Борьба Артигаса с португальскими захватчиками
Борьба Артигаса с португальскими захватчиками
Артигас управлял Восточной провинцией, имея очень четкую программу. Он проводил максимально демократические для той эпохи принципы и в экономике и в политике. Он приложил много усилий, чтобы создать благоприятные возможности для широкого развития промышленности и торговли внутри провинции; он дал землю самому обездоленному классу, ввел народные органы управления, заботился о повышении культурного уровня населения и особенно о воспитании в людях высокого гражданского сознания и привычки к суровому образу жизни. Его политика способствовала благу и процветанию всей провинции, а не одной лишь кучки привилегированных лиц. Эта политика свидетельствовала о том, что ее создатель был великим человеком своего времени.
Реализация идеалов Артигаса не могла не породить тревогу не только в Ла-Плате, но и за ее пределами. Цели Артигаса и их осуществление в полуфеодальном обществе, в котором были еще сильны абсолютистские нравы, казались кое-кому анархией. В Буэнос-Айресе Артигаса и его сторонников называли смутьянами. Страх, который Артигас внушал привилегированным слоям населения, объяснялся тем, что так называемая «примитивная и стихийная демократия простого народа», как тогда говорили, обрела законченную форму и направление; она была конкретно воплощена в ясных принципах политической свободы и гарантий прав личности. Пример Артигаса и его методов правления в глазах централистов Буэнос-Айреса становился опасным и вредным.
Когда начался 1816 год, второй год правления Артигаса, картина была такова. Провинции Литораля продолжали оставаться под протекторатом Артигаса. Правительство Буэнос-Айреса не смогло решить ни одной из стоявших перед ним проблем: ни проблемы портовых операций и таможни, ни проблемы государственной казны. К тому же и Артигас продолжал оставаться крепким орешком, разбить который не удавалось. Правительство Буэнос- Айреса продолжало посылать в штаб Артигаса одну депутацию за другой, пытаясь воздействовать на него путем политических переговоров, поскольку оружием им не удавалось чего-либо достичь. Когда уже не оставалось никаких надежд на успех этих переговоров, правительство Буэнос-Айреса решило пойти на формирование на территории Ла-Платы коалиции из антифедералистских сил, в которой оказались воедино связанными самые различные и противоположные тенденции, однако с довольно очевидной общей приверженностью к консервативной политической программе и даже скрытому монархизму. Эта коалиция начала искать контактов с португальским двором в Бразилии, начав переговоры в Рио-де-Жанейро. У Буэнос-Айреса при этом была одна Цель — объединить под своим руководством в рамках абсолютизма всю огромную территорию, некогда составлявшую вице-королевство Ла-Плата. Именно эта идея была господствующей на конгрессе в Тукумане, где даже высказывалась мысль о необходимости установления конституционной монархии.
Не следует забывать, что в своем стремлении нанести ущерб торговле буэнос-айресского порта Федеральная лига одержала победу. Торговцам- портеньос, как заманчивый призрак, виделся большой внутренний порт Санта- Фе, от которого они были отрезаны. Сам же Артигас по-прежнему продолжал, как он это называл, «двигать вперед большую революцию», то есть такую революцию, которая была не только освободительной, но и охватывала сферу экономики и несла социальную справедливость обездоленным классам. Эта политика вызывала сопротивление консервативных элементов, способствуя сколачиванию антиартигасовского, антифедералистского блока.
В качестве первой меры противники предприняли попытку оторвать от Лиги провинцию Санта-Фе путем заключения сепаратного договора с ней — по старому принципу: «разделяй и властвуй». Согласно договору этой провинции предоставлялась, по крайней мере на бумаге, автономия, но при условии разрыва с протекторном. Подписание этого договора было первым актом измены Лиге. Это событие произошло почти одновременно с отправкой в Рио- де-Жанейро миссии, которая должна была договориться о второй интервенции португальцев на территорию Восточного берега под предлогом ликвидации волнений в этой провинции. В Рио поехал Мануэль Хосе Гарсиа, ловкий политикан, не менее способный к интригам, чем Сарратеа. Мысль об интервенции не раз уже приходила в голову правителям Буэнос-Айреса. На этот раз она возникла в период правления Хуана Мартина Пуэйрредона.
Неблаговидные дела властей Буэнос-Айреса вызвали в народе беспокойство, а некоторые газеты даже поместили разоблачающие материалы. Но это быстро замяли — несколько журналистов были высланы, а кое-кто из военных, а также из патриотически настроенных деятелей (Френч, Доррего) были просто упрятаны в тюрьму. «Тот факт, что мы вели борьбу с Артигасом, — заявил Доррего своим тюремщикам, — не означает того, что мы любой ценой можем добиваться его гибели».
В таких условиях и такими методами готовилась чистка границ от так называемых «артигасовских орд». Однако в Буэнос-Айресе не представляли себе, какой нелегкой будет эта борьба. Артигас же отдавал себе ясный отчет в том, что ждало его, и он начал решительно готовиться к последнему историческому подвигу своей жизни.
Взвесив создавшуюся обстановку, Артигас понял, что может рассчитывать лишь на свои собственные силы. Не заблуждался он и относительно намерений португальцев, несмотря на их многочисленные заверения в миролюбии. В письмах, которые он получал из Рио, говорилось, что там плетутся дипломатические интриги, в которых замешан Буэнос-Айрес «Наше нынешнее положение определяется маневрами португальского двора, а с другой стороны, необходимостью с недоверием следить за Буэнос-Айресом», — сообщал он в письме в Кабильдо.
В этот подготовительный период Артигас проявил себя превосходным организатором, стремившимся предвидеть все малейшие детали. Начиная с сентября 1815 года он заботится об изготовлении оружия. С первых же месяцев 1816 года он усиливает свои приготовления, связывается, со всеми своими военачальниками. День за днем он посылает указания Андресито в Мисионес, просит его быть начеку, ибо португальцы не дремлют, и особенно следить за событиями в Консепсион и Япейу.
В письмах Артигаса от января и февраля 1816 года начинает вырисовываться его будущий стратегический план: «Если португальцы имеют в виду вторгнуться со стороны Мисионес, то надо сделать так, чтобы, отрезав им отступление, вклиниться в их расположение с другой стороны. В этом случае очень важно будет перейти Ибикуй и занять ближайшие к нему местности».
Ни одна деталь не ускользала из его поля зрения: он мобилизовывал, вооружал и снабжал всем необходимым военные части, участвовал в закупке военного снаряжения и пороха в Англии, писал многочисленные послания в Кабильдо и к Баррейро, в которых он просил прислать ему оружие, а также готовиться к обороне города. Артигас хотел, чтобы 1816 год, «седьмой год нашего возрождения», как он его называл, был знаменательным для всей Восточной провинции. В Пурификасионе в эти месяцы наблюдалось непривычное волнение. Об этом свидетельствует, между прочим, англичанин Робертсон — дипломат, торговец и шпион. В своем штабе Артигас все время находился в окружении офицеров; беспрерывно приезжали и уезжали гонцы из самых различных мест. Главнокомандующий диктовал письма двум секретарям, пол был усеян бумагами, записями, посланиями, прибывавшими из разных мест, от Канделярии до Мальдонадо. Всегда собранный, не теряющий ни минуты времени, Артигас сам вникал во все дела; он рассылал указания и направлял в разные пункты протектората своих военачальников.
Наряду с этими многочисленными заботами он не переставал думать о том, как лучше одеть своих оборванных солдат, одежда которых, по описанию Робертсона, состояла из изношенной куртки, пончо, схваченного поясом у талии, и еще одного пончо, которое накидывали на плечи. Артигас не забывал и множества других вопросов: как увеличить поголовье, скота, чтобы помочь нуждавшимся провинциям, где закупить новые ножи для обдирания кож, как бороться с контрабандой. Он пишет алькальду, чтобы он был строг по отношению к тем жителям эстансий, которые ничем не заняты и ничем не служат родине; он интересуется букварями для школ и приобретением струн для музыкальных инструментов. Ему лично нужно немного: он просит свою кузину Барбару, жену Баррейро, прислать ему крахмал. «Хотя я и стар, — пишет он, — но мне нравится быть подтянутым». Он просит ее также прислать ему книгу под названием: «История Северной Америки, ее открытия, революции и дальнейшие события вплоть до 1807 года». «Я считаю эту книгу настолько интересной, — писал Артигас, — что ее должен прочесть каждый житель Восточной провинции».
Артигас не забывает о необходимости морального воспитания своих сограждан, напоминает им те принципы, за которые идет борьба. Много раз Кабильдо предлагал присвоить ему почетные титулы. На это Артигас отвечал: «Совершенно излишне терять драгоценное время на бессмысленные дела. Всяческие титулы — это пустой мираж. Мне достаточно одного звания — гражданин». То же самое в ответ на подобные предложения он повторил и в письме в Корриентес.
Артигас часто напоминал о необходимости улучшать положение индейцев, в частности в провинции Корриентес, где они составляли большую часть населения. В своих посланиях он просит позаботиться о том, чтобы индейцы стали вести оседлый образ жизни, просит помочь им наладить трудовую жизнь, что, по его мнению, «несомненно будет содействовать процветанию провинции». Артигас писал: «Индейцы, хотя они и дикие, способны оценить добро, и, приложив усилия, можно помочь встать на стезю добродетели, за что они впоследствии отблагодарят нас». И далее: «Надо, чтобы к индейцам относил с большим уважением, ибо, когда мы боремся за наши права несправедливо исключать их из нашей среды и не добиваться для них того, на что они имеют такие же права, как и мы. Их невежественность, отсутствие цивилизации — это не порок, за который следует карать. Ведь они сами страдают от этого несчастья, а мы не должны забывать, кто был повинен в этом. Так неужели же мы и впредь будем сохранять это зло?»
* * *
Лагерь в Пурификасионе успокаивался только к вечеру. Часто, когда уже смеркалось, Артигас обходил лагерь и проводил смотр войскам; при этом он напоминал скорее отца, который перед сном приходит проститься со своими детьми. Обычно он объезжал лагерь верхом, в сопровождении штабных офицеров. Иногда он руководил маневрами конных партизан, уча их выполнять одновременно роль пехоты и кавалерии. В свите Артигаса, по описанию Робертсона, не было никакой официальности и той строгой дисциплины, за которой всегда скрывается больше условности, чем истинного уважения. Офицеры Артигаса чувствовали себя рядом с ним, как сыновья с отцом; так некогда относились к нему гаучо. Когда они шли вместе с ним, они спокойно беседовали, часто раздавался смех. Офицеры называли друг друга по имени; не были приняты ни чины, ни даже обращение «дон» (господин). Но к Артигасу все обращались одинаково: «мой генерал», и в этих словах всегда чувствовалось уважение и любовь. Так относились к нему и солдаты и те гаучо, которые стекались сюда со всех сторон. Это были не наемники, которые воюют за деньги, а добровольцы, у которых, так же как и у их вождя, была одна цель — построить счастливую жизнь.
Как уже говорилось, переговоры в Рио-де-Жанейро об организации португальского вторжения вел Гарсиа. Незадолго до этого он был послан для переговоров с английским правительством с той же целью — продать интересы провинций Ла-Платы за любую цену. Переговоры эти не увенчались успехом: англичане не согласились на его предложения. Когда Гарсиа приехал в Рио-де- Жанейро, он был уже достаточно опытен по части раболепства и предательства. 4 мая он получил инструкции из Буэнос-Айреса о том, каким путем добиться уничтожения Артигаса. Конгресс в Тукумане, как явствовало, был согласен с его миссией.
Год спустя, подводя итог своей деятельности, Гарсиа писал о «необходимости прибегнуть к физической и моральной силе извне во имя прекращения наших внутренних междоусобиц». Он признал также неспособность правительства Буэнос-Айреса самостоятельно «покончить с источником всех бедствий».
Между Рио и Буэнос-Айресом в это время шла напряженная переписка; ясно видно, что Гарсиа и его правительство предусмотрели все детали своего предательского предприятия, в частности, посредничество изменника Николаса Эрреры. Находясь в Монтевидео, Эррера должен был служить связным и выполнять другие поручения. Гарсиа особо заботился о выборе человека, который вступит в переговоры с Николасом Эрре-Рой, а затем с командующим португальскими войсками, генералом Карлосом Федерико Лекором. Гарсиа писал, что «эти переговоры следует вести умело, без шума, и человек этот должен быть ловким и вкрадчивым».
Договорившись об интервенции, правительство Буэнос-Айреса решило. завуалировать свои действия дружескими акциями в адрес Артигаса. Эту задачу выполнил Пуэйрредон, занявший тогда пост верховного правителя. Пуэйрредон — один из крупнейших землевладельцев провинции Буэнос-Айреса — не был ни хорошим правителем, ни выдающимся политическим деятелем или военачальником. Он был одним из самых видных членов Ложи Лаутаро, который вместе с Сан-Мартином стремился проводить внешнюю политику Объединенных Провинций в союзе с Чили.
Заняв свой пост, Пуэйрредон направил к Артигасу священника Сапиолу, который повез ему в качестве даров сбрую и порох, а также лицемерное обещание помощи со стороны Буэнос-Айреса в случае португальского нашествия. Все это было дымовой завесой, прикрывавшей истинную политику Буэнос-Айреса. Однако Артигаса это не могло обмануть.
Сведения о начале интервенции, полученные Артигасом еще в феврале, окончательно подтвердились 27 апреля, когда началось продвижение португальских войск из Санта-Катарины по направлению к Восточной провинции. У захватчиков было два основных войсковых соединения. Одно находилось под командованием генерала Карлоса Федерико Лекора, специально прибывшего из Португалии. Это была пятитысячная дивизия, составленная из жителей южных земель, хорошо знающих этот район и методы ведения войны, в большинстве своем ветеранов. Их целью был захват Монтевидео.
Другое соединение находилось под командованием генерал-капитана провинции Рио-Гранде, маркиза де Алегрете; оно действовало во внутренних районах и на границах Рио-Гранде. В его задачу входило прикрытие флангов и тыла генерала Лекора в случае контратак Артигаса.
Португальские интервенты ставили себе цель захватить не только Мисионес, но и провинции Корриентес (главную опору Артигаса) и Санта-Фе, чтобы помешать отступлению войск Артигаса.
Эти два главных соединения состояли примерно из пятнадцати тысяч солдат, находившихся в полной боевой готовности. Португальцы считали, что эти войска быстро покончат с сопротивлением жителей Восточной провинции.
В конце августа без всякого объявления войны португальские войска под командованием генерала Пинто де Араухо Корреа, составлявшие авангард армии Лекора, вторглись в Восточную провинцию на юго-востоке и взяли крепость Санта-Тереса.
В этих напряженных условиях Артигас, как и прежде, руководил всеми текущими делами провинции. Он часто писал в Кабильдо, беспокоясь о различных административных проблемах. Ни одна из них не оставалась для него чуждой. В самый разгар военных приготовлений, во время майских праздников 1816 года, была торжественно открыта Публичная библиотека Монтевидео. Вступительную речь произнес священник Ларраньяга, который (в последний раз!) не поскупился на восторженные слова в адрес Артигаса. Он назвал его «вождем, который достойно ведет вперед граждан своей страны, и чей патриотический подвиг заслуживает бессмертной славы и вечных лавров». Ларраньяга отметил также, что, «испытывая нужду в самом необходимом, он не жалеет средств на те дела, которые идут на благо его соотечественников». Во время этих празднеств Артигас провозгласил: «Пусть жители Восточной провинции будут столь же образованны, как и мужественны».
Не забывал Артигас и о своих сыновних обязанностях. Его отец, дон Мартин Хосе, уже глубокий старик, был до революции весьма состоятельным землевладельцем. Согласно новым порядкам его земли были у него отобраны, и ему буквально не на что было существовать. Он сообщил об этом сыну.
«Мне в высшей степени больно читать жалобы моего отца, которого я люблю и уважаю, — пишет Артигас в Кабильдо 18 июня. — Я только что получил от него известие о том, в сколь нищенском состоянии он оказался: он крайне нуждается хотя бы в самом небольшом количестве скота для поддержания своего хозяйства и семьи». Хотя Артигас мог помочь отцу, воспользовавшись бесхозным скотом, он предпочел действовать официальным путем, надеясь, что Кабильдо решит это дело по справедливости и предоставит его отцу то, о чем он просит.
Когда замыслы португальских интервентов стали ясны Артигасу, он выработал свой план, состоявший в том, чтобы задержать продвижение войск врага и не дать им занять Ангостуру и Серро-Ларго. Для этой цели он выделил отряды Риверы и Оторгеса, а сам направился в Сан-Диего, чтобы нанести врагу фронтальный удар. Андресито, перебравшись через реку Уругвай, с севера от Ибикуя должен был занять Мисионес и напасть на португальцев со стороны Сан-Борхаса. Войска Сотело тоже должны были перейти реку Уругвай, но по направлению к Япейу; Вердуну надлежало, выйдя из Арройо-де-ла-Чина, занять португальскую территорию на севере реки Арапей.
Этот общий план Артигас сообщил Андресито; он дал ему множество практических рекомендаций, начиная от совета по поводу того, как уберечь лодки во время форсирования реки, в кончая указанием об организации доставки скота и использования при этом стариков, которые уже не могли участвовать в военных действиях. Свое письмо от 3 июля Артигас кончал словами: «Необходимо, чтобы все было подготовлено для решающего и искусного удара, ибо от него будет зависеть судьба нашей свободы».
Обстановка была тяжелой. План Артигаса, достойный большого полководца, сводился к следующему: приостановить наступление врага контратаками и затем вести борьбу против захватчика на его собственной территории. Этот план, восхищавший даже врагов, был тем более величествен, что должен был разворачиваться на огромном плацдарме: около трехсот легв разделяло крайние его точки; местность была пересеченной, по ней протекали большие и труднопроходимые реки, а связь и доставка ресурсов были очень затруднены. Главное же заключалось в том, чтобы перейти в контрнаступление против многочисленного и сильного противника и вести операции на таком обширном плацдарме. У Артигаса было лишь восьмитысячное войско, примитивно вооруженное, плохо дисциплинированное и находившееся под командованием офицеров, достоинство которых состояло лишь в одном — в их храбрости. Но Артигас ни секунды не колебался, его решение было окончательным. Обращаясь к тем, кто мог оказаться слабыми духом, он сказал: «Немало крови придется пролить, чтобы осуществить этот план».
Через семнадцать дней после получения указаний от Артигаса Андресито начал поход на север. Его штаб состоял из одних индейцев — Тирапаре, Маракаху, Арапоти и Гира-Вера. У Андресито было тысяча копий и вдвое меньше ружей. Португальцы попытались помешать войску Андресито пересечь Уругвай; тогда индейцы, составлявшие это войско, рассыпались, поодиночке переправились через реку и, соединившись на другом берегу, вооруженные лишь копьями, сумели подавить огонь португальских мушкетеров. Это была первая битва, принесшая успех патриотам. Индейцы напали на авангард бригадира Чагаса и одержали победу в Ринкон-де-ла-Крус Чагас нашел убежище в Сан-Борхасе. Укрепив стены этого города, расположенного на холме, он решил отсидеться здесь в ожидании подкрепления. 20 сентября Андресито начал осаду Сан-Ворхаса — города, где он родился тридцать восемь лет назад.
26 сентября в Ибирапиту-Чико войска маршала Курадо столкнулись с авангардом Артигаса, под командованием его племянника Гателла, обнаружившего качества настоящего героя. Казалось, что вот-вот будет одержана победа. Однако тактика удлинения флангов полукруга (именно так всегда воевали индейцы в пампе), несмотря на то, что ею в свое время пользовались Ганнибал и Наполеон, в данном случае при незначительном количестве войск, к тому же недостаточно обученных, в условиях, когда противник противостоял сомкнутым квадратом, привела к поражению.
Солдаты, с большим успехом воевавшие в партизанских отрядах, здесь, на открытом поле сражения, не могли достичь такого успеха.
Артигас не терял присутствия духа и пытался извлечь урок из допущенных ошибок. Он писал своему секретарю Баррейро для передачи Ривере, желая, чтобы тот не повторил тех же промахов:
«Враги нанесли нам немало ущерба своей кавалерией, им всегда удавалось разбивать наши фланги и линию пехоты, которые были слишком примитивными». Артигас советовал серьезно подготовиться к следующим сражениям, так как предвидел, что в дальнейшем война будет становиться еще более трудной. К тому же португальцы были безжалостны и отказывали в помощи даже раненым.
Между тем Андресито слишком долго осаждал Сан-Борхас, теряя время на посылку ультиматумов Чагасу, который ждал подхода подкрепления. 3 октября, когда Чагас уже начал думать о капитуляции, к городу подошли войска полковника Абреу. Андресито пришлось выдержать отчаянное сражение в Паламар-де-Сан-Борхас, завершившееся полным разгромом его войск и потерей всего северного района.
Когда весь север оказался во власти португальцев, Курадо решил напасть на Вердуна, продвинувшегося до Пунтос-де-Ибирокай. 19 октября Мено Баррето, которому была поручена эта операция, разгромил Вердуна. Таким образом, на севере оставались только те войска патриотов, которыми командовал сам Артигас; он находился в Рио-Гранде и пытался со своими гаучо продолжать борьбу с португальцами и хотя бы частично реализовать свой план.
Штаб Артигаса был расположен на вершине горного хребта Корумбе, над рекой Куарейм. В его распоряжении были тысяча всадников и пятьсот пехотинцев. Это были плохо вооруженные добровольцы-гаучо. Несмотря на тактическое поражение в Санта-Ане, Артигас повторил тот же маневр и совершил те же самые ошибки, от которых он предостерегал Риверу. Португальские войска во главе с бригадиром Оливейра Альваресом 27 октября разбили армию Артигаса. В итоге тридцати шести дней войны и этого последнего поражения все войска Восточной провинции на севере были ликвидированы; преимущество вражеских войск, хорошо обученных, прекрасно вооруженных, во главе которых стояли опытные офицеры, было очевидным. Военные действия были быстрыми и решительными; португальцы полностью разбили все планы Артигаса, чьи солдаты, как говорил Мена Баррето, «сражались отчаянно».
И все же Артигас не был полностью разбит, и португальцы не могли еще считать себя победителями. После того как португальцы заняли Санта-Тересу, ключевую позицию Восточной провинции, они начали бой против войск Риверы, который пытался сопротивляться продвижению Лекора. В ноябре Ривера был разбит в Чафалоте. Убедившись в необходимости достигнуть большей маневренности своих соединений, он сам возглавил быстрый марш и наутро оказался в арьергарде португальцев в Игероне, на реке Индиа-Муэрта, где место было болотистое. Здесь он ждал прихода передовых сил армии Лекора под командованием генерала Пинто де Араухо.
Как рассказывал один из офицеров Риверы, «уже издали португальские войска выглядели величественно». К несчастью, Ривера вновь повторил прежние ошибки: кавалерия, которая располагалась на флангах, напоминала молот, а пехота растянулась на большую дистанцию и была похожа скорее на партизанских стрелков, чем на дисциплинированную армию.
Если бы линия войск не была так расположена, успех мог бы сопутствовать Ривере, который сумел дважды обойти вражеские войска. Однако пассивность некоторых батальонов и явное преимущество португальцев в людях и вооружении обеспечили им победу в этом сражении, продолжавшемся три часа Патриоты сражались самоотверженно и совершали необыкновенные подвиги. Отважная партизанка из города Кордовы Хуана Бустаманте, похожая на индианку, сидя на коне, с искаженным от гневного возбуждения лицом и развевающимися на ветру волосами, убеждала слабых не покидать поле боя. Подвиг самого Риверы вошел в историю как пример огромного личного мужества.
В разгар битвы, отделившись от фланга, Ривера появился перед врагами совершенно один. Он летел на своем черно белом коне почти стоя, без шляпы, в расстегнутой куртке, с обнаженной загорелой грудью, блестевшей от пота, как бронза. Единственным его оружием было копье. Домчавшись до вражеской колонны, он налетел на офицера, который ее вел. Услышав ржание лошади, офицер быстро повернулся, но Ривера в то же мгновение нанес ему страшный удар копьем. Офицер упал замертво, а его отряд стал разбегаться. Патриоты, которые уже начали было отступать, повернулись и вступили в схватку с врагом, во время которой было убито около двадцати португальцев. В конечном счете бой оказался бесполезным, и все же этот достойный Гомера подвиг служит великолепным примером жестокости и величия, характерных для борьбы за свободу, которую возглавлял Артигас.
«Прошло еще три или четыре часа жестокого боя, и нам удалось добиться поражения противника», — писал после этой битвы португальский военачальник Маркес. Артигас с остатками своей армии скрылся среди холмов.
Примерно в это же время маршал Сильвейра, перейдя реку Ягуарон, направился через Серро-Ларго к Кордобесу. Против него вышли солдаты Оторгеса и около Пало-Паеса разбили португальцев, правда, ценой гибели многих патриотов, в том числе отважного капитана Галеано. Патриоты на быстром марше продолжали атаковать португальцев и окружили их в поместье Касупа. Однако отсутствие достаточной военной подготовки у офицеров Артигаса дало Сильвейре возможность выйти из окружения и соединиться с войсками Лекора.
Подходил к концу 1816 год, принесший длинный ряд поражений. Но даже они не могли вывести Артигаса из равновесия. Он был полон решимости и 30 ноября, уже зная о потерях Риверы, в письме к Баррейро просил ускорить подготовку военных резервов: «Вчера с нами соединились дивизия Вердуна и войска провинции Корриентес, — писал он. — На этой неделе жду прихода войск из Эрвидеро и Сориано; с ними мы предпримем новую кампанию и посмотрим — быть может, судьба пойдет нам навстречу». Еще через два дня из своего временного штаба он послал в Санта-Фе другое письмо, в котором вновь говорил о «необходимости дать энергичный отпор и разоблачить происки Буэнос-Айреса во имя спасения судьбы федерализма и всей Америки».
С самого начала португальской интервенции верховный правитель Буэнос-Айреса Пуэйрредон держал наготове своих сторонников в Монтевидео, к которым в какой-то мере принадлежал и Баррейро. Об этом свидетельствует письмо Пуэйрре-Дона Сан-Мартину, где говорится о двойной игре Баррейро. Баррейро развернул весьма активную деятельность и, насколько Артигас мог судить, действовал честно, хотя за ним числились и не совсем чистые дела при использовании земель, перешедших в общественную казну. Неусыпный, требовательный контроль Артигаса, основным принципом которого был аскетизм, не допускавший никаких уступок, приводил к появлению все большего числа недовольных; вызывали протест и ограничения в торговле с Буэнос-Айресом, а теперь и с Бразилией наносившие, разумеется, ущерб жителям города. Недовольны объединились с теми сторонниками Буэнос- Айреса, которые были связаны с Пуэйрредоном, а к ним, в свою очередь, примкнули сторонники португальцев. Эта последняя группа действовала при помощи Николаса де Эрреры, который, как это явствует из писем Гарсии, подготовлял в Монтевидео переход Восточной провинции под власть Португалии. Баррейро не избег сети интриг Эрреры и оказался втянутым в заговор, Хуан Мариа Перес, возглавлявший этот заговор, ставил свое целью избавиться от Баррейры и заменить его кем-либо, более склонным к сдаче города португальцам. Мятеж батальона Переса разгорелся в начале сентября, когда войска Артигаса истекали кровью в битве при Санта-Ане. Артигас вскоре получил известия о мятеже, о том, что Баррейро поражен в тюрьму, а все военные и гражданские посты заняли мятежники. Однако Кабильдо сумел быстро восстановить положение, Баррейро снова занял свой пост.
Но когда португальцы, не встречая препятствий, двигались на Монтевидео, Баррейро через своего уполномоченного Порфирио Бауса попросил Пуэйрредона о помощи. Тот только этого и ждал. Он потребовал в обмен признания центральной власти Буэнос-Айреса провинцией Восточного берега и другими провинциями и отмены изданного Артигасом закона о закрытии портов. На этих условиях Буэнос-Айрес соглашался оказать помощь Монтевидео в обороне от португальцев.
Кабильдо Монтевидео направил к Пуэйрредону двух делегатов — Хосе Хуана Дурана и Хуана Франсиско Гиро — для переговоров. Артигас, разумеется, ничего об этом не знал и еще за месяц до этого предупреждал Кабильдо о «преступном и возмутительном поведении Буэнос-Айреса, который только и мечтает о нашей гибели».
Баррейро присоединился к позиции Кабильдо. И тогда делегаты, люди богатые, которых мало беспокоила судьба провинции и пролитая за нее кровь и которых интересовал лишь успех будущих экономических операций, подписали в Буэнос-Айресе все, что от них потребовали.
Ни Кабильдо, ни Баррейро не могли принять условия, на которые согласились делегаты и которые выходили за рамки данных им инструкций. И разумеется, не мог согласиться с ними Артигас, который с огромными усилиями пытался вновь собрать воедино свое обессилевшее войско и вновь начать борьбу с врагом. Подписанный договор он назвал провокацией, — «настоящим оскорблением, нанесенным лично ему и чести всех народов Восточной провинции», а тех, кто захотел продать и предать свою провинцию, он назвал «чужестранцами в собственной стране».
В своем замечательном послании к Кабильдо Монтевидео от 16 декабря 1816 года Артигас сделал заявление, которое он хотел навсегда оставить в памяти своих соотечественников: «Вождь народа Восточной провинции на протяжении долгого времени не раз доказывал, что он слишком горячо любит свою родину, чтобы жертвовать ею во имя жалкой необходимости». И действительно, ни в опасностях войны, ни во время относительного спокойствия и мира не было человека с более чистой совестью и более последовательной позицией, чем Хосе Артигас.
Между тем португальские войска под командованием Декора приближались к Монтевидео. Артигас понимал, что оборона города крайне трудна и что его необходимо эвакуировать. Надо было перенести военные действия в такие районы, где было бы легче решить проблему ресурсов. Прежде чем покинуть город, он предлагал разрушить его стены и вывезти военное снаряжение и припасы, чтобы они не достались предателям.
Начался 1817 год. Артигас хотел дать противнику еще один решительный бой, чтобы задержать войска, двигавшиеся к столице. Артигасу противостояли соединенные войска португальских военачальников Курадо и маркиза де Алегрете, получившие подкрепление. Командование войском Артигас поручил молодому офицеру Андресу Латорре. Сам же он занял позицию на берегу Арапея, куда подошли португальские войска под командованием полковника Абреу. Получив сведения от перебежчиков, он переправился через реку и, оставив за собой охрану, двинулся со своей артиллерией прямо в лагерь Артигаса. Это произошло 2 января.
Артигас открыл огонь по нападающим и заставил португальцев бежать. Бросившись преследовать врага, войска Артигаса покинули свою позицию, и оказались в центре поля. Однако сильный огонь португальской артиллерии внес полнейшее Смятение в войска патриотов. С огромным трудом Артигасу удалось спастись. Его лагерь был разграблен и подожжен.
Войска полковника Абреу пошли на соединение с Алегрете. А пока Латорре снова перешел реку Куарейм и 4 января оказался почти напротив того места, где расположился Алегрете, на берегу реки Каталан, у самого впадения ее в Куарейм. Направо от него была сильно пересеченная местность, налево — ущелье, смыкающееся с руслом реки Каталан. К сожалению, Латорре снова выбрал неправильную тактику: он атаковал сначала левый фланг португальцев, а затем, перейдя реку, начал атаковать арьергард, но Мена Варрето твердо выдержал этот удар, так же как и Курадо на левом фланге. Тогда Латорре повел свой левый фланг в атаку против правого фланга португальцев. Началось жестокое сражение. Оно продолжалось с переменным успехом, пока на помощь к португальцам не подошли войска Абреу, которые возвращались после победы над Артигасом. Они обрушились на отряды Латорре, и португальцы достигли успеха, но ценой больших потерь. Поэтому они не стали развивать наступление и отошли к реке Куарейм для перегруппировки.
5 января Артигас написал Баррейро лаконичное письмо, в котором четко объяснил положение и дал задание Ривере отойти к Рио-Негро и эвакуировать Монтевидео. Артигас потребовал, чтобы стены города были снесены. Через неделю, когда Лекор подошел уже совсем близко, Артигас снова написал Баррейро и сообщил, что он собирает войска в надежде перейти в наступление. Для этого он просил у Баррейро оружия.
«Мы потерпели поражение и отныне вечно должны сожалеть об этом», — писал он о проигранной битве у Каталана.
Монтевидео был эвакуирован 18 января в условиях полного порядка, как отмечали даже португальцы; требование Артигаса не было выполнено, и городские стены остались нетронутыми. Из города ушли только восемьсот человек из числа вольноотпущенных Баусы и артиллеристов Рамоса, а также некоторые патриотически настроенные рехидоры. Во главе войск шли Баррейро и Суарес. Молча вышли они через ворота Сан-Хуан. Позднее они присоединились к небольшой дивизии под командованием Мануэля Франсиско Артигаса, находившейся в Канелонесе.
Как только патриоты оставили Монтевидео, члены Кабиль-до на следующее же утро отдали дань предательству и раболепию. Они клеймили Артигаса, называли его угнетателем, надругавшимся над свободой. Кабильдо проголосовал за признание португальского короля. Были зачитаны прокламация Лекора и ответное послание, составленное в весьма медоточивых выражениях; Ларраньяга и Эстрада отвезли его Лекору. Было решено, что весь городской совет выйдет к воротам Монтевидео, чтобы вручить победителю ключи от города. В торжественной обстановке вошел в Монтевидео главнокомандующий португальских войск, генерал Карлос Федерико Лекор, усмиритель мятежных провинций, действовавший от имени его величества дона Карлоса VI, короля Португалии, Бразилии и Алгарви. Лекор вошел в город через ворота Сан-Франсиско, встреченный восторженными кликами толпы. Раздавались, однако, и другие возгласы: «Долой португальцев и их приспешников!» 20 января 1817 года над Монтевидео вместо трехцветного знамени Артигаса взвился флаг португальских королей.
Генерал Лекор начал с подкупа жителей Монтевидео различного рода подачками — чинами, земельными угодьями, почетными титулами. Его офицеры вступали в брак с уроженками города, чему первым подал пример сам Лекор. Между тем на севере, в Мисионес, его войска истребляли население, стирали с лица земли одно поселение за другим, проявляя дотоле еще невиданную жестокость.
И все же Артигас не считал себя окончательно побежденным. В Пурификасионе он с жаром взялся за восстановление своего войска; об этом рассказывал Пуэйрредон в письме к Сан-Мартину. Артигас думал о новых битвах и о новой стратегии. Но его указанию патриоты постоянно преследовали новых хозяев Монтевидео; их неоднократные атаки не раз заставляли Лекора выходить из крепости. Действовали также отряды партизан во главе с Лавальехой и Баррейро. Несколько раз Лекор принужден был дойти даже до Пасо-де-Арена, где патриоты действовали совместно с корсарами, самыми важными союзниками Артигаса в этой войне.
Для Артигаса, не имевшего собственного флота, иностранные пираты были той силой, которая помогала ему бороться с вражеской торговлей. Первые пираты, вышедшие под флагом Артигаса, были снаряжены в Пурификасионе. Затем они стали базироваться в колонии, ставшей их центром. Действия корсаров начали всерьез беспокоить Буэнос-Айрес. Среди тех, кто активно служил делу Артигаса, были англичане Ричард Лич, Джон Кларк и Джон Мерфи; были также французы и североамериканцы. Корабли «Непокоренный» Джона Даниэльса и «Мария» Педро Дутана получили тогда широкую известность не только своими отважными операциями, но и тем, что они пронесли по многим морям флаг Артигаса.
Провинция Восточного берега была так изнурена войной, что Артигас в поисках ресурсов обратился к провинциям Литораля (Междуречья). Он начал получать помощь от Мендеса из провинции Корриентес, от Веры из Санта-Фе и Рамиреса и Хордана из провинции Энтре-Риос В феврале 1817 года он просит Веру подготовить три тысячи человек. Своим офицерам, которые начали осаждать Монтевидео, он приказал ускорить подтягивание резервов. В апреле Артигас решил подойти ближе к Монтевидео. В Пасо-де-Арена — штабе патриотов — его встретили с радостью. Португальцы были окружены в Монтевидео со всех сторон, и им требовалось прилагать много усилий, чтобы обеспечивать снабжение города всем необходимым. Артигас приехал сюда, так как знал, что среди его офицеров уже появилось неверие в победу, а у некоторых и прямое желание договориться с португальцами и с портеньос. Многие из них уже перешли к врагу, другие только и ждали момента, когда можно будет сделать то же самое. Не было уверенности даже в самых близких людях, родственниках и помощниках вроде Баррейро или Оторгеса. Отвечая на заигрывания Пуэйрредона, Оторгес выражал ему свою преданность и сообщал, что именно следует предпринять, чтобы убедить Артигаса «прислушаться ко всеобщему стону».
Только на севере индеец Андресито был полон решимости и всеми силами стремился преодолеть последствия поражения в Сан-Борхасе. Артигас написал ему письмо, в котором говорилось:
«Не теряйте присутствия духа и продолжайте свой путь на Транкеру. Поднимайте боевой дух индейцев. Кровь, пролитая их братьями, предсмертные стоны славных защитников Сан-Борхаса, цепи, в которые заковывали наших пленных, и их мучения, — все это требует от нас наивысшего напряжения сил, требует мести и борьбы за свободу». И Андресито продолжал отчаянно биться против португальцев.
Артигас тоже не сдавался. Когда перед ним закрывалась одна дверь, он стучался в другую. Так, пока портеньос договаривались об условиях сдачи Восточной провинции португальцам, Артигас послал делегатов в Парагвай, к мрачному диктатору Франсии, и заключил торговый договор с консулом Великобритании. Этот договор был инструментом, с помощью которого Артигас стремился добыть вооружение, столь необходимое его войску. Текст этого договора, подписанного в Пурификасионе 7 августа 1817 года, был напечатан во многих европейских газетах.
Кроме того, Артигас договорился с приехавшим в Пурификасион североамериканским консулом Томасом Хелси по некоторым внешнеполитическим и торговым проблемам. В результате морское пиратство получило признание и тот масштаб, которого требовали интересы Восточной провинции. Хелси предложил Артигасу корабли и людей, чтобы помочь ему задушить португальскую торговлю. Хелси, внимательно следивший за борьбой Артигаса, докладывал своему правительству в апреле и июле 1817 года, что справедливость на стороне вождя Восточной провинции, и на этом основании просил оказать помощь Артигасу и его соотечественникам.
По совету консула Артигас 1 сентября написал президенту Соединенных Штатов Монро. Хелси сыграл также важную роль в увеличении корсарского флота, центром которого стала Балтимора. Отныне Лекор и Пуэйрредон потеряли покой. Среди названий кораблей встречались такие: «Республика Восточного берега», «Генерал Артигас», «Конфедерация», «Непобедимая Восточная», «Восточный тигр» и т. д. Некоторым из этих кораблей удалось не только совершить рейсы по Ла-Плате, но и выйти в Атлантику и даже дойти до Средиземного моря. Их деятельность нарушала торговлю между портами Бразилии и Португалии и приводила к большим потерям.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.