ГЛАВА 15. ОТКРЫТИЕ ФРОНТА — ВАЖНЕЙШЕЕ ЗВЕНО КОВАРНЕЙШЕГО ПЛАНА ОППОЗИЦИИ
ГЛАВА 15. ОТКРЫТИЕ ФРОНТА — ВАЖНЕЙШЕЕ ЗВЕНО КОВАРНЕЙШЕГО ПЛАНА ОППОЗИЦИИ
Ведь ясно, что нельзя свергнуть большевиков иначе,
как ИНОСТРАННЫМИ ШТЫКАМИ.
В. И. Ленин
Как представлялся оппозиционному руководству механизм государственного переворота с участием иностранных сил? План был разработан очень подробно, во многих вариантах, и включал в себя вполне определенные пункты (западные военные округа находились в центре этого плана):
1. В результате тайного соглашения, заключенного верхушкой оппозиции с буржуазными западными правительствами, вооружение силы 4-х стран (Польши, Румынии, Венгрии, Болгарии) и «добровольцы» из 5-й (Германии) внезапным нападением открывают военные действия против СССР.
2. Советская авиация уничтожается сразу же на аэродромах, а с ней склады боеприпасов и горючего. Яростной бомбежке подвергаются железнодорожные узлы, военные объекты, скопления боевой техники и пехоты — до приведения советской стороны в состояние полной дезорганизации.
3. Танковые колонны идут впереди, за ними — войска. Танковые клинья рассекают боевые порядки войск, пытающихся организовать сопротивление, организуют глубокие прорывы, сокрушают тыл, диверсионные отряды уничтожают связь, мосты, командные пункты, распускают слухи, вызывают у населения страх и замешательство, стремятся побудить всех к массовой эвакуации и бегству, неоправданному взрыву предприятий, чтобы увеличить общую дезорганизацию и сломать всю хозяйственную жизнь.
4. Авиация непрерывно бомбит мобилизационные пункты, срывая мобилизацию и подход к границе новых частей, продовольственные склады и пункты санитарной обработки войск.
5. Диверсионные группы, заблаговременно созданные на военных заводах, шахтах, железных дорогах, подготовленные специально к дню «X», теперь одновременно производят массовые взрывы, срывая снабжение армии танками, самолетами и боеприпасами, артиллерией и пулеметами, срывают нормальную работу транспортной сети, занятой переброской войск к фронту, наносят удары по нефтяным скважинам и нефтеперерабатывающим заводам, производящим горючее и смазочные масла, стараясь вызвать там страшные пожары.
6. В разных местах страны, сорвав предварительно снабжение городов продуктами, стараются организовать «народное возмущение». Специально созданные отряды (из обманутых и контрреволюционеров, освобожденных из тюрем и до сих пор скрывавшихся) нападают на советские, партийные и военные учреждения, срывают мобилизацию и распространяют повсюду листовки с призывами к «новой революции» и свержению «тиранической власти Сталина». (А что мы недавно имели?!)
7. В столице устраиваются народные и рабочие демонстрации с требованием отставки правительства, поскольку оно не справилось с задачей обороны страны, Сталина вместе с его окружением.
8. Командующие военных округов на западе страны худшие части своих войск подставляют под удары и отдают «на съедение», остальные постепенно отводят и расставляют так, чтобы можно было их окружить и прорваться в тыл, чтобы дезорганизация нарастала, принимала лавинообразный характер. В итоге — открытие фронта. Вина за это публично сваливается на Сталина — для его дискредитации.
9. Пользуясь возмущением масс, оппозиция устраивает решающее выступление в столице, захватывает город и формирует новое правительство. Тут же заключается с агрессорами мир «по требованию народа» — путем различных уступок, в том числе и территориальных. Вводится «широкая демократия» и восстанавливаются все партии, что были в царской России. Путем непрерывных преобразований создается коалиционное правительство: из «правых», троцкистов, националистов, меньшевиков и эсеров.
10. Троцкий публично реабилитируется, вызывается из-за границы и в новом правительстве получает пост председателя. Пятаков получает пост военного министра. Секретный пункт плана руководства оппозиции: для ликвидации в корне «корсиканской опасности» виновников поражения на фронте (Тухачевского, Якира и пр.) отдать под суд и затем отправить в тюрьму.
11. Партию подвергнуть чистке на всех уровнях и большому преобразованию, сделать ее более европейской. Бухарин и Рыков станут секретарями партии. Ягода получит пост наркома НКВД, заместителя главы правительства. Остальные получат посты по заслугам в момент переворота.
Вот каков был хитроумный план. Вот что планировалось. Возникает, однако, вопрос:
— А не приписываем ли мы «несчастной оппозиции» то, что она и не замышляла?! Ответ:
— Ни в коей мере! Все эти утверждения основаны, во-первых, на официальных материалах процессов 1937-1938 гг., которые, несмотря на всю демагогию, до сих пор убедительно не опровергнуты; во-вторых, на различных очень веских уликах, которые ниже будут приведены; в-третьих, на данных реального опыта Второй мировой войны (во всех странах, с которыми она воевала, гитлеровская Германия действовала одинаково).
Итак, напомним сначала, о чем говорилось на процессе 1938 г. по интересующему нас вопросу. Вот данные обвиняемых, которые, в силу своего высокого положения в оппозиции, находились «в курсе»:
Г. Гринько (1890-1938, украинец, бывший эсер: 1906-1912, чл. ВКП(б) с 1919 г., бывший нарком финансов СССР):
«В этой борьбе мы (националисты Украины, в 1934 г. — В.Л.) уже имели связь с некоторыми кругами одного враждебного Советскому Союзу государства. Эти наши союзники помогали нам. Для поддержки партизанской борьбы они усилили переброску на Украину диверсантов, петлюровских эмиссаров, оружия и т.д. Эта связь велась через Конара, через Коцюбинского». (С. 68.)
«В начале 1935 г. мне от Любченко стало известно о создании на Украине национал-фашистской организации, поставившей себе целью отторжение Украины от СССР (А что сейчас на Украине делают определенные силы?! — В.Л.) и рассчитывавшей на помощь военной интервенции со стороны тех сил и элементов, с которыми у меня в то время уже была персональная связь. Национал-фашистская организация ставила также своей задачей соединение с «право»-троцкистским блоком, установившим связь с военными заговорщиками. Любченко рассказывал мне о Центре этой организация на Украине, куда входили Любченко, Порайко и др. Он рассказывал, что в этом Центре дискутировался вопрос о характере партийной организации и типе Украинского государства, если бы эта организация имела успех. По словам Любченко, организация стала на путь создания централизованной партии по типу национал-социалистической партии. В случае успеха организации предусматривалось создание буржуазного украинского государства по типу фашистского государства». (С. 69.)
«И Пятаков, и Гамарник рассказали мне, что Троцкий договорился по поводу компенсации за счет Украины за военную поддержку нашей борьбы против советской власти». (С. 69.)
«Постепенно расширяя свои связи с „право“-троцкистским Центром и знакомясь с его участниками, я составил себе в начале 1934 г. представление о том, что собой представляет „право“-троцкистский Центр.
На основании ряда разговоров, связей и заданий, которые давались Рыковым, Бухариным, Гамарником, Розенгольцем, Яковлевым, Антиповым, Рудзутаком, Варейкисом и целым рядом других людей, для меня стало ясным, что «право»-троцкистский Центр в это время бази— ровался, главным образом, на военной помощи агрессоров. Это было общей позицией и для правых, и для националистических организаций, в частности, для украинской националистической организации. Это означало: подрыв оборонной мощи Советского Союза, подрывную работу в армии и оборонной промышленности; открытие фронта в случае войны и провокацию этой войны; это означало расширение связи с агрессивными антисоветскими силами за границей; это означало согласие на расчленение СССР и на компенсацию агрессора за счет окраинных территорий СССР.
Наряду с этим у «право»-троцкистского Центра существовал вариант захвата Кремля.
Разговоры об этом велись на протяжении 1935-1936 гг. Об этом говорили все время. Может быть, это было и раньше». (С. 74.)
Из последнего слова: «Я в течение больше чем двух лет знал о заговоре в Красной Армии, был лично связан с рядом крупнейших военных заговорщиков, осуществлял подрыв оборонной мощи и подготовку поражения СССР. Я знал и связан был с людьми как по украинской организации, так и по Красной Армии, которые подготовляли то открытие фронта, о котором шла речь на этом процессе. (С. 634.)
П. Буланов (1895-1938, русский, чл. партии с 1918, в ВЧК с 1921 г., секретарь Ягоды с 1929 г.): «Он (Ягода) прямо говорил, что у них („правых“) — существует прямая договоренность (с правительствами Запада. — В.Л.), что в случае удачи переворота новое правительство, которое будет сконструировано, будет признано и военные действия будут прекращены». (С. 490.)
В. Иванов (1893-1938, русский, чл. партии с 1915, с 1931 г. — первый секретарь Северного крайкома партии, с 1937 г. — нарком лесной промышленности СССР):
«Бухарин несколько раз к этому делу возвращался, в частности, после убийства Кирова. Он говорил о том, что выстрел в Кирова показал, что одиночные террористические акты результата не дают, что нужно готовить массовые террористические акты, и только тогда получим результат. Его установка была на то, чтобы ликвидировать руководство партии, причем были такие рассуждения: если это удастся сделать до войны, тогда дело будет ясно, и возможно, вслед за этим вспыхнет немедленно война с Советским Союзом. Если же нам почему-либо не удастся осуществить акты по ликвидации руководства партии до войны, то мы это сделаем во время войны, что вызовет большое смятение, подорвет обороноспособность страны и будет резко содействовать поражению советской власти в войне с империалистами». (С. 115-116.)
«Бухарин меня информировал, что принимаются меры, чтобы обязательно побудить в 37 г. к выступлению фашистские страны — и Японию, и Германию — и что на это шансы есть». (С. 118.)
Ну, а что же сам Бухарин? Уж, наверное, все отрицал и изобличал своих сотоварищей во лжи и клевете? Да нет! Со страшным «скреже— том» в душе (о, как бы не хотелось заниматься такими паскудными «воспоминаниями»!) он все-таки признал следующее:
«Радек мне рассказал относительно его переговоров с Троцким, что Троцкий имел переговоры с немецкими фашистами о территориальных уступках за помощь контрреволюционным организациям». (С. 360.)
«Я не возражал против идеи сговора с Германией и Японией, но не был согласен с Троцким в вопросах размеров». (С. 361.)
Относительно «установок Троцкого» Бухарин был не всегда согласен и заявлял на процессе так: «Я не считал директивы Троцкого для всех нас обязательными». (С. 362.)
Однако в главных вопросах (курс на пораженчество, иностранная помощь) он был с ним вполне солидарен и, как признает, соратников в определенном духе убеждал.
«Одним словом, я был обязан, как один из руководителей „правого“ Центра, доложить одному из руководителей периферийного центра нашу установку. Коротко эта установка заключалась в том, что в борьбе с советской властью возможно использование военной конъюнктуры и тех или иных уступок капиталистическим государствам для их нейтрализации, а иногда и для помощи с их стороны.
Вышинский. Иначе говоря, ориентация на помощь некоторых иностранных государств?
Бухарин. Да, это можно и так сказать.
Вышинский. Иначе говоря, ориентация на поражение СССР?
Бухарин. В общем, суммарно, повторяю, — да». (Вышинский, с. 529— 530.)
В 1936 г., после августовского процесса Зиновьева и Каменева, закончившегося смертными приговорами всем подсудимым, для всех оппозиционных группировок обстановка складывается пиковая: грозило полное разоблачение! Самые слабые и рядовые начали думать о спасении собственной шкуры, о возможностях явки с повинной. Дикий страх охватил всех, Иванов так передавал тогдашние настроения:
«Вся организация жила страхом, я бы сказал, что деятельность правых была по сути дела накануне коренного разоблачения». (С. 118.)
«Где бы я не встречался с членом нашей организации, непременно заводился разговор о том, что война непременно начнется в ближайшее время, что подготавливаемый нами разгром Советского Союза в корне изменит наше положение. Я хотел войны, ждал ее. Я помню, что всякие дипломатические успехи Советского Союза, отодвигавшие войну, всякие успехи Народного Фронта в борьбе с фашизмом и войной вызывали у нас у всех чувство уныния и подавленности». (С. 642.)
Малодушные руководители и члены организации пробовали устроить с Бухариным разговор «по душам». Ничего хорошего не получалось. Попробовал однажды и Иванов подступиться с разговором, что мы-де «становимся целиком банкротами». «Любимец партии» вышел из себя («никогда я Бухарина не видел таким яростным и злобным». — С. 118): «Он на меня набросился, — вы трус, вы паникер, вы мне все тычете — „массы“ — массам не нужно потакать, вы должны знать, что организация правых против масс будет вести войну, а вы им хотите потакать». (С. 118). И дальше не постеснялся пригрозить: «Вы, де, знаете, что мы ни с кем не поцеремонимся, если у нас кто сдрейфит и задрожит, и что у нас есть специальные люди, которые осуществляют необходимые мероприятия, значит убийства». (С. 148.)
После таких и подобных признаний в суде, подкрепленных большим документальным материалом, составлявшим 100 томов, имевшим много общих моментов с процессом Пятакова-Радека (1937), ничуть не кажутся удивительными яростные филиппики прокурора СССР Вышинского, которые говорят сами за себя:
«В беседе с Пятаковым в декабре 1935 года Троцкий, по словам Пятакова, прямо говорил о неизбежности войны в ближайшее же время. Мы здесь это проверили, насколько возможно. Называлась дата — 1937 год.
Я не могу здесь не сказать об одном обстоятельстве, которое было вчера рассмотрено в закрытом заседании. Именно в связи с установкой Троцкого и, очевидно, соответствующих компетентных в этом деле кругов и учреждений одного иностранного государства, с которым договаривался Троцкий, установка на 1937 год обусловливалась необходимостью ряда таких мероприятий, которые должны были бы действительно к этому времени подготовить неизбежность поражения СССР. Вчера на закрытом судебном заседании Пятаков и Ратайчак дали подробные объяснения, что они сделали для того, чтобы обеспечить наше поражение в случае возникновения войны в 1937 году и, в частности, в деле снабжения нашей армии необходимыми средствами обороны. Они нам показали вчера, как глубоко и как чудовищно подл был их план предательства нашей страны в руки врага.
Они показали, как они своим планом хотели обезоружить в наиболее для нас важный и опасный в случае возникновения военных действий период времени — нашу Красную Армию, нашу страну, наш народ.
Теперь становится понятным, почему их планы были приноровлены к тому, чтобы именно в 1937 году поставить нас в тяжелое положение в области некоторых мероприятий оборонного значения.
Именно к 1937 году было подтянуто то чудовищное преступление, которое вчера было установлено в закрытом судебном заседании. Именно на 1937 год ставилась основная ставка на поражение.
Надо вспомнить, что еще 10 лет назад Троцкий оправдывал свою пораженческую позицию по отношению к СССР, ссылаясь на известный тезис о Клемансо. Троцкий тогда писал: надо восстановить тактику Клемансо, восставшего, как известно, против французского правительства в то время, когда немцы стояли в 80 км от Парижа.
«Ускорить столкновение» — спровоцировать войну, подготовить поражение СССР — вот к чему сводилась программа троцкистского «центра» в области, так сказать, внешней политики. Две программы — непримиримые, как смертельные враги, стоят одна против другой. Две программы, два лагеря». (Вышинский, с. 463-464.)
В этой связи Вышинский яростно обличает троцкистскую группировку, не стесняясь в выражениях:
«Троцкисты ушли в подполье, накинув на себя маски раскаявшихся и якобы разоружившихся людей. Следуя указаниям Троцкого, Пятакова и других руководителей этой банды преступников, ведя двурушническую политику, маскируясь, они вновь проникли в партию, вновь проникли на советскую работу, кое-кто пролез даже и на ответственные государственные посты, припрятав до поры до времени, как это теперь с очевидностью установлено, свой старый троцкистский антисоветский груз на своих конспиративных квартирах, вместе с оружием, шифрами, паролями, связями и своими кадрами.
Начав с образования антипартийной фракции, переходя все более и более к обостренным методам борьбы против партии, став, особенно после изгнания из партии, главным рупором всех антисоветских групп и течений, они превратились в передовой отряд фашистов, действующих по прямым указаниям иностранных разведок.
Судебный процесс объединенного троцкистско-зиновьевского центра уже разоблачил связи троцкистов с гестапо и фашистами. Настоящий процесс пошел в этом отношении дальше. Он дал исключительной доказательной силы материал, еще раз подтвердивший и уточнивший эти связи, подтвердивший полностью и уточнивший в процессуально-доказательном смысле и в полном объеме предательскую роль троцкизма, полностью и безоговорочно перешедшего в лагерь врагов, превратившегося в одно из отделений СС и гестапо.
Путь троцкистов, путь троцкизма завершен». (С. 431.)
«Уход троцкизма в антисоветское подполье, превращение его в фашистскую агентуру — только завершение его исторического развития.
Превращение троцкистских групп в группы диверсантов и убийц, действующих по указанию иностранных разведок и генеральных штабов агрессоров, лишь завершило борьбу троцкизма против рабочего класа и партии, борьбу против Ленина и ленинизма, длившуюся десятилетия».
(С. 433.)
«Предсказания товарища Сталина полностью сбылись. Троцкизм действительно превратился в центральный сборный пункт всех враждебных социализму сил, в отряд простых бандитов, шпионов и убийц, которые целиком предоставили себя в распоряжение иностранных разведок, окончательно и бесповоротно превратились в лакеев капитализма, в реставраторов капитализма в нашей стране». (С. 435.)
«Троцкий и троцкисты долго были капиталистической агентурой в рабочем движении. Они превратились теперь в передовой фашистский отряд, в штурмовой батальон фашизма».
«Это не политическая партия. Это банда преступников, представляющих собой простую агентуру иностранной разведки. На прямо поставленный Пятакову вопрос: „Были ли связаны члены вашей организации с иностранными разведками?“ — Пятаков ответил: „Да, были“. И рассказал о том, как эта связь была установлена по прямой директиве Троцкого. Это подтвердил и Радек — специалист „параллельного“ центра по „внешним делам“. Это подтвердили Лившиц, Князев, Шестов, ряд других подсудимых — прямые и непосредственные агенты этих разведок.
Корни этой группы — не в народных массах нашей страны, которых эта банда боится, от которых она бежит, как черт от ладана. От народных масс эта банда прячет свое лицо, прячет свои звериные клыки, свои хищные зубы. (А как ведут себя их нынешние продолжатели и потомки?! Не они ли визжат: «Социализм не оправдал себя, подайте нам капитализм, частную собственность, фермерство, банки и публичные дома?! — В.Л.) Корни этой компании, этой банды надо искать в тайниках иностранных разведок, купивших этих людей, взявших их на свое содержание, оплачивавших их за верную холопскую службу. Вы видели этих штатных и внештатных полицейских шпионов и разведчиков». (С. 447.)
«Странно слышать, когда эти господа говорят здесь о каком-то соглашении этой „партии“, а попросту банды преступников, с японскими и германскими фашистскими силами. С серьезным видом Пятаков, Радек и Сокольников говорили о „соглашении“, которое Троцкий заключил или о котором Троцкий договорился с Германией и Японией. Эти господа с серьезным видом рассказывали, что они рассчитывали использовать эти страны в своих интересах. Но как можно серьезно об этом говорить, когда этот самый „параллельный“ центр — просто несчастная козявка по сравнению с волком.
Соглашение! Сказали бы просто «сдались на милость победителя». Это, конечно, не соглашение, а сдача на милость победителя.
Это соглашение мне напоминает басню Крылова «Лев на ловле». В басне говорится, как собака, лев да волк с лисой между собой заключили соглашение — «положили завет» — сообща зверей ловить. Лиса поймала оленя, начали делить. Тут одна из «договаривающихся сторон» говорит: «Вот эта часть моя по договору, вот эта мне, как льву, принадлежит без спору, вот эта мне за то, что всех сильнее я, а к этой чуть из вас лишь лапу кто протянет, тот с места жив не встанет».
(Смех.)
Очень похож этот «завет» на ваше соглашение, господа подсудимые, господа офицеры германского и японского фашизма!» (С. 449-450.)
Вышинский яростно обличает главарей. Вот Пятаков, первый заместитель Орджоникидзе в Наркомате тяжелой промышленности: «Мы знаем, что расстановка сил проводилась и проходила по определенному плану не случайно. Были специальные люди, в адреса которых направлялись прибывшие из-за границы разведчики. Эти разведчики расставлялись также по определенному плану, их направляли именно туда, где, казалось, необходимо нанести наиболее чувствительный, как говорили Пятаков и Троцкий, удар.
Пятаков враг партизанщины и в области террора, и в области вредительства, и в области диверсии. Он действует по строгому хозяйственному расчету: вредит там, тогда, так и столько, где, когда, как и сколько ему в этом помогают и содействуют обстоятельства. Учет обстоятельств находится в его руках, учет средств — в его руках. Средства маскировки также находятся в его руках. Отсюда достаточно широкая, планомерная, разветвленная вредительская, диверсионная деятельность, чудовищность которой иногда может просто привести в содрогание. На предварительном следствии Пятаков показал:
«Я рекомендовал своим людям (и сам это делал) не распыляться в своей вредительской работе, концентрировать свое внимание на основных крупных объектах промышленности, имеющих оборонное и общесоюзное значение. (А сейчас что делается?! Где происходят непрерывные поджоги, взрывы и пр.?! — В.Л.) В этом пункте я действовал по директиве Троцкого: «Наносить чувствительные удары в наиболее чувствительных местах».
Мы видели на судебном следствии, что означала эта троцкистско-пятаковская формула в действии: она означала порчу и уничтожение машин, агрегатов и целых предприятий, поджог и взрыв целых цехов, шахт и заводов, организацию крушений поездов, гибель людей.
Организуя вредительские диверсионные акты, троцкистский антисоветский центр решал по существу одновременно две задачи: подорвать хозяйственную мощь Советского государства и обороноспособность нашей страны, другую задачу — вызвать у рабочих, у трудящихся, у населения озлобление против советской власти, натравить народ на советскую власть. Эту вторую задачу они решали при помощи самых изуверских преступлений. Они не только не останавливались перед этими преступлениями, они, наоборот, старались эти преступления организовать в возможно более широком масштабе, старались увеличить число жертв возможно больше. И не прав Пятаков, когда говорит, что принимал «это», как неизбежное. Он здесь не имеет мужества сказать всю ту правду, которую сказал сидящий за его спиною Дробнис». (С. 465-467.)
А вот характеристика С.А. Ратайчака: «Если бы у Пятакова не было никаких других преступлений, то только за одно то, что он этого человека подпустил ближе одного километра к химической промышленности, его надо было привлечь к самой суровой ответственности.
На ответственном посту начальника Главхимпрома Ратайчак, этот обер-вредитель, разворачивает свои преступные таланты, пускается в широкое преступное плаванье, раздувает паруса вовсю, — взрывает, уничтожает плоды трудов народа, губит и убивает людей». (С. 441.)
Дальше Вышинский приводит пример «самобичевания» Бухарина: «Мы все превратились в ожесточенных контрреволюционеров, в измен— ников социалистической родины, мы превратились в шпионов, террористов, реставраторов капитализма. Мы пошли на предательство, преступление, измену. Мы превратились в повстанческий отряд, организовали террористические группы, занимались вредительством, хотели опрокинуть советскую власть пролетариата». (С. 494.)
«Бухарин говорит о стабилизации капитализма, о том, что в этом деле сыграл огромную роль фашизм, особенно немецкий фашизм. Он всячески, как верный пес этого фашизма, радостно лает, возвещая свой восторг перед этим фашизмом». (С. 535.)
«Философия, за дымовой завесой которой пытается здесь укрыться Бухарин, — это лишь маска для прикрытия шпионажа, измены. Философия и шпионаж, философия и вредительство, философия и диверсия, философия и убийства — как гений и злодейство — две вещи не совместимые!
Я не знаю других примеров, — это первый в истории пример того, как шпион и убийца орудует философией, как толченым стеклом, чтобы запорошить своей жертве глаза перед тем, как размозжить ей голову разбойничьим кистенем!» (С. 494.)
«Бухарины и Рыковы, Ягоды и Булановы, Крестинские и Розенгольцы, Икрамовы, Шаранговичи, Ходжаевы и другие — это та же пятая колонна, это тот же поум (организации троцкистов в Испании. — В.Л.), это тот же Ку-клукс-клан. Это один из отрядов фашистских провокаторов и поджигателей войны, действующих на международной арене.
Разгром этого отряда — великая услуга делу мира, делу демократии, делу подлинной человеческой культуры». (С. 495.)
«Сколько раз Бухарин клялся именем Ленина лишь для того, чтобы сейчас же лучше обмануть и предать и партию, и страну, и дело социализма.
Сколько раз Бухарин прикасался к великому учителю с лобзанием Иуды-предателя!
Бухарин напоминает Василия Шуйского и Иуду Искариота, который предавал с лобзанием.
Так и Бухарин, — вредительство, диверсии, шпионаж, убийства организует, а вид у него тихий, смиренный, почти святой, и будто слышатся смиренные слова Василия Ивановича Шуйского: «Святое дело, братцы!» из уст Николая Ивановича.
Вот верх чудовищного лицемерия, вероломства, иезуитства и нечеловеческой подлости». (С. 522.)
Подводя итог разговору о вероломной деятельности оппозиции, Вышинский так сформулировал свой вывод: «Весь блок во главе с Троцким состоял из одних иностранных шпионов и царских охранников.
Бухарин и Рыков через своих сообщников были связаны с рядом иностранных разведок, которые они систематически обслуживали». (С. 496.) «Никто не умеет так маскироваться, как они. Никто не овладел в такой мере мастерством цинического двурушничества, как они.
Перед всем миром разоблачается теперь презренная, предательская, бандитская деятельность Бухариных, Ягод, Крестинских, Рыковых и прочих право-троцкистов. Они продавали родину, торговали военными тайнами ее обороны, они были шпионами, диверсантами, вредителями, убийцами, ворами, — и все для того, чтобы помочь фашистским правительствам свергнуть Советское правительство, свергнуть власть рабочих и крестьян, восстановить власть капиталистов и помещиков, расчленить страну советского народа, отторгнуть национальные республики и превратить их в колонии империалистов». (С. 497.)
Особо останавливается Вышинский на причинах, по которым заговор так долго не удавалось разоблачить. Он говорит:
«Преступники действовали с наглостью и цинизмом. На них оказывало некоторое влияние их положение, позволявшее им думать, что они настолько крепко законспирированы и замаскированы, что не будут разоблачены до конца. В самом деле, как могли они в течение сравнительно длительного времени совершать эти преступления, оставаясь безнаказанными? Это вопрос, конечно, законный. Но что же, если те самые консулы, на которых лежит обязанность заботиться, чтобы никакого ущерба не понесло государство (старая формула, которая говорит, что консулы обязаны не допускать никакого ущерба государству), эти самые консулы оказались основными вредителями, основными организаторами этих преступлений! Тут, конечно, можно вредить месяц, можно вредить год, два, пять лет, может быть, даже целые десять лет, если играть эту подлейшую двойную игру, если жить той двойной жизнью, какой жили обвиняемые по этому делу. Да, эти преступления были возможны потому, что они совершались под прикрытием тех, кто должен был бы первый поднять тревогу, дать сигнал и броситься в борьбу не на жизнь, а на смерть против подобных преступлений. Это объясняет все». (С. 471-472.)
Читаешь — и невольно вспоминаешь кое-что из деяний разных лиц дня сегодняшнего. Ба, какая знакомая картина! Полная аналогия! И еще более чудовищные дела! Кто же они, эти министры, полностью развалившие народное хозяйство?! Какой они тайной фракции?! Не «право» ли троцкистской?! А те «консулы», которые покрывают их предательскую деятельность, сидя на ответственных постах в партии, ныне уже распущенной?! Они сами из какой фракции?! Не из той ли самой?! И какой фракции те «следователи» и «прокуроры», которые — с помощью махинаций! — протащили «реабилитацию» «право»-троцкистской оппозиции?! Пожалуй, не так-то уж трудно теперь догадаться! Особенно когда слышишь нарастающий визг со страниц разных газет и журналов определенного рода:
— Не желаем «казарменного социализма»! Подайте нам «социализм по-шведски, по-израильски, по-американски»! Или в другом варианте:
— Не желаем никакого «социализма»! Что это такое — «социализм»?! Никто и не знает! Верните нас к нормальному образу жизни, как на Западе!
Ах, господа! Стыдно быть такими невежественными! Ну, почитали бы Вышинского, если вам так уж неприятны Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин! Да, почитали бы Вышинского! Право же, будет очень полезно! Чтобы вы знали (у него дается очень интересный анализ), как люди с партбилетами и на ответственных должностях становятся предателями! Чтобы знали, как карается государственная измена, вредительство и шпионаж!
Что же касается определения социализма, то у Вышинского оно, право же, неплохо:
«Социалистический строй — это строй без эксплуатации и эксплуататоров, это строй без купцов и фабрикантов, без нищеты и безработицы. Это строй, где хозяином являются рабочие и крестьяне, строй, где уничтожены все эксплуататорские классы, где остались рабочий класс, класс крестьян, интеллигенция». (С. 458.)
Это вот оппозиции не нравилось. Воспитанная на базе дикого антисталинизма, она жаждала совсем другого! Чего же? Вышинский ясно это указывает:
«Они хотят изменить общественно-политический строй в СССР. Это значит — изменить общественно-политическое положение в нашем государстве рабочих, крестьян и интеллигенции и вернуть их в положение, какое они занимают в старом капиталистическом обществе, бросить их в омут эксплуатации, безработицы, каторжного, беспросветного и тупого труда, вечной нищеты и голода». (С. 459.)
Точно ли изложение сути «право»-троцкистской программы? Несомненно! К такому итогу должен был привести оппозицию ее путь. Сами лидеры оппозиции это понимали. Вот Вышинский ведет в суде диалог с Сокольниковым, выясняя, кто на что надеялся:
«Вопрос: Конкретно, на какие силы вы рассчитывали внутри страны? На рабочий класс?
Сокольников: Нет.
Вопрос: На колхозное крестьянство?
Сокольников: Конечно нет.
Вопрос: На кого же?
Сокольников: Говоря без всякого смущения, надо сказать, что мы рассчитывали, что сможем опереться на элементы крестьянской буржуазии.
Вопрос: На кулака, на остаточки кулака?
Сокольников: Так». (С. 445-446.)
Не делают себе никаких иллюзий и другие оппозиционные вожди. Троцкий, поучая своих единомышленников, пишет им в 1935 г. в Москву: «Ни о какой демократии речи быть не может. Рабочий класс прожил 18 лет революции, и у него аппетит громадный, а этого рабочего надо будет вернуть частью на частные фабрики, частью на государственные фабрики, которые будут находиться в состоянии тяжелейшей конкуренции с иностранным капиталом. Значит — будет крутое ухудшение положения рабочего класса. В деревне возобновится борьба бедноты и середняка против кулачества. И тогда, чтобы удержаться, нужна крепкая власть, независимо от того, какими формами это будет прикрыто. Если хотите аналогий исторических, то возьмите аналогию с властью Наполеона и продумайте эту аналогию». (С. 457.) (Разве это не современная «право»-троцкистская «концепция» о «смешанных» формах советской экономики?! Видите, откуда «концепция» взята?! Кого современные мошенники обокрали?!)
У собственных соратников Троцкого его «директива» 1935 г. не вызывала никаких сомнений относительно того, как следует ее понимать. Радек так передавал свои и Пятакова чувства от нее: «И для меня и для Пятакова было ясно, что директива подвела блок к последней черте, что, подводя итоги и намечая перспективы работы блока, она устраняла всякие сомнения насчет ее буржуазного характера.
Понятно, мы этого вслух признать не могли, ибо это ставило нас перед необходимостью — или признать себя фашистами или поставить перед собой вопрос о ликвидации «блока». (С. 460.)
Но, разумеется, ни о какой «ликвидации» блока кучка авантюристов не могла и помыслить: во-первых, мешала лютая жажда власти (Пятаков спал и видел себя премьером, на худой случай — военным министром, как ему обещали соратники!), во-вторых, азарт борьбы и надежды, которые все-таки не умирали, в-третьих, их «за горло» держали иностранные разведки, лишавшие всякой самостоятельности.
Отделаться от последних было невозможно: они давали деньги и знали слишком много. При таких обстоятельствах, конечно, ничего не оставалось, как действовать в духе антисоветизма и шпионить по чужой указке!
Этот пункт вызовет у современных сторонников оппозиции неистовый вой:
— Ложь и клевета! Признания добывались под пыткой! Всем известно! Нельзя принимать слов Радека и прочих во внимание!
Ответ таков:
— «Можно» или «нельзя» — надо еще посмотреть! А пока напомним поучительный диалог Рыкова на открытом суде. На глазах всего мира, в присутствии иностранных юристов, дипломатов, журналистов, писателей, представителей советской и коммунистической общественности Запада, он вел с Прокурором СССР такой диалог:
«Вопрос: Следовательно, Червяков и люди, связанные с вами, имели систематическую связь с поляками? Рыков: Да. Вопрос: Какая это связь? Рыков: Там была и шпионская связь.
Вопрос: Шпионская связь в части вашей организации имелась с поляками по вашей директиве?
Рыков: Конечно.
Вопрос: В том числе и Бухарина?
Рыков: Конечно.
Вопрос: Вы и Бухарин были связаны?
Рыков: Безусловно.
Вопрос: Значит, вы были шпионами?
Рыков: (Молчит.)
Вопрос: И организаторами шпионажа?
Рыков: Я ничем не лучше шпиона.
Вопрос: Вы были организаторами шпионажа, были шпионами?
Рыков: Можно сказать — да». (С. 498-499.)
Чудная картинка, не правда ли?! Разве она не доказывает «стойкость» Рыкова?! Или его «принципиальность» и «верность» идеям Ленина?! Вот так «старый большевик», похвалы которому ныне бесстыдно расточают разные («право»-троцкистские!) авторы! Впору спросить: он такую же «стойкость» проявлял и в царской полиции?! Так, может, его тогда при такой «стойкости» и завербовали?! И тогда все его оппозиционные «зигзаги» надо будет уже рассматривать совсем по-другому!
Посмотрел бы на поведение этого «ни в чем не виновного» Ленин! Очень бы хотелось узнать, как он его оценил! Наверное, сказал бы то же самое, что и относительно Р. Малиновского, члена ЦК партии, своего лучшего «друга», председателя фракции большевиков в IV Государственной Думе, когда его измена оказалась полностью доказанной:
— Обманул-таки, сукин сын!
Да, кадровые просчеты у Ленина случались! Не у одного только Сталина! В царской охранке тоже не дураки сидели, на всех видных большевиков составляли психологическое досье, каждый поступок, каждую фразу взвешивали и разыгрывали сложнейшие многолетние психологические комбинации, дававшие в результате большие успехи. (См.: Б. Эренфельд. Тяжелый фронт. М., 1983; Н.Н. Ансимов. Борьба большевиков против политической тайной полиции самодержавия. 1903-1917. М., 1989; Большевики. Документы по истории большевизма с 1903 по 1916 год бывшего Московского Охранного Отделения. М., 1990.) Не из-за плохой работы охранки произошла удачная революция, а из-за неспособности царского правительства! Было бы дано вовремя распоряжение избавиться от Ленина и других крупных большевиков до февраля 1917 г. — и никакой Октябрь без опытных и очень талантливых политиков и вождей победить бы не смог!
Итак, кто же они, эти современные сторонники частной собственности, фермерства (за спиной которых стоит возрождаемый кулак!), банков, акционерных обществ, казино, многопартийности, продажи земли, широчайшей «приватизации», возрождения купечества и дворян— ства (уже возрождены дворянские собрания!), распространения в стране сионизма (в ноябре 1990 г. прошел в Москве сионистский съезд, поставлена была задача создать сионистскую федерацию СССР!), введения «парламентской демократии»? Разве не ясно, кто?! Это дети и внуки «бывших», это детки «право»-троцкистских предателей и диверсантов! Это они с помощью чудовищной лжи, засев на радио и ТВ, в редакциях газет и журналов, стремились развалить и добить всю идеологию, компартию, даже идею Советского Союза! А предатели-политиканы из той же среды создавали им для этого наилучшие условия!
Неудивительно! Ведь это та самая клика, что за последние 40 лет, и особенно за 10-15 лет буржуазной и антинародной «перестройки», пользуясь доверчивостью людей, их неумением правильно решать большие политические вопросы, полностью дезорганизовала народное хозяйство, продала империализму весь социалистический лагерь, набила свои карманы и сундуки наворованными ценностями, а также западной валютой, полученной за гнусное предательство под видом «премий» и «гонораров»! Теперь они жаждут поскорее пристать к буржуазному берегу, чтобы пользоваться со своими детками и внуками плодами предательства и избежать ответа за преступления!
Вот ведь как прошлое перекликается с современностью! Начинали с Тухачевского и Троцкого, а кривая судьбы выносит на современность! Перейдем теперь ко второму аргументу — рассмотрению улик наличия заговора оппозиции. Что это за улики? Посмотрим, что происходило на Западе в период, предшествовавший аресту Тухачевского и его друзей. Исходный тезис таков: если заговор был, его должны были сопровождать определенные события, там происходившие. Так ли это? Посмотрим:
Уже в 1932 г. V съезд Румынской компартии отмечает: «Оккупация Маньчжурии является преддверием к нападению на СССР».
«Японская военщина систематически провоцирует инциденты с целью ускорить войну и попытаться разрешить капиталистические противоречия за счет СССР.
Одновременно Франция ведет усиленную подготовку к военному нападению на западные границы СССР. Растут темпы военной подготовки в Польше и Румынии. Двукратный приезд Пилсудского в Румынию и заключение соглашения о назначении Пилсудского главнокомандующим объединенными польско-румынскими силами, приезд Пилсудского в Бессарабию и его конференция с военными и административными властями; конференция генштабов Малой Антанты под руководством генерала Вейгана, руководившего польской армией в 1920 г. против Советского Союза, — все это свидетельствует о лихорадочной подготовке нападения на СССР». (С. 165.)
«Румынская социал-демократия принимает активнейшее участие в этой подготовке к новой военной интервенции против СССР. Угроза антисоветской войны сильна, как никогда еще». (V съезд Румынской компартии. М., 1933.)
Февраль 1936 года. Немецкие газеты поднимают страшный шум, утверждая, что СССР устроил себе в Чехословакии сеть аэродромов, что Чехословакия является «советским авианосцем» и «мостом для проникновения большевизма в Европу». (Документы и материалы по истории советско-чехословацких отношений. М, 1978, т. 3, с. 301-302.)
7 марта 1936 года. Немецкие войска вступают в демилитаризованную Рейнскую зону. Тем самым нарушается одно из важнейших положений Версальского мирного договора и Локкарнских соглашений.
Июль 1936 года. Начало германо-итальянской интервенции против Испанской республики. Советский секретный информатор из румынских военных, связанный с германским генеральным штабом, сообщает Москве: «Военная акция Германии против России и обеспечение германского господства в бассейне Черного моря и на Украине не могут быть осуществлены, по мнению германского генерального штаба, без окончательного упрочения позиций в Румынии». (А.А. Язьков. Румыния накануне Второй мировой войны. М., 1963, с. 129.) Для вовлечения страны в прогерманскую орбиту Гитлер путем угрозы экономических репрессий свергает румынского министра иностранных дел Титулеску (август 1936), который ориентировался на западные демократии и СССР, и протащил на его пост Виктора Антонеску, сторонника тесного сотрудничества с Польшей и Германией.
Август 1936 года. Один из лидеров фашистской национал-христианской партии Румынии (О. Гога) так характеризует разницу двух идеологий — германской и советской: «Это две среды друг другу противоположные. Между ними пропасть, которую можно заполнить лишь кровью».
Сентябрь 1936 года. Побывав на нацистском партийном съезде, О. Гога с удовлетворением констатирует: «В Нюрнберге проблема была поставлена ясно: большевизм должен быть уничтожен». (А.А. Язьков. Румыния накануне Второй мировой войны. С. 122-123).
«Осенью 1936 г. (в Германии. — В.Л.) было намечено значительное по сравнению с предвоенным годом увеличение армии военного времени. К тому времени армия мирного времени имела 41 дивизию. В новом мобилизационном плане было предусмотрено формирование еще 25 дивизий, а также создание армий резерва, проведение реорганизации пограничных войск и формирование строительных частей». (Мюллер-Гильдебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933-1945 гг. М., 1956, с. 70— 71.) Всего в мобилизационный период 1936-1937 гг. имелось в наличии 66 соединений (пехотных дивизий, дивизий ландвера, кавалерийских и горно-стрелковых бригад).
Осень 1936 года. В Чехословакии руководство аграрной партии начинает кампанию о договоре с СССР. Предлагается создать блок с Польшей и другими государствами Центральной и Юго-Восточной Европы, затем поладить экономически и политически с Германией. Сентябрь-октябрь 1936 года. В Румынии усиливается наступление реакционных сил (продлевается действие закона об осадном положении, арестовывается ряд руководителей компартии, находящейся в подполье, идет массовая облава на членов партии).
26 ноября 1936 года. Германия и Италия вместе с Японией подписали Антикоминтерновский пакт, направленный против СССР. Уже на другой день Япония устраивает провокацию (их было много в течение всего 1936 г.): до батальона японских и маньчжурских солдат переходит советскую границу у озера Ханко и удаляются лишь после ожесточенного боя.
26 ноября маршал Польши Рыдз-Смиглы беседует с немецким посланником Г. Мольтке и заявляет ему, что «в случае конфликта Польша никогда не будет на стороне большевиков» и что будет продолжаться линия Пилсудского, то есть ярого антисоветизма. (Документы и материалы по истории советско-польских отношений. М., с. 325.)
29 ноября 1936 г. Белогвардейская газета младороссов «Бодрость» (сами себя ее издатели квалифицируют, как «интегральных монархистов», у которых в доктрине «сочетание монархии, фашизма и социализма» (??), анализирует в своей передовой («Сталинская дипломатия в тупике. На краю бездны») заключенный только что германо-японский договор. И в этой связи пишет:
«Мы совершили великое преступление, 20-ю годовщину которого в начале будущего года смогут отпраздновать все враги России: МЫ НЕ ВЫДЕРЖАЛИ (выделено газетой. — В.Л.), мы поступились своей честью, своим достоинством, своими насущными интересами и даже кровью лучших из нас, пролитой ради победы. Мы отказались от победы, которая далась нашим союзникам и без нас. Мы затеяли смену государственного строя в разгар величайшей войны. Прослыв в мире сумасшедшими, дезертирами, предателями, мы захотели заслужить репутацию и варваров. И мы занялись истреблением своих сограждан и соплеменников, своего достояния, накопленных нашей историей ценностей. Мы ухватились за нелепейшее учение, которое только могла родить человеческая мысль упадочнического XIX века. И, перевернув вверх дном ради этого учения свою собственную жизнь, мы задумали было разжечь «мировой пожар». Со своим уставом мы полезли во все чужие монастыри. Мы посеяли ветер.
БУДЕМ ЖЕ ГОТОВИТЬСЯ ПОЖАТЬ БУРЮ (выделено газетой. -В.Л.). Если сложно международное положение после заключения германо-японского пакта, то для Русской нации оно трагически просто. Если нынешний режим удержится еще некоторое время, разразится катастрофа, из которой страна наша рискует выйти разгромленной и расчлененной. Пока речь не идет об обороне Отечества. Речь идет теперь о том, что, что пока существует режим, возглавляемый и представляемый Сталиным, опасность катастрофы будет не только существовать, но и возрастать. Этот режим своей политикой завел страну в тупик. Сме— на режима уже не есть необходимость вообще. Это задача дня, злоба дня ЭТО ПЕРВАЯ ЗАДАЧА ОБОРОНЫ СТРАНЫ (выделено газетой. — В.Л.) — новая политика на новых путях — таково требование сегодняшней действительности.
В Советском Союзе есть сила, есть люди, есть вожди. Вожди должны повести людей, поднять силу. Власть во всей ее полноте должна быть взята теми, кто отвечает за оборону страны.
ПОКА НЕ ПОЗДНО, ВСЯ ВЛАСТЬ АРМИИ! (выделено газетой. — В.Л.)» («Бодрость». 29.11.1936, с. 1.)
Декабрь 1936 года. Япония признает фашистское правительство Франко. В военных кругах разрабатывают все новые операции по захвату Северного Китая и даже вторжения в Восточную Сибирь. В Риме посол Японии Сигемура объясняет фашистским дипломатам, что цель уже ведущихся операций в Китае — прервать пути, связывающие Китай и СССР. «Если Советский Союз „вмешается“, тогда японцы нанесут удар через Северо-Восточный Китай на Иркутск». (Л.К. Кутаков. История советско-японских дипломатических отношений. М., 1962, с. 168.)