокой. Он располагался на еще одной базе ВВС. Его сильно охраняли. Там гражданские подрядчики складывали горы своих припасов. Такие вещи, как кровельная жесть, доски, кондиционеры, холодильники, мойки, унитазы — одним словом, все, что нужно для постройки настоящих американских баз.
— Сейчас нам нужен генератор льда, но в принципе, пойдет что угодно, — объяснял Кольцевой. — Дикон, ты обеспечиваешь прикрытие. Сообщишь, когда охрана двинется в нашу сторону.
Дикон вновь кивнул.
— Ладно, пошли.
Группа встала и вышла, отправившись на задание.
Часом позже «Хьюи» Кольцевого вернулся, неся на тросе здоровый деревянный ящик. Ящик опустили в кузов грузовика, немедленно уехавшего в зону техобслуживания. Когда ящик открыли, внутри обнаружился еще один холодильник, совсем такой же, как тот что уже был у нас. Но Кольцевой все равно остался доволен. Уже на следующий день он договорился с частью ВВС на той стороне базы и обменял холодильник на новенький генератор льда. Следующие два месяца, в какую бы глушь мы не летели, кому-то приходилось тащить пятисотфунтовый генератор — как часть нашего полевого снаряжения.
После обеда на четвертый день затишья Дикон приказал мне слетать к штабу, чтобы взять двоих новых пилотов.
Я летел с Королем Неба, который без умолку трещал все полчаса полета. Человеком он был счастливым, очень располагающим к себе, а на армейские формальности ему было настолько наплевать, что я даже и забыл, что он капитан.
Мы приземлились на песчаную площадку близ штаба, заглушили двигатель и двинулись в палатку вместе с посыльным. В сотне ярдов от нас я увидел двоих, тащивших мешки и мне показалось, что одного из них я узнал.
— Это, должно быть, и есть те два пилота, — сказал Король Неба.
Я кивнул, всматриваясь в отдаленную, хрупкую фигуру, сгорбившуюся под тяжестью гигантского мешка. Походка мне была знакома.
— Блин! — я расплылся в улыбке. — Куда я должен забраться, чтобы ты меня не нашел?
— Вот черт! Мне сказали, что у меня нет ни шанса тебя встретить, — ответил Реслер.
Я помог ему забросить мешок в вертолет.