По приказу Берии Братья СТАРОСТИНЫ
По приказу Берии
Братья СТАРОСТИНЫ
В 30-е годы прошлого века футбол в Советском Союзе был одним из самых популярных видов спорта. Однако в силу сложившейся в те годы в стране политической ситуации честной эту игру назвать было сложно. Например, общество «Динамо», куратором которого было всемогущее НКВД, имело такие рычаги давления, которые выбивали любые козыри из рук соперников. Одним из самых действенных рычагов была угроза ареста.
Регулярные чемпионаты страны по футболу стали проводиться в СССР с весны 1936 года. Первым чемпионом стало московское «Динамо», а еще одна команда этого же общества – из Киева – взяла «серебро». Однако уже осенью золотые медали 2-го чемпионата завоевал столичный «Спартак». Именно это общество и стало основным конкурентом бело-голубых в борьбе за чемпионство. Поэтому, когда в 1937 году в стране начались массовые репрессии, кураторы «Динамо» из НКВД сделали все от них зависящее, чтобы выжать из этой ситуации максимум выгоды – они стали арестовывать представителей практически всех спортивных обществ страны, кроме динамовцев. Поводы к арестам были самые разные. Например, руководитель общества «Буревестник», а по совместительству судья Виктор Стрепихеев угодил в застенки только за то, что судил международный матч по футболу, где столичное «Динамо» играло против басков и проиграло 4:7. Стрепихеева обвинили в диверсии (не смог засудить испанцев) и отправили в лагерь. Был арестован лучший в то время судья и первый руководитель «Локомотива» Виктор Рябоконь.
Много арестованных было из общества «Спартак». Например, за решеткой оказалась целая группа лыжников, среди них спартаковские – Николай Королев и трое его братьев. Других братьев – Старостиных, которые играли в футбольном «Спартаке», тогда арестовать не решились из-за их фантастической популярности в народе. Зато бывшего футболиста этой же команды Виктора Прокофьева арестовали только за то, что он был женат на сестре Старостиных. Были также отправлены за решетку и там уничтожены многие покровители «Спартака» во властных структурах. Так поступили с руководителем Промкооперации Казимиром Василевским, генеральным секретарем ЦК ВЛКСМ Александром Косаревым.
Между тем в футбольном чемпионате-38 золотые медали достались «Спартаку», а сразу четыре динамовских клуба из Киева, Москвы, Тбилиси и Ленинграда заняли места с 4-го по 7-е. Год спустя ситуация повторилась: «Спартак» вновь стал чемпионом, а серебро досталось динамовцам из Тбилиси. Остальные динамовские клубы скатились еще ниже: москвичи заняли 7-е место, киевляне – 8-е, ленинградцы – 10-е, одесситы – 14-е. А тут еще «Спартак» умудрился взять и Кубок СССР, победив в четвертьфинале тбилиссцев, которых лично патронировал новый нарком внутренних дел СССР Лаврентий Берия. Эта победа переполнила чашу терпения Берии, и он решил повернуть историю вспять. Благо, при его положении сделать это было не так уж и трудно.
Четвертьфинальный матч между «Спартаком» и тбилисским «Динамо» состоялся в сентябре. Красно-белые победили 1:0, однако гол оказался спорным – мяч был в воздухе, когда защитник «Динамо» Шавгулидзе в невероятном шпагате выбил его из ворот в поле, но судья посчитал, что мяч уже пересек линию ворот. Этим и решил воспользоваться Берия. По его совету тбилиссцы подали протест, однако Всесоюзная футбольная секция его отклонила. Через две недели (14 сентября) «Спартак» сыграл в финале с ленинградским «Сталинцем», выиграл 3:1 и завоевал Кубок СССР. Но Берию такой исход не устроил, и он пустил в ход все свое влияние, чтобы Комитет физкультуры аннулировал решение футбольной секции и принял решение о переигровке четвертьфинала. И хотя ситуация выглядела абсурднее некуда (финал-то уже был сыгран!), но спорить с Берией никто не решился.
И все же, как Берия ни старался повернуть ход истории вспять, ему это не удалось. В повторном матче «Спартак» опять оказался сильнее и победил 3:2. И Кубок сохранил за собой. Берия этого унижения не забыл и затаил жгучую обиду на братьев Старостиных. О том, в каком состоянии находился в те дни Берия, говорит такой факт: он отдал команду своим людям по-быстрому состряпать на Николая Старостина (он возглавлял общество «Спартак») уголовное дело и выписал ордер на его арест. Однако за спартаковца неожиданно заступился председатель Совнаркома Вячеслав Молотов. А перечить ему Берия тогда еще не решался (он всего лишь год занимал кресло наркома внутренних дел). Однако, будучи человеком злопамятным, Берия свое унижение во время переигровки полуфинала Кубка-39 не забыл и только ждал удобного случая, чтобы отомстить Старостиным. Ждать пришлось два с половиной года.
Стоит отметить, что два последних предвоенных чемпионата по футболу принесли подлинный триумф динамовцам. Так, в сезоне-40 золотые медали достались москвичам, серебряные – тбилиссцам. «Спартак» вынужден был довольствоваться только бронзой. Еще лучше складывались дела у бело-голубых в сезоне-41 (хотя он и не был доигран из-за начавшейся войны), где сразу три динамовских коллектива расположились на самом верху турнирной таблицы: москвичи, тбилиссцы и ленинградцы. А красно-белые были всего лишь седьмыми. Казалось бы, самолюбие Берия должно было быть удовлетворено. Но, как оказалось, унижение 39-го года нарком так и не забыл. И уже в разгар войны, когда большинству нашего населения было не до футбола, Берия обрушил на братьев Старостиных свое возмездие.
Ранней весной 1942 года Николай Старостин заметил, что за ним следят: во время перемещений по городу за его машиной неотступно следовал один и тот же автомобиль с двумя неизвестными мужчинами. Старостин немедленно связался со 2-м секретарем Московского горкома партии Павлюковым (он был страстным болельщиком «Спартака») и рассказал ему о своих подозрениях. Секретарь пообещал разобраться. Но его вмешательство только усугубило ситуацию. За Старостиным действительно следила московская ГБ, собирая на него компромат, а после вмешательства Павлюкова слежку за руководителем «Спартака» доверили центральному аппарату МГБ. Там у Старостина заступников не было. И 20 марта Николая Старостина, а также его братьев Андрея, Петра и Александра арестовали.
Вспоминает Н. Старостин: «В тот день мне удалось вернуться с работы раньше обычного. Назавтра предстоял трудный день. Он таким и оказался. Причем начался гораздо раньше и совсем не так, как я рассчитывал.
…Проснулся от яркого луча света, ударившего в глаза. Два направленных в лицо луча от фонарей, две вытянутые руки с пистолетами и низкий, грубый голос:
– Где оружие?
Все выглядело довольно комично. Мне казалось, я еще не проснулся и вижу дурной сон. Крик «встать!» мгновенно вернул меня к реальности.
– Зачем же так шуметь? Вы разбудите детей. Револьвер в ящике письменного стола. Там же и разрешение на его хранение.
– Одевайтесь! Вот ордер на ваш арест.
Забрав револьвер, «гости» явно почувствовали себя спокойнее. Их предупредили, что они будут брать опасного террориста Старостина, и бравые чекисты всерьез опасались вооруженного сопротивления.
Обычно я очень чутко сплю и потому не мог взять в толк, как посторонние люди ночью бесшумно проникли в квартиру. Дверь закрывалась на цепочку, ее можно было открыть только изнутри, а звонок я бы непременно услышал. Что за чертовщина?
Все разъяснилось несколько минут спустя. Когда меня уводили, жившая у нас домработница, очень скромная провинциальная женщина, бывшая монашка, всегда такая приветливая со мной, даже не вышла попрощаться. Это она абсолютно точно знала час, когда сбросить цепочку и открыть дверь.
Монашка-осведомитель? Удивительно! Впрочем, в моей жизни наступало время, когда надо было отвыкать чему-либо удивляться.
Не разрешив взять с собой никаких вещей, меня вывели на родную Спиридоньевку. Последнее, что я успел увидеть, пока заталкивали в машину, – два испуганно светящихся окна на фоне, как тогда показалось, совершенно мертвого дома.
Ровно через десять минут я очутился на Лубянке…»
В лубянской тюрьме Старостина продержали полтора года. Ему и его братьям упорно «шили» статью о покушении на жизнь самого Сталина: мол, будучи в сговоре с генсеком ЦК ВЛКСМ Александром Косаревым, братья собирались убить вождя всех народов во время парада на Красной площади в 1937 году (по мнению лубянских следователей, снайпер должен был спрятаться в макете огромной футбольной бутсы, которую везли по Красной площади). Однако Старостины отказывались подписывать протоколы и упорно гнули свою линию: мы ни в чем не виноваты. Так же вели себя и еще четыре спартаковца, арестованных по «делу Старостиных»: Евгений Архангельский, Станислав Леута, Петр Попов и Павел Тикстон (двое последних к тому же были мужьями сестер Старостиных).
В ноябре 1943 года состоялся суд над Старостиными и их «подельниками». Братья признали себя виновными (чтобы поскорее закончить свое пребывание в лубянских застенках), и им «впаяли» по десять лет лагерей. Архангельскому (он, кстати, единственный, кто не признал себя виновным) и Леуте дали по восемь лет.
Старостиных раскидали по разным лагерям. Но благодаря их фантастической популярности жизнь в неволе у них была более-менее сносная. Так, Александр стал тренером «Динамо» города Инта, а Николай – тренером ухтинского «Динамо». В обоих лагерях делами заправляли ярые фанаты футбола: в Инте генерал Барабанов, в Ухте – генерал Бурдаков. Лучше всего дела шли у Николая, при котором ухтинцы заиграли широко и размашисто. Самый сенсационный матч они сыграли против «Динамо» из Сыктывкара, разгромив его… 16:0. Бурдаков был на вершине счастья, и, будь его воля, он бы немедленно выпустил бы Старостина на свободу. Хотя в таком случае он бы потерял классного тренера.
Поздней осенью 1944 года вольготная жизнь Николая закончилась. В Хабаровске генерал Гоглидзе, друг Берии и тоже ярый фанат футбола, прознал о том, какие чудеса творит Старостин, и затребовал его к себе на Дальний Восток, в Хабаровск. Но Бурдаков уже настолько прикипел к Старостину, что решил спасти – отправил Николая в глухую тайгу, а в Москву (Гоглидзе действовал через Центр) сообщил, что заключенный Старостин нездоров и следовать в Хабаровск не может. В тайге Старостин впервые узнал, что такое лесоповал. Но ему и там повезло, причем опять решающую роль сыграло его футбольное прошлое. Главным врачом в лагере оказался некто Соколов – страстный футбольный болельщик. Узнав легендарного Старостина, он поспособствовал, чтобы того перевели к нему в санчасть массажистом.
И все же, как ни выгораживал Старостина генерал Бурдаков, в Хабаровск тому ехать пришлось. Кстати, в пути Николай случайно встретился со своим братом Александром, который направлялся этапом в Соликамск.
По дороге к месту назначения со Старостиными неоднократно могла случиться беда, но не случилась, поскольку уголовники тоже уважали легендарных братьев-спартаковцев. По словам Николая, «принадлежность к футболу была лучшей охранной грамотой. Когда вечерами по просьбе своих соседей по нарам я начинал вспоминать футбольные истории, игра в карты сразу прекращалась. Самые отпетые рецидивисты тихо, как примерные школьники, слушали мои рассказы. Я мог жить – не тужить…»
В Хабаровск Николай Старостин прибыл 8 мая 1945 года. На следующий день весь мир узнал о том, что война закончилась, и у миллионов заключенных в советских лагерях появилась надежда, что их участь изменится к лучшему. Но эти надежды оказались напрасными – война войной, но и осваивать Сибирь кому-то надо было.
Несмотря на то что Гоглидзе был другом Берии, даже он не решился с ходу назначить Старостина тренером хабаровского «Динамо». Поэтому временно отправил его в Комсомольск-на-Амуре, в тамошнее «Динамо». Там Старостина взял под свою опеку начальник Амурлага генерал Петренко. Положение Старостина облегчало еще и то, что к нему разрешили приезжать из Москвы его жене и дочке.
В 1948 году судьба Николая Старостина могла круто измениться. В Москве объвился еще один футбольно-хоккейный меценат – сын самого вождя народов Василий Сталин, – который решил бросить вызов Берии. Под его руководством была сформирована команда ВВС, куда он стал набирать лучших игроков со всей страны. Тренером футбольной команды Василий решил заиметь нашего героя – Николая Старостина. К тому времени тот уже считался досрочно освобожденным, однако в списке городов, куда он не имел права приезжать, значилась Москва. Но для сына Сталина запретов не существовало. Поэтому в один из дней он прислал за Старостиным свой личный самолет (Василий тогда занимал пост командующего ВВС Московского военного округа), который и доставил Николая в столицу. В тот же день ему восстановили в паспорте его московскую прописку – Спиридоньевская улица, 15, квартира 13. Однако радость Старостина длилась недолго – всего два дня. Потом к нему домой явились люди в штатском (посланцы Берии) и объявили, что его прописка аннулирована и ему необходимо немедленно возвращаться либо обратно в Комсомольск-на-Амуре, либо в любой другой город, где ему разрешается проживать. Старостин выбрал Майкоп. Однако, прежде чем уехать, он решил в последний раз наведаться к Василию Сталину.
Когда сын вождя узнал, что произошло со Старостиным, он был вне себя от гнева. «Как они посмели без моего ведома давать указания моему работнику!» – бушевал Василий. И тут же приказал Старостину переселиться к нему, в особняк на Гоголевском бульваре. «Здесь вас не достанут, – заявил Василий. – А я пока утрясу вашу проблему». По словам Старостина: «Василий Сталин решил бороться за меня не потому, что добивался торжества справедливости. Я был ему нужен как тренер. Но сейчас и это отошло для него на задний план. Суть заключалась в том, что он ни в чем не хотел уступать своему заклятому врагу – Берии, которого люто ненавидел, постоянно ругал его последними словами, совершенно не заботясь о том, кто был в тот момент рядом. Я несколько раз пытался остеречь его, говоря: „Василий Иосифович, ведь все, что вы произносите, докладывают немедленно Берии“. – „Вот и хорошо, пусть послушает о себе правду и знает, что я о нем думаю“, – отвечал он…»
Поскольку угроза Старостину со стороны Берии продолжала сохраняться даже в особняке сына вождя, ему приходилось несладко: он вынужден был как прикленный всюду следовать за Василием, и даже ночью они спали вместе, благо широкая кровать это позволяла. Причем Василий обязательно клал под подушку взведенный пистолет. Выйти из особняка в одиночку Старостин опасался, поскольку однажды заметил на противоположной стороне улицы двух субъектов в штатском, внимательно следивших за подъездом особняка. Однако увидеть жену и дочерей Старостину жуть как хотелось. И однажды он не выдержал.
В одну из ночей, когда Василий изрядно набрался (а к тому времени он уже был законченным алкоголиком), Старостин бесшумно выскользнул из особняка и рванул к себе на Спиридоньевку. Только зря он надеялся перехитрить ищеек Берии, которые прекрасно понимали, чем им могла грозить такая оплошность – упустить из виду объект слежки. Старостин пробыл в родном доме всего лишь несколько часов. Ровно в шесть утра в дверь позвонили, и, когда он открыл, на пороге возникли мрачные субъекты в штатском. Они приказали Старостину одеться и лично повезли его на вокзал, чтобы оттуда прямиком отправить в Майкоп. Но Берия допустил ошибку: надо было везти Старостина самолетом, а не поездом. Поскольку уже в Орле поезд догнал начальник контрразведки Василия Сталина (догнал на самолете) и заставил Старостина вернуться в Москву. Но детективная история на этом не закончилась.
Василий, взбешенный поступком Берии, который он расценил как личное оскорбление, решил ответить тем же. Едва Старостин появился на пороге его особняка, сын вождя повез его на стадион «Динамо», где хозяева принимали его команду ВВС. Зная, что на матче обязательно будут люди Берии, Василий хотел показать им Старостина и тем самым взять реванш за свое недавнее унижение. И все же победа в итоге осталась за Берией. Тот воспользовался тем, что Василий в те дни находился в опале после одного трагического случая (будучи на рыбалке, он с друзьями глушил рыбу гранатами и по пьянке один из глушивших – личный пилот Василия – погиб), и лично доложил Иосифу Сталину (они оба в те дни отдыхали в Пицунде) о том произволе, который творит его сын: прикрывает ссыльного осужденного. И вождь взял сторону Берия. Узнав об этом, Василий самолетом рванул к отцу, но тот не принял сына, выставив вперед врачей, которые объявили, что вождь народов плохо себя чувствует. И Василий понял, что сражение за Старостина проиграл. Поэтому, когда Николай позвонил ему из Москвы и сообщил, что устал от сложившейся ситуации и вылетает в Крым, Василий возражать не стал.
Расплата за московскую эпопею не заставила себя долго ждать. Берия вновь явил Старостину свою злопамятность и сделал так, что его осудили на пожизненную ссылку в Казахстан. Правда, и там Старостин без любимого дела не остался: в Алма-Ате он поднимал тамошние футбол и хоккей. Там его и застал июнь 1953 года. В том месяце арестовали Берию, и «дело братьев Старостиных» вскоре было пересмотрено. К тому времени Андрей Старостин жил в Норильске, Андрей – в Соликамске (ему пришлось тяжелее всех – он работал на лесоповале), Петр – под Тулой, где работал начальником ОКСа. В марте 1955 года уголовное дело братьев Старостиных было прекращено и им разрешили вернуться в Москву.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.