Катастрофа в космосе Владимир КОМАРОВ

Катастрофа в космосе

Владимир КОМАРОВ

Первая серьезная катастрофа в космосе, связанная с советским космонавтом, случилась весной 1967 года. Тогда погиб Владимир Комаров.

В марте того рокового 67-го Комарову исполнилось 40 лет. Эту дату он встретил в прекрасном расположении духа. Комаров считался одним из «старичков» первого набора космонавтов. Он командовал «Восходом», в котором экипаж впервые летал без скафандров и садился внутри корабля, а не отдельно на парашюте, как это было на «Востоках».

23 апреля Комаров отправился в свой очередной полет на «Союзе-1». Что в тот день было на душе у космонавта, сказать трудно, хотя некоторые из очевидцев утверждают, что какое-то нехорошее предчувствие у него было. И дело тут совсем не в мистике. Комарову хорошо было известно, что ни один испытательный полет совершенно нового корабля «Союз» не прошел без разного рода ЧП. Так, первый «Союз», скрывавшийся под именем «Космос-133», был запущен 28 ноября 1966 года под руководством Главного конструктора Василия Мишина (он сменил на этом посту Сергея Королева, который умер в начале 66-го). Спустя два дня этот корабль пришлось взорвать над Тихим океаном из-за неполадок. 14 декабря состоялся второй пуск, но и он прошел неудачно – произошел взрыв системы аварийного спасения. Неудачей закончился и третий пуск, который состоялся 7 февраля 1967 года. Корабль вышел на орбиту, работал вроде нормально, но затем у него отказала система координации на посадке. На 33-м витке корабль посадили, но он упал на лед Аральского моря, и водолазы с большим трудом его нашли и вытащили на берег. После стольких ЧП запускать в космос «Союз» с человеком на борту было сущей авантюрой, но его все-таки запустили, чтобы приурочить этот полет к 50-летию Великого Октября. Как писал много позже Я. Голованов: «Это был первый пилотируемый полет после смерти Королева. Мишину хотелось поскорее доказать другим, а быть может, и самому себе, что он Главный конструктор, закрепить расположение Брежнева, порадовать родину первомайским подарком в юбилейном году. Убежден, что, имея подобную статистику испытаний, Сергей Павлович Королев не запустил бы „подарок к Первомаю“, даже если бы на него очень давили…»

Неприятности у Комарова начались практически с первых же минут полета. Началось все с того, что левая солнечная батарея не раскрылась. Это означало, что «Союзу» не хватит энергии для маневров и стыков. Затем к первой неприятности добвилась еще одна – начала барахлить система ионной ориентации. А без нее корабль может стать «слепым» и не найти дорогу домой. И, наконец, чуть позже вышел из строя солнечно-звездный датчик.

Из-за этих неисправностей был отменен старт «Союза-2» с тремя космонавтами на борту (Быковский, Елисеев, Хрунов), который должен был стартовать за кораблем Комарова и состыковаться с ним в космосе. А «Союз-1» было решено вернуть на землю. Однако во время спуска произошла трагедия.

Примерно на высоте около 10 километров над Землей у «Союза» должен был «выстрелить» основной парашют. Но этого не произошло. В этом случае должен был раскрыться запасной парашют, но и он не раскрылся, поскольку из-за вращения корабля его стропы сплелись и «задушили» спасительный купол. Почему не раскрылся «основной», так и не установили. Наиболее вероятная версия: при подготовке «Союза», которая проходила в спешке, крышки парашютных контейнеров не были изготовлены в срок и вместо них использовали что-то другое.

Кстати, если бы на «Союзе-1» открылись обе солнечные батареи и произошла стыковка с «Союзом-2», то в этом случае смертей было бы больше: погиб бы не только Комаров, но и Хрунов с Елисеевым, которые перешли бы в комаровский корабль.

О том, что он погибает, Комаров догадался после того, как у него не раскрылся запасной парашют. Поскольку корабль падал со скоростью 100 метров в секунду, у Комарова оставалось в запасе около минуты. Что он делал в это время, точно неизвестно. Но в народе потом будут ходить упорные слухи, что Комаров… на чем свет клял советское правительство. Причем выражений не стеснялся. По другой версии, Комаров якобы связался с Землей, попросил оператора соединить его с председателем Совета министров Косыгиным и сказал ему всего лишь одну фразу: «Позаботьтесь, пожалуйста, о моей семье».

Между тем правда о последних минутах жизни Комарова долгое время скрывалась. И только в марте 2002 года «Комсомольская правда» опубликовала расшифровку разговора Комарова (позывной «Рубин») с ЦУПом (позывной «Заря»). Привожу ее полностью:

14-й виток

– «Заря», «Заря», я «Рубин». 3 часа 48 минут. В правом иллюминаторе вижу нераскрывшуюся солнечную батарею.

– Вас понял, прием.

– Вижу землю, не покрытую облаками, горизонт… Солнечная батарея направлена тыльной стороной в сторону солнца.

16-й виток

– «Заря-3», я «Рубин». Перенес всю аппаратуру сюда, в корабль… Люк-лаз закрыт. На борту порядок, как говорят. Параметры кабины следующие: давление 800, температура 17,5.

– Готовьтесь к заключительным операциям. Все идет нормально, все спокойно.

– «Заря», я «Рубин». Вас понял. На 17-м автоматический спуск с ионной ориентацией…

– «Рубин», все команды к вам на борт прошли нормально.

– Понял.

– Ждем тебя на Земле, дорогой. «Кедр» (это был позывной Юрия Гагарина, который включился в разговор. – Ф. Р.).

– До встречи!

– Даем сверку времени.

– Поправка по времени минус одна секунда.

– Отлично. Тебе повезло с часами. Хорошие поставили. Не забудь как следует поплотнее привязаться-пристегнуться перед входом в плотные…

– Из оборудования научного я только хронограф взял…

– На память его привезешь… Тут товарищи передают тебе горячий-горячий привет, самые добрые пожелания мягкой, хорошей посадки.

– Большое спасибо. Осталось до встречи немного, скоро увидимся. Желаю вам успехов во всем…»

Между тем на 17-м витке правильно сориентировать корабль не получается и дается отбой спуска. А подготовить спуск на 18-м витке «земля» не успевает. У Комарова остается последний шанс – ориентировать корабль вручную. Стоит отметить, что на такой вариант космонавта даже не тренировали.

18-й виток

– Я «Заря-10». Даю данные ручного спуска. Виток 19-й. Баллистический. Не спеши. Уточняй ориентацию потихоньку. Все должно быть нормально.

– Я все прекрасно понял. Знаю, как быть. Все будет нормально. Я «Рубин», не слышу вас…

– «Рубин», я «Заря». Здесь повреждения в наземном канале связи… (в разговор включился Главный конструктор Василий Мишин, позывной которого «Двадцатый». – Ф. Р.).

– «Двадцатый», вас прекрасно понял. Я не беспокоюсь, не волнуюсь. Буду работать согласно программе…

– «Рубин», как самочувствие, как настроение?

– Самочувствие отличное. Настроение хорошее. Система жизнеобеспечения работала прекрасно.

– Очень рад. Мы все уверены, что у вас все будет хорошо. Работайте спокойно. При спуске попробуйте вести репортаж. Может быть, тут будет что-то слышно.

– Я «Рубин». Через минуту включаю ориентацию.

– Понял. Связь с вами кончаем, не будем мешать вашей работе. Давай, работай…

– Я беспокоюсь, хватит ли времени на ориентацию…

19-й виток

– «Рубин», я «Заря-10». Вызываю на связь…

– Двигатель работал 146 секунд. Нормально все идет. Все идет нормально! Корабль был сориентирован правильно. Нахожусь в среднем кресле. Привязался ремнями.

– Как самочувствие?

– Самочувствие отличное. Все в порядке.

– Вот тут товарищи рекомендуют дышать глубже. Ждем на приземлении…

– Спасибо. Передайте всем. Произошло раз… (имелось в виду разделение отсеков корабля. – Ф. Р.).

– «Рубин», я «Заря». Мы вас не слышим. Как слышите нас? Прием… Прием… Прием…»

Далее послушаем воспоминания врача группы поиска Олега Бычкова:

«Мы должны были обслуживать приземление Владимира Комарова. В 4 утра 24 апреля приехали на аэродром к вертолету. Глядим – рядом еще один вертолет, специально оборудованный для срочной хирургической помощи.

Тогда я рассказал свой сон в ночь перед встречей космонавта Вите Артамошину, нашему второму врачу. А приснилось мне следующее: прилетает корабль, мы открываем люк – Комаров мертв. Лежит коричневый, словно жареный… Вот такой сон.

Между тем горящий корабль мы увидели с воздуха – он был на ровном зеленом поле. Выскочили, побежали. Гасили все, кто мог. Лопатами, огнетушителями. Пламя было огромное – даже металл вытекал.

Мы прибыли спустя 15 минут после его посадки. В отдалении – местные люди и парашютисты. Мы с Витей подбежали первыми. Но из-за высокой температуры не смогли подойти близко. Рассмотрели только – люк закрыт. Все. Значит, он внутри…

Быстро потушили корабль. Прилетел Николай Петрович Каманин (в 1966–1972 годах он руководил подготовкой космонавтов. – Ф. Р.). Я ему доложил о случившемся. Н. П. все спрашивал: здесь ли Комаров? Дело в том, что к Н. П. каким-то путем пришло известие, что Комаров приземлился живой и невредимый в другом районе. Сообщили, как будто один из поисковых самолетов видит (в другом месте!), как спускается аппарат. Н. П. все порывался слетать туда, хотя здравый смысл говорил, что это вещь невозможная.

Мы действовали тогда в каком-то отупении. Знали, что космонавт погиб. И я доложил об этом Каманину. Но Каманин все равно улетел.

Мы с Витей вынули Комарова из потушенного корабля. Космонавт обгорел и высох от жара. Глаза вытекли. Правый наушник сполз от удара на правую глазницу, закрывал ее. Руки и ноги были перебиты. Костюм сгорел почти весь. Совсем разбит череп. Когда приподнимали тело, почувствовали, что и позвоночник перебит, словно резиновый. Останки перенесли в инструментальный ящик поджидавшего вертолета… Мы решили, что он погиб от удара о землю. Приблизительно метров тридцать в секунду он падал. Может, чуть больше. Вошел в грунт корабль неглубоко, сантиметров на пятнадцать…»

Похоронили В. Комарова на Красной площади в Кремлевской стене.