Глава 9 НАПРЯЖЕНИЕ

Глава 9

НАПРЯЖЕНИЕ

Солдаты пехоты, морские пехотинцы и экипажи вертолетов несут во Вьетнаме самые тяжелые потери.

«Ю. С. Ньюс энд Уолд Рипорт», 21 марта 1966

Март 1966

Я и тридцать рядовых стояли на бетоне аэропорта Анкхе. По моим бокам тек пот, оставляя темные пятна на форме. Мы наблюдали за рулящими самолетами, гадая, который из них доставит нас в Сайгон. Серебристый транспортник С-123 выкатился в центр поля и заглушил двигатели. Армейский «Карибу», выруливавший к нам, заблокировал один из колесных тормозов и развернулся, обдав нас потоком горячего ветра, высушившего пот. Это был наш самолет.

Серебристый С-123 опустил рампу. Вышли четыре человека, которые направились к нам. Открылась и рампа «Карибу». Спустился бортинженер, принявшийся с недоверием оглядывать нас, земных личностей. Я разглядел пилотов в кабине. Один из них увидел мои крылышки и кивнул в знак приветствия. Люди с серебристого самолета подошли достаточно близко и мы увидели, что это высшие офицеры — один армейский и трое флотских. Бортинженер открыл рот, чтобы позвать нас на борт. Пилот махнул ему, показав планшет в знак подтверждения.

Большое начальство быстро приближалось. Тот, кто шел первым, был высок, широк в плечах, носил звезды, а рука у него была на перевязи. Я начал быстро соображать. Кто у нас широкоплеч, носит звезды, рассекает на серебристых самолетах и у кого рука на перевязи?

— А это не Уэстморленд? — спросил рядовой позади меня.

Точно! Уэстморленд, властелин Вьетнама, был всего в сотне футов от нас и дистанция сокращалась. Я обернулся, выискивая лейтенанта или капитана, который поставит нашу ораву по стойке «смирно» и проделает все остальное, что положено делать, когда на горизонте возникает ебаный генерал. В результате поисков стало ясно, что старший по званию здесь я.

— Смирррна! — заорал я.

Мешки и тюки грязного белья полетели на землю. Все принялись строиться.

Ему такое понравилось. Когда я обернулся, Уэстморленд уже почти нависал над нами, все еще шагая, улыбаясь, и присматриваясь к тощему уоррент-офицеру, который отдал честь с идеальной четкостью. Я держал руку поднятой, пока он не остановился и не ответил на приветствие. Генерал и трое его друзей-адмиралов стояли лицом к лицу со мной и тремя десятками рядовых.

— Вольно, мистер Мейсон, — прогремел голос. Уэстморленд подошел достаточно близко, чтобы прочитать мое имя на нашивке. Он казался еще выше, чем был на самом деле. Какое еще звание ему могли присвоить? Такие просто обязаны быть генералами.[38]

— Мистер Мейсон, — заговорил он небрежным тоном, — у меня и моих друзей важное дело, а мой самолет только что сломался.

Его самолет? Все самолеты — это его самолеты. И все вертолеты. И все корабли. Уэстморленду принадлежало все, даже пушечное мясо, с которым он сейчас разговаривал.

— Сожалею, сэр.

— Благодарю вас. Что ж, мистер Мейсон, если вы не против, я хотел бы взять ваш самолет, чтобы доставить этих джентльменов на их корабли вовремя.

Адмиралы заулыбались шутке насчет «если вы не против».

— Так точно, сэр, — разумеется, мой самолет — ваш самолет…

— Спасибо, мистер Мейсон, — над квадратной челюстью появилась откровенная улыбка, а в глазах блеснул понимающий огонек. — А теперь, если вы уберете этих людей с дороги, нам действительно надо поторапливаться.

— Есть, сэр, — я развернулся и дал команду — С дороги!

Началась легкая неразбериха, пока все хватали свои вещи и отбегали в сторону.

Адмиралы поднялись в самолет, заняв три из тридцати пяти мест. Уэстморленд задержался:

— Еще раз спасибо, мистер Мейсон. Надеюсь, вы из-за этого не опоздаете… куда вы направляетесь?

— В отпуск, сэр.

— А, в отпуск. Совсем скоро будет еще один самолет.

Человек Года, как назвал его «Тайм», присоединился к адмиралам. Четыре человека расселись по местам в салоне «Карибу», похожем на пещеру. Бортинженер, выглядевший так, будто получил повышение сразу на несколько званий, нажал на кнопку — рампа поднялась, запечатывая фюзеляж. Нас хлестнул вихрь от винтов, самолет удалился, становясь все меньше и взмыл в небо. Позади меня запыленная толпа переговаривалась:

— Хе-хе, я надеюсь, им там не тесно.

— Нельзя мешать генералов с рядовыми, сам знаешь.

— С хуя ли?

— От вони рядовых у них серебро чернеет.

На борту авиалайнера, летевшего к Тайваню, лаская бокал, я начал понимать, как мне повезло. В кондиционированном воздухе пот высох. Глядя на море через иллюминатор, я подумал, что Реслер и остальные сейчас пытаются избавиться от плесени и крысиных какашек — и улыбнулся.

Мы вернулись из Бонсон всего два дня назад. ВК внезапно то ли сдались, то ли исчезли. После сорока одного дня в долине Бонсон было объявлено, что враг понес серьезные потери. Победа была за нами. А теперь давайте и домой.

После этих сорока дней мы не могли просто взять и прилететь обратно. Надо было изобразить что-то величественное. В конце концов, мы же были Первой Командой.

Над перевалом Анкхе сотня «Хьюи» выстроилась в колонну и, изгибаясь по небу, как змея, попыталась зайти по спирали на посадку в зоне «Гольф». Люди на земле говорили, что впечатляло. Они не слышали наших радиопереговоров — все орали, насколько уебищным получился строй, как мы собираемся в кучу и что о нас подумает вся остальная Кавалерия. Сто вертолетов приземлились, подняв бурю. Экипажи пошли к своим палаткам.

Крысы вновь одержали верх. Какашки лежали беспорядочно; было ясно, что крысы себя чувствовали, как дома. Плесень покрывала все. Когда мы зашли вовнутрь, в разные стороны брызнули черные силуэты со сверкающими глазками.

— Убить крыс на хуй! — крикнул Коннорс.

Я по-идиотски улыбался и подошла стюардесса:

— Не хотите еще выпить, сэр?

— А? Да, конечно.

Когда Коннорс зверел, это всегда приводило меня в восторг. Как-то раз он вернулся из увольнения и принялся пьяным голосом объяснять, почему пологи палатки должны быть опущены. Сидя в темноте на раскладушке, он громко перечислял недостатки поднятых пологов. А потом дернул за шнур, освобождавший тот, который был рядом. Полог оказался наполнен водой. Когда он раскатился, галлоны воды выплеснулись на Коннорса и залили ему постель. Коннорс разразился серией яростных ругательств.

Еще он одолжил мне сотню долларов для отпуска. Прямо перед штурмом днем раньше, он сказал:

— Мейсон, будь очень, очень осторожен, ладно?

— Я всегда осторожен.

— Да, но ты еще не разу не стоил для меня сотню долларов.

К тому времени, как мы приземлились в Тайпее, мне стало по-настоящему хорошо. Дядя Сэм, в своей безграничной мудрости, создал для своих воинов все условия — только следуй по маршруту. В Сайгоне мы разбирались по разным городам: Тайпей, Бангкок, Сидней и прочим. В каждом городе нас привлекало одно и то же: выпивка и ебля. Или ебля и выпивка, в зависимости от ваших моральных принципов.

Когда мы сошли с самолета, улыбающийся госслужащий направил нас к автобусу. Автобус колесил по улицам, а нам перечисляли разные отели, называя цены и местоположение. Я решил остановиться в «Кингс».

Когда правительство высадило нас у отеля, в бой пошла китайская часть команды. Добродушный, знающий китайский гид вцепился в нас, едва мы вышли из автобуса.

— Ладно, ребята. Вы прибыли туда, куда надо, — и он тепло улыбнулся. — Идите сюда, я помогу вам занять номера, но мы должны торопиться. У нас в Тайпее куча дел.

Я швырнул свой мешок в комнату. В номере напротив расположился человек по имени Чак. Чаку было сорок с лишним лет, он был капитан. Здесь же он одевался почти совсем, как я — хлопчатобумажные брюки, рубашка в клетку и мягкие кожаные туфли. Не успели мы представиться друг другу, как примчался Дэнни, наш гид.

— Джентльмены, быстрее, быстрее. У нас в Тайпее куча дел.

Дэнни потащил нас к лифту:

— Запомните, джентльмены, вы здесь, чтобы развлекаться, а моя работа — помогать вам. Во-первых, перейдем через дорогу, чтобы зайти в высококлассный бар и обсудить наши планы. Вы скажете мне, что собираетесь делать, а я стану вашим гидом.

Дэнни, непрерывно разговаривая, шел чуть впереди нас, чуть ли не задом наперед. Его настолько переполнял энтузиазм, что можно было подумать, будто он и сам приехал из Вьетнама.

Дэнни провел нас через дверь бара. Вдоль стены сидели тридцать-сорок женщин, в один ряд. Он повел нас к началу ряда.

— Марта! Рад тебя видеть, — сказал он первой девушке. Она тепло кивнула Дэнни, а потом и нам.

— Привет, — сказал я. — Я Боб Мейсон.

Марта, кажется, была очень рада познакомиться.

Мы шли вдоль длинного ряда девушек, здороваясь почти с каждой. В конце мы поднялись на второй этаж и разместились за столиком, на который какой-то из друзей Дэнни уже подал напитки.

— Итак, джентльмены, вам каких?

— В смысле, каких девушек?

— Ясное дело. Скажите, какая вам понравилась и она будет с вами вот прямо так, — он щелкнул пальцами.

— Ну, мне вроде понравилась одна, но я не запомнил ее имя, — сказал я.

— Где она сидела?

— Примерно десятая по счету. На ней фиолетовое платье.

— А, Шерон. У тебя очень хороший вкус, Боб.

— Спасибо.

Чак описал девушку, которая ему запомнилась, Дэнни встал и извинился:

— Я совсем скоро вернусь. Выпейте!

Как только Дэнни исчез, появилась девушка в фиолетовом, Шерон. Она была не одна; ее проводили до столика в другом конце зала. Она уселась напротив своего спутника, лицом ко мне. Как я мог чувствовать, что меня обманули, я ведь даже не знал этого человека? Из всех в ряду она смотрела на меня непрерывно. Сейчас, глядя на нее, я понял, что совершенно влюблен. Было в ней что-то знакомое. Встречаясь глазами со своим спутником, она мягко улыбалась, но ее выражение слегка менялось, когда она смотрела в сторону. Она не отворачивалась и я знал, что она тоже меня любит.

Дэнни вернулся, идя позади двух женщин. Обе они были хорошо одеты и несли сумочки. Они уселись напротив нас с Чаком.

— Линда, это Боб. Вики, это Чак, — некоторое время Дэнни, ухмыляясь, оглядывал наши счастливые парочки. — Посмотрю, что там с вашей выпивкой.

Прежде, чем он ушел, то наклонился ко мне и прошептал:

— Шерон уже…

Я быстро кивнул.

Линда наклонилась ко мне через столик и прошептала:

— Как жаль, что вам не досталась та, кого вы любите. Хотите, я уйду?

Да, этого я и хотел. Эта девушка, Шерон, была восточной версией Пэйшнс. Именно так Пэйшнс смотрела на меня, когда мы встретились в первый раз. Но я уже залил в себя достаточно виски, чтобы очерстветь. Тот факт, что Линда хотела уйти, быть отвергнутой, стер то, что оставалось от моих чувств и я ответил:

— Нет, конечно нет.

— Она красивей, чем я, — сказала Линда, напрашиваясь на комплимент. На самом деле, Шерон была красивей, но я напомнил себе, что ни та, ни другая не были бы со мной, если бы я не собирался платить. Через четыре дня все кончится.

— Не глупи, ты красивей.

— Спасибо за ваши слова.

Шерон все еще поглядывала на меня время от времени. Я так и не понимал, почему. У меня остались смутные воспоминания о разных клубах, о том, как я пел на улицах, о ярких огнях и такси. Я даже проснулся в другом отеле. Моей спутницей, за десять долларов в день, была Линда. Она показывала мне разные виды острова, в промежутках между утолением моей отчаянной страсти. Каждый вечер мы ужинали в разных клубах и ресторанах, никогда не заходя никуда дважды. Иногда я видел, как Шерон поглядывает на меня знакомым взглядом.

Четыре дня пролетели мгновенно.

Как ни странно, когда мы приехали в аэропорт, девушки столпились у автобуса. Солдаты прощались со своими китайскими подружками. Девушки в самом деле плакали. Почему? Люди, бывшие совершенно чужими пять дней назад, прощались со слезами на глазах. Я выбрался из автобуса, но не видел Линды. Пройдя мимо обнимавшихся парочек, я двинулся к терминалу. За пять шагов до двери я услышал, как меня зовут по имени. Оглядевшись, я увидел Шерон. Она широко улыбалась, но по щекам у нее текли слезы. Она протянула руки, и инстинктивно я обнял ее. Я все не мог понять, зачем она это делает.

— Пожалуйста, берегите себя, — сказала она.

Когда я сошел с самолета в Анкхе, меня охватил почти истерический страх. В душной жаре страх переполнял меня, переходя в колючий, леденящий ужас. Слегка поежившись, я загнал демонов вглубь и отправился на поиски полевого телефона. Меня трясло, пока в темной палатке я ждал, когда меня соединят с моей ротой.

— Добро пожаловать обратно, мистер Мейсон, — сказал сержант Бейли и я мгновенно успокоился, услышав его голос. — Прямо сейчас пошлем за вами джип.

День снаружи был серым, пасмурным, влажным, невероятно жарким. Я закурил «Пэлл-Мэлл» и принялся ждать.

Через несколько дней мне удалось почти полностью подавить страх. В горах, где нынче рыскала Кавалерия, стреляли в нас нечасто. Больше всего на настоящий бой стало похоже, когда ганшип сбил слик.

Майор Астор, замена Моррису, был высоким, крепко сложенным человеком с короткими светлыми волосами. Он больше был похож на стереотипичного морпеха, чем на армейского пилота. Он прибыл к нам сразу после долины Бонсон и участвовал только в разных скучных вылетах, что привело его к неверным выводам.

— Они дают нам пройти всюду, куда мы захотим, — сказал майор Астор Джону Холлу. — Сколько еще протянет ВК, если мы будем контролировать воздух, как сейчас?

— Мы не контролируем. Они контролируют, — ответил Джон.

— Ага, видел я, какие они крутые. Ну что, спрашивается, они могут сделать против наших вертолетов? — Астор усмехнулся.

— Майор, вы неправы. Просто маленький народ решил сделать небольшой перерыв.

Джон пил виски, майор — пиво, а я слушал. Мы были в баре офицерского клуба, построенного нашими руками; клуб вот-вот должен был открыться. Бармена пока что не было. Люди просто приносили свои собственные бутылки.

— Вы называете их «маленький народ»?

— Иногда.

— Вроде как эльфы какие-то.

— Ну вообще иногда кажется, что у этих сволочей какой-то волшебный порошок. Они могут оказаться там, где ты их хочешь видеть меньше всего.

Зашли Коннорс и Банджо. Рубашка Коннорса прилипла к его потному телу. Банджо, по сравнению с ним, выглядел сухим.

— Бармен! — заорал Коннорс. — Пива! Пива мне!

— Тут же нет бармена, — сказал Банджо.

— Да я знаю. Я тренируюсь, — оглядевшись, Коннорс увидел нового майора. — Добрый вечер, сэр.

— Добрый вечер, мистер Коннорс. Я слышал, вы ротный инструктор.

— Так и есть. Я натуральный вертолетный ас.

— Пока винт не фиксирует, — вставил Банджо.

— Банджо, иди на хуй.

— Преподавали в летной школе? — спросил Астор Коннорса.

— Пока что нет. Наверное, придется, после того, как закончу с этой херней. А что? Вы инструктор?

— Нет, — ответил Астор. — Я только выпустился. Программа в Ракере впечатляет.

— Да, обучение вертолетам там лучшее в армии. После выпуска ты почти безопасен.

— «Почти безопасен»? — Астор рассмеялся.

— Именно так. Любой пилот-новичок все еще опасен. Новички знают ровно столько, чтобы суметь вляпаться в неприятности. Когда они наберут еще пятьсот часов и поймут, как обращаться с машиной, то, я бы сказал, они почти безопасны. Если ты остался жив после тысячи часов, ты уже весьма неплох. Но это в Штатах. Здесь все происходит быстрее, под давлением, когда в тебя стреляют, — и Коннорс взял пиво, которое поставил перед ним Банджо.

— Вообще, по-моему, чертовски хорошая программа, — сказал Астор. — А когда я тут полетал, то еще больше понравилось, как там учат.

— Да, неплохо. Только не судите по тому, что успели увидеть. Когда вы начнете делать заходы на узкие зоны, в строю, а ВК будут стрелять по вашей жопе, станет тяжеловато.

— Если и так, с вами все будет в порядке. Если делать, как учили.

— Что я могу сказать? Идею вы уловили, — Коннорс повернулся к нам с Холлом и закатил глаза.

— За армейскую авиацию, — и Астор поднял свой бокал.

— А? — не понял Коннорс.

Я покинул клуб, чтобы написать ежедневное письмо и начал мысленно подсчитывать свой налет. Если верить Коннорсу, то я был чуть более, чем почти безопасен — семьсот часов. Сам Коннорс налетал почти три тысячи, и главным образом на «Хьюи». Все это доказывало, что я становлюсь профессионалом. Вертолетчиком. Вернувшись домой, я смогу основать собственную вертолетную компанию. Надо только вернуться домой.

Той же ночью, позже, я услышал пронзительные крики. Так кричит безумец. Я выскочил наружу, разом покрывшись мурашками.

— Будь они прокляты! Будь они прокляты!

Неподалеку от клуба я увидел, как четверо человек тащат вопящего, извивающегося, отбивающегося капитана Фонтейна. Фонтейн ненавидел Оуэнса и Уайта.

— Я их убью! Я их убью!

— Успокойся…

— Убьююю! — голос Фонтейна перешел в жуткий визг. Он был, как свинья, которую волокут на бойню, но четверо, одним из которых был Коннорс, держали его крепко и дотащили до домика. А ведь Фонтейн был таким спокойным человеком.

— Ебнулся, — сказал Коннорс.

— Сам вижу. С чего? — спросил я, сидя в нашей палатке и глядя, как Банджо варит кофе рядом со своей раскладушкой.

— Да эти блядские Оуэнс с Уайтом, — Коннорс сел на раскладушку. — Фонтейн сказал, дознался, что эти двое подделывают свои летные книжки. Записывают себе кучу боевых вылетов, хотя каждый знает, что они вообще не летают. Короче, вызвал Оуэнса на разговор. А Оуэнс говорит, ты просто завидуешь. Вот ведь пидор! Думает, что все такие же уроды, как он сам.

— А зачем им налет?

— Ну, такой деятель, как Оуэнс, скоро должен стать майором. Ему нужен боевой налет. Он может даже какие-нибудь медали за это получить.[39]

— А вот и кофе! Извините, ребята, хватит только на меня, — рассмеялся Банджо.

— А зачем сказал тогда?

— Сам не знаю. Наверное, мне как-то веселее от того, что я живу лучше, чем вы, — Банджо засмеялся опять. — Печенья не хотите?

— Вы такой щедрый, мистер Бэйтс.

— Ах, пустяки, мистер Коннорс, — Банджо поклонился с улыбкой. — Мейсон?

— Нет, спасибо, — ответил я. — Я лягу посплю.

Когда вы опускаете противомоскитный полог, то чувствуете себя изолированным, даже если лежите в тесной палатке. Вас может видеть кто угодно, но все равно кажется, что вы наедине с собой. Я укрылся своим пончо и попытался заснуть.

Вокруг упала чернота, в которой меня преследовало что-то бесформенное. В мой разум нырнуло чужое присутствие и сердце захлестнул непреодолимый ужас. Я вскочил, приподнявшись на локтях. Сквозь полог я увидел Коннорса, глядевшего с другой стороны палатки. Я попытался припомнить, что меня напугало, но не смог. В лагере все было спокойно. Почувствовав усталость, я опустился вниз и принялся разглядывать верх полога.

На следующий день Астор вылетал на свое первое задание в качестве ведущего и нас с Гэри придали его взводу. Большую часть времени мы доставляли пайки разным патрулям, прочесывавшим кусты в поисках чарли. Чарли пока не попадались. Сообщали о редких снайперских выстрелах. Старые лагеря. Новые лагеря. Даже несколько пленных. Но с практической точки зрения и джунгли, и кустарник были необитаемы.

В начале задания у Астора получалось очень даже ничего. Он приказал восьми своим машинам разделиться и обслуживать каждой свой район. Так работа пошла быстрее. Большинство пилотов считают снабжение унылой работой, но мы с Гэри использовали эти восхитительно скучные задания, чтобы поиграть с вертолетом. Ничего плохого, типа причесываний военной полиции, просто что-то такое, что испытывает ваше мастерство.

К примеру, на посадке можно прикоснуться несущим винтом к ветке дерева — чтобы посмотреть, насколько близко вы можете подойти. В Штатах такой жест считается глупым. Здесь же подобный глазомер способен спасти жизнь.

На сей раз я экспериментировал с «зацепом» «Хьюи». Если на взлете слишком сильно опустить нос, то давление потока на плоскую крышу заставит его опуститься еще ниже. Вертолет с ускорением затянет в пике. Если такое происходит рядом с землей, вы попадаете в скверный замкнутый круг. Если взять ручку на себя, то это не перевесит давления на крышу. Если добавить шаг, чтобы набрать высоту, то система просто получит дополнительную энергию и вы врежетесь в землю на большей скорости. Если ничего не делать, только материться, то врежетесь на меньшей. Во всех случаях, вы проиграли.

Однажды я чуть не попался на «зацеп» и теперь хотел узнать, с какого момента действительно становится опасно. Разобраться удалось, имитируя горизонтальный взлет с вершины холма.

Я очень резко опустил нос и добавил шаг настолько, чтобы вертолет летел горизонтально над землей. Подвигал ручку управления, но машина не отвечала. Я так и почувствовал, как оно происходит. Добавление мощности лишь ухудшило бы дело. Когда я увидел, как устроена эта ловушка и выяснил, как в нее попадают, то понял: случайно я уже в нее не попаду. Свои эксперименты я ставил над долиной, и таким образом, чтобы выйти из опасного режима, достаточно было просто перейти в пике.

Ближе к концу дня, до темноты, чарли решили уничтожить взвод-другой. Мы стояли близ полевого командного пункта, вертолеты загружались и тут командир «сапог» вызвал Астора в штабную палатку.

У нас было шесть «Хьюи». Вернувшись минутами позже, Астор дал сигнал на запуск, а потом подошел к нам с Гэри.

— За несколько километров отсюда взвод подвергся атаке. Чтобы их вытащить, нам нужны всего пять машин, — Астор застегнул «молнию» бронежилета. — Вы остаетесь здесь и следите за нашими переговорами, на тот случай, если понадобитесь.

И он пустился рысью к своему вертолету, винт которого уже вращался.

— Опасное задание, ничего не скажешь, — заметил Гэри. Мы поднялись в кабину. Гэри запустил двигатель, чтобы можно было слушать радиопереговоры, не разряжая аккумуляторы. Неожиданно влететь непонятно во что в наши планы никак не входило.

Я настроил радио.

— «Чарли-1-6», «Священник-Желтый-1», — это говорил Астор.

Ответа не было.

— Вас понял, «Чарли-1-6», сближаемся, ставьте дым.

Ответа по-прежнему не было. С земли мы могли слышать только то, что говорит Астор. Похоже, у него все было схвачено.

— «Желтый-1», они с той стороны деревьев, — это был голос Джона Холла.

— «Желтый-4», не подтверждаю. Вижу дым, — ответил Астор.

Я начал пристегиваться. Если им осталось так немного до посадки, то нам придется быть в воздухе через считанные минуты.

— «Желтый-1», не подтверждаю. Цель с наветренной стороны от дыма, — сказал Холл.

— «Желтый-4», я здесь главный.

— Вас понял.

— Думаешь, надо взлетать? — спросил Гэри.

— Не, рано еще. Пусть Астор даст приказ.

— «Желтый-4», плотный огонь от деревьев! — закричал Холл.

Астор, который, возможно, уже был на земле, не ответил.

— «Желтый-1», мы уходим. Мой борттехник ранен, — слушая Холла, мы различали, как бьют пулеметы его вертолета.

— Лучше нам двинуть, — сказал я.

— Точно, — Гэри набрал рабочие обороты и быстро взлетел.

— «Желтый-1», я «Чарли-1-6». Вас вижу. Вы примерно в пяти сотнях метров у нас под ветром.

Нам с Гэри стало ясно, что Астор в чистейшем виде продул все дело. Он приземлился с подветренной стороны от безопасной позиции «сапог», последовав за дымом, который отнес ветер, даже при том, что Холл видел правильное место. Я увидел строй и вызвал Астора, сообщив, что мы занимаем свое место. Тот ответил отрывистым «Вас понял». Присоединившись, мы выполнили посадку на позицию без малейших приключений.

В зоне «Гольф», когда экипажи перемешались, Астор отдалился от толпы и быстро ушел.

— Ходячая неприятность, — заметил я.

— Да уж, натуральная катастрофа… О! Майор Катастрофа! — сказал Гэри. Все засмеялись: крещение состоялось.[40]

Холл встретил нас в палатке. Его борттехник, Коллинз, был убит. Машина получила двадцать с лишним попаданий. Холла трясло от ярости. Он был прав: Катастрофа пропустил его предупреждения мимо ушей.

— Я его убью, — сказал Холл.

— Я тебя понимаю, — ответил я.

— Нет, я правда его убью. В смысле, насмерть.

С этими словами Холл расстегнул кобуру и пошагал к домику Катастрофы. Сначала я подумал, что это он не всерьез, но минут через пятнадцать, в очереди за едой, услышал, как Катастрофа зовет на помощь.

Холл молча стоял во весь рост, подняв пистолет и держа в левой руке банку пива. Он занял позицию между домиком Катастрофы и кухонной палаткой. Человек тридцать, дожидавшиеся еды, с интересом смотрели за происходящим.

— Холл, если ты немедленно не уберешь оружие, пойдешь под трибунал, — раздалось из-за двери домика.

— А выйти, майор, тебе придется, рано или поздно.

— Ты ненормальный! Ты не имеешь права направлять оружие на вышестоящего офицера и не давать ему выйти из собственного жилья. Если ты не уберешь оружие, у тебя будут большие неприятности. Прямо сейчас!

— Ты, майор, убил Коллинза. Теперь твоя очередь, — и Холл поднял пистолет, беря дверь на мушку.

— Помогите! — завопил Катастрофа, увидев, что к кухонной палатке идет Уильямс. Уильямс оглянулся и разглядел Холла в сгущающихся сумерках. Катастрофа с робкой надеждой высунул нос наружу и закричал вновь. — Помогите! Майор Уильямс, уберите от меня этого психа!

Уильямс кивнул, сполоснул свою посуду и зашел в палатку.

На помощь Катастрофе так никто и не пришел. Время от времени мы слышали его вопли. Никто не обращал ни малейшего внимания. Но позже ночью Холл утратил бдительность. Я слышал, как он где-то снаружи моей палатки распевает песни пьяным голосом. Наутро он все еще был настолько пьян, что его не допустили к полетам.

Этот инцидент ознаменовал начало серии конфликтов — общее напряжение брало свое. Как-то ночью Холл избил Дэйзи и рассек ему губу. Он продолжал преследовать Катастрофу по всему лагерю, меча в того монтаньярские копья. Вскоре после того, как визжащего капитана Фонтейна уволокли в его домик, Шейкер сказал Райкеру, чтоб тот шел строить клуб — и услышал в ответ вполне ясное предложение катиться куда подальше. Коннорс с Нэйтом повздорили из-за того, где сушить белье. У Нэйта с Кайзером возник территориальный конфликт.

Прощальная вечеринка Уильямса прошла очень тихо. Майора, великолепного командира-авиатора, переводили в штаб бригады, в Сайгон; это было повышение. Тихо было потому что Уильямс держался слишком далеко от нас, не так, как Филдс.

На следующий день, после церемонии награждения Воздушными медалями, наш новый командир, майор Крейн, произнес вступительную речь.

— Думаю, здесь все просто отлично, за исключением вашего внешнего вида, — сказал Крейн. — У этой роты впечатляющий послужной список. Наверняка, вы были просто слишком заняты и потому немножко распустились.

Сам он носил хрустящую форму и ботинки, начищенные до блеска. Даже Уильямс, мистер Каменная Жопа собственной персоной, не беспокоился о такой херне. Уильямса волновало, как мы выполняем задания. Крейн с самого начала заговорил о рутине.

— Может вам и кажется, что носить заправленную рубашку в расположении роты — кстати, рубашки должны быть заправлены — не слишком важно, но я так не думаю. Да, здесь суровая жизнь. Это война. Но если всего один аспект нашего профессионального поведения упадет вот настолько, вся наша эффективность снизится, — он сделал паузу и улыбнулся, как нормальный человек, всего лишь выполняющий свою работу. — А потому с этого момента мы непрерывно подчиняемся стандартным правилам ношения формы. Заправленные рубашки, брюки с напуском, чистая форма.

Мы сами виноваты, подумал я. Мы вбили столько труда, чтобы сделать это место цивилизованным, что парню кажется, будто он до сих пор в Форт-Беннинге.

— Что касается чистоты, то у меня есть и хорошие новости. С завтрашнего дня мы будем копать ротный колодец, так что у нас будет собственный душ, — он, улыбаясь, сделал паузу, видимо ожидая восторженные крики, но мы молчали. — Отвечать за проект будет капитан Шерман и я надеюсь на ваше полное с ним сотрудничество. Все свободны.

— Моя бедная ебаная спина, — сказал Коннорс в палатке. — Я-то уже привык мыться по-своему.

— Блин. Ну и как ты моешься? — спросил Банджо.

— Да так же, как и остальные. Я ношу форму, пока к шкуре не присохнет, а потом отдираю вместе с коркой.

— От душа я бы не отказался, — сказал Гэри.

— Я бы тоже. Вопрос, глубоко ли рыть придется, — заметил я.

— Может, до самого Цинциннати! — сказал Гэри.

Вошел Фаррис:

— У меня для вас новое объявление, — он подождал, пока мы все соберемся вокруг него. — Нам нужны добровольцы, которые переведутся в другие части, чтобы у нас возникло место для замен.

— Перевестись из Кавалерии? — спросил Гэри.

— Ну да.

— Когда? — спросил кто-то.

— Что-то в районе от прямо сейчас до конца следующего месяца.

Это был мой шанс. Может, я получу непыльную работенку в Кинхон, буду возить советников или что-то в этом роде. Я поднял руку.

Следующие несколько дней я либо летал на рутинные задания, либо копал новый колодец. Наполняя ведра и глядя, как их поднимают на веревке, я предавался мечтам о своем новом назначении. Мой приятель по летной школе написал, что получил назначение на авианосец и свой собственный «Хьюи». Я знал, что бывает служба и получше, чем в Кавалерии. Может, пилот курьерского вертолета в Сайгоне, с девяти до пяти. Вы только представьте, ни грязи, ни палаток.

На двадцати пяти футах мы наткнулись на камень. Шерман вызвал саперов и те сказали, что придется взрывать.

По дороге в Счастливую мы с Гэри залетели на шоу Боба Хоупа. А развозя всякое разное во второй половине дня, услышали самые необычные переговоры по радио в моей жизни.

— «Ворон-6», «Дельта-1». Цель вижу.

«Дельта-1» — это был ганшип.

— Вас понял, Дельта-1. У них на спинах что-нибудь есть?

— Не подтверждаю.

— Ладно, тут гарантий быть не может. Вперед, достаньте их.

— Вас понял.

— Они вообще о чем? — спросил Гэри. Мы только что взяли пустые продуктовые контейнеры и скользили вниз над склоном горы.

— Без понятия, — ответил я.

— «Ворон-6», наши пулеметы их не берут.

— В голову пробовали?

— Вас понял.

— Применяйте ракеты.

— Вас понял.

Наступила тишина. Гэри начал выполнять заход, чтобы повстречаться с дорожным патрулем на нашем пути.

— «Ворон-6», «Дельта-1». Есть. Сделали обоих.

— Рады слышать, «Дельта-1». Я уже начал думать, что слонов нам ничем не взять.

Слонов? Мы убиваем каких-то ебаных слонов?

— Вас понял. Что-то еще?

— А как же, Дельта-1. Спускайтесь и достаньте бивни.

— Меня стошнит сейчас, — сказал Гэри. — Грохнуть слонов — это все равно, что свою бабушку замочить.

Когда в роте узнали, что слоновую кость отправили в штаб дивизии, все возмутились. Убивать людей на войне — дело нормальное, но ни в чем не повинных слонов трогать не надо.

— Любой, кто так сделает, может залезть к тебе в дом и убить твою собаку, — сказал Деккер.

— Мейсон, бери свой фотоаппарат, — крикнул Шерман.

— Чего еще случилось?

— Будем взрывать колодец. Бери аппарат.

Я встал на удалении от колодца и поднял аппарат.

— Все отошли? — крикнул Шерман.

— Все.

«Бонк». Над колодцем на пять футов поднялось облачко пыли. Я его сфотографировал.

— Блин, я думал, сильнее бабахнет, — буркнул Шерман.

— Взрыв-то был?

— Вода пошла? — все склонились над колодцем.

— Ура, бля, — подытожил Коннорс. — Там опять земля.

— Будем копать дальше, — объявил Шерман.

Кто-то расписал стену нашего нового клуба пейзажем зоны «Рентген». Я прохаживался, держа в руках бокал с разбавленным бурбоном. Мебель, доставленная из Штатов, выглядела какой-то иностранной. Кресла были бамбуковыми, на подушках был рисунок на тропическую тему. Ножки столов тоже были из бамбука, а столешницы — из огнеупорной пластмассы.

Все было готово к официальному открытию. Мы знали, что прибудет полковник. С медсестрами. В его ожидании примерно сотня человек коротала время, в быстром темпе поглощая напитки за двадцать пять центов.

Здесь были почти все из нашей роты. Нэйт и Кайзер вели серьезную беседу у стойки бара; Нэйт барабанил пальцами в такт песне, звучавшей из новой стереосистемы. Коннорс и Банджо чему-то смеялись, сидя за столиком неподалеку. Фаррис пил «Севен-Ап», но все равно улыбался. Холл устроился в углу, разглядывая нарисованный пейзаж. Реслер, глядя на вторую кружку пива, радовался, как ребенок. Красное лицо Райкера сияло ярче — он выпил больше, чем обычно. Я стоял у стойки и соображал, где подцепил триппер — во Вьетнаме или Тайпее.

— Ты не… больная, — я показал ей между ног, — да?

— Я? — ее лицо выразило боль. — Я? Не говори глупости. Я не больная.

— Чего я не могу, так это подцепить триппер, — сказал я.

— Вообще, — обиделась она, — я почти девственница.

Только я заметил, что наступила тишина, как меня толкнул Реслер:

— Боб, — прошептал он, — медсестры прибыли.

Полковник появился без предупреждения, зайдя через заднюю дверь и сопровождая обещанных медсестер. Я уверен, они и не подозревали, что стали источником того вдохновения, которое и воздвигло этот клуб. Похоже, им было невероятно неловко. Весь клуб молча вперил взгляды в четырех старушек, носивших форму высокопоставленных офицеров медицинской службы. Тут было отчего занервничать.

Старушки уселись за столик рядом с полковником. Музыка продолжала играть. Возникли два пухлых лейтенанта. Я продолжал глядеть на дверь, ожидая, кто войдет следом. Но это было все. После долгой минуты это понял каждый. Разговоры возобновились.

— Должны же быть в этой ебаной дивизии настоящие медсестры, — прорычал Коннорс. Банджо хохотал, утирая слезы.

— Они медсестры, — сказал Реслер.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я, — сказал Коннорс. — Медсестры, понимаешь? У медсестры сиськи торчат вверх. А не свисают вниз. Блин, моя бабушка и то симпатичней.

Полковник оглядывался по сторонам, а его помощники переговаривались с медсестрами.

— Леди, — пьяный уоррент-офицер вышел вперед и вежливо поклонился медсестрам. — Дженнлльмены… — он кивнул лейтенантам. — Сэр… — новый поклон.

Полковник одарил уоррента очень неприятным взглядом. Медсестры рассмеялись. Когда уоррент повернулся, чтобы уйти, полковник несколько расслабился. Но в тот момент, когда наступила тишина и каждый взгляд был прикован к этой сцене, пьяный перданул с таким звуком, что у всех замерло сердце.

Полковник, его люди и медсестры подскочили. Побагровевший полковник начал подниматься из кресла, вероятно, чтобы убить наглеца. Но вдруг в клубе вновь стало шумно. Все хохотали. Каждый чувствовал себя, словно честь так пердануть выпала ему самому и полковник это понял. Он беспомощно осел обратно в кресло. Медсестры объяснили, что им пора обратно, и прямо сейчас.

Фаррис сказал:

— Пожалуй, вам, ребята, хватит пить и пора по домам. Завтра у нас большое задание.

Оно не было особо большим, просто долгим. Когда я вернулся из отпуска, мы выполняли ежедневные задания в горах, в сорока и пятидесяти милях к северу от Анкхе. Каждый день, с 05:00, мы брали на борт «сапог» в зоне «Гольф» или в точке дозаправки, доставляли их в горы, высаживали в разных зонах, а потом забирали раненых и убитых у патрулей, которые уже были развернуты.

Для пилотов все это было не слишком плохо. Нас не убивали. «Сапоги», однако, хотя и не оказывались побеждены, несли потери от постоянного снайперского огня и коварных мин-ловушек.

После недели перевозок раненых и мертвых пол и переборки грузовой кабины здорово испачкались. Под сиденьями собралась засохшая кровь, а к металлу прилипли всевозможные клочки мяса. Когда становилось совершенно необходимо отмыть вертолет и вывести запах, пилот делал заход на мост, ведущий к Анкхе и сажал машину в воду.

Помывка «Хьюи» вызвала к жизни новую индустрию среди жителей Анкхе. Стоило нам приблизиться к мосту, как местные ребятишки сбегались к песчаным отмелям, готовые поработать.

Единственное, о чем нам приходилось беспокоиться, так это о том, чтобы не залить электронику. На все остальное ниже уровня пола вода не действовала. Я зависал над отмелями, держа полозья под водой, пока не находил место с нужной глубиной. Если вы следите за рулевом винтом, то все это безопасно. Стоило двигателю умолкнуть, как ребятишки хватали щетки и ведра и принимались отскребать машину. Борттехник, как правило, снимал сиденья, чтоб было удобней.

Я снимал ботинки и носки, клал их на верх приборной панели, закатывал штанины и добирался до берега. Пока я стоял на отмели, борттехник наблюдал, как идет дело, а основную часть работы выполняли мальчишки. Они даже забирались на крышу и заливали воду в выхлопную трубу — совершенно ненужный признак усердия.

Это был не единственный бизнес, процветавший на отмелях. Во-первых, была еще и «Кока-Кола». Во-вторых, русалки. Кока-кольное дело шло на эксклюзивной территории. Девочку, работавшую там, где я обычно приземлялся, звали Лонг. К отмелям летать приходилось часто и мы хорошо знали друг друга.

Лонг было лет десять, ее черные волосы спускались до талии. Глаза у нее были черные, а кожа темнее, чем у большинства вьетнамцев. Очень славная, радостная маленькая девочка.

— У тебя есть жена? — спросила она, когда мы встретились впервые. Я сказал, что да.

— Она такая высокая, как ты?

— Нет, у нее рост до моего подбородка.

— Ой, какая высокая. А у нее волосы на руках, как у тебя?

— Не как у меня, как у тебя, — и я легонько погладил пушок на ее руке.

— О, это хорошо, — и она засмеялась. Ей не приходилось видеть европейских женщин.

За несколько месяцев мы стали друзьями. Обычно, пока «Хьюи» отмывали, Лонг усаживалась рядом со мной на песчаном берегу и говорила о том, как будет хорошо, когда война закончится. Она считала, что это будет очень скоро. Вокруг ходили слухи о начале мирных переговоров.[41] Она не могла представить, что ВК способны победить солдат, марширующих по небу.

Когда вертолет был отмыт, борттехник, как правило, давал ему немного просохнуть. А потом раздевался и отправлялся «поплавать». На такое спортивное и оздоровляющее поведение его вдохновляли девушки постарше, которые оккупировали островки ниже по течению и изображали из себя русалок.

Русалки появились на реке на следующий же день после того, как из-за высоких показателей социальных болезней генерал закрыл Анкхе. Пока близ города строилась деревня, управляемая американцами и пользующаяся дурной славой, русалочий бизнес процветал. Сам я никогда не отдавался на волю течения, но судя по тому, что видел, и в самом деле получалось очень неплохо.

Рано или поздно вертолет просыхал, а борттехник возвращался с улыбкой на лице. Лонг поднималась, чтобы попрощаться. Стоя, она была всего на несколько дюймов выше меня, когда я сидел.

— До свиданья, Боб. Всего хорошего, — и она, улыбаясь, бежала продавать свои товары к другим «Хьюи», садившимся на отмелях.

Когда я вел машину к реке, то обычно пытался научить борттехника элементарным приемам пилотирования, чтобы если пилота ранят, он мог взять управление и опустить вертолет на землю, как говорится, одним куском. Результаты разочаровывали, потому что для их достижения никогда не хватало времени. Как следствие, мне ни разу не попался борттехник, который сумел бы выполнить самый рудиментарный заход.

То, что казалось мне самым элементарным человеческим умением — удержать вертолет в висении — почему-то не давалось даже самому толковому борттехнику. Но среди всех, кого я пытался учить, Ричер стоял особняком. Я летал с ним столько, что он почти научился зависать. И считаю, что в случае чего он смог бы посадить машину одним куском. Или двумя.

Ходили слухи, что в Иадранг опять становится жарко. Первый Девятого вынюхивал там врагов, а мы по-прежнему возили «жопы с мусором» по окрестностям базы. От таких полетов вертолетчики уставали, а машины страдали от механических эквивалентов апатии и разгильдяйства. Пригодных к полетам было меньше 50 процентов. В тот самый день, когда сбили «Чинук», четыре «Хьюи» в нашей роте были повреждены просто из-за неуклюжего пилотирования. Общая реакция на новость была такой: теперь водить надо на четыре «Хьюи» меньше. Все вымотались.

Как-то во второй половине дня в мой экипаж назначили свеженькое пополнение — капитана Герца. Другого новичка пристроили к Нэйту и мы собирались слетать в Кинхон и обратно, чтобы выяснить, что из себя представляют эти ребята.

Когда небо у нас за спиной стало тускло-оранжевым, мы пересекали перевал Анкхе, направляясь на восток. Герц управлял машиной с самого момента взлета. У него нормально получалось держаться рядом с Нэйтом. В воздухе мы немного поболтали. Он сказал мне, что в Штатах набрал большой налет.

В Кавалерии катастрофа в строю убила десятерых.

Мы слышали доклады и о других катастрофах, по всей стране. Умение летать в строю ночью было абсолютно критично. Крохотный проеб одного человека может угробить кучу людей — если винты схлестнутся.

Как только стемнело, Герц начал отставать от Нэйта. Я воодушевил его на то, чтоб придвинуться ближе. На слишком большой дистанции вы теряете перспективу ведущей машины.

— Подойди ближе, так, как днем в строю летаешь.

Герц приблизился к Нэйту примерно на два диаметра винта. К несчастью, еще он начал раскачиваться, то слишком удаляясь, то слишком сближаясь. Пытаясь погасить раскачку, он действовал слишком резко. Я молчал. Еще раз качнувшись в сторону Нэйта, он испугался и отстал еще сильнее.

— Надо ближе, — сказал я. — Если бы мы шли в нормальном строю, то всем бы крови попортили. А если Нэйт прямо сейчас решит сделать левый разворот, мы об этом не узнаем, пока не окажемся прямо над ним.

— Я просто для безопасности сдал назад.

— Знаю. Поверь на слово, ближе безопасней.

— Ладно.

Как только он занял нужное место, то опять начал раскачиваться. Как маятник — то к Нэйту, то обратно. Одно из двух: либо он знал какой-то совсем уж хитрый вертолетный фокус, либо у нас с Нэйтом получится коктейль из лопастей. В самый последний я понял, что никакого фокуса он не знал и схватил управление.

— Взял, — я резко взял ручку на себя и вернул нас на место.

— Это почему?

— Потому что ты врезался бы в Нэйта.

— Я и близко не был, — сказал Герц.

— Ты был достаточно близко, чтобы мне пришлось взять управление.

— Ну, я так не думаю.

— Хорошо, мы здесь в твоих интересах, не в моих. Давай еще раз.

Он опять взял управление и опять начал раскачиваться. Думаю, проблема у него была в страхе столкновения. Страх рациональный, но неправильно повлиявший на его оценку ситуации. Он реагировал слишком резко, наслаивая ошибки друг на друга, пока они не выходили из-под контроля. Когда его дико отшвырнуло назад, я спросил:

— Ты в порядке?

— Вас понял, — ответил Герц. Потом его понесло к Нэйту и я вновь взял управление:

— Взял.

Вот тут он вскипел:

— Так у меня управление не отбирал еще никто, и уж точно не уоррент!

Ах, так здесь у нас, значит, лакированный сноб, который ненавидит уоррентов.

— Что ж, капитан, сам я считаю, что ты должен благодарить меня за спасение твоей жизни. Мне ночные тренировки нужны, как лишняя дырка в жопе.

— Когда вернемся, я подам на тебя рапорт за нарушение субординации.

— Точно-точно. Ладно, пора и поворачивать. На обратном пути ведомым будет Нэйт. А ты возьмешь управление и развернешь эту штуковину на запад. Отдаю.

Герц взял управление. На обратном пути к зоне «Гольф» мы молчали. Я подумал, не положить ли машину в крутой вираж, отстегнуть ему ремни, открыть дверь — и одним мудаком меньше. Но это было невозможно.

Герц выполнил очень неплохой заход. Сказать по правде, единственное, что с ним было нехорошо — вот эта раскачка в строю. Я мог бы ему помочь, если бы он просто расслабился. На земле он распахнул дверь и выскочил наружу. Я заполнил журнал, записав себя, как командира, а Герца как второго пилота.

— Ну, как прошло? — спросил Гэри, когда я бросил свои вещи на койку.

— Паршиво. Этот новенький, Герц, собрался угробить меня с Нэйтом, а когда я перехватил управление, обиделся.

— А-а. Я только что слышал, как он на Фарриса орет.

— Чего говорит?

— Точно не скажу, но твое имя он назвал не раз.

Вошел ухмыляющийся Нэйт:

— Ну, Мейсон, здорово ты нового капитана взбесил.

— Да уж знаю. Он сказал, что подаст рапорт за нарушение субординации. Может, меня домой пошлют до срока.

— А вот тут тебе не повезло, — Нэйт уселся на мою скамейку. — В конце концов, Фаррис его отодрал.

— Правда? И что сказал?

— Сказал, что неважно у кого какое звание, а командиром был ты. И еще сказал: «Если Мейсон говорит, что ты шел слишком близко, значит, ты шел слишком близко».

— Правда?

— Ну, — Нэйт вертел в руках пластмассовую шахматную фигурку с доски, на которой я расставил шахматы до вылета. — А еще Герцу придется перед тобой извиниться.

Тут мне стало по-настоящему хорошо.

— Сгоняем партийку? — Нэйт взял две пешки.

— Никогда не откажусь, — ответил я.