Последние встречи с Айседорой Дункан

Последние встречи с Айседорой Дункан

От шумной сутолоки в квартире, напряжения в поисках денег для хлебосольных встреч гостей и других волнений Бениславская заболела. Сергей Покровский пытался ее успокоить, написав письмо 29 октября:

«Дошли до нас слухи, что ты неделю не будешь выходить из дома. (…) Не бегай «по стойлам» и не устраивай «стойл» у себя. Если будут нужны деньги на доктора — скажи — будут немедленно. (…) Нужно подготовить Эстрина сломать поэту Клюеву шею или в крайнем случае набить морду. Ну, будь здорова, лежи и никуда не выходи. Мог бы много написать тебе сегодня, но стоит ли мешать тебе уходить от меня. Ты так хочешь уйти!».

Как-то зашел в гости И. Аксельрод, один из активных собутыльников Есенина. Он стал усиленно уговаривать Сергея, который чувствовал себя уставшим, сходить в гости к Дункан. Аксельрода поддержал Клюев, осознавший, что это и есть хороший повод для знакомства с танцовщицей.

Галина, узнав о цели их похода, пыталась остановить Есенина, но было уже поздно. Сергей стоял в костюме, решительным видом показывая, что отговорить его невозможно. Обещал скоро вернуться, а Аксельрод дал честное слово, что через два часа привезет Есенина обратно.

Не через два часа, а в два часа ночи возвратился только один Клюев. Когда Галя открыла ему дверь, то он сразу же стал говорить заранее подготовленную оправдательную речь:

— Вы не спите, тревожитесь. Вот ведь жизнь-то какая. Муки-то сколько. А Сереженька-то… Что с ним поделаешь, пропащий он совсем. Разве ж это человек? Да он и не стоит такой любви. Да его и любить-то нельзя. И не мужчина он, как же можно его любить. И любовь-то вашу не видит и не ценит. Я его звал домой, да разве он меня, старика, послушает? Так и пошел домой один, вас хоть успокоить. Да зайдем-ка в комнату поговорить.

В комнате Клюев продолжил разговор издалека:

— Да, больно мне видеть, что такая красавица из-за моего Сереженьки пропадает. Он неисправим, с ним душу легко потерять, а счастья никогда не дождешься. Другой бы молился на тебя, а Сереженька разве это понимает и ценит? Вот, малиновая, чей это портрет на стенке висит?

Галина повернула голову, посмотрела на висевший над ее койкой портрет Сергея Покровского, но не стала отвечать, что позволило Клюеву продолжать:

— Очень уж лицо хорошее у него. Такой и любить, как еще любить сумеет, на руках носить будет. А Сереженьке это не понять, ты должна об этом подумать серьезно.

Галина не могла понять, куда клонит Клюев, но не стала уточнять, где остался Есенин. Время было позднее.

Все прояснилось на следующий день.

Утром Сергей Есенин не вернулся. Вечером Галина отправилась в «Стойло Пегаса» за деньгами, так как было условлено, что только ей будут выдавать положенные Есенину деньги, чтобы он их со своими друзьями не протранжирил. Неожиданно швейцар Александр, который всегда встречал Галю приветливо, как-то растерянно с ней поздоровался. Не понимая, в чем дело, Галина спросила:

— Сергей Александрович здесь?

— Да, да, они здесь. Там б-о-ольшая компания, — ответил Александр, указывая рукой в дальний угол.

В зале Галина убедилась, что компания-то состояла из четырех человек: Сергея, Айседоры и еще двух незнакомых.

Денег в кассе не было. Пришлось ждать. Галина на себе ощутила внимательный, изучающий взгляд Дункан. Получив деньги, Галина направилась к выходу, как ее догнал Есенин и глухим голосом, стараясь убедить в чем-то, сказал полушепотом:

— Галя, ничего, понимаете, ничего не изменилось. Так надо. Я скоро приду. И деньги берите здесь, как всегда. И вообще, все по-прежнему.

— Хорошо, только если что-нибудь изменится — предупредите меня. До предупреждения все будет по-старому, — ответила Бениславская.

— Да нет, нет же. Ничего не изменилось. Как вы не понимаете, — повторяет Есенин.

По пути домой Галина отчетливо осознала, что Есенин серьезно болен. «Я для себя от него ничего не вправе требовать, — укоренялась в ее сознании мысль. — Нужно лечить его. Если я не помогу ему, то больше некому подумать о нем. А он уже стоит на краю пропасти».

Прошло еще два дня. Есенин ночевать не приходил. Галина вновь зашла в «Стойло Пегаса». Швейцар Александр радостно извещает:

— Сергей Александрович здесь, сидят в ложе.

Галина сразу увидела, что Есенин был в каком-то странном состоянии. Видно было, что он дрожал, все время оглядывался по сторонам, иногда зубами скрежетал. Когда к нему Галина подошла поближе, он стал умолять:

— Надо поговорить, не уходите только.

Тут же за столом сидели Н. Клюев, А. Ганин, И. Аксекльрод, И. Приблудный. Все были в сильном подпитии, кроме Клюева, который тянул слегка пиво, так как водки никогда не пил. Все громко требовали, чтобы Есенин еще и еще с ними выпил. Сергей продолжал нервно уговаривать Галину:

— Да, да, не буду. Надо поговорить. Меня будут тянуть к Изадоре — а вы не пускайте. Ни за что не пускайте, иначе я погиб.

Аксельрод опять начал уговаривать:

— Сережа, пора ехать.

— Хорошо, хорошо, — соглашался Есенин, — давай еще немного выпьем, закажи еще вина.

Последовали опять уговоры поехать к Дункан, но Есенин все пытался оттянуть время. Наконец Галина не выдерживает, бросает зло собутыльникам поэта:

— Никуда он не поедет. Вы что, не видите, что он совершенно болен и ему надо ехать домой.

С нескрываемой злобой сидевшие за столом попытались ее отстранить. Кто-то кричал:

— Он дал честное слово, он должен ехать. Дункан сказала, что, если сегодня Сергей Александрович не приедет, она не сможет завтра выступать. Нельзя же по вашей прихоти портить ей вечер!

Теперь в атаку пошла Галина:

— Да что ж, по-вашему, Сергей Александрович должен себя в жертву приносить, что ли? Ну, не будет выступать, тем хуже для нее. Какое ему до этого дело? Результат пребывания на Пречистенке налицо. В три дня живого места на нем не осталось.

Аксельрод ехидно пытается сыграть на женском самолюбии Бениславской.

— Ну да, мы, конечно, понимаем, — сказал со злостью, — что вам очень тяжело его отпускать. Вы, как женщина, не понимаете вопросов чести. Для Сергея Александровича это позор — не сдержать своего слова.

Галина вновь начала объяснять, что сейчас не обсуждается вопрос о чести, а идет разговор о серьезной болезни человека. Если была бы уверенность, что поездка Есенина закончится хорошо, то тогда его никто бы не удерживал, но сейчас же всем ясно, что Сергей Александрович болен, и болен серьезно.

С трудом Галине удалось вывести Есенина, которого друзья цепко держали за рукава, в коридор. Сергей неожиданно дрожащими руками вынул из кармана какую-то рукопись и протянул ее Галине с просьбой:

— Вот, спрячьте. Я записывал. Только не смотрите, это не мой, это сумасшедший почерк. Я сумасшедшим записывал. Боялся, не запишу — и пропало.

Галина хорошо знала почерк Есенина. Взглянув на переданную ей рукопись, она не сомневалась, что текст записывался в невменяемом состоянии.

«Сама не понимаю, — вспоминала Г. Бениславская, — но было что-то жуткое в этих по-есенински расставленных буквах, в каждой из которых было такое нечеловеческое напряжение и дикое мучение мечущегося человека, что даже мне, далекой от таких мистических восприятий, почудилось, что смерть стояла рядом с его плечом, когда он записывал».

Спрятав рукопись, Галина попыталась выяснить причины такого душевного состояния. Есенин бессвязно, прерываясь, что-то вспоминая, стал рассказывать:

— Да, мы поехали к Дункан… Меня деликатно с ней оставили наедине, но много спорили… Изадора пыталась меня уговорить вернуться… Все время потом пили вино. Неожиданно Клюев предложил выкурить гашиш… Подлец он… Это только у него был гашиш… Вы думаете, Клюев не может меня отравить? Галя, вы его очень мало знаете, вы не знаете всего… О, он все может… Он никого не любит, и ничто ему недорого… Ему плохо, не удалось — и он никого не пожалеет. Только спасите, не пускайте меня туда…

Неожиданно вынул из кармана мундштук от гильзы, как будто сломанная папироса. На недоуменный взгляд Галины спокойно ответил:

— Аксельрод дал… Это кокаин, я уже понюхал один раз, только ничего не почувствовал, не действует.

Галина с криком «Сейчас же бросьте! Это еще что такое!» сильно ударила Есенина по руке, выбила закрутку с кокаином. Затем, с нескрываемым раздражением, Бениславская стала внушать Сергею, что наркотики опаснее, чем алкоголь, что это прямая дорога к смерти. Есенин потихоньку сдавался, потом начал произносить заверения, что не только никогда в жизни не возьмет в руки гашиша, но и даст в морду любому, кто эту отраву ему преподнесет.

Застольные товарищи вновь и вновь напоминали о поездке к Дункан, но Есенин каждый раз хватал Бениславскую за руку, умоляя о помощи.

В конце разговора спросил:

— А у вас револьвер всегда с собой?

— Да, всегда, а что? — удивилась Галя.

— Вы знаете, вас хотят избить. Меня предупредил один из них. К вам он почему-то хорошо относится. Вы не знаете, они вас изобьют. Вот увидите, изобьют. Всегда ходите с револьвером.

— Зачем же это им надо?

— Да ну, вы опять не понимаете, — перейдя на шепот, стал говорить Есенин. — За это время они хотят меня совсем туда затащить.

Сергей головой кивнул в сторону воображаемой Пречистенки.

— Кто вам об этом рассказал? — допытывалась Галина.

— Ну нет, это я вам не скажу, иначе ему плохо будет.

Бениславская поняла, что сейчас он ничего не расскажет, но предположила, что это мог сделать только Иван Приблудный, с которым у нее были теплые дружественные отношения.